Чёрный хребет. Книга 2

Глава 35

Идём к Гуменду целой армией, а я все ещё не понимаю, что мы с ними будем делать.

Очевидно, что мы убьём всех, кто не захочет подчиниться: пусть это и люди, но я не собираюсь их жалеть. Разве будет фермер заботиться о гнезде шершней, поселившихся под крышей? От некоторых живых существ стоит избавляться, поскольку перевоспитать невозможно и соседствовать затруднительно.

И не важно, люди это или насекомые.

Я всегда был эмпатичным человеком, сочувствующим к проблемам других, но даже я не вижу иного выхода, кроме как вырезать каждого, кто попробует сопротивляться.

– Хоб, – говорю. – Мне нужен твой совет.

– Почему мой? – спрашивает парень.

Мы идём впереди нашей армии из двухсот человек. Фаргаровцы двигаются чуть в стороне, поскольку я не хочу поворачиваться к ним спиной даже во время марша.

– Потому что ты не такая тряпка, как я, – говорю.

– Управленческие проблемы?

– Нет, – мотаю головой.

Мой конфликт гораздо сложнее. Даже если мы сразимся с Гумендом и убьём каждого, кто схватится за оружие, что делать с остальными? Что делать со стариками, женщинами, детьми? Сомневаюсь, что нам удастся их подчинить подобно Фаргару. Это совершенно дикое племя, которое предаст при первом же удобном случае.

Нельзя доверять людям, едва отличающимся от диких животных.

Малейшая неосторожность и нам придётся вытаскивать костяные ножи из своих лопаток.

Но и заниматься планомерным убийством каждого жителя я не хочу. Не могу себе представить, как отдаю приказ полностью зачистить Гуменд, включая больных и детей. Да и кто из нас осмелится лишить жизни беззащитных?

– Всё выглядит так, – говорю. – Будто нам придётся подчистую стереть Гуменд с лица этого мира, оставить лишь чёрное пятно на его месте. Вот я и думаю, можно ли этого как-то избежать.

– Ты говоришь так, будто мы уже победили.

– Знаю, что несусь впереди паровоза, но бегун, что не думает о следующем шаге, обязательно споткнётся.

Парень ненадолго задумывается, что за вещь такая «паровоз». У меня постоянно проскакивают такие словечки, когда я не задумываюсь о том, что говорю.

– Мы можем убить всех, кто выйдет сражаться против нас, – говорит Хоб. – А остальных... остальных обратим в рабство.

– У нас не получится такой же финт, как с Фаргаром – Гуменд слишком дикий. Рано или поздно вырастет молодое поколение, которое снова начнёт на нас охотиться.

– Предлагаешь убить ещё и детей?

– Ни в коем случае, – говорю.

Идём с Хобом по густой траве, смотрим под ноги, чтобы не угодить в яму и не подвернуть лодыжку прямо перед битвой.

– Значит, ты хочешь, чтобы дети и старики остались в живых, но не представляли для нас угрозы? – спрашивает.

– Пока что это звучит невозможно. Не уверен, что их получится запугать.

Этот вопрос я долгое время откладывал на потом, будучи уверенным, что решение придёт само собой. Но оно не пришло. Толпа из шести сотен человек движется на войну, а я все ещё не понимаю, как избежать поголовного уничтожения.

И есть ли это решение вообще.

– И какой ты совет хочешь от меня? – спрашивает Хоб. – Я же не могу заставить их всех подчиняться.

– Хоть какой-нибудь.

Парень шумно выдыхает с кривой усмешкой.

– У меня есть одна идея, но не уверен, что она тебе понравится.

– Здесь вообще не существует лёгкого решения, – говорю. – Мы либо договариваемся с совестью и вырезаем каждого живого, кого найдём в домах, включая беременных женщин. Либо оставляем их в покое, что решает проблему безопасности лишь на время.

– Мы поступим с Гумендом так, как должны были поступить с Фаргаром, если бы ты не был таким помешанным на примирении.

– Но у нас же всё вышло, посмотри туда.

Я указываю на толпу из четырёхсот человек, двигающихся сквозь деревья в сотне метров от нас. Войско Фаргара передвигается на удивление молчаливо по сравнению с людьми из Дарграга и Дигора. Четыре сотни человек и все в тишине следуют за Двероном, идущим впереди.

– Получилось, – говорит Хоб. – Пока что. Никто не знает, как они поведут себя во время битвы и после неё.

– Ты такой скептик, – говорю.

– Уж прости. Не собираюсь подставлять шею людям, которые убили моего отца. Многие из этой толпы жгли нашу деревню и плясали вокруг, глядя, как горят дома. Думаешь, они изменились? Они нихера не изменились.

– Что ты предлагаешь?

– Если мы разобьём Гуменд, то посмотрим, сколько жителей осталось и всех уведём в плен. Мы разделим их между нашими деревнями, поселим в сараях и заставим выполнять всю черновую работу, которую сами не захотим делать.

– Короче, обратить в рабов.

– Не просто в рабов, – уточняет Хоб. – Ты подчинил Фаргар и назвал всех рабами, но это не то слово, которое стоило использовать. Они до сих пор живут в своих домах, делают то, что делали прежде. А вот Гуменд мы обратим в настоящих рабов.

– Если победим, – говорю.

– Да, если победим.

Этот исход мне тоже не нравится, но это лучше, чем вырезать всех до самого последнего ребёнка. Время на принятие решения ещё есть. Пусть будущий Я ломает над этим голову.

