Чудовище

День шестьдесят третий

Прошлой ночью мы нашли то самое дерево — стволы у него жмутся друг к другу, словно дети, пытающиеся согреться холодной зимней ночью. Дыра под ним похожа на звериную нору, но ее истинное назначение выдают спускающиеся от самого входа ступени.

— Отлично. Таких там наверняка раз-два и обчелся. Рен молча пришпоривает коня.

Мы входим в подземелье незадолго до рассвета. Поднявшийся поутру туман скрывает нас от глаз стражников, которые несут караул на высокой городской стене. В подземелье капает вода, сырой каменный пол покрыт скользкой грязью. Мой хвост напряжен; я готова ко всему. Рен идет впереди. Он говорит, что знает, куда нас выведет этот туннель, и мне не остается ничего, кроме как поверить. Не через главные ворота же идти, в самом деле. Прошлой ночью мы подслушали разговор торговцев из каравана. Они говорили, что в город не пускают никого, кроме тех, кто известен королю Энселю. Торговцев, к их недовольству, развернули прямо в воротах.

Король Энсель готовится к войне и опасается, как бы враг не раскрыл его планы. Враг — это, по всей видимости, Брайр. Вот и получается, что войти в город и добраться до дворца мы можем только тайными тропами.

Мы молча идем сквозь сырую непроглядную тьму, и тут Рен приказывает остановиться:

— Подожди тут. Я сейчас вернусь.

Я хмурюсь, но остаюсь стоять. Рен бежит вперед и вскоре возвращается.

— Придется подождать здесь. До выхода осталось всего ничего, но, если мы вылезем среди бела дня, нас тут же схватят. Ход кончается в самом центре площади, и, если тут как в Брайре, народ будет толпиться до самого вечера. Пойдет по домам — тогда вылезем.

Я сажусь на сырой пол туннеля и прислоняюсь спиной к стене.

— Хороший план, — не могу не признать я, хоть и жалею, что нельзя начать действовать прямо сейчас. Ненавижу ждать. — А ты уже думал, что мы будем делать, когда попадем в город?

Рен пожимает плечами:

— Так, немного.

— Да ну? — удивленно отзываюсь я. — А я ни о чем другом и думать не могу. — Вытягиваю ноги. — У меня есть одна идея, но сначала расскажи мне об этом морском чудовище. Что оно такое? Чем ему не угодил город?

Рен садится на подсохший обломок камня напротив меня.

— Чудовище зовется Сонзек. Оно ужасно древнее и живет в море с давних-предавних времен. Говорят, что у него толстенный непробиваемый панцирь, вроде черепашьего, только в сто раз тверже, щупальца, которыми оно может разорвать напополам корабль, и клюв, такой острый, что пробивает любые доспехи.

— Жуткая зверюга.

Рен издает горький смешок.

— Ну да, и ненасытная вдобавок. Каждое полнолуние ему скармливают девочку или девушку, а если нет, оно начинает вертеться в своем подводном логове так быстро, что вода поднимается и заливает подземелья и городские улицы. И обратно под утесы Сонзек уходит, только если ему дадут девочку. Мальчишек и взрослых не желает, хоть Энсель армию с утеса спихни, — затапливает город, и все тут.

Я вспоминаю, как однажды упала в реку и чуть не утонула. Представлять, как поднимающаяся соленая вода затапливает улицы и дома, — страшно, но избавиться от воображаемой картины не удается. Меня мутит.

— Чем же король Энсель так разозлил это чудище?

Рен вытаскивает из рюкзака яблоко и перебрасывает его из руки в руку.

— Я только слухи слышал. Одни говорят, что чудище спало тысячелетним сном, а Энсель его разбудил. Другие — что король что-то у него украл, и чудище хочет украденное назад. В общем, точно никто не знает. Но когда дедушка ездил в Белладому, чудища здесь еще не было. А потом что-то случилось, и оно пришло.

