Чудовище

День семидесятый

Полнолуние. Пора браться за дело.

От девочек никто не ждет подвоха. Их водят в комнату наверху башни каждый месяц в сопровождении жалкой горстки стражников. Мы справимся со стражей и сбежим по потайному ходу, который я подметила, проследив за Энселем. Это рискованно, но это лучшее, что мы можем сделать.

Девочки поделились со мной всем, что знают о замке. Угольком из очага я нарисовала на обрывке занавески грубую карту. Наша комната находится на первом этаже дворца, на задворках. Выйти из нее можно только через тяжелую дверь, охраняемую двумя солдатами. Окно выходит на обрыв над океаном. Повсюду пахнет солью, так что в конце концов я перестаю замечать этот запах. На этом же этаже расположены залы, где бывает много народу — тронная, обеденная и гостиная. Королевские покои — этажом выше. Если бы у короля была семья, она тоже жила бы там, но, насколько мы сумели понять, на втором этаже мало кто бывает.

По бокам замка располагаются две башни. Одна — на которую нас водили — выходит прямо на обрыв, вторая смотрит в сторону суши. Там находится вход в темницы, там же стоит на постах большая часть стражи. Под башней — подвальный этаж с кухней и жильем для прислуги. А еще ниже — собственно темницы.

Грета и впрямь немало помогла при составлении карты разных уголков замка, особенно — темниц и караульного помещения. Повезло мне, что она была больна, когда я ее уносила. Если бы не это, без боя она бы не сдалась.

Бри и Милли тоже успели довольно много подметить, когда попали во дворец. Дэррелл провел Бри через жилье прислуги, а Милли — через кухню. Конечно, белых пятен на карте остается немало, но я уверена, что мы собрали всю информацию, какая у нас была. Остается только надеяться, что этого хватит.

Когда стражники за дверью сменяются, они говорят между собой, полагая, что за толстой каменной стеной их не слышно. Девочки действительно ничего не слышат, зато я с моим острым слухом узнаю много интересного — какие пиры закатывает король, как плохо он кормит своих стражников, какой дурак этот мальчишка в темнице — не ест ничего, кроме хлеба и воды.

Пожив с девочками, которых я вырвала из родного дома, я пришла к выводу, что освободить их — мало.

Рену тоже нужно помочь бежать.

Если они сумели простить меня и доверить мне свои жизни, то и я смогу простить ему преданное доверие. Не я ли обманула первой? Почему же он должен держать слово? За глупость свою он уже заплатил. Он мне небезразличен, и я его не брошу. Розабель никогда не оставила бы его гнить в тюрьме. Не оставлю и я.

Когда солнце достигает зенита, я отправляюсь выручать Рена. Конечно, главное для меня — освободить девочек, но тут мне понадобится его помощь. Пусть доберется до города и раздобудет ну хоть осла какого-нибудь — чтобы младшие девочки не замедлили наше бегство, когда мы доберемся до леса. Единственная найденная нами дверь в потайной ход расположена в башне, и тайком вести в такую даль три десятка девочек было бы чересчур рискованно. Мы собираемся оглушить немногочисленных стражников, которые поведут нас в башню, и бежать оттуда. К этому моменту Рен должен быть на свободе, но бежать ему надо в тот же день, чтобы никто не успел заподозрить подвох.

— Ты с ума сошла, — говорит Грета.

Милли кивает, прядь светлых волос падает на плечо. Мы довязываем последние узлы, и вот уже наши простыни превратились в самодельную веревку.

— Если тебя поймают, всему плану крышка.

Грета складывает руки на груди. Если я не успею вернуться, Грета и девочки все равно попытаются бежать, но мы все прекрасно понимаем, что с моей помощью они скорее добьются успеха.

— Меня не поймают. Я же говорила: если Рен здесь, он нам поможет. А я пока обезврежу нескольких стражников.

Я показала девочкам и крылья, и хвост, но не стала говорить, что могу усыпить своим ядом человека — испугалась, что им будет слишком больно это слышать. Я не боюсь, что стражники остановят нас с Реном. Собственно говоря, я собираюсь усыпить всех и каждого, кто попадется мне по пути. Чем меньше их будет на ногах к тому времени, как мы поднимемся в башню, тем легче нам будет бежать.

