Чёрный хребет. Книга 2

Глава 4

Как окончить вражду с людьми, что годами отнимали жизнь у твоих соплеменников. С врагами, которых ты несколько часов назад собственноручно убивал и калечил.

Кажется, это невозможно.

Направляюсь в сторону, где Брас, Чемпин и ещё несколько девушек перевязывают раненых фаргаровцев. Множество людей лежат на земле с травмами всех видов: от сотрясения, до болта, торчащего из ягодицы. Против нас выступило пять сотен, полторы из них сбежали, ещё около сотни погибло, остальные оказались ранены. Фаргар потерял меньше трети всех людей – этот результат мог быть намного хуже, если бы битва оказалась равной и затянулась чуть дольше.

Человеческий организм – на удивление живучая вещь.

– Как тебя звать? – спрашиваю.

Светловолосый мужчина лежит на боку и сжимает раненую ногу. Этому ещё повезло, другим мы вспороли животы.

– Иди в жопу, – говорит.

– Значит так, иди в жопу, с этого дня ты наш раб. Мы убьём тебя, если посмеешь ещё раз направить копьё в нашу сторону. А теперь поднимайся, мы поможем тебе дойти до дома.

Подхватываем с Брасом мужчину под руки, он стонет и прыгает на одной ноге. Поскольку мы хотим завоевать расположение Фаргара, то нужно не только запугать их, но и проявить заботу. Пусть почувствуют, насколько разным может быть наше отношение, в зависимости от их поведения.

Мы можем быть как врагами, так и друзьями.

Идём по деревне, мужчина скулит, пыхтит, но ничего не говорит. Я почти физически ощущаю его ненависть, но в данный момент ничего сделать нам не может. Мы с Брасом запросто скрутим его и повернём его голову вокруг своей оси без каких-либо усилий.

– Где твой дом? – спрашиваю.

– Там, – кряхтит.

Ведём раненого по дороге, пока остальная часть нашего войска входит в дома и выносит всё оружие, что находит внутри. В основном это копья, но иногда встречаются уникальные, вроде кистеня или гасила.

С этого дня в Фаргаре больше не будет личного оружия.

Мужчину бежит встречать жена и несколько девочек-подростков. Обнимаются, плачут, а мы с Брасом возвращаемся обратно на поле с ранеными. Один сантиметр к примирению пройден, осталось каких-то десять-пятнадцать световых лет.

– Как звать тебя? – спрашиваю.

Перед нами лежит бледный молодой парень с дырой в боку и недовольно смотрит в сторону. Отвечать даже не собирается.

– Мы можем отвести тебя домой, если скажешь где он. А не хочешь – ползи сам, заставлять не будем.

Смотрит в сторону, полностью игнорируя наше присутствие.

– Вы только посмотрите на этого говноеда, – заявляет Брас. – Предлагаем ему помощь, а он рожу кривит, будто мы ему марли привели и совокупиться предлагаем.

– Тише, Брас, – говорю. – Хочет ночевать под звёздами – его дело.

Следующий в очереди – мужчина под шестьдесят, худой, с длинными волосами и бородой. Выглядит так, будто несколько лет провёл на необитаемом острове.

– Как звать? – спрашиваю.

– Твад.

– Пойдём, Твад, отведём тебя домой.

Поднимаем старика под руки и волочём по дороге к центру Фаргара. Этому досталось меньше всего – он лишь подвернул ногу на нашем арбалете. Вышел из строя и не смог больше сражаться.

– Вы кто такие? – спрашивает.

– Ты разве не понял по нашему боевому кличу? – спрашиваю. – Дарграг.

– Дарграг никогда бы на нас не напал. Они сидят за хребтом и жрут своих скорпионов.

– Поправочка, – говорю. – Дарграг никогда бы не напал, если бы вы оставили его в покое. Трудно оставаться в стороне и быть мирным жителем, когда твоих родичей постоянно убивают. Удивительно, что мы не собрались ответить вам раньше.

На этот раз пришлось пересекать всю деревню – дом Твада оказался самым крайним. Мы завели его в дом, усадили на кровать.

– А родственники где? – спрашивает Брас.

– А нет их.

– Печально, наверное, – говорю.

– Уверен, он их убил и съел, – заявляет Брас. – Эти фаргаровцы на что угодно способны.

