Чёрный алтарь

Глава 3

Спустя три недели, после того, как их угораздило провалиться в эту страну чудес, Мариэль сидела у огня и перетирала в порошок по просьбе Ио, сухие листики очень сильно пахнущего растения, аккуратно ссыпая в горшочек полученную пыль, громко чихая время от времени.

«Скоро воздух нагреется, наступит весна, и лес проснётся, поднимутся травы и расцветут цветы, прилетят птицы. У хатов будет большой праздник, а у нас с тобой много работы, Мариэль, нужно будет заготавливать лечебные растения. Я хочу научить тебя ими пользоваться, любить их и слышать их язык. Если научишься их слышать, они будут тебе помогать. У меня было видение о тебе, и я решила учить тебя тому, что знаю сама. Потому что в будущем тебе это пригодится. Ещё передай брату, что «старик» как он назвал нашего правителя — никогда не обманывает, если он сказал, что пути назад нет, значит, его нет. Мы можем слышать мысли не только с близкого, но и с далёкого расстояния»

— Скажи, Ио, если вы можете подражать голосам птиц, значит, можете подражать и нашему голосу?

— Джонни, — проговорила вслух Ио голосом Мариэль и сдержано улыбнулась.

Мариэль засмеялась:

— Я потрясена, а почему именно Джонни?

«Потому что ты это чаще всего произносишь. Видишь, я могу скопировать твой голос, но это сложно и ни к чему нам. Мы можем повторить как эхо, но общаться нет, для этого у нас есть более удобный способ. Ты восхищаешься своим братом, обожаешь его, но стоишь в его тени. Почему? А я отвечу тебе. Ты не уверена в себе, в своих силах, способностях, многого боишься. Надо меняться, девочка. Ведь на самом деле ты не такая, какой себя представляешь. Поверь, мне старухе, которая уже прожила сотню лет, я вижу, у тебя есть сила»

— А что ты видела в своём видении?

«Придёт время, и ты узнаешь любознательная стрекотуха. Сейчас для тебя самое главное внимательно меня слушать, смотреть и запоминать. Запомни первое: чтобы сила была с тобой — никогда не отказывай тем, кто просит у тебя помощи, и никогда не выдавай чужих тайн. Не пускай в свои мысли злой умысел. Второе: если будут возникать трудности, а без них не бывает — всегда слушай своё сердце и природу, она тут не такая, как в вашем мире. Здесь всё живое: и цветы, и деревья, и камни, и реки. А среди людей можно встретить — животное, а среди животных — человека и это в самом прямом смысле»

— Выходит, если цветы живые их нельзя срывать?

«Здесь у всего есть своё предназначение. Нельзя срывать и убивать ради забавы, кому-то назло — это закон. Иначе не будет пользы тебе от этого, а только худо. Каждая растущая здесь трава имеет силу излечивать от болезней или ран, если тебе будет нужна её сила, она поможет тебе. И не только травы, но и деревья, и вода, и глина, и животные. Всё это мои знания и огромный опыт наших предков. Жаль, только, что за такой короткий срок я не смогу передать тебе всего, но основное ты успеешь познать»

— Короткий срок? Что ты имеешь в виду?

«Всему своё время» — ответила Ио.

Вскоре действительно пришла весна, причем заметно отличительной разницы с тем миром, который они вынуждено оставили, Мариэль не заметила.

Этот край оживал. Лес хатов оделся густой листвой, зазеленела трава, воздух благоухал ароматами цветов и распускающихся почек. Хаты сшили для Мариэль короткое платье из тонкой кожи и такие же высокие сапожки. Они уходили с Ио в глубь леса. Старая хатка знала там каждый кусочек земли, каждое дерево, каждую попадающуюся травинку или цветок. Она показывала Мариэль и растолковывала ей их свойства, и девушка удивительным образом это всё запоминала. На обратном пути, набрав нужных трав, семеня быстрыми шажками старуха продолжала настойчиво объяснять о свойстве древесной смолы и о том, как сделать глину целебной, как войти в контакт с животным и услышать голос подземных вод. Возвращаясь под вечер обратно, Мариэль чувствовала приятную усталость, ей нравилось постигать эту необычную науку. И каждый раз она бежала делиться своими впечатлениями с Джоном.