— Сдался тебе этот Рен, — брюзжит Бри. Кое-кто из девочек знал его, ну, просто потому, что Рена знали все. Он ведь был королевским посыльным. — И вообще, король Оливер наверняка знает, куда он уехал. За ним обязательно пришлют.

Я сматываю веревку и привязываю один конец к дверной ручке. Дверь заперта на тяжелый металлический засов. Если я даже вскрою замок, то, открывая дверь, подниму такой шум и переполох, что привлеку ненужное внимание. Если вылечу из окна и облечу дворец — тоже.

А вот любителей лазанья по стенам здесь наверняка не ожидают.

— Да, да. Но могут ведь и опоздать. Я не всегда была такой. — Я показываю на крылья и хвост. — Когда-то я была обычной человеческой девочкой, а Рен был… был моим добрым другом. Я должна попытаться.

В глубине души мне хочется признаться им, что я — принцесса Розабель, но я боюсь, что Делия может испугаться. Она такая пугливая, едва осмеливается взглянуть на меня. Но всякий раз, когда звучит имя Рена, она подбирается поближе и слушает разговор.

— Рен нам поможет. Я знаю. Он хороший друг, и он умный. — Делия дарит мне мимолетную улыбку, которая лишь подпитывает мою решимость. В чем-то мы с ней все же схожи, пусть хотя бы только в одном.

— Умный-то умный, а сам в темнице сидит, — бормочет Бри.

Улыбка Делии вянет.

Грета вздыхает:

— Ну ладно. Только пообещай, что к закату ты вернешься, Ким. Если тебя не будет, когда за нами придут, Энсель может решить всех нас побросать с утеса.

Я сжимаю ее руку:

— Обещаю.

Я заталкиваю плащ между крыльев, обвязываю свободный конец веревки вокруг талии и вспрыгиваю на подоконник. От высоты кружится голова. Должно быть, я над самым обрывом. Сколько ни летала, никогда ничего подобного не чувствовала. Внизу пенится темная вода. Она совсем не похожа на чистую струящуюся речку, к которой я привыкла.

Сколько воды. Ни конца ни края.

Сердитые волны разбиваются об утес, с каждым разом становясь все больше. В глубине ворочается чудовище. Интересно, кто больше — Сонзек или Бату? Подозреваю, впрочем, что по части доброты Сонзеку до дракона далеко.

Я делаю глубокий вдох, чтобы избавиться от колючки, которая вонзается в сердце, когда я думаю о брате-драконе. Он слишком далеко, он мне не поможет. Замок стоит на холме, поэтому с парадной стороны самые нижние этажи уходят под землю, а со стороны утеса в них есть окна, выходящие на океан. Мне всего-то нужно спуститься на несколько метров, потом влезть в одно из окон и пробраться в темницу. Ради Рена.

Я начинаю спуск. Сейчас же налетает ветер, бьет меня о стену, треплет тяжелую косу и бросает в глаза выпроставшиеся из нее пряди. Я цепко держусь за веревку и медленно спускаюсь по известняковой стене. Использовать крылья не хочется, но ветер крутит меня, вертит, бросает об стены, и в конце концов я уже не понимаю, где низ, где верх. Крылья инстинктивно распахиваются, бьют по воздуху и ловят ветер, давая мне выровняться.

Мгновенно сориентировавшись, я продолжаю медленный спуск. Только бы никто не выглянул из окна. Я бросаю взгляд вниз и немедленно об этом жалею. Под водой движется огромная темная тень. Поверх нее перекатываются волны, изредка обнажая гигантский, испещренный зеленью панцирь. Руки у меня дрожат. Я вспоминаю, что чувствовала, когда впервые повстречала Бату, — чистейший, беспримесный ужас. Я тогда решила, что он хочет меня съесть.

Эта зверюга — точно хочет.

Хорошо, что я не полетела. Летать над морем, пожалуй, труднее, чем над сушей, — головокружение мешает. Спускаться по веревке и то трудно. Я заставляю себя продолжить путь.

«Не смотри вниз», — твержу я себе, но придерживаться этого решения очень трудно. Я ползу и ползу, удерживая крыльями равновесие, и в конце концов добираюсь до самого нижнего этажа. Из ближнего окна доносятся голоса.

Я перебираюсь к следующему окну, надеясь, что там никого не будет. Не везет — изнутри слышен плеск воды, звон посуды, перешептывание. Третье окно довольно далеко, и я ускоряю темп. Новый порыв ветра, и я случайно бросаю взгляд вниз.

