Чёрный хребет. Книга 2

Глава 29

Залечивать раны меня отправили в дом Майры.

Весь оставшийся день я лежал на кровати и ждал, пока ко мне вернутся силы. Пусть красная жемчужина и не даёт мне умереть, но действует довольно медленно, поэтому лишь к вечеру у меня появилась возможность вставать с кровати на трясущихся ногах. Организму пришлось в ускоренном темпе синтезировать литры потерянной крови.

Сразу после битвы у меня случилось ещё два провала в памяти. Это выглядит как монтажная склейка в видеоряде, словно я смотрю фильм, а не проживаю реальность. Сначала всё двигается плавно, шелестит, завывает ветер, а затем мгновение... и внезапно солнце теперь светит под другим углом, а звуки резко меняются на другие.

Чувствую себя заевшей пластинкой.

Кажется, надо очень хорошо отоспаться.

Пришлось концентрироваться на своём состоянии и настраивать себя на рабочую волну. Отдал мысленный приказ мозгу работать нормально, без сбоев. И знаете, это подействовало! До конца вечера голова больше не пыталась проскакивать секунды и минуты.

– Поправляешься, герой? – спрашивает Майра с издёвкой.

Весь день она занималась деревенскими делами, периодически заходя в дом, чтобы проверить моё состояние. Но к вечеру полностью освободилась и теперь сидит на краю моей кровати с ехидной ухмылкой. Точнее, на краю своей кровати, поскольку в доме всего одна кровать и я на ней.

– Зря смеёшься, – говорю. – Я вообще-то очень крут, пока не лежу на земле и не истекаю кровью.

– Ага, я видела. Так вызывающе себя вёл, угрожал. Я ещё не знала, кто под маской, но успела поверить, что этот человек сейчас справится со всеми одной рукой.

– Так бы и было...

– Если бы тебе в горло не воткнули копьё.

– Да, – говорю. – Зато видела, как лихо я снёс голову тому мужику?

– У которого из груди стрела торчала? – спрашивает Майра, улыбаясь от уха до уха. – Очень лихо.

У неё в доме на удивление мило и красиво. Я ещё не встречал в этом мире хорошо обставленных домов, но здесь даже находиться приятно. Одна большая комната, ещё одна поменьше, спальня, кухня и веранда. Окна большие, поэтому даже вечером очень светло. Мебель из разных пород дерева, поэтому контрастирует оттенками между собой, даже шторы есть. Ни в Фаргаре, ни в Дарграге нет такого понятия как «шторы», там пользуются исключительно ставнями.

Растения в горшках – целая куча растений.

– Спасибо, что заботишься обо мне, – говорю.

– Ерунда, – отвечает. – Тебе самому стоит позаботиться о себе. Что это за припадок случился во время битвы?

Указываю на меч и на броню, лежащую в углу на полу.

– Последние дни я только и делал, что таскал камни и закидывал их в печь, чтобы добыть немного металла. Я же знал, что у вашей деревни осталось мало охотников, поэтому хотел собраться в поход как можно скорее.

– Спасибо. Мы с Хубертом охотимся, но за добычей приходится идти далеко.

– Короче, я совсем не спал. Три-четыре часа в сутки на протяжении недели, подстёгиваемый азартом и ожиданием увидеть готовую броню.

Майра подходит к моей куртке и поднимает её вверх на вытянутых руках. Пластины ламеллярного доспеха трутся друг о друга, создавая шум от любого движения.

– Зато посмотри, какой результат: ни одна стрела и ни одно копьё не сможет её пробить.

– В Дарграге столько меди? – спрашивает девушка.

– Забудь про медь, – говорю. – Если быть точным, этот металл называется «сталь», а не серая медь. И его полно в округе.

Пришлось ей рассказать, что существует много видов металла, среди которых железо и медь – далеко не единственные. Разумеется без химической теории и атомарных чисел.

– Сделать тебе такую же? – спрашиваю.

– Она очень красивая... – тянет девушка. – Но я не хочу сражаться как вы и убивать других людей.

– Броня – для защиты. Не для нападения.

– Всё равно. Я никогда не вызывалась стоять в дозоре, поскольку даже мысли не могу допустить убить другого человека. Охотиться на животных – одно, но стрелять в людей... я так не могу.