— Мы в этой одежде из кожи похожи на первобытных людей. Я не знаю как ты, конопатик, а я чувствую себя среди хатов как Гулливер в стране лилипутов, — угрюмо обозвался брат.

— Но они так к нам добры, а ты неблагодарный. Сам же притащил нас сюда или твоя жажда к приключениям снова зовёт тебя вперёд?

— Если бы ты знала, как мне надоели эти горшки! — с чувством воскликнул он. — Ты хотя бы бродишь везде, свободно гуляешь по лесу, собираешь всякие там цветочки с Ио, а я сижу здесь. Хотя конечно, кое какую пользу и я для себя извлек. Че знает язык охийцев, я упросил его научить меня ему. Этот язык чем-то похож на арабский, представляешь, сижу, леплю горшки, и в голове у меня гончарство переплетается с охийским, это как вмонтированный в голову плеер.

— Зачем тебе именно охийский? А глиняные свистульки тоже может когда-нибудь пригодятся Джон-гончар. Учти, одного знания языка мало и когда ты соберешься туда идти, я с тобой не пойду, мне и здесь не плохо. Хватит с меня того, что я до сих пор иногда думаю, что я чокнулась, и это всё вокруг не настоящее.

— Завтра у хатов большой праздник весны, на поляне соберутся все хаты этого леса, от мала до велика, наконец, я увижу, сколько их на самом деле. Мы здесь уже три месяца и кое-кому завтра день рождения.

— Спасибо, что напомнил. Не говори никому, ладно?

— Поздно, Мариэль все уже знают. Я тебе в подарок даже свистульку слепил, — Джон хитро сверкнул своей очаровательной улыбкой.

Шум праздника стихал, большой костёр догорал, а лесной народ не спешил расходиться. Целый день они плясали возле огня, поклоняясь его духу, приносили духам огня дары, благодарили их за то, что огонь согревал лесной народ и давал пищу. Просили уберечь их лес от пожаров. Вдруг Мариэль перестала слышать их мысленный разговор, значит, хаты замолчали. Джон встал:

— Сегодня моей сестре исполнилось девятнадцать лет. Я очень благодарен лесному народу, искренне и от души, если бы не вы — нас с сестрой не было бы уже на этом празднике. Вы наши настоящие друзья, а мы навеки ваши. Мариэль, мы с Че сделали тебе в подарок амулет-оберег, а Ио вложила в него какую-то тайную силу, которая будет тебя охранять, — торжественно произнес он.

Ио подошла к сидящей у огня Мариэль и бережно одела ей на шею амулет — «никогда не снимай».

— Но это ещё не всё! Закрой глаза! …Открывай! Это тебе лично от меня, — Джон держал в руках самый настоящий торт с зажженными маленькими восковыми свечками, небольшой, корявый, но всё-таки это был торт. — Загадай желание и задуй, — важно сказал светящийся от радости Джон. — С днём рождения, сестрёнка!

— Спасибо вам! Спасибо тебе огромное, Джон, я от тебя такого подвига не ожидала, — расчувствовавшись пролепетала девушка, с улыбкой обводя глазами собравшихся.

— Немыслимо, ты сам испёк торт, наверное, этот подарок я буду помнить всегда! — она, не задумываясь, загадала своё единственное желание и на одном дыхании задула свечки.

— Кстати, я тоже буду помнить, с каким трудом мне удалось его испечь. Оказывается, лепить из глины гораздо проще! Хаты никогда раньше не пекли торты, они отказались помогать мне в этом и смотрели на меня подозрительно, как на дурака.