У самого подножия утеса поднимается из глубины темная тень. Верхушка гигантского панциря проступает над водой, пронзая волны. К скалам тянутся черные щупальца. Они извиваются на солнце, и я вижу идущие понизу круглые присоски, которыми щупальца цепляются за камни.

Вот, значит, чем оно затаскивает девочек в воду. Я содрогаюсь, заставляю себя поднять взгляд и медленно ползу к следующему окну. Руки просто горят.

Притаившись за ставней, я целую минуту прислушиваюсь, но голосов не слышно. Я выглядываю поверх ставни и вижу комнату для слуг, которая — ура! — пуста. Я забираюсь в окно, отвязываю веревку и растираю руки, чтобы расслабить мышцы. Как ни жаль, а веревку приходится выбросить в окно. План мой таков: возвращаясь, я усыплю стражников у комнаты девочек, спрячу их в нише или в Незапертой комнате и прокрадусь к главной двери. Не оставлять же такое недвусмысленное свидетельство побега у всех на виду. Грета наготове, она сразу же затащит веревку обратно.

Притаившись в темном углу комнаты, я разворачиваю свою грубую карту. Я оказалась недалеко от кухни, а это уже полпути ко входу в темницу.

Прежде чем выйти, я сверяюсь с солнцем — путь по стене занял больше времени, чем я ожидала. Выручать Рена придется быстро.

Набросив плащ, обернув хвост вокруг ноги, я выхожу в коридор. Из кухни слышны голоса. Я быстро иду в противоположном направлении. В этой части дворца, конечно же пусто и уныло — сплошь каменные стены да грязные полы. На стене то свечка, то ржавый железный светильник, едва рассеивающий мрак. Темных уголков тут предостаточно, и это мне на руку. Я, в конце концов, существо ночное, обитатель тени.

Заслышав шаги — кто-то идет в сапогах по каменному полу, — я отступаю в нишу, задерживаю дыхание и прижимаюсь к стене, стараясь стать совсем плоской. Мимо проходят двое стражников, говорят что-то о еде и придворных. Когда их шаги затихают вдали, я выскальзываю из ниши и продолжаю свой путь к темнице.

Самое сложное будет — войти и выйти, не поднимая шума. Впрочем, со мной мои таланты, а также пара фокусов, оставшихся с тех времен, когда я жила с Барнабасом.

Насколько известно Грете, войти в темницу можно лишь со стороны дальней башни. По пути мне еще дважды приходится нырять в ниши, но вскоре я подхожу достаточно близко, чтобы стал слышен хохот стражников, эхом летящий по коридору. Я замедляю шаг. За большой дверью я успеваю разглядеть стоящий посреди комнаты стол и нескольких мужчин вокруг него.

Я прячусь в темном углу и прислушиваюсь. Два новых голоса. Это стражники, они сделали обход в темнице и вернулись к своим. На лице у меня мелькает улыбка. Прекрасно.

Я снимаю с пояса последнюю склянку с сонным порошком Барнабаса. Теперь я знаю, что силу порошку дает магия, а не наука. Но сегодня эта сила послужит не его целям, а моим.

Я выскальзываю из темноты и бросаю склянку внутрь.

Стекло разлетается на мелкие кусочки, и начинается суматоха. Какой-то стражник пытается выбежать вон, но белая дымка завивается вокруг него, окутывает коконом, впитывается в кожу, как вода в губку. Стражник падает на пол, и я тащу его обратно в караулку. У стола храпит дюжий караульный; я снимаю с его пояса кольцо с ключами. Стража играла в кости, и на столе валяется мешочек с золотыми и серебряными монетами. Я сую его в карман и бегу вниз по ступеням, в темницу.

Стены здесь сырые, покрытые копотью, и обнаруживается это, когда я касаюсь их рукой, чтобы не упасть на узкой лестнице. Я брезгливо вытираю руку краем плаща.

Лестница выводит меня в лабиринт из поделенных на клетки камер. На меня смотрят мужчины и женщины с пустыми глазами, исхудавшие, с запекшимися губами. Я иду мимо них. Рена нигде нет. А эти люди, что они сделали Энселю? Мне хотелось бы вернуться и освободить их всех, но рисковать нельзя.

По крайней мере, пока мы не спасли девочек.

Быть может, однажды я сумею спасти и остальных жертв жестокого Энселя.