— А нам теперь надо спасти от него девочек из Брайра.

Я поплотнее закутываюсь в плащ, чтобы спастись от царящего в подземельях сырого холода. Толку — чуть.

— Так что ты придумала? — спрашивает Рен. — Как мы их вытащим?

Я кривлюсь. Собственная идея не слишком мне нравится, но я совсем не знаю дворца и потому считаю, что другого выхода у нас все равно нет.

— Им же нужно покормить чудовище? Ну так принесем ему обед на блюдечке.

Рен сильнее тянет за веревку, прицепленную к ленточке у меня на шее, — теперь это импровизированный ошейник. После того как я узнала, что мама никогда не носила это украшение, что это всего лишь безделушка, которую пытался преподнести ей Барнабас, ленточка утратила для меня всякую цену. Но она удачно скрывает винты в шее, а нам сейчас это и нужно. Рен тянет еще сильнее, и я, спотыкаясь, начинаю подниматься по истрескавшимся ступеням замка. Кажется, Рену ситуация все же доставляет легкое удовольствие. Не могу его винить. Если бы я вела на веревке Дэррелла, я бы тоже не особенно с ним церемонилась.

Мы добираемся до ворот, и Рен направляется прямиком к здоровяку-стражнику, стоящему рядом на посту. Из караулки до меня доносится неразборчивая речь еще нескольких стражников. Стражник нависает над Реном как утес и вид имеет недовольный, но Рен и ухом не ведет.

— Тебе чего, мальчик? — Стражник кивает в мою сторону: — Это кто?

— Корм для чудовища. Отдам лично. В собственные руки.

Стражник изучает нас, и в лице его проступает сомнение.

— Что хочешь за девчонку?

— С королем обсудим. — Ни один мускул не шевелится на бесстрастном лице Рена.

Стражник хрипло фыркает и делает еще шаг к Рену. Теперь они с ним стоят нос к носу.

— Да ну?

Из караулки у него за спиной вразвалочку выходят еще несколько стражников — все такие же дородные и злобные на вид, Мундиры у них грязно-серого цвета, все в пятнах от эля и в остатках прошлых трапез.

Рен не отступает ни на шаг. Если бы я не была его «пленницей» — и если бы он не испытывал ко мне ненависти, — я бы его обняла за это. А так я молчу и гляжу в пол.

— Ну да. — Рен по-прежнему бесстрастен, ни один мускул не шевелится.

Я задерживаю дыхание.

Стражник смеется, и те, что позади него, смеются тоже.

— Ты псих, парень. Королю такие нравятся. — Он хлопает Рена по спине и распахивает ворота. — Иди давай. Может, он тебя даже выпустит обратно.

Рен уверенно идет вперед и тащит меня следом. Я спотыкаюсь, но удерживаюсь на ногах, только стараюсь, чтобы крылья или хвост не высунулись из-под плаща. Шея болит. Не думала я, что Рен так войдет в роль.

По идущему вверх проходу серого камня мы идем ко дворцу. Изнутри доносится низкий гул множества голосов, но снаружи — только мы и стражники. Чудовищных размеров дворец сложен из серого камня и стоит на утесе над океанскими волнами.

Меня как-то совсем не тянет в эти бездонные воды. К счастью, мне туда и не надо. С меня хватило одного-единственного купания в речке. Да и Бату здесь нет — кто меня будет вытаскивать?

На сердце становится тяжело. Надеюсь, Бату убежал подальше от Брайра и от колдуна. Пусть мой брат-дракон будет жив и здоров.

Дворец Белладомы не похож на дворец в Брайре — ни сада, ни причудливых изгородей. Перед дверями простирается заросшая травой полянка, вся в лужах и ямках с застоявшейся водой. Кое-где торчат скелеты деревьев. Ну конечно, пресной воды нет, почвы нет — что тут может вырасти? Как здесь вообще люди живут? Это самое высокое место во всем городе, и, если соленая вода добралась даже до него и натворила дел, каково же тогда пришлось простым людям? Я вздрагиваю. Тогда понятно, почему они чихать хотели на то, что Энсель делает с чужими девочками.