— Как я тебя понимаю, мой бедный брат, — рассмеялась Мариэль, — Угостим всех желающих по маленькому кусочку, может им понравиться наша традиция.

— Боюсь, таких смельчаков найдется немного, они догадываются, что повар из меня никудышный.

Прошло ещё пару недель, и в очередной раз Мариэль и Ио отправившись в лес, остались там на ночь, в небольшом шалаше, вдали от всех, так как Ио хотела на следующий день продолжить свой путь. К вечеру второго дня они вышли за пределы леса, за его северные рубежи. Мариэль увидела вдалеке поля, рощи и зеленые холмы. А ещё верхушку белой башни. Вдруг из лесочка выехала группа всадников.

«Мы ещё на нашей территории Мариэль, не стоит их опасаться»

— Это охийцы? — она вглядывалась вдаль, но они были слишком далеко, чтобы можно было получше их разглядеть.

«Да, они иногда развлекаются и захватывают близлежащие земли. Скоро, очень скоро придёт и наш черёд. Смотри, Мариэль, это Охия — земля семи лордов. Наш народ давно наблюдает за ними, но мы никогда не были с ними дружны. Я не могу сказать, что все они плохие или хорошие, просто другие. То, что ты видишь перед собой — это земли первого и главного среди них, лорда Ламарка»

— Почему же тогда ты так спокойно говоришь о том, что они захотят отнять у вас вашу землю? Ты это предвидишь, и лесной народ ничего не сделает?

«Они не смогут отнять у нас лес. Мы не будем воевать, хаты укроются в своих тайных шатрах. Проходы заколдованы и охийцы никогда не пройдут, им надоест блуждать среди деревьев. Так было уже не один раз. Пройдёт время, и ты поймешь, кто мы, а кто они и кто на самом деле ты, наберись терпения и узнаешь»

Больше Ио не упоминала об охийцах, хотя она прекрасно слышала мысленные размышления Мариэль, но видимо предпочитала отмалчиваться. Мариэль любила загадки, но не такого рода, когда дело явно касалось её судьбы и все ответы пока от неё скрывались. Она понимала, что если Ио решила молчать, то уже ни за что не скажет, вредная старуха упорно придерживалась какой-то цели. Всю обратную дорогу её не покидали эти мысли, больше всего на свете Мариэль не любила неопределённости и томительного ожидания.

— Джонни! Джонни! — Мариэль заглянула в шатёр к Че. Джон старательно, с видом мученика месил глину.

— Я вернулась. Мы с Ио выходили из леса хатов, и я собственными глазами видела охийцев, их земли.

— Ты, наверное, хочешь, чтобы я умер от зависти? Я тоже хочу погулять! Че сказал, что через пару дней мы закончим, и у меня будет целая неделя ничегонеделания.

— Ну, а сегодня ты можешь отдохнуть? — спросил нетерпеливо Джон на третий день своего «отпуска».

— Завтра, Джонни, завтра. — Уже в который раз отвечала ему Мариэль.

Наконец, Ио отпустила и её. Они бродили вдвоём по лесу почти целый день, болтая о том, о сём, вспоминая братьев, свою прежнюю жизнь.

— Так странно не видеть в небе самолётов, а на дорогах линий электропередач.

— Тут и дорог то толком нет, не то, что столбов, Джон. Этот мир и похож на наш, я имею в виду природу, землю, небо, и в то же время здесь всё иначе. …Ты слышишь этот шум, это не птицы, это лошадиное ржание. Бежим скорее!

По иронии судьбы Джон и Мариэль спрятались за тем же самым деревом, что и в первый день своего прибытия. Дорога в шатёр была перекрыта всадниками-чужаками.

— Незаметно нам не пробраться, их слишком много, — прошептал Джон.

— Ио говорила, что в моменты опасности проходы открываются только для хатов. Нам надо спрятаться, это охийцы, я уверенна, — так же тихо ответила Мариэль.