Пройдя четыре камеры и не найдя в них Рена, я начинаю отчаиваться. В последний раз стражники упоминали его вчера. Что, если он умер? Или выбрался сам? Во мне зажигается слабая надежда, однако вскоре она гаснет. Каждый узник прикован к стене напротив входа в клетку. Ему и до двери не дотянуться.

Нет, Рен либо здесь, либо уже погиб.

Я прочесываю еще две камеры, и моя настойчивость наконец вознаграждена. В самом дальнем углу последней из них я вижу мальчика с каштановыми волосами, покрытыми тюремной грязью. Он скорчился на полу спиной ко мне. Сердце воспаряет ввысь.

Чтобы не терять времени, я распахиваю крылья и лечу.

— Рен! — шепотом зову я, и он поднимает голову.

Я перебираю ключи, нахожу подходящий и распахиваю дверь темницы. Рен встает, пошатываясь. Звенит цепь.

— Ты пришла за мной? — Он смотрит на меня в полном изумлении. Одежда на нем висит мешком и вообще выглядит странно. Видно, король не особенно хорошо кормит узников — если вообще кормит. — Но я же тебя предал.

Я грустно улыбаюсь:

— Я знаю.

Он качает головой, потом вытягивает перед собой скованные руки:

— С этим поможешь?

Я вожусь с ключами, потом сдаюсь и пускаю в ход когти. Как ни странно, Рена мои звериные части больше не пугают.

— Пойдем, у нас мало времени. Надо вывести тебя из дворца, а потом я выведу девочек.

Рен выпрямляется:

— Я иду с тобой. Я отвечаю за Делию.

— Я тоже за нее отвечаю.

— Ты не понимаешь. Я… — Он проводит рукой по лицу и вздыхает. — Розабель… когда она узнала, что колдун придет за ней, она оставила письмо, в котором просила меня присмотреть за Делией, если случится худшее. Присмотрел я, конечно, замечательно. — Он хмурится и смотрит в пол.

— Я ее выведу. Обещаю. Но ты мне должен помочь.

Я беру Рена за руку и веду его вверх по узким ступеням в караулку. Как странно после всего, что случилось, ощущать тепло его пальцев. И мне по-прежнему очень приятно быть с ним рядом.

Похоже, за прошедшую неделю он поостыл и больше не кипит ненавистью. Быть может, когда-нибудь он меня окончательно простит.

Рен удивленно смотрит на спящих вповалку стражников, тычет одного носком сапога, забирает у второго меч. Я жестом зову его за собой, к боковой двери, приоткрываю ее и выглядываю наружу.

— На берегу никого. Беги вон к тем деревьям, а потом иди по тропинке в деревню. Сил хватит?

— Да.

— Хорошо. Когда доберешься до деревни, посмотри, что там можно купить. — Я протягиваю ему украденные у стражников монеты. — Хотя бы повозку и осла — уже будет легче.

Он сует монеты в карман.

— Где встречаемся?

— В лесу у раздвоенного дерева. — Я еще раз выглядываю из караулки. — Иди, и будь осторожен.

Он улыбается мимолетной улыбкой и выходит за дверь. Но прежде, чем окончательно уйти, оборачивается и шепотом говорит:

— Прости меня.

И уходит.

На то, чтобы свалить тела спящих стражников в углу комнаты, времени уходит немного. Теперь надо возвращаться к девочкам. До заката осталось всего ничего, и я почти готова воспользоваться крыльями, но ветер завывает громче прежнего. Волны стали выше, а вверх по утесу ползут толстые черные щупальца.

Нельзя рисковать. Сейчас — нельзя.

Мы так близки к свободе, что путь, где я могу погибнуть, сейчас не для меня. Я должна выжить и освободить девочек.

Поэтому я крадусь по коридорам, прячусь в темноте, едва заслышав шаги или голоса. Я продвигаюсь мучительно медленно. В темнице я тоже провела больше времени, чем рассчитывала. А солнце все ближе клонится к горизонту.

У лестницы я слышу доносящиеся сверху шаги. Я ныряю под ступени. Сердце колотится так, что вот-вот выпрыгнет из груди. Хвост и когти прямо-таки просятся в дело.

Но сейчас от них толку мало. Ладно стражники, уснувшие в караулке, но нельзя же устилать свой путь спящими. Мне ведь еще девочек выводить.