Высокий дворец выглядит внушительно, но являет собой полную противоположность дворцу Брайра. В моем родном городе дворец изнутри и снаружи отделан мрамором, в Белладоме — сложен из серого крошащегося известняка, который чуть не рассыпается и дрожит на ветру. В Белладоме повсюду холод. Уныние. Одиночество. Смерть.

Тысячью маленьких паучков наползает ужас. И в этот город без души, пристанище несчастных и обиталище океанского чудища я посылала девочек из Брайра.

Рен толкает меня вверх по ступеням. Неужели стражники все еще на нас глядят? Вряд ли. Сердце окончательно падает. Даже если мы спасем девочек, дружбу нашу уже не спасти. И не важно, кем я была раньше.

Важно только то, что я сделала в этой жизни.

Хотела бы я, чтобы имя и облик моей сестры будили во мне ту же приязнь и заботу, что в Рене. Он знает Делию и тревожится о ней так, как я пока не могу. Не могу, покуда не обрету свои потерянные воспоминания. Они возвращаются, но слишком медленно. Наверное, та белокурая маленькая девочка, которую я видела, была Делия, но больше она в моих видениях не появлялась.

У дверей дворца нас встречает еще один стражник и с интересом на нас глазеет. По сравнению с теми, что у ворот, он кажется тщедушным, но все равно превосходит размером нас с Реном обоих вместе взятых.

— Обед для Сонзека. К королю, — говорит Рен так резко, что я вздрагиваю. От улыбки и кивка стражника становится еще хуже.

Он открывает дверь:

— В тронную залу — прямо.

Рен ведет меня вперед. Взгляд стражника жжет спину. Почему стража служит своему злому королю? Колдуна у них нет, порабощать их волю некому. Сколько злобы в сердцах обитателей этого замка!

Внутри дворец так же уныл, как и снаружи. Серый камень, и только. Но вот мы добираемся до той части дворца, в которой живет король.

Ну, то есть я думаю, что он тут живет, потому что только здесь появляется что-то хотя бы отчасти похожее на домашний уют. Стены увешаны тканными золотом гобеленами, в каждом углу стоят доспехи. Вдоль длинной приемной выстроились вазы на затейливых столиках и статуэтки из диковинного мрамора. Серебряные канделябры начищены. Тут и там прохаживаются люди в пышных нарядах, а слуги в тусклых однообразных одеждах уступают им дорогу. Придворные глазеют на нас с любопытством, и я, пересекая приемную, чувствую на себе их взгляды. Когда мы достигаем противоположной стены, дыхание у меня сбивается.

Вот так, наверное, выглядел когда-то Брайр — когда там жили король, и королева, и Делия, и я-прежняя. Когда город еще не был брошен на растерзание безжалостной лозе. Когда я еще не была чудовищем.

За полуоткрытой дверью все — золото и серебро. Вощеный паркет красного дерева. Скользящие по паркету яркие шелковые юбки.

Рен дергает за веревку, и только тут я понимаю, что стою открыв рот.

— Как красиво, — шепчу я.

Рен упорно смотрит вперед. За спиной слышится хихиканье, ему вторят новые голоса. Щеки у меня вспыхивают, и я напоминаю себе, что должна молчать.

Мы уже на пороге, но покуда не вышли на свет. Какой поразительный контраст между великолепием этой залы и царящим во дворце запустением! Словно король устроил все только для себя — и для своих придворных, — и совершенно не беспокоится о том, что творится у него за дверью.

— Вы желаете аудиенции у его величества? — перед нами возникает импозантный мужчина. На нем белый шелковый колет с золотым шитьем и плащ в тон наряду. Наряд выгодно оттеняет его темные волосы — и меч на поясе.