И в тот же самый миг, и слева и справа одновременно выехали всадники, сразу же обнаружив чужаков.

Великолепные кони стали нетерпеливо гарцевать на месте. Четверо всадников с презрительным высокомерием оглядывали двоих прижавшихся к дереву людей. Один из них, самый старший, что-то сказал, обращаясь к Джону. И Джон неуверенно, но ответил ему. Между ними завязался разговор. Причем только одна Мариэль не поняла ни слова, она с приоткрытым ртом смотрела на то на брата, то на незнакомца.

Что говорил ему Джон, но только вот всадник вдруг рассердился и смачно плюнул на землю, потом ткнул тупым концом своего копья сначала в Джона, а затем в Мариэль, произнося при этом «навас», «наваса». Дальше они и оглянуться не успели, как их связали и оставили под тем же деревом.

— И где это ты так быстро научился их языку, полиглот несчастный!?

— Я же тебе ничего про твою траву не говорю! Я всё верно ему сказал, и он меня понял. Но, кажется, мы с тобой попали по самое никуда.

— И в продолжение этого радостного момента, можно задать тебе ещё пару вопросов, братишка? Что ты им наговорил?!! И, что такое наваса?!!

— Не ори, я сказал им, что ты немая. Не таращись на меня так, это для твоего же блага. Он спросил кто мы, а я сказал, что мы путешественники и просто так здесь гуляем. Тогда он спросил, куда подевались хаты, а я ответил, что понятия не имею, кто это и никого здесь не видел. Вот…, и он мне не поверил, плюнул и обозвал нас рабами.

— Рабами?!! Лучше убей меня сразу. Не быть тебе дипломатом, Джонни. И врать ты не умеешь. На нас же одежда хатов!!! Он же не дурак, Джонни!!! — Мариэль раздосадовано застонала, стукнувшись со злости головой о дерево.

Всадники ещё около часа рыскали по лесу и вернулись ни с чем, видно было как сильно они неудовлетворенны и раздосадованы своим поиском. Собираясь возвращаться в свои земли, охийцы небрежно взвалили пленников поперек лошадей и помчались, что есть духу. После продолжительной тряски и бешеного мелькания земли перед глазами, Джона и Мариэль, наконец, сбросили, всё так же грубо во дворе, у стен белокаменного замка.

«Первый раз проехалась на лошади и так неудачно! Боже, бедная моя голова и… желудок. Отвратительный мир!» — с горькой иронией подумала Мариэль, перед тем как их бесцеремонно заперли в сыром погребе.

Целый день они просидели с Джоном взаперти, голодные, на холодном каменном полу, угнетенные своими невеселыми мыслями.

— Ты лучше и дальше разыгрывай из себя немую, Мариэль. Оденешь какое-нибудь тряпье, измажься грязью, волосы не распускай. Умоляю тебя, Мариэль! Сделай так, чтобы на тебя было противно смотреть. Мало ли, что у них на уме, ну, ты понимаешь, о чём я.

Только на утро дверь отворилась, и вошел уже не так хорошо одетый, похожий на слугу человек. Он стал что-то объяснять Джону. Джон слушал его, опустив голову, позволив себе вставить лишь несколько слов.

— Меня поставят работать на конюшню убирать лошадиное дерьмо, а ты будешь мыть и драить всё, что они тебе прикажут, — хмуро проговорил Джон, переведя ей слова охийца. — Не бойся, цыплёнок, мы выберемся, — бросил он ей напоследок, и слуга вытолкал его в спину.

Мариэль поступила так, как просил её брат. Притворяясь немой, она превратилась в страшное, неопрятное, потное существо, чтобы никому и в голову не пришло дотронуться до неё. Правда, омерзение от собственного внешнего вида больше всех доставало именно её.