Я улавливаю обрывок беседы, и упоминание о Барнабасе немедленно привлекает мое внимание.

— Говорят, на этой неделе будет, — растягивая слова, произносит женщина.

Ее собеседник вздыхает:

— Мне он не нравится. Когда он здесь, король становится просто невыносим.

Значит, Барнабас едет сюда. Что ж, тем более надо торопиться.

Когда шаги затихают и лестница становится свободна, я несусь вверх, прыгая через две ступеньки.

Наш коридор находится в неухоженной части замка, вдали от нарядной тронной и обеденной зал. На посту у камеры девочек стоят двое стражников. В караулке было больше, конечно, но даже двое — уже серьезно. У камеры всего одна дверь и один выход, если не считать окна, смотрящего на утес.

Я проскальзываю в соседнюю комнату и смотрю на солнце.

Скоро сумерки. Энсель и стражники явятся за нами, как только солнце окончательно скроется.

Грета говорила, что они не забирают девочек по одной, а ведут в башню всех и заставляют смотреть. Специально, чтобы показать силу и помучить, заставить покориться. Будь послушной и, возможно, в следующий раз останешься жить — вот что им хотят внушить.

Времени у меня мало, а стражники мешают. Наша дверь — посреди коридора; возможно, мне удастся их отвлечь. Я озираюсь в поисках какого-нибудь предмета, который можно было бы бросить на лестницу, — пусть зашумит так, чтобы стражники заинтересовались, но не настолько громко, чтобы взбудоражить весь дворец.

Но я не успеваю отыскать ничего подходящего. По коридору в передней части дворца разносится топот сапог. Это стражники, их много. Солнце уже почти село.

Я опоздала.

Желудок сворачивается узлом. Выбора нет. Придется лететь через окно.

Словно в ответ на мои мысли, ветер распахивает ставни. Я вздрагиваю и, подпрыгивая, зависаю в воздухе.

Инстинкты. Наверное, я никогда не научусь их контролировать.

Я устраиваюсь на подоконнике. Звук шагов все громче. Я кидаюсь в воздух и ловлю крыльями бушующий ветер. Меня несет слишком быстро, слишком высоко, я переворачиваюсь и теряю управление. Приходится напрячь все силы, чтобы не впечататься в стену замка.

Я борюсь с океанским ветром и не гляжу вниз, потому что взгляд мой прикован к окну посреди стены, в нескольких метрах от меня. Я ловлю воздушные потоки и поднимаюсь вверх так, чтобы оказаться выше окна, а потом пикирую вниз, надеясь, что стражники еще не дошли до комнаты. Совсем рядом со стеной меня настигает порыв ветра, и в животе все переворачивается.

Оказавшись у окна, я хватаюсь за ставни, изо всех сил вонзаю когти в дерево. Ветер пытается меня сбросить, но Грета и Милли втаскивают меня внутрь.

— Мы так волновались весь последний час! Как солнце стало садиться, от окна не отходили, — говорит Грета.

— Спасибо вам, — говорю я, разматывая плащ и пытаясь придать себе презентабельный вид. — Ветер просто ужасный. — Я вздрагиваю. — И чудище тоже.

Грета мрачнеет:

— Ты его видела?

Я киваю.

Милли передергивает.

— Щупальца у него…

Подходит Бри, шаловливая рыжая Фэй и еще несколько девочек, окружают меня, говорят все разом. Даже Делия, которая обычно держится в сторонке, и та подошла поближе.

— У тебя получилось? Рен выбрался из замка? — тихо спрашивает Делия. Если бы она не стояла так близко, я бы и не услышала.

— Да. Он ждет нас в лесу.

За дверью эхом отдаются мужские голоса и лязганье железного засова.

— Все готовы? — спрашиваю я Грету.

Она улыбается:

— Еще как!

Девочки достают ложки, которые мы за последние несколько дней наточили не хуже ножей, и прячут их в юбках. Лучше бы им не пришлось воспользоваться этим оружием, но, боюсь, придется.

За погибших отвечать мне.

Когда входят стражники, намереваясь окружить нас и связать нам руки, мы уже готовы и ждем, делая вид, что мы все те же запуганные девочки, что раньше. Энселя со стражниками нет. Мы идем к башне молча. Я знаю, что король хочет скормить нас с Делией Сонзеку, и пытаюсь как-то подбодрить сестру, но она лишь кивает и слабо улыбается в ответ.

