«Это управляющий заводом, — мрачно отозвался Захребетник. — Что я с ним собирался делать, ты и так знаешь. Но теперь, конечно, планы придётся менять. Эх! И опоздали-то чуть-чуть».
— Идём отсюда.
Захребетник фыркнул.
«Боишься, что укусит?»
— Полагаю, что человек, снедаемый совестью и решившийся наложить на себя руки, менее всего хотел бы, чтобы о его смерти отзывались с таким пренебрежением!
Захребетник снова фыркнул.
«Руки наложил? Да ты смеёшься?»
— Не имею привычки глумиться над покойными, в отличие от тебя. Идём!
«Стой! — Захребетник заставил меня остановиться. — Ты действительно веришь, что этот слизняк, который понятия не имел о том, что такое совесть, мог наложить на себя руки?»
Я хотел ответить резко, но в последний момент задумался.
«Вот именно, — буркнул Захребетник. — Если наплевать на ваше лицемерие — „о покойных либо хорошо, либо ничего“ — и говорить прямо, то придётся признать, что управляющий был той ещё беспринципной мразью. Лично я не могу придумать причину, которая могла бы заставить такого, как он, покончить с собой. И то, что я вижу, подтверждает мои слова».
— Мы с тобой видим одно и то же. Человек повесился.
«Это ты видишь человека, который повесился! А я вижу человека, которого задушили, а потом засунули в петлю, чтобы инсценировать самоубийство».
— Откуда такие выводы?
«Приглядись».
В комнате было по-прежнему темно, но моё зрение в этот момент как будто обрело дополнительную остроту. Так уже было однажды — на заводе, когда я осматривал обломки паровой машины. Стало хорошо видно, что под свисающим с потолка покойником стоит тяжёлая, массивная тумба, а рядом на полу валяется перевёрнутый стул.
«Выглядит всё так, будто управляющий придвинул сюда тумбу, поставил на неё стул, дотянулся таким образом до крюка, на котором висит люстра, привязал верёвку и повесился. Верно?»
— Да.
«А теперь включаем мозг. Посмотри на него. Да посмотри внимательно, не съест он тебя! Ты веришь в то, что этот мозгляк способен поднять что-то тяжелее столовой ложки?»
— Н-ну… Я тоже богатырём не выгляжу. Мало ли, какие резервы организма включились. Я вот в одном журнале читал…
«Угу. Верь-верь всему, что газетчики сочиняют. Но даже если представить, что он сам волок сюда тумбу вон из того угла… — Моя голова повернулась в нужную сторону. — Должен был, во-первых, поднять шум и всполошить домашних, во-вторых, испортить паркет. А на паркете — ни царапинки. Следовательно, тумбу просто подняли и переставили куда надо. Это сделал либо человек гораздо более сильный, чем покойник, либо работали вдвоём. Хотя в последнем я сомневаюсь».
— Почему?
«Меньше народа — меньше пыли. Здесь всё провернули аккуратно, без сучка и задоринки. Начать хотя бы с того, что покойный был знаком со своим убийцей».
— С чего ты взял?
«Слушай, ну включи уже голову! — вдруг рассердился Захребетник. — Сколько я за тебя думать буду? Кто из нас в Государевой Коллегии работает?»
— Следов борьбы нет?
«Именно. Управляющий спокойно, ни о чём не подозревая, разговаривал со своим визитёром. В какой-то момент повернулся к нему спиной, а тот набросился сзади и задушил. После чего представил всё так, как будто произошло самоубийство».
— А потом что он сделал? Спокойно вышел за дверь? Сказал прислуге: «До свидания, хозяин просил не беспокоить до утра», и утопал?
«Запросто. Почему нет?»
— Но его ведь опознают!
«Для того чтобы кого-то опознать, этого кого-то сперва надо найти. А управляющий о своих мутных делах и подельниках вряд ли рассказывал налево и направо. Может, он его через чёрный вход впустил — так, что никто из домашних не видел. Может, вообще в окно. Через окно, кстати, убийца потом и вылез. Входная дверь на ключ заперта, а на правом окне, вон — шпингалет поднят».
Я присмотрелся и увидел, что шпингалет на закрытой раме действительно поднят. Перевёл взгляд на входную дверь. Из замка торчал ключ.
— Та-ак. А теперь скажи-ка мне — ты-то каким образом сюда попал? В запертое изнутри на ключ помещение?
«Ай, ну до чего ты нудный, Миша! Взял и попал. Дрыхнуть надо меньше. Тебя сейчас не это волновать должно, а тот, кто убил управляющего».
— Предлагаешь разбудить весь дом и устроить допрос с пристрастием?
«Предлагаю осмотреть тут всё как следует, пока домашние сами не разбудились».
— Серьёзно? Думаешь, убийца, как в бульварном романе, обронил записную книжку или носовой платок с монограммой?