Ей приходилось мыть полы в больших залах дворца, чистить огромные котлы и сковородки, сбивая пальцы в кровь, изо дня в день, с утра до вечера. Она мужественно терпела пренебрежение и унижение со стороны слуг, а знатные хозяева и вовсе относились к ней как к пустому месту. Изредка она всё же умудрялась вырваться на минутку проведать Джона в конюшнях. Он так же был совершенно измотан, провонялся навозом и страшно зарос.

— Ну, что, сестрёнка, один другого краше? Я знаю, меня теперь можно испугаться, от меня разит за километр. Да и ты на вид ещё то чучело, смех сквозь слёзы. Зато мы верно поддерживаем имидж рабов, — стараясь поддержать её бодрым голосом, Джон с силой бросил лопату в сторону.

— Я узнал, что их общество делиться на классы — их всего четыре. Высшая знать — это лорды и их отпрыски; затем просто знать, люди с благородной кровью; третий класс, это средний слой — купцы, мастера; последний слой самый бедный, те, у кого нет особых талантов и состояния — это слуги, земледельцы. А рабы, такие как мы, у них не считаются за людей, мы на уровне домашних животных, — тут Джон прошептал ей прямо на ухо, — Я разрабатываю план побега для нас, я слышал, что в Дивах нет рабства. Там всё по-другому, там каждый находит своё счастье, они соседи на западной границей с Охией.

Мариэль сильно сомневалась, что план Джона сработает. Да, к ним относились очень плохо, грубо, даже порой жестоко, у них не было друзей среди слуг, но стоит им только сбежать, как в вдогонку им бросят десяток всадников. И их сразу же убьют когда схватят, это девушка уяснила себе очень четко, наблюдая за жизнью во владении лорда.

Вскоре, Мариэль была уже не в состоянии выносить этого кошмара, ей просто было необходимо хоть ненадолго вырваться за пределы замка, потому что за её спиной катастрофически топталась паника. Она, осторожно ступая на носочках, тихо как тень, выбралась за ворота крепостного ограждения замка Охана, а именно такое название он носил. Была глубокая ночь. Полный диск луны выглянул из-за туч, освещая своим холодным серебристым светом протоптанные дорожки. Мариэль бросилась бежать, но не по дороге, а наискосок через луг, через молодую рощу, к холму возле которого протекала неширокая, но глубокая речка. Она быстро сбросила с себя перепачканные лохмотья, тряхнув головой распустила потемневшие от грязи свои длинные волосы и прыгнула в воду. Как могла, Мариэль вымылась. Вода в реке была жутко холодная из-за подводного течения, но очень чистая.

— Боже, как же хорошо чувствовать себя человеком, чистым и свободным, хоть на пару часов, — проговорила Мариэль, стоя на берегу отжимая волосы.

Она знала, что её никто и думал выслеживать, в такое позднее время охийцы уже не покидали своих покоев, а лентяи стражники дрыхли на посту. Тем более вокруг была такая тишь. Но тем не менее, девушка там была не одна. Мариэль даже и не подозревала, что всего в нескольких метрах от неё к реке пришел напиться …волк.

Он был очень крупным в сравнении с обычными волками и абсолютно чёрным. Волк притаился в зарослях камыша, наблюдая за ней, но только по одному ему известным причинам он не напал на девушку, и не бросился ей вдогонку, когда она, снова одевшись, ушла.

Джон и Мариэль попали в рабство к первому лорду — лорду Ламарку, который владел великолепно укрепленным замком и огромной территорией. При этом он был главой охийской знати и правителем Охии. Остальные шесть лордов, как и другие охийцы — повиновались ему. Ещё в давние времена предки этих семи лордов заключили вечный и неразрывный «союз семи», определив при этом, главенствующим только первого лорда. С тех пор только наследники первого лорда имели господствующее право. У лорда Ламарка было двое наследников, два сына и дочь, но женщина не могла править, значит, его титул должен был перейти к старшему сыну, а если и с ним случиться несчастье, то ко второму.