Хорошо, что она не знает, что я ее вернувшаяся с того света сестра. Слишком уж она тонкокожая. Узнав, что Рен спасся, она немного успокоилась, но, если она узнает, что ее старшая сестра превратилась в чудовище, будет только хуже.

На сей раз дорога кажется короче, возможно, потому, что я знаю, что ждет нас в конце. В комнате, куда мы входим, я насчитываю шестерых стражников, включая капитана Альбина. Вместе с нашими конвоирами получается ровно дюжина.

С большинством из них я справлюсь, а старшие девочки навалятся на остальных. Эмма и другие малыши пусть прячутся кто куда.

Когда нас вталкивают внутрь, король Энсель стоит у окна и с неприкрытым удовольствием рассматривает свою «зверушку». У меня что-то переворачивается в животе. Слишком у него довольный вид. Неужели слухи лгут и король нарочно разозлил Сонзека?

Неудивительно, что они с Барнабасом спелись.

Он приветствует нас:

— Добро пожаловать! Вы пунктуальны как никогда. Наш дружок уже начинает беспокоиться. Ужин из двух блюд, какая прелесть!

Мы с Гретой обмениваемся взглядами. Веревки на руках у старших девочек уже ослабли и разорвутся от рывка — ложки отточены так остро, что по дороге к башне мы как раз успели надрезать путы, оставив ровно столько, сколько нужно, чтобы они еще держались и вводили в заблуждение стражу.

Нас с Делией тащат к широким, выходящим на утес окнам. Ночной ветер рвет нам волосы. Делия смотрит на меня с ужасом, а я стараюсь выглядеть как можно храбрее.

Я верну ее домой.

Далеко внизу в лунном свете мерцает верхушка раковины, в которой прячется Сонзек. Поблескивающие черные щупальца ползут вверх по утесу. Присутствие зла давит на плечи, как камень.

Энсель взмахивает рукой, отдавая команду стражникам, и в тот же миг мой хвост выскакивает из-под плаща и жалит ничего не подозревающего охранника в ногу. На лице стражника удивление, потом он обмякает и опускается на пол. В тот миг, как он отпускает руки, я прыгаю на стражника, который держит Делию, и жалю его тоже.

Девочки налетают на охранников, используя все, что подворачивается под руку. Милли лягает стражника длинными тощими ногами, Грета борется с другим за меч. Бри оттаскивает Делию в угол комнаты, где сгрудились младшие девочки, и по дороге прихватывает уроненный кем-то щит. Даже Фэй, чуть поколебавшись, пускает в ход свое самодельное оружие.

Я жалю седьмого стражника, но тут краем глаза замечаю, как Энсель и капитан Альбин открывают потайную дверь и ныряют внутрь. Я бросаюсь к двери, просовываю в щель коготь и открываю. Переключившись на кошачье зрение, я заглядываю в туннель. Энсель и его капитан не мешкают. Их шаги удаляются по коридору направо. Кроме этих двоих в туннеле никого нет — если мы пойдем в другую сторону, то, возможно, выберемся прежде, чем король вернется с подкреплением. Правда, в караулке все спят, так что немного времени мы выиграли.

Какой трусливый король. Сбежал, а дерутся пусть другие.

К этому времени все оставшиеся стражники оглушены или связаны. Почти все девочки заработали синяки и царапины. Да — пусть мы не можем похвалиться ростом, силой или вооружением, но все вместе мы сумели обезоружить дюжину здоровых мужиков. Я горжусь своими девчонками.

Раздаются негромкие возгласы радости. Я тоже улыбаюсь.

Грета становится рядом со мной на колени и заглядывает в туннель.

— В какую сторону они пошли?

— Направо. А мы пойдем налево. Энсель в драку не полезет. Он побежит за помощью во внутренние помещения замка, а нам туда не надо. Наверное, если мы пойдем в другую сторону, то выйдем к лесу. Я обездвижила остальных стражников, когда была в караулке. Энселю придется побегать, прежде чем он добудет подкрепление и перекроет выходы. Времени мало, но если мы все сделаем тихо и быстро — успеем.

— Значит, будем тихо и быстро. — Она сжимает мне плечо, а потом машет девочкам, чтобы те шли к потайной двери.

Я ныряю в нее первой, подаю знак, что опасности нет, и помогаю девочкам по очереди спуститься вниз. В башне остаются только спящие и связанные стражники.