– Но ты же стреляла в меня, – говорю.

– Я хотела взять тебя живым.

Почему-то такой ответ сильно меня расстроил. Я уважаю точку зрения любого человека, даже если она не совпадает с моей собственной. Нежелание убивать себе подобных – хорошая, положительная сторона и я ценю её за это.

Однако, я надеялся, что Майра однажды присоединится к моей группе и мы будем путешествовать вместе. Сейчас же я понял, что это невозможно: мы с друзьями поставили себе цель подчинить окружающие деревни и без кровопролития это попросту невозможно. Пока я буду заниматься войной, удел девушки – что угодно, но не сражения. Мы можем встречаться, но не сможем быть неразлучны.

– Ты расстроен? – спрашивает Майра.

– Немного, – говорю.

– Почему?

Я всегда плохо умел выражать свои чувства. Как только наступал момент поговорить по душам, тут же внутренний механизм перекрывал все слова и я тупо, молча пялился на что угодно перед собой.

– Я... надеялся... что однажды уведу тебя из Дигора. За собой.

– И у тебя получится, – говорит Майра. – С огромным удовольствием уйду за тобой. Но не прямо сегодня.

– Уж конечно не сегодня, – говорю. – Чувствую себя огромным младенцем: могу стоять на ногах, только если рядом опора.

С усмешкой, Майра наклоняется и целует меня в лоб. Какое приятное прикосновение!

– Отдыхай, – говорит. – Тебе нужно набираться сил.

– Ты не останешься со мной? – спрашиваю.

– Хочешь, чтобы я ночевала с тобой в одной кровати?

– Конечно. Я надеялся, что мы будем лежать рядом и заснём в обнимку.

– С ума сошёл, – спрашивает Майра с издевающейся улыбкой. – Я никогда не останусь в одной кровати с парнем, которого знаю всего пару дней.

А затем она мне подмигивает.

И выходит из комнаты.

Я ничуть не огорчён. Совсем ни капли. Вовсе я не хотел побыть с Майрой этой ночью, не хочу чувствовать её тепло, её дыхание и прикосновения её кожи. Не хочу видеть её рыжие волосы на своей груди, а руки на моих щеках. И внизу живота у меня ничто не шевелится.

Продолжаю лежать в кровати, пока в окно моей комнаты, периодически, заглядывают друзья.

– Как твоя шея? – спрашивает Лира. – Поправляешься?

– Да, – говорю. – Спасибо.

Постепенно все они спрашивают о моём самочувствии, некоторые даже по несколько раз, но не Буг. Он ни разу не появился перед моим окном.

– Лучше? – спрашивает Вардис, в очередной раз проходя мимо.

– Да, – говорю. – А почему Буг такой мрачный? Он в последнее время на своей волне.

– Тебе кажется. Он прямо сейчас сидит у костра и мочит пошлые анекдоты. Никогда не видел его таким жизнерадостным.

– Тогда хорошо.

– Оказывается, в Дигоре не слышали дарграговских анекдотов и наоборот. Мы устроили что-то вроде культурного обмена.

Вскоре солнце заходит за горизонт с яркой зелёной вспышкой. Закрываю глаза и отправляюсь в царство сновидений. Мне снится, как я бегу голышом по зелёному лугу. Но бегу почему-то на четвереньках, преодолевая с каждым прыжком по несколько метров. Чувствую себя лёгким и свободным.

Никогда не спал так сладко, как в постели у Майры. Каждая мышца в моём теле расслаблена, разум отдыхает.

Я настолько погрузился в мир грёз, что осознал себя спящим и получил от этого ещё больше удовольствия.

Затем я открываю глаза и вижу перед собой Майру. Она стоит на коленях, повернувшись ко мне спиной, я держу её за волосы, мы занимаемся сексом. С удивлением я смотрю, как мой лобок шлёпает по её невероятно красивой попе.

В ужасе я отскакиваю прочь и падаю на пол.

– Что такое? – спрашивает девушка.

Я пытаюсь что-то сказать и не могу. В ночи она поднимается на ноги и я вижу очертания её голого тела, приближающегося ко мне. Из освещения – лучина на керамической тарелке, дающая света ровно столько, чтобы увидеть другого человека, но выражение лица можно разобрать лишь с трудом.