– Твад, – говорю. – Это может показаться странным, но мы с тобой не обязаны быть врагами. Просто подумай об этом, хорошо?

Старик смотрит на меня так, будто я сказал величайшую в мире нелепицу. Ничего, до него дойдёт со временем. По крайней мере, я на это надеюсь.

Очень удобно воевать со слабым противником, но теперь, когда Дарграг показал свои зубы, пыл Фаргара должен сильно поутихнуть. Никому не выгодно сражаться с равным – слишком большие потери для возможной выгоды.

Следующим в очереди оказался крупный, полысевший мужчина с болтом в боку – такого можно доставить только на носилках. И вытащить болт как можно быстрее.

– Как тебя звать? – спрашиваю.

Наклоняемся с Брасом, чтобы передвинуть его на настил, но стоит мужчине перевернуться, как в мою сторону летит нож. Целится в горло, подонок. Причём, что самое обидное, это мой собственный метательный нож. Я бросил три во время сражения и два из них нашлись. Этот – последний.

Всё вокруг теряет цвета, мир замедляется.

Нож замирает на месте, не дотянув до цели нескольких сантиметров. Рано или поздно это должно было случиться, кто-то из них обязан был попытаться нас убить. Мы для них – враги, они ненавидят нас всеми частичками души. Этого так быстро не изменишь. И данная попытка убийства может быть далеко не последней. Кто знает, сколько ещё при себе прячут оружия раненые.

Жалко только, что я вновь воспользовался жёлтой жемчужиной, не поговорив с существом, которое её подарило. Нельзя пользоваться услугой, цену которой не знаешь.

Беру нож, засовываю за пояс.

– Так-так-так, – говорю. – И кто же это у нас такой шустрый?

Мужчина хлопает глазами, не понимая, каким образом оружие исчезло из его руки. Только что он собирался прикончить лидера вражеского войска, а сейчас тычет в него пустым кулаком.

– Кто это у нас решил воспользоваться милосердием и нанести предательский удар в ответ?

Риторический вопрос, на который не нужно отвечать, однако мужчина нашёл ответ: набрал в рот слюны и плюнул мне в лицо. От этого я тоже уклонился.

– Как зовут? – спрашиваю.

– Отъебись, сраный молокосос.

– Не хочешь называть своё имя, понимаю. Я буду называть тебя Брут, идёт?

Смотрит с ненавистью.

– Итак Брут, как нам с тобой поступить? Как в вашей деревне поступают с теми, кто пытается воткнуть тебе нож в горло?

Мужчина отворачивается, наглядно демонстрируя, что ему плевать на судьбу. Он уже смирился со смертью и примет её достойно.

– Как бы ты поступил на моём месте? Наверное, взял бы этот самый нож и использовал его против неудачливого убийцы.

Окружающие фаргаровцы смотрят на происходящее с интересом. Это мой шанс показать себя, показать мои лидерские и личностные качества.

– Совсем недавно я сидел на камне вон там, – указываю в сторону дома старосты. – Смотрел на закат и сказал себе, что на сегодня смертей достаточно. Не хочу больше никого убивать. Но наш с тобой случай особенный, тебе не кажется? Ты попытался меня убить и я не могу это просто забыть.

Говорю с затылком мужчины. Мне плевать, как он отреагирует; главное, чтобы остальные услышали мои слова, они направлены именно им.

– Так как же мне поступить, Брут? Я не хочу тебя убивать, но и безнаказанным такой поступок оставить не могу. Поэтому мы поступим вот как: сейчас мы с напарником поможем вытащить стрелу, перебинтуем, а затем отнесём домой. И если после всего этого ты останешься в живых, то мы привяжем тебя к столбу, где ты просидишь три дня без еды и воды в наказание за попытку убийства. Выживешь – ты прощён. Сдохнешь – что ж, никто скучать не будет.

Звучит как серьёзный приговор, но с шансом на выживание. Это должно показать остальным, что Дарграг ничего не прощает, но одновременно не настолько кровожаден, чтобы слепо убивать всех, кто им не нравится.

– Мне кажется, данный исход – лучшее, на что ты мог бы надеяться. А теперь, Брут, постарайся не истечь кровью. Доставай, Брас.

Парень хватает болт за оперение и резко дёргает на себя. Снаряд выходит наружу, а фаргаровец извивается и орёт от боли.