Девочки бегут мимо меня по неспешно уходящему вниз коридору, но Грета остается закрыть ход.

— Спасибо тебе, — говорит она.

Мы летим по коридору на крыльях надежды.

Очень скоро мы с Гретой приходим к одному и тому же выводу: коридор идет вокруг замка. От него в разные стороны расходятся коридоры поменьше, словно спицы в колесе. Нам нужен ход, который будет идти вниз, но пока он нам не попадался. Через равные промежутки в стенах проделаны дырочки, чтобы подглядывать в комнаты. Я заглядываю в каждую, чтобы понять, где мы. Бальная зала, комнаты придворных, спальня, еще спальня…

Мы все идем, и мне то и дело вспоминается другой замок, в Брайре. Там был такой же коридор, только посимпатичнее. Я-прежняя когда-то в нем бывала. Она все знала о замках, а уж в замке Брайра потайные ходы есть наверняка. Я останавливаюсь, закрываю глаза, вдохи выдох, вдох и выдох. Образы становятся ярче. Мальчик бежит в одну сторону, маленькая девочка — в другую, я — в третью. Кто-то считает до ста, но вот его уже не слышно. Мое внимание привлекает большая комната. Я ныряю туда, задыхаясь, отбрасываю нарядный ковер и тяну за торчащую из пола деревянную ручку, открывая потайной ход.

Ход вниз.

В видении я бегу вниз изо всех сил, покуда не чувствую аромат роз из сада, а потом жду в самом конце тайного прохода и хихикаю, слыша, как другие дети зовут меня по имени…

— Что с тобой, Кимера? — Прикосновение Греты к моей руке возвращает меня к реальности. Я стою, опираясь спиной о стену. Лицо у меня мокрое от пота, будто я и впрямь бежала.

— Ты как будто в обморок сейчас грохнешься, — говорит Милли. Ее бледное лицо выглядывает из-за плеча Греты.

— Надо найти королевские покои. Выход будет там.

Лицо Греты светлеет.

— Ну конечно! Королю нужен ход, чтобы бежать, если на город нападут.

— Нам тоже нужен, — говорю я.

Грета улыбается.

— Королевские покои были на последнем повороте. Там все такое пышное и вычурное, что точно королевское. И там нас никто искать не станет.

— Ну так пошли, — говорит Милли.

Я останавливаюсь и прислушиваюсь, но погони не слышно. Напряжение чуть ослабевает. Должно быть, Энсель уже поднял тревогу, и, если мы не выберемся как можно быстрее, нам конец.

Грета ведет нас к комнате, которую видела сквозь глазок. В комнатах, которые мы проходили, двери спрятаны в деревянной отделке стен или в камне очага. У Энселя — огромный камин, стенка которого поворачивается, пропуская нас в гостиную. Дверь идет легко. Должно быть, Энсель часто ею пользуется.

Грета велит старшим девочкам осмотреть спальню, потом шикает на младших, чтобы те не шумели и не разбегались. Так, если бы королем была я, где бы я устроила себе лазейку для бегства? Где-нибудь поближе, под рукой. Чтобы даже посреди ночи далеко не идти.

Значит, в спальне. Точно! Я снова прокручиваю в голове воспоминания меня-прежней — ход был спрятан под ковром у самой кровати. У ложа здешнего короля ковер тоже лежит, длинный, прекрасной работы, через всю спальню. Я скатываю его валиком.

Я-прежняя была права.

— Грета! — шепчу я. — Нашла!

Я тяну за ручку, открывая люк, а Грета собирает девочек. Самые младшие подпрыгивают от радости. Маленькая Эмми вытаскивает изо рта пальчик и улыбается мне. Даже у Бри довольный вид. Я смотрю на них с ноткой грусти. Какой надо быть дурой, чтобы поверить, будто человеку будет хорошо, если забрать его из родного города и услать в незнакомые края?

Я помогаю всем девочкам по очереди дотянуться до лестницы и слежу, как они спускаются на грязный пол прохода. Когда все оказываются внизу, я тихо-тихо закрываю люк.

Этим коридором явно пользуются реже, чем главным проходом. Здесь грязно и сыро, в темных углах кишат крысы и пауки. Вскоре я чувствую запах соли. Перед нами дверь. Мы бежим к ней. Мне все кажется, что позади я слышу шаги, но, должно быть, это всего лишь эхо топота наших ног.