— Да, — отвечает Рен и крепче сжимает веревку.

Мужчина улыбается, но ничего веселого в его улыбке нет. Во взгляде и в манерах его есть что-то от хищника. Во мне просыпаются инстинкты.

— Что ж, следуйте за мной.

Рен решительно идет за мужчиной, ступает в залу, шагает сквозь разноцветную толпу. Я иду следом, не дожидаясь, пока он дернет за веревку. Из приёмной за нами следом входят придворные, и процессия приобретает несколько официальный вид. Толпа ахает и расступается. Вокруг туманом клубится шепот. Прекращается танец, музыканты опускают скрипки. Дородный мужчина на черном мраморном троне разглядывает нас с недовольным видом.

Мы помешали ему развлекаться. Сердце бьется где-то в горле. Мы подходим ближе. Каких-нибудь несколько метров, а кажется, будто мили. Под испепеляющим взглядом короля я съеживаюсь, но Рен стоит как ни в чем не бывало..

Мужчина в белом останавливается перед троном. Странный у них все-таки король. Только и есть что нос, уши да одутловатые щеки.

— Ваше величество, — кланяется мужчина, — эти дети просили у вас аудиенции.

Нависшую тишину прерывает смешок из толпы, тотчас же стихающий под острым взглядом короля.

— Ты кто такой, черт тебя подери? — презрительно спрашивает Рена король.

Придворные хихикают.

— Меня зовут Рендалл.

Король хрюкает, а потом еще с большим раздражением машет в мою сторону:

— А это кто?

— Обед для Сонзека.

Я невольно вздрагиваю. Король потирает подбородок, раздумывая над словами Рена. Руки у меня холодеют, ладони становятся влажными, и я изо всех сил удерживаю рвущиеся на свободу когти. Нельзя, никак нельзя, чтобы король увидел во мне что-то нечеловеческое.

Он поймет, что я чудовище. А уж такой человек, как он, найдет чудовищу самое что ни на есть гнусное применение.

— Где ты ее взял? — Глаза у него холодные и маленькие, как бусинки.

На лице у меня против воли проступает презрение.

— В Брайре, — отвечает Рен.

В зале наступает тишина.

— Да ну? — В глазах короля зажигается искренний интерес. — Что, правда?

Рен фыркает:

— Разумеется. Сам лично увел ее из города несколько дней назад.

— А что хочешь взамен? — Глаза Энселя суживаются.

Рен сглатывает, впервые выдавая терзающую его тревогу. В чем дело? Мы же все отрепетировали много раз, пока сидели в подземелье.

— Хочу обмен. Меняю эту девчонку на ту, которую вы держите у себя.

Глаза у меня становятся круглые. Мы так не договаривались. Он должен был запросить сто золотых монет, купить на них повозку побольше и все необходимое, а потом ждать, пока я незаметно выведу девочек.

Внутри у меня все сжимается. Рен хочет спасти Делию, и только. Ему все равно, что станется со мной.

Он больше не притворяется. Он готов обменять меня на мою сестру-человека. В грудь вонзается клинок панического ужаса, лезвие предательства.

Король жестом отсылает лакея в серой ливрее. Тот исчезает в коридоре за троном.

— Девчонку за девчонку, значит? — Король смеется, и я чувствую, что вот-вот сорвусь. — Ишь, деляга! Ну, давай поглядим…

Вводят девочек. Их так много. Неужели это я их всех унесла из города?

Когда входит Делия, лицо Рена светлеет.

— Какую тебе? — спрашивает Энсель с ноткой веселья. Придушила бы его за такие штучки. — Влюбился, что ли?

Рен делает вид, что подолгу рассматривает каждую девочку, ходит туда-сюда вдоль шеренги, словно выбирает пару для танца, а не девочку, которой он спасет жизнь.

— Вот эту. — Он показывает на Делию.