– Что с тобой?

– Я... – говорю. – Кажется, я всё это время лунатировал, а проснулся только что.

– Что ж, – говорит Майра. – Тогда лунатируй почаще.

Сердце бешено колотится. Чувствую, что произошло нечто неправильное. Это было не просто блуждание во сне, случился очередной провал в памяти. Мой мозг отключился и все внутренние желания прорвались наружу. Это не я был с Майрой, а моё тело, пустое, безжизненное. Оболочка в форме человека, зомби.

– Успокойся, – продолжает девушка.

Она присаживается возле меня и кладёт руки на плечи в успокаивающем жесте.

– Зря ты переживаешь, ничего плохого не произошло.

– Нет, произошло, – говорю.

Как объяснить, что я чувствую? В то время, как я должен был спать, тело само по себе поднялось и пришло в её комнату. Я совершенно точно не отдавал ему такой приказ, оно действовало само по себе, словно запрограммированное.

И если это бездушное тело решило заняться любовью с девушкой... нет, не так. Пустое тело не может любить – оно захотело трахаться, сношаться. И если оно само по себе на такое способно, то в следующий раз оно может взять меч и вонзить его в грудь Майры. Кто может гарантировать, что такого не произойдёт?

Провалы в памяти становятся всё хуже.

– Я чувствую, что я тебя изнасиловал, – говорю.

– Дурачок. Если кого-то здесь и изнасиловали, то это тебя. Привела к себе в дом, положила на свою кровать и...

– Я не шучу.

– Подумаешь, встал посреди ночи и решил немного поприставать. С кем не бывает. Я тоже периодически просыпаюсь и разговариваю, а наутро ничего не помню.

– Произошло что-то неправильное. Противоестественное. Не подумай плохого – я бы очень хотел провести с тобой ночь в одной постели... Но это... Это даже жутко.

– Ты преувеличиваешь.

– Ничуть. Это не похоже на обычный лунатизм. Я ощущаю, будто тело действует само по себе, когда у меня случается провал. И в этот момент перед тобой буду стоять не я, а некто другой, кто выглядит в точности как я, но при этом абсолютно пустой внутри. Тело на самоуправлении. Как курица, которой отрубили голову, а она продолжает двигать ногами, стараясь убежать прочь.

Майра задумчиво хмурит брови, словно пытается понять, о ком это я говорю. Иногда я забываю, что в этом мире нет ни одного существа из моего. Наверное, она решила, что курица – это домашнее животное, которое обитает только в Дарграге.

– Даже если так, – задумчиво произносит девушка. – То ты в этот момент просто очень глубоко спишь, как если бы был очень пьян. Нельзя сказать, что это тело действует само по себе. Это всё ещё ты. Просто чуть меньше себя контролируешь.

– Если бы всё было так просто, – говорю. – Я всем естеством ощущаю, что происходит нечто неправильное.

– Что мне для тебя сделать?

– Я не знаю...

– Постарайся успокоиться. Ты ни в чём не виноват, ты пришёл в мою комнату пока я спала и начал гладить меня по спине, очень нежно. Я совершенно точно уверена, что это был ты, пусть тебе самому так не кажется.

– Но я же спал...

– И гладил меня сквозь сон.

В ночи я вижу очаровательную фигуру Майры, сидящую рядом со мной. Не будь я настолько взвинчен, то прямо сейчас принялся бы её обнимать и целовать. Но в данный момент я даже подумать не могу, чтобы отправиться с ней в кровать.

Отчего-то кажется, что я недостоин даже прикоснуться к ней.

Странная мысль, но её не отогнать. Ощущаю себя грязным, жалким и при этом очень опасным. Единственное место, где я сейчас буду чувствовать себя хорошо – запертым в кладовке, чтобы я мог отправиться спать будучи уверенным, что моё тело, моя оболочка, не начнёт действовать сама по себе.

– Майра, – говорю. – Я тебя попрошу кое о чём, а ты постарайся воспринять это всерьёз.

– Я уже внимательно тебя слушаю.

– Мне надо, чтобы ты привязала меня к кровати. Так, чтобы я не смог развязаться самостоятельно.