«Думаю, что вряд ли здесь орудовал специально обученный киллер. А тот, кто не озаботился тем, чтобы закрыть за собой шпингалет на окне, мог оставить и другие следы. Не все люди умные, Миша. И далеко не все — аккуратные. Чем раньше ты это поймёшь, тем лучше для тебя».
Я вздохнул. Ползать по полу на коленях, пытаясь отыскать какие-то неведомые следы, не хотелось ужасно. Из чистого упрямства приготовился спорить. Когда вдруг заметил в толстом ворсе ковра какой-то предмет.
«Ага, — пробормотал Захребетник, когда я выковырял предмет из ворса. — А ты говоришь, не оставил следов!»
Я держал в пальцах… поначалу решил, что это пуговица. Но при ближайшем рассмотрении предмет оказался крохотным колпачком, по виду серебряным. Размер — не больше ногтя. На поверхности была выгравирована оскаленная пасть какого-то животного. Я предположил бы, что волка, если бы изо рта животного не торчали бивни. А с бивнями как-то даже и предположений не было.
Что можно закрывать таким колпачком, я тоже не знал. Очень толстый карандаш? Вряд ли, колпачок для этого маловат в высоту. Да и кому могло понадобиться закрывать карандаш?
«Что это?» — спросил Захребетник.
— Понятия не имею. Думал, ты мне скажешь.
«Ну ты совсем уже обнаглел! Кто из нас в этом мире родился и вырос, ты или я?»
— Ага. То есть о бандитах и их повадках тебе рассказывать не надо. А как появляется незнакомый обиходный предмет, так ты сразу «я не я, лошадь не моя»?
«Бандиты, они и есть бандиты, — отрезал Захребетник. — Суть не меняется из века в век, хоть миллион лет проживи. Паршивые овцы в человеческом стаде как встречались, так и будут встречаться. А за всеми вашими обиходными предметами следить — дураком станешь. Вы их каждый день изобретаете пачками, а я знать должен про все?»
— Иными словами, кругозор у тебя не широк, — кивнул я. — Так и запишем.
«Запиши. Только сначала покойника осмотри. Может, это он, а не убийца колпачок обронил. Мало ли от чего эта штука отвалиться могла».
Я стиснул зубы. Последнее, чем сейчас хотелось заниматься, это прикасаться к висельнику, но всё же некоторый опыт осмотра мертвецов я уже имел. Взял себя в руки и приступил к делу.
Закончив с осмотром, выдохнул:
— Ничего.
Ни вязаная домашняя куртка управляющего, ни его карманы не содержали даже намёка на предмет, который можно было бы соотнести с обронённым колпачком.
«Теперь кабинет, — сказал Захребетник. — Начни со стола».
Я принялся осматривать стол, изо всех сил стараясь не обращать внимания на свисающий с потолка труп. Вдруг Захребетник скомандовал: «Ходу!» — и перехватил управление телом.
Я подбежал к окну, распахнул рамы. Взлетел на подоконник и через секунду оказался с наружной стороны дома, на улице. Перед тем как спрыгнуть, услышал, что в дверь кабинета стучат.
Я тихо закрыл окно, пробежал вдоль дома, перемахнул ограду палисадника и метнулся в тень соседнего особняка. Дома тут были богатые, мы находились в самом центре города.
«Не жизнь, а сказка, — прокомментировал Захребетник. — Дактилоскопия?‥ Не, не слышали! Ходи куда хочешь, хватайся голыми руками за что хочешь. Красота».
— О чём это ты?
«Да так, не бери в голову. И не стой столбом посреди улицы, приличные молодые люди в это время десятый сон досматривают. Тебе сейчас прямо, на перекрёстке повернёшь налево».
Я зашагал в указанном направлении. Буркнул сквозь зубы:
— Кого там нелёгкая принесла? Кто в дверь стучал?
«Да откуда же я знаю? Может, прислуга, а может, жена всполошилась. Тебе говорили, что ты топаешь, как слон?»
— Ну, прости. Лазить по чужим домам не обучен.
«Очень плохо, — припечатал Захребетник. — Чему только вас в университетах обучают? Колпачок хоть спрячь как следует. А то ты про него уже забыть успел».
Колпачок я, убегая, машинально сунул в карман брюк. Сейчас вытащил, завернул в носовый платок и перепрятал во внутренний карман сюртука. Из чистого упрямства проворчал:
— Может, это и не убийца обронил. Может, от письменного прибора отвалилось или от заколки у горничной.
Захребетник ухмыльнулся.
«Башка с оскаленной пастью — от заколки? Не, ну горничные разные бывают, конечно. Но разбрасываться уликами всё равно не стоит».
— Да это ты виноват, высыпаться мне нормально не даёшь! Если буду дальше существовать в таком режиме, скоро самого себя в зеркале узнавать перестану.
«Ничего. Главное, чтобы Дюдюкина тебя узнавала, а то кормить не будет».