Люблю откладывать проблемы. Отказываясь решать что-то прямо сейчас, ты делегируешь работу будущему себе. Будущий ты – это человек, который решит за тебя все вопросы, пока ты, прямо сейчас можешь расслабиться. Люблю будущего Я – хороший, отвественный малый, и ненавижу прошлого Я – этот урод постоянно подкидывает мне проблемы, поскольку ничего не хочет решать сам.

– Спасибо за совет, – говорю.

– Пожалуйста, – отвечает Хоб. – Всегда рад помечтать о том, как мы кого-нибудь обратим в рабов.

– Веди войско вперёд, а я поговорю с Двероном.

В этот раз передвигаться легче, чем в прошлом походе. Пусть сейчас на нас доспехи со стальными пластинами, что намного превышает по весу обыкновенную стёганку, зато ни копий, ни арбалетов с болтами, да и припасов мы взяли заметно меньше. Больше не приходится изнемогать от усталости и делать короткие перерывы каждые полчаса.

Фаргаровцам же вообще плевать. Большинство из них с голыми торсами, с копьями без щитов, у некоторых короткие мужские юбки из кожи марли, в которых очень удобно передвигаться. Сверхлёгкая пехота.

Когда мы атаковали их, то радовались отсутствию брони, теперь же они будут сражаться на нашей стороне, поэтому я продолжаю думать, как бы уменьшить потери среди них.

– Дверон, – говорю, подходя к старосте. – Мы не обсудили нашу стратегию.

– Стратегию? – спрашивает мужчина. – Нападём и всех убьём.

– Это дурацкий план.

– Тем не менее он никогда нас не подводил.

– Один раз всё-таки подвёл: когда вы ударились в наши щиты и ничего не смогли сделать. Мы победили стратегией в прошлый раз. Победим стратегией и сейчас.

Дверон недовольно фыркает. Мужчина никак не может принять меня за человека, который отдаёт приказы. Пусть он подчиняется, понимает, что я желаю блага, но продолжает видеть во мне семнадцатилетнего сосунка. И ему очень некомфортно прислушиваться к советам какого-то юнца.

– Ну давай, – говорит. – Поделись своими знаниями и опытом.

– Сомневаешься во мне?

– О нет, ты у нас человек умный. Премудрость как понос прёт. Только не надо считать, что все вокруг – полнейшие тупицы.

– Хватит уже строить обиду на пустом месте. Если тебе стыдно подчиняться мне, так я сейчас позову Хуберта и буду все приказы передавать через него. Но уверен, что ты и без этого будешь ходить с кислой рожей.

Дверон, сжав челюсть, недовольно качает головой. На его месте я бы тоже чувствовал себя неловко.

– Вот как мы поступим, – говорю. – У вас только копья, а это неэффективное оружие против Гуменда. Ваша задача – заманить на себя половину деревни и держаться как можно дольше, отвлекать внимание.

– А что вы будете делать?– Мы – основная ударная группа. У нас мечи, которыми мы будем отрубать конечности и всячески выводить противника из строя. Дигор с топорами будет ждать в резерве, чтобы отправиться на помощь тому, кто будет больше в этом нуждаться.

– Может, дадите нам немного мечей?

– Вы всё равно не умеете ими пользоваться. И ещё кое-что...

Беру Дверона за руку и останавливаю. Я смотрю ему прямо в глаза, чтобы он понял всю серьёзность моих слов.

– Я рассчитываю, что вы будете сражаться с нами против Гуменда. Но если вы допустите хотя бы мысль, чтобы бросить нас и сбежать, оставив наедине с этими людоедами...

Вслух угрозу произносить я не собираюсь. Мужчина сам должен понять, что я не шучу. Мы пощадили Фаргар после победы, но у них есть всего один шанс, чтобы продолжить сосуществовать с нами. Одно единственное предательство и мы никого не оставим в живых. И меня не будут волновать муки совести.

Предательство – во сто крат хуже открытой вражды.

– Не беспокойся, – говорит Дверон. – Мы не оставим вас. И не нападём в спину.

– Нет, ты не понял. Вы не сбежите из боя, даже если будете нести серьёзные потери. Вы останетесь до тех пор, пока мы стоим. Я разрешаю вам отступить только если мы сами решим убежать. До тех пор любой шаг назад я буду воспринимать как предательство.

На этот раз Дверон отвечает мне в той же манере. Смотрит в глаза и произносит очень медленно:

– Я тебя понял.

– Мы с тобой договорились?

Протягиваю руку в знак заключения соглашения. Как бы ни прошло сражение, одно ясно точно: мы узнаем, из чего сделаны наши так называемые «союзники». В этот день всё решится: мы либо сможем доверять Фаргару, либо придётся его сжечь, как в самом начале предлагал Хоб.

– Договорились, – отвечает Дверон. – И если я говорю, что ты можешь доверять моему слову, это означает, что ты можешь ему доверять.

– Я не доверяю ничьему слову, за исключением моих ближайших друзей, – говорю. – Но если ты сегодня покажешь свою силу воли, то я подумаю над нашим с тобой доверием.

Ни разу за всю жизнь меня не называли глупцом. Надеюсь, не назовут и сегодня.

– Прикажи своим людям остановиться. Пусть отдохнут и готовятся к сражению.

Пока Дверон отдаёт приказы, я возвращаюсь к соплеменникам. Вторая половина дня, впереди ещё несколько часов светла, и нам этого достаточно. Ещё до захода солнца землю впереди усеет множество трупов.

– Собирайте баллисты! – кричу.

Мы уже рядом с Гумендом. Я чувствую его вонь.