– Зачем это?

– На случай, если провалы в памяти станут ухудшаться.

Хочу быть уверенным, что когда колесо моего разума в очередной раз угодит в выбоину, я останусь на дороге и не съеду в кювет. Что я никому не наврежу. Чувствую себя психом, когда говорю это.

Может быть, Майра права и я раздуваю проблему на пустом месте: многие люди ведут себя во сне странно. Мой отец постоянно нёс какую-то чушь. Однажды я увидел его идущим по коридору нашей квартиры с одеялом наперевес.

«Куда ты?» – спросил я его.

«Озоновую дыру в атмосфере прорвало, – говорит. – Надо заткнуть».

Это случилось у него под конец учебного года, когда он принимал у студентов экзамен по экологии. События дня сконцентрировались в его подсознании и вылились в ночные блуждания и бессмысленную логическую цепочку. Дыра в атмосфере – надо заткнуть – а чем заткнуть – одеялом, конечно же.

Так и со мной.

Мне очень сильно хотелось подойти к Майре и снова быть с ней, как в тот день, когда мы расставались. И я сделал это, пусть даже через сон.

– Ладно, – говорит девушка. – Я привяжу тебя.

Уходит в другую комнату и вскоре возвращается с мотком верёвки. Всё это она проделывает голая, а я смотрю на неё и любуюсь изящными изгибами тела. Самое время стать художником – с такой натурой-то.

– Вяжи покрепче, – говорю.

– Если я завяжу совсем крепко, у тебя на руках останутся синяки.

– Тогда завяжи крепко, но не очень.

Несколько минут Майра приматывает мои руки и ноги к ножкам кровати, а мне кажется, будто мы участвуем в какой-то игре. Странно, но мне это даже нравится.

– Сгодится? – спрашивает.

Пытаюсь пошевелиться – получается. Пытаюсь вырваться – не получается.

– Отлично, – отвечаю.

– Так на чём мы там остановились? – девушка ехидно склоняет голову на бок. – Теперь, когда ты связан, я могу насиловать тебя хоть всю ночь.

– Вообще не смешно, – говорю. – В данный момент я не герой-любовник, а жалкий и ничтожный сопляк.

– По-моему, ты даже жалкий и ничтожный – очень хорош собой. Ладно, спокойной ночи. Я ухожу дальше спать на подстилке, а ты кричи, когда захочешь выпутаться.

На том мы и расстались. Майра уходит в другую комнату, а я смотрю на её бёдра и обзываю себя последними словами. Устроил невесть что из-за какой-то ерунды. Прямо в этот момент я мог бы лежать с ней бок о бок и шептать ей на ухо приятные слова, а выбрал одиночество и подавленные желания.

Таков удел всех неудачников во всех мирах. Мы можем подобрать нужные слова лишь изредка, а во всё остальное время – нещадно тупим и не видим очевидного.

Заснуть связанным оказалось совсем не просто: долго ворочаюсь, пытаясь подобрать удобную позу, чтобы ничто не затекало, не чесалось, и не свело судорогой. Лишь через час мне, наконец, удалось отключиться и заснуть.

Лучина к тому моменту давно погасла.

Наутро я просыпаюсь с радостным настроением, однако на меня смотрит испуганное лицо девушки. В руках она держит копьё.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Ты пытался разгрызть верёвки ночью. Я никогда не видела такого безумного лица у живого человека.

От её слов меня прошибает холодным потом – не зря я попросил меня привязать. Провалы в памяти определённо становятся хуже.

– Я так сильно испугалась, что весь остаток ночи простояла тут с оружием. Опасаясь, что ты развяжешься. Даже не знаю, что бы я сделала, если бы ты и правда скинул верёвки.

– Я что-нибудь говорил?

– Ты не издавал ни звука, всё в полнейшем молчании. Это было даже страшнее, чем если бы ты сыпал угрозами и обещал убить всех вокруг.

Кажется, во всём виновата бордовая жемчужина. Я пока не знаю, что она делает, но именно после её появления мой мозг начал заедать, а пустое тело действовать само по себе, без приказа от центрального органа управления.

Вот почему старуха ничего мне не рассказала о Даре.

И это значит лишь одно – надо избавиться от жемчужины как можно скорее.