Из своих земель Ламарк выделил каждому из сыновей по равной вотчине, разделив между ними богатство, солдат, слуг, крестьян, лошадей и остальное. Дочь лорда должна была выйти замуж за одного из сыновей второго лорда Горона. А после кончины Ламарка его наследнику ещё доставались замок и угодья отца. Старшего сына лорда звали Ваас, а второго — Нил. Можно подумать, что за унаследование титула сыновья лордов должны были бороться между собой, применяя иногда подлость, предательство или даже убийство, как было в мире Мариэль. Но здесь было всё по другому. Охийцы презирали не делающий чести обман и предательство среди равных. Они фанатично чтили свои законы, полностью доверяя себя судьбе. С ранних лет у благородных охийцев воспитывали преданность первому лорду и своей крови, здесь брат не мог поднять руку на брата, ни прямо, ни косвенно. За это его ожидала бы суровая казнь на земле и его души в мире ином. Если же кто-то совершал преступления среди слуг, солдат или же мастеров — знатные охийцы сурово их карали, на их землях была разрешена смертная казнь и виселицы никогда не пустовали.

Сыновья лорда Ламарка часто путешествовали по Охии и за её пределы.

В этот день в замке царила страшная суматоха. Сегодня должен был вернуться Ваас с острова Драконов. В замок съезжались другие лорды и знать, чтобы встретить наследника и узнать о приключениях столь долгого странствия из первых уст. Об этой новости стало известно два дня назад. Почтовый голубь принес письмо, о том, что Ваас и его вооруженная свита возвращаются в родные пенаты.

Обо всём об этом Мариэль узнала, слушая прислугу. Всё это время девушка учила язык охийцев, не произнося ни слова, только внимательно слушая и наблюдая. Слуги привыкли к немой рабыне, а некоторые думали, что она ещё и глухая, ведя при ней откровенные разговоры.

Замок был переполнен людьми: господами и их слугами. Когда на дороге показались всадники, все выстроились внутри широкого двора во главе с самим лордом Ламарком и его вторым сыном. Ворота распахнулись и под крики ликующей толпы въехали всадники, но лица их были угрюмы, а среди них не было видно восседающего Вааса.

Следом за ними, тоскливо скрипя колёсами въехала запряженная повозка. Люди недоуменно переговаривались, пока не заметили неподвижно лежащего там наследника. Лорд Ламарк с криком отчаянья бросился к сыну. Откинув покрывала, он увидел страшное зрелище. Его сын был покрыт сочившимися ранами из-за сильных ожогов, но он был ещё жив. Лорд приказал отнести сына в замок и позвать лучших лекарей, а людей попросил разъезжаться по домам.

Мариэль стояла в углу зала, она спряталась здесь от всей этой суеты, чтобы немного отдохнуть. Мимо сновали слуги и шикарно одетые дамы с благородными охийцами, но слава богу никому не было до неё дела. Провожая глазами ещё одну группу людей, она случайно встретилась со взглядом одного молодого человека из высшей знати. Мариэль не ожидала, что тот, вместо того чтобы с отвращением отвернуться от неё, как это делали другие, вдруг остановится и повернётся к ней лицом. Он стал с брезгливым нескрываемым интересом её разглядывать, а Мариэль рассматривала его. Этот благородный охиец был высок и хорошо сложен, чёрные волосы до плеч, такая же черная богато украшенная лента стягивала лоб и волосы сзади. Большие бархатные глаза карего цвета, красивый нос с небольшой горбинкой, упрямый гладко выбритый подбородок, гордая осанка. Дорогая одежда, видимо сшитая на заказ, отлично на нём сидела, подчёркивая широкие плечи и узкие бёдра. Шелковая светло-серая рубашка, сверху коричневый жилет из тонкой кожи, такие же штаны и чёрные ботфорты. На поясе у охийского вельможи висел украшенный алмазами кинжал с одной стороны и кнут с другой.