Мы делали наконечники из камня не такими, чтобы они застревали в теле и тяжело доставались. Мы специально делали их узкими, чтобы они выводили солдат из строя, но не убивали, распадаясь внутри на несколько частей.

– Ну вот, – говорит Брас. – Нам даже не придётся убивать его, он сам издохнет.

Однако мужчина не издох. Мы его перебинтовали и на носилках оттащили домой.

Чувствую, будто делаю бесполезную работу. Забочусь о раненых, которые плевать на меня хотели. Помогаю тем, кто без малейшего колебания отрубил бы мне голову, а череп использовал как подставку для ножей.

Убеждаю себя, что так надо.

– Гарн, ты же не шутишь? – спрашивает Вардис, покачивая на руках младенца. – Это совершенно точно наш отец, а не кто-то на него похожий?

– Точно, – говорю.

– Ты абсолютно в этом уверен?

– Всё произошло на моих глазах.

Достаю чёрную жемчужину. В темноте её трудно рассмотреть, но я подношу Вардису прямо к лицу.

– Эта штука умеет отбирать жизнь. Если я прямо сейчас коснусь тебя, то тоже стану младенцем, а ты постареешь на семнадцать лет в одно мгновение. Я нашёл её в башне, с её помощью старик отбирал годы у дочерей.

– А есть какой-то обратный процесс? – спрашивает. – Чтобы превратить Холгана обратно в нормального отца.

– Нет, – говорю.

– И что же, предлагаешь принести Илее её мужа вот в таком состоянии? Она же нас порвёт на лоскуты.

– Что поделать, таков наш отец сейчас. Это не изменить.

– А что, если дать эту штуку маме... она прикоснётся к отцу... и они оба станут шестнадцатилетними. Прямо как мы!

– А неплохая идея! – говорю. – Шестнадцатилетний Холган с интеллектом младенца. Взрослое тело, но по-прежнему писается и хнычет, когда ему не дают игрушку.

– Ты не можешь знать точно. Вдруг отец вернётся прежним, со всеми навыками и воспоминаниями.

– Сомневаюсь.

– Всё равно надо попробовать, – отвечает Вардис. – Не оставлять же его таким.

– В любом случае у этой жемчужины есть цена. Тот, кто пользуется ей намеренно, после смерти отправится в другой мир, где будет страдать столько же лет, сколько отнял. Холгану это не грозит – он сделал это случайно. А вот шестнадцать лет мучений Илее... ты уверен, что хочешь этого?

– Это такая плата за молодость?

– Мне Ан-чу сказал, – говорю. – И в тот раз он не врал.

– А мы не будем говорить Илее, как она работает, и всё случится само собой, ненамеренно.

– Эх, если бы.

Сомневаюсь, что всемогущее существо, которому принадлежит этот Дар, настолько тупое и бесхитростное. Даже если оно решит, что Илея не знала, как работает жемчужина, и не обречёт её на шестнадцать лет страданий... оно решит, что я-то знал, поэтому цену придётся заплатить мне. Не всё так просто.

Если в случае с отцом всё произошло само собой – я не отдавал себе отчёт, когда бросал жемчужину. То здесь явный умысел. Не хочу рисковать ни собой, ни Илеей.

– Теперь наш отец выглядит так, – говорю. – И нам всем нужно смириться.

– А кормить-то его чем? Он скоро реветь начнёт.

– Наутро мы отправим его к Илее и пусть о малыше позаботятся в Дарграге, а пока можешь взять Буга и походить по Фаргару, поискать мать с таким же младенцем. Убеди её покормить Холгана.

– А почему ты мне это поручаешь? – спрашивает. – Ты нашёл отца, ты этим и занимайся.

– Я уже занят. Я пытаюсь прекратить вражду между деревнями. Хочешь, можем поменяться?

– Нет уж, – говорит. – Занимайся этими фаргаровцами сам.

Вардис уходит за Бугом, а мы с Брасом один за одним доставляем раненых домой. Тех, кто отказывается, оставляем лежать на поле. Надеюсь, наши потуги не напрасны и мы сделали хоть маленький шажок к нейтралитету.

Пусть и дальше нас презирают – мы люди не гордые, переживём. Не нужна нам всеобщая любовь и почитание. Но пусть даже мысли не допускают снова схватиться за оружие.