Я бегу меж деревьев, и луна летит за мной следом, как воздушный дракон. В моей книжке написано, что драконы любят есть девиц. Спасенная девочка крепко спит, привязанная плащом. У нее симпатичные рыжие кудряшки, которые бьются на ветру, словно язычки пламени. Я — герой, я спасла ее из когтей дракона. Правда, мне жаль обоих — дракон-то, наверное, остался голодным, но ведь и девочка не хочет к нему на обед. А я — я сильнее обычных людей, я обману дракона и пущу его по другому следу. Может, по лисьему?
Я уворачиваюсь от очередного лунного луча и замираю, хотя до дыры в изгороди, окружающей наш дом, уже совсем недалеко.
Что это за звук?
Я задерживаю дыхание и жду…
Кудахтанье.
Кажется, это наши куры кудахчут. Но с чего бы им просыпаться по ночам? Обычно они спят до рассвета. Я поднимаюсь чуть выше, чтобы преодолеть изгородь без звука. Не знаю, что меня настораживает, — куры, подумаешь, — но что-то мне подсказывает, что показываться раньше времени не стоит.
Оказавшись на краю двора, я замираю в удивлении.
По двору, спотыкаясь, бредет девочка, которую я принесла прошлой ночью. Следом за ней бегут наши козлоногие куры, поклевывают ей ноги и ужасно шумят. Так это их я услышала в лесу! Девочка уворачивается от куриных клювов, и каштановые волосы то и дело взлетают вокруг головы и плеч.
Как она сумела выбраться? Надо ее остановить, ведь, если она выберется из нашего убежища, ее схватит колдун. Я этого не допущу.
Я развязываю плащ и бережно опускаю свою спящую ношу на траву.
— Стой! — кричу я, взлетаю и мчусь следом за девочкой.
Когда она меня видит, глаза у нее округляются от страха. Она кричит. Ее окружают куры. Девочка падает, но они продолжают ее клевать. Я их гоню, но они вошли в раж и клюют даже меня. На руке у меня выступает капелька крови. Мгновение я смотрю на нее, а потом понимаю, что девочка, которая кричит и плачет у них под ногами, уже вся в крови. Я запрокидываю голову и издаю вой, выпустив когти и глядя в небо кошачьими глазами.
Куры бросаются наутек.
Девочка поднимает голову, которую до того закрывала руками. От взгляда ее голубых глаз я на мгновение забываю дышать. Она смотрит не так, как другие девочки. В ее взгляде… сила, что ли? Нет, ярость, вот как это называется.
Она вскакивает на ноги и мчится к изгороди.
— Стой! — кричу я. — Стой! Тебе туда нельзя! Там опасно! Тебя схватит колдун!
Точно не скажу, но кажется, она только смеется в ответ. Я лечу ей наперерез и догоняю прежде, чем она успевает добраться до изгороди.
Она отпрыгивает и затравленно озирается в поисках путей бегства.
— Не тронь меня! — кричит она. — Я ему не дамся!
— Извини, но вот поэтому тебе туда нельзя.
Мой хвост молниеносным движением выскакивает из-под юбки и жалит девочку в руку. Папа прав — люди просто не понимают, что мы для них делаем. Девочка оседает наземь, но я жалю ее еще раз, в другую руку, чтобы уж наверняка. Раз она выбралась, значит, проснулась раньше обычного, а раз так, то ей нужна доза побольше, чтобы девочка не очнулась по дороге в Белладому.
Я беру ее на руки и тащу обратно в башню. Девочка вся исцарапана и исклевана. Надо будет попросить у отца заживляющую мазь. Бедная беглянка, она ведь не понимала, что делает.
Вот только почему наши козокуры так на нее накинулись? Чем она их разозлила?
В комнате стоят четыре кровати. Я укладываю девочку, укутываю ее обмякшее тело одеялом и спускаюсь во двор. Там я вижу отца, склонившегося над второй спасенной.
— А, вот ты где. Что там случилось? — Отец обводит рукой двор и бродящих по нему кур.
Я хмурюсь:
— Я не совсем поняла. Когда я вернулась, вчерашняя девочка бегала по двору, а куры гонялись за ней и шумели. Пришлось ее ужалить — целых два раза!
Отец потирает подбородок.
— Хмм… Пожалуй, надо быть внимательнее. Может, стоит жалить девочек почаще, ради их же блага. Заноси ее в дом, а потом пойдем закроем кур.
— Да, папа, — говорю я, беря на руки рыженькую, но ухожу не сразу. — А почему она хотела убежать?
Папа кладет руку мне на спину, между крыльев, и ведет меня к башне.
— Несомненно, она хотела обратно в Брайр.
Я морщу лоб:
— Зачем? Ведь там колдун, он ее схватил, бросил в темницу…
И ведь я помню, что девочка об этом говорила.
— Там у нее семья, детка. Любовь к родным и близким заставляет людей делать самые невероятные вещи.
Я улыбаюсь:
— Например, оживлять умершую дочь, да?
— Да. Что касается этой девочки, то нам придется спасти ее от нее самой. Пока мы не победили колдуна, ей в Брайр возвращаться нельзя. Пусть девочки не всегда это понимают, мы все равно за них отвечаем.
Меня распирает от гордости так, что я не чувствую ступеней под ногами. Да, у нас благородная цель. Пусть нас пока никто не понимает, но когда-нибудь люди узнают, что мы для них сделали.
Я укладываю девочку в постель и укутываю одеялом так же, как ту, первую. Исклеванные руки беглянки напоминают мне еще об одном вопросе, который я хотела задать.
— Папа, а почему куры на нее бросались?
— Не знаю, — пожимает плечами отец. — Наверное, она пыталась перелезть через изгородь близ курятника. Иногда лучший путь — далеко не самый очевидный, но, видимо, не в этом случае. Должно быть, она всполошила кур, и те приняли ее за лису.
Я отвожу с лица беглянки непослушную каштановую прядь.
— Бедняжка! Зато когда куры всполошились, мы услышали. Их кудахтанье было слышно даже в лесу, иначе я бы так быстро не прибежала.
— Да, повезло. А я слишком крепко сплю — боюсь, когда-нибудь это мне еще аукнется. Да и с постели мне уже так быстро не вскочить, в мои-то годы.
Я беру отца за руку, и мы вместе спускаемся по лестнице.
— Не волнуйся, папа. Я буду прислушиваться и, если они снова расшумятся, обязательно услышу.
Он похлопывает меня по руке:
— Я не сомневаюсь, моя милая. На тебя всегда можно положиться.