Она не поднимает глаз, но шея и уши ее наливаются краской. Она не покажет, что знает его. Мне за нее так больно! Что ей довелось здесь пережить?

— Отличный выбор. — Король снова смеется, и в голове у меня звенит предупредительный звонок. — Альбин!

Он машет рукой, и мужчина в белом колете сбивает Рена с ног. Рен не выпускает веревки, так что я лечу следом. Лакей в сером выгоняет девочек прочь, а Энсель довольно улыбается.

— Так-то лучше. Ползай у моих ног, там тебе самое место. Ты что же, поверил, что я стану с тобой торговаться? Идиот. Моей зверушке всегда нужна еда. А впрочем, спасибо, что помог выбрать, которую из девчонок сбросить с утеса следующей. А ты пока в темнице посидишь.

Стражники связывают нам с Реном руки. Лакей, который увел девочек, возвращается и тащит меня по коридору. Бросив последний взгляд в сторону Рена, я вижу, что он кричит и сопротивляется, а стражники тащат его из нарядного зала в серый коридор.

Внутри меня поднимается ужас. Мы проиграли, даже не начав.

Лакей ведет меня по коридору за тронной залой, потом сворачивает в другой проход и доводит до двери, у которой стоит стража. Заталкивает меня внутрь и опускает засов.

Все еще хуже, чем я думала. Рен готов был обменять меня на мою сестру, а остальных девочек бросить на смерть. Как он мог? Разве такого человека я полюбила? Не понимаю, как он на это пошел, не понимаю, чем закрыть растущую пустоту в груди.

Комната, как и весь замок, представляет собой смесь запустения и роскоши. Стены и пол каменные, зато на кроватях шелковые простыни и яркие, как самоцветные камни, подушки.

Одна из девочек помогает мне встать. У нее длинные темные кудри — когда-то я мечтала о такой же прическе. Она замирает, смотрит мне в лицо и отдергивает руки, словно коснувшись горящих угольев.

Она меня узнала. В груди нарастает паника.

Она недоумевающе отступает на шаг назад. Я сижу на свободной кровати с соломенным тюфяком. Я плотнее заворачиваюсь в плащ. Девочек больше трех десятков. Они сидят, сгрудившись вместе, на таких же соломенных тюфяках. Кое-кто жует — кажется, черствый хлеб и сыр со стоящего на полу потускневшего серебряного блюда. Я сразу нахожу взглядом Делию. Она и еще несколько девочек перешептываются и бросают на меня испуганные взгляды. Они знают, что я не такая, как они. Ненастоящая. Они мне не доверяют. Они меня ненавидят.

И все же я должна найти способ развеять их страхи и спасти их.

Весь день я строила планы спасения девочек. И в каждом новом плане была одна закавыка: надо было сделать так, чтобы они мне поверили.

Сделать это будет нелегко. Да, мой яд украл у них часть памяти, но все, что я сделала, сказалось на девочках очень сильно. Готова поспорить, что к некоторым воспоминания успели вернуться полностью — уж больно опасливые взгляды они бросают в мою сторону.

И вряд ли они пойдут за той, чье лицо было последним, что они видели перед тем, как проснуться в этой камере.

Я встаю с постели. Веснушчатая девочка со светло-каштановыми волосами вздрагивает и едва не роняет засохший ломоть хлеба. Я вытягиваю раскрытые ладони.

— Привет, — говорю я. — Меня зовут Кимера.

Они глядят на меня разинув рот. А вот Делия совсем не смотрит в мою сторону. Внутри у меня все переворачивается. Не слишком многообещающее начало. Попробую еще раз.

— Вижу, вы меня помните. — Я улыбаюсь, но тут вздрагивает другая девочка. — Я не причиню вам вреда.

Вперед выступает девочка с темно-каштановыми волосами. Руки у нее сложены на груди. Я ее помню — она пыталась убежать, а за ней гнались козлоногие куры. На руках у нее до сих пор шрамы.