Добираться домой пришлось, разумеется, пешком. Захребетник вёл меня какими-то закоулками да ещё пообещал, что завтра поднимет с утра пораньше, будем выполнять гимнастические упражнения. Ему, дескать, надоело слушать моё нытьё по такому ничтожному поводу, как прогуляться на сон грядущий. Подумаешь, пара-тройка вёрст! Это разве расстояние?
Добравшись до своей комнаты, в кровать я не лёг, а рухнул. И тут же заснул как убитый.
Проснувшись и увидев над собой беленый потолок, я улыбнулся. Опасался, что Захребетник действительно погонит выполнять гимнастические упражнения, и в следующий раз я себя осознаю посреди двора делающим наклоны и приседания. Хорошо, если Захребетник хотя бы одеться не поленится, с него станется и полуголым выскочить.
Но повезло. Про свои угрозы Захребетник то ли забыл, то ли просто меня пугал. Я уже понял, что валяться в кровати, предаваясь блаженному ничегонеделанию, ему нравится не меньше, чем мне. Тем более, что сегодня суббота. На службу идти не надо…
Я блаженно потянулся.
«Четверть часа», — сказал Захребетник.
— И тебе доброе утро. Какие ещё четверть часа?
«У тебя осталось четверть часа на то, чтобы успеть к завтраку. Там уже со столов убирают».
Я выругался и вскочил.
— Раньше разбудить не мог⁈
«Я тебе кто, лакей? — встречно возмутился Захребетник. — Может, мне ещё сходить поесть за тебя?»
Угу. То есть, как лазить ночью по воровским малинам и запертым кабинетам — это мы пожалуйста, с полным удовольствием. А как поднять меня и отвести умываться хотя бы за полчаса до окончания завтрака, чтобы я не нёсся, как сумасшедший, — тут мы сразу морду воротим!
Но продолжать препирательство я не стал, времени не было. Побежал умываться.
В столовую ворвался за десять минут до того, как кухарка должна была закрыть двери. Принял из её рук тарелку гурьевской каши, горку оладьев и вазочку с вареньем. Сел за стол и принялся насыщаться, делая вид, что недовольный взгляд кухарки не замечаю.
Постояльцы, в чьё проживание входил завтрак, уже поели и разошлись, в столовой я был один. Да и вообще в доме стояла тишина. Я вспомнил, что на службе обсуждали — сегодня открывается ярмарка. Большое событие. Всякие там народные гулянья, цирковые представления, лотереи-аллегри и прочее. Погода на улице прекрасная, чем не повод выбраться в люди?
Я и сам собирался на ярмарку вместе с Зубовым, он обещал за мной зайти. Только вот произойдёт это едва ли раньше, чем через два часа, по выходным Зубов дрыхнет до полудня… Ну и отлично, я тоже никуда не спешу. Сбегаю на угол за сегодняшней газетой, ещё и журнал какой-нибудь куплю. Залягу в кровать, закину ногу на ногу и прекрасно проведу время.
С этими светлыми мыслями я вышел из столовой. Собирался подняться наверх, чтобы взять кошелёк, и направился к лестнице. Но, едва начав подниматься, услышал странный звук. Он был приглушен, едва слышен, но я насторожился. Замер, прислушиваясь. Звук раздался снова.
«Под лестницей, — определил источник звука Захребетник. — Там каморка, в которой швабры для уборки хранят. И вёдра с тряпками».
Спрашивать, откуда он это знает, я не стал. За то время, что здесь жил, Захребетник успел изучить дом вдоль и поперёк. Знал его уже, наверное, лучше, чем госпожа Дюдюкина.
— Что там? — спросил я.
«Сам посмотри». — Захребетник мне показался недовольным.
Я сбежал на три ступеньки вниз, завернул под лестницу и остановился напротив узкой скошенной двери.
Звук раздался снова. И теперь уже сомнений у меня не осталось. Я, постучав для приличия, приоткрыл дверь.
В крошечной каморке, на корточках у стены сидела Аглая. Она закрыла лицо руками и плакала. Звук, который я услышал, был приглушенным рыданием.
— Что случилось? — спросил я.
Прозвучало, наверное, слишком резко — Аглая вздрогнула. Быстро отёрла слёзы и попыталась сделать вид, что плакать не думала.
— Ничего, Михаил Дмитриевич. Это вам, видать, показалось.
— Ну, конечно, показалось. Я глухой, по-твоему? И слепой?
Аглая по-детски шмыгнула носом. Упрямо пробормотала:
— Показалось… Позвольте пройти.
Она встала и попробовала прошмыгнуть мимо меня. Я поймал её за руку.
Аглая резко обернулась.
— Отпустите!
— Не отпущу, пока не скажешь, что случилось. Кто тебя обидел? Ну?
Губы у Аглаи дрогнули. Она уткнулась лицом в моё плечо и зарыдала снова.