— Пошла прочь, глупая рабыня!!! — закричал на неё, подбежавший старший слуга.

— Простите, великодушно, лорд Орланд. За то, что она попалась вам на глаза и так бесстыдно на вас пялилась. Она будет наказана. Это немая рабыня, да ещё и глухая, наверное, видите, ей говоришь, а она стоит как вкопанная. Зачем её только лорд Ламарк держит, — пролепетал слуга, толкая девушку.

— Немая говоришь? — тихо проворил молодой лорд, удивленно вскидывая брови, — Делай с ней, что хочешь.

Слуга хотел, было её схватить, но какой-то шум со двора отвлек его внимание и он, забыв о рабыне, бросился прочь. Мариэль не сомневалась в том, что он обязательно её покарает, этому услужливому ублюдку нравилось держать её голодной или запирать в старый погреб с крысами.

В зале больше никого не осталось, что-то происходило во дворе, но Мариэль так устала, чтобы пойти посмотреть. Она тихонько присела на нижнюю ступеньку лестницы и задумалась, даже не заметив, как к ней подошла старая кухарка:

— Там на конюшне, лорд Ламарк забивает до смерти раба, которого привезли с тобой. Тебя ждёт та же участь, дурочка, если будешь попадаться на глаза господам.

Дальше Мариэль не стала её слушать, сердце бешено заколотилось, она мчалась изо всех сил на конюшню, в висках стучала только одна мысль «Джонни»!!!

Джон лежал, скрючившись на земле в одних подштанниках. Его спина, руки и лицо были все в крови, а лорд Ламарк продолжал исступленно избивать его кнутом.

— Так ты не скажешь, паршивая собака, как найти хатов?!! Зови их или я засеку тебя на смерть! Мне нужен хотя бы один из них! Я слыхал они могут лечить, не то, что эти болваны придворные лекари.

Вокруг этой линчующей сцены столпилась вся оставшаяся знать и слуги. Мариэль подбежала к конюшне и спряталась за бочкой. Она выглянула и обмерла, увидев эту страшную картину. Как раз в этот момент один из лордов громко спросил у лорда Ламарка:

— Что так разозлило вас, правитель???

— Эти бездари лекари только разводят руками. Они сказали, что у моего сына нет шансов, чтобы жить! Только чудо может его спасти! Очень давно я слышал, как хаты спасли истерзанного диким зверем охийского мальчишку.

— Тогда убей этого раба поскорей. Сядем на лошадей и подожжём лес хатов, выкурим их оттуда, — раздался тот же голос.

Какая-то сила бросила её прямо на лорда со скоростью мысли. Никто не успел и глазом моргнуть, как Мариэль ястребом подлетела к нему и грубо оттолкнула его в тот момент, когда он занес руку для следующего удара. При этом она умудрилась ещё, и выхватить у него из-за пояса кинжал. Направляя острое лезвие на лорда, сверкнув своими потемневшими от ярости васильковыми глазами, она прокричала на чисто охийском языке:

— Не смей подымать руку на моего брата, дикарь!!! Хаты скорее умрут, чем помогут такому как ты! Даже если вы сожжёте лес, они не покинут своего мира, пусть даже и ради нас.

— Ещё минута и ты умрешь, ничтожная рабыня! — прорычал Ламарк, двинувшись в сторону девушки.

Мариэль заметила, что десятки солдат уже нацелили на неё свои луки и стрелы.

— Прежде чем умереть, я хочу кое-что вам сказать, лорд Ламарк. Мы несколько месяцев жили у хатов и меня обучили многим тайнам их мастерства. Я тоже умею лечить. У вас может и будет шанс спасти сына, если вы забудете о гордости и чистосердечно попросите меня об этом.

— Да я лучше умру, чем стану унижаться перед женщиной, да ещё и рабыней! Приготовьтесь умереть, падшие твари!