Мы выбегаем в дверь на залитую лунным светом поляну. Край утеса совсем близко, в нескольких метрах. Перед нами простирается океан.

Милли ахает и слегка зеленеет. Помнится, она говорила, что очень боится океана.

— Веди всех вниз по тропе, — говорю я ей, показывая на крутую тропинку, уходящую прочь от замка.

Она сглатывает, но слушается. Надеюсь, ответственность ее отвлечет.

В проходе слышатся шаги. Я резко разворачиваюсь и пригибаюсь, не пытаясь больше кутаться в плащ. Пусть тот, кто идет по проходу, испугается. Мне это только на руку девочки бегут вниз по крутой тропинке, но Грета по-прежнему стоит рядом со мной.

— Уходи! — яростно шепчу я.

Она смотрит на меня, на девочек, снова на меня. Я качаю головой:

— Уходи!

Она идет, но каждые несколько секунд оглядывается назад. Шаги все ближе, и я бранюсь вполголоса. Девочки идут слишком медленно, им мешают кусты и травы, которыми заросла тропинка. Но все мое внимание приковано к туннелю, из которого как раз выходят наши преследователи.

Первым идет Альбин — его куртка маяком белеет в темноте. Энсель — следом, немного приотстав. За ними шагают стражники, но их меньше, чем я боялась. Должно быть, спасая Рена, я обездвижила минимум половину дворцовой стражи.

— Ты их увела! — кричит король Энсель и начинает подбираться ко мне.

Альбин идет за ним след в след.

— Нечестно заставлять их платить за твои ошибки! Сам разозлил чудище — сам и разбирайся!

Внизу, в океане ворочается Сонзек, которого все сильнее терзает голод.

— Честно-честно. Я их купил, я за них заплатил, так что…

Энсель и капитан стражи уже близко. Немногочисленные стражники полукругом выстраиваются у выхода из туннеля — а что им еще остается? От них до обрыва не больше пары метров. Я подавляю желание оглянуться. Грета знает план — бежать из города, найти в лесу раздвоенное дерево, под которым будет ждать Рен. Теперь мне нужно выиграть для них время.

— Если сегодня чудище не получит девицу, в Белладоме будет потоп, — говорит Энсель с ноткой страха в голосе. — Будут рушиться дома. Могут погибнуть люди. Это будет на твоей совести.

Интересно, чудище вправду ест только девочек или это придумал Энсель? Впрочем, сейчас он явно и сам в это верит.

Стражники пытаются добраться до тропинки, но я загораживаю им дорогу, распахнув крылья. Между нами метра три. Хвост у меня на изготовку, кошачьи глаза и когти тут как тут. Я выпрямляюсь во весь рост и издаю шипение. Половина стражников разворачивается и удирает в туннель.

А я не свожу глаз с Энселя и Альбина.

— Ты их не получишь, — рычу я.

Король пристально меня рассматривает.

— А ловко ты усыпила моих стражников. Ты из этих, Барнабасовых тварей, да? — Блеск его глаз мне не нравится. — Он мне про тебя рассказывал, но я не верил, что у него получится. А ты и меня обманула — в замок проникла, девиц увела… — Энсель и Альбин делают шаг вперед. — Ничего, Альбин их вернет обратно.

Альбин обходит меня по кругу, пытаясь увести с тропинки, но я пресекаю его попытки. Когда я делаю движение, чтобы ужалить, он отшатывается и зло улыбается.

Энсель смеется:

— Не утруждай себя. Твой отец снабдил меня вакциной против твоего яда. Даже моему капитану хватило. Ну, так, на случай, если ты рехнешься и начнешь чинить безобразия в моем городе. — Он цокает языком и качает головой. — Нельзя же такого допустить, а?

Я стискиваю руки, мечтая, чтобы когти у меня были поострее. Вот и Барнабас вынес мой яд и не уснул. И Дэрреллу тоже дал вакцину. Все его слуги защищены от моего яда. Интересно, он боялся, что я слишком быстро все выясню, или просто опасался, что я разозлюсь, когда он наконец отдаст меня на милость жесткого короля Белладомы и его морского чудовища?

Я встаю у начала тропы.

— Барнабас мне не отец, — говорю я сквозь сжатые зубы.

Энсель фыркает.

— В тебе от него больше, чем ты думаешь. Вы оба так преданы своему делу.

По