— Зачем же ты тогда явилась? Забрать нас еще куда-то, чтоб стало еще хуже?

В голубых глазах горит яростная ненависть. Это хуже любого удара. Я сглатываю, понимая, что никакими словами не смогу загладить то ужасное, что сделала с ними.

— Я пришла забрать вас домой.

В камере повисает мертвая тишина. Делия наконец смотрит на меня, но надежды в ее взгляде я не вижу. Никто не дышит. Я вижу, что они мне не верят. Я чувствую такую тяжесть, словно на спину мне опустили огромный камень. А если не получится? Все умрем?

— Я серьезно. Я могу помочь.

Храбрая девочка отвечает:

— Как? Что ты можешь против короля Энселя?

Мне становится страшно. Я знала, что этот миг придет. И либо я добьюсь того, что девочки мне поверят, либо они будут презирать меня еще больше.

Все, что я делала, я делала из любви — хоть и обманываясь, — а в ответ получу лишь ненависть. От этой иронии судьбы мне становится горько.

— Многое могу, — отвечаю я. — У меня есть кое-какие… таланты. Они помогут мне вас вывести.

Девочка суживает глаза, остальные перешептываются у нее за спиной.

— Что за таланты? Ты не обманываешь?

— Я вам покажу, но предупреждаю — вас это может испугать. Пожалуйста, постарайтесь не кричать. Не хочу, чтобы стража встревожилась.

Девочки отступают на несколько шагов назад. Моя храбрая собеседница ни на секунду не отводит глаз. Ее ненависть обжигает мне грудь, словно палящее пламя.

Я сбрасываю плащ.

Тесно уложенные крылья распахиваются, из-под платья высовывается обернутый вокруг ноги хвост. Двум девочкам становится дурно. Остальные хватают ртом воздух.

— Это ты! — кричит Делия, обвиняюще показывая на меня пальцем. — Ты — чудовище из наших снов! Ты нас украла!

Я проглатываю отчаяние. Меня ненавидит даже родная сестра.

— Да, я. И снова украду, если вы мне позволите.

Я делаю шаг вперед, надеясь ее убедить. Несколько девочек достаточно храбры и остаются на месте, но Делия и все остальные, дрожа, отступают и прижимаются спиной к стене.

— Ты кто? — кричит девочка, которая меня расспрашивала, и встает впереди, загораживая других собой. Меня восхищает ее отвага. Я ведь тоже хотела защитить этих девочек. Возможно, в других обстоятельствах мы с ней подружились бы.

— Меня специально создали, чтобы красть вас из Брайра. Мне очень жаль. Меня обманули. Сказали, что я вас спасаю. Теперь я знаю, как все было на самом деле, и хочу исправить все, что натворила.

Девочки смотрят недоверчиво, некоторые — с неприкрытым ужасом.

— Я пришла помочь вам бежать, но мне нужна ваша помощь. Мне нужно побольше разузнать об этом дворце, об этой камере. Когда Энсель в следующий раз должен кормить Сонзека?

Храбрая сглатывает — сейчас она бледнее, чем несколько минут назад.

— Если нас поймают, Энсель не станет ждать и сбросит нас с утеса, когда ему заблагорассудится.

По тесно сбившейся толпе девочек пробегает шепоток.

— Я этого не допущу.

— Ну да. Один раз ты нас уже спасла. — Храбрая расправляет плечи. — Нам не нужна твоя помощь. Мы сами что-нибудь придумаем.

Сердце у меня падает.

— Но…

— Никаких но, — говорит она. — Я тебя помню. У меня в Брайре брат остался, а я тут — из-за тебя. Ты ничем не лучше колдуна.

На меня находит ступор. Я ничего не могу ответить, а темноволосая девочка уводит остальных на другой конец камеры. И весь остаток ночи они больше не говорят мне ни слова.