— Мне и не нужно твоё унижение. Только если меня попросить о помощи — моя сила откроется. Подумайте, ведь вы отец, а я хочу, чтобы мы с братом выжили. Мне нужна эта сделка. «Падшие твари» тоже умеют бороться. Если я не смогу, тогда вы убьёте нас не раздумывая, а если смогу — дадите нам свободу и принесёте извинения за все оскорбления! — В эту минуту Мариэль навсегда распрощалась со своей рассудительной моральной невинностью. В ней вскинулась воинствующая женщина, готовая защищаться и нападать.

Старый лорд остановился и задумался, его грудь тяжело вздымалась, он, прищурившись, смотрел на грозную Мариэль, ужасную и удивительную в тоже время. Солдаты, замерев, продолжали целиться.

— Как можно позволить рабыне лечить нашего будущего наследника? — выкрикнул кто-то из знати, — Она быстрее добьет его, ей нельзя верить. Как такая грязная оборванка может обладать силой?

— Ну, её можно приодеть, отмыть и причесать. Её так называемый брат станет нашим заложником, на тот случай, чтобы она не вздумала сбежать. А если она вдруг не сможет вылечить Вааса — казнить обоих. Вам решать, лорд Ламарк. — Вставил равнодушным тоном уже известный ей молодой лорд Орланд, — Но самый опасный человек, это лжец, а она солгала, что нема.

— Я не лгала! — Мариэль со злостью бросила взгляд в его сторону, обжигая его своей правдой, — Как я могла говорить, не зная вашего языка. Я выучила его за время рабства.

- Хорошо! — наконец, отозвался лорд Ламарк, — Самая большая ошибка, это потеря надежды, а ты её мне даёшь. Отпустим гордость. Я согласен. Как твоё имя?

— Меня зовут Мариэль.

— Я прошу тебя, Мариэль о помощи! — с важным высокомерным видом изрек старый отец. — Не откажи мне, спаси моего сына теми знаниями, которыми ты теперь владеешь. Я прошу тебя перед всеми, пусть они будут свидетелями моей просьбы и моего обещания. Если ты поднимешь его на ноги, то получишь, что хочешь, а если нет — тебя ждёт смерть.

— Я буду пытаться изо всех сил, но мне нужна свобода действий. Я должна буду искать травы и всё, что мне необходимо сама. Готовить тоже я должна сама. Мне не должны препятствовать уходить даже ночью, пусть никто не путается у меня под ногами. Мой брат будет у вас, как сказал этот….. человек в качестве заложника, но пусть мне будет позволено вылечить и его.

— Да будет так! — ответил старый лорд, кивнув седой головой, давая знак лучникам.

Мариэль в свою очередь протянула ему его кинжал:

— Вы и меня поймите. Ведь вы хотели убить самого близкого для меня человека во всём этом мире — моего брата.

Она склонилась над окровавленным лежащем в грязи Джоном:

— Джонни! Ты жив! Тебе я точно смогу помочь, сегодня же вечером тебе уже станет лучше. А если удача мне улыбнется, мы станем свободными. Терпи дорогой, терпи.

Мариэль разговаривала с братом на их родном языке. Джон стонал. С его спины содрали почти всю кожу.

— Пусть его отнесут и аккуратно положат на живот. И пусть это будет не холодный каменный пол, а лучше удобное ложе.

Лорд Ламарк распорядился, чтобы её просьбу тут же выполнили.

— Прежде чем заняться моим сыном, девушка, пусть сначала приведут тебя в достойный вид. Прошу, сначала помоги Ваасу, он умирает, а твой брат ещё потерпит, — властно произнес Ламарк, окидывая её беспокойным взглядом.

Она спешила.

«Это же надо, его сын при смерти, а этот старый чокнутый лорд переживает, чтобы я явилась к нему обязательно наряженная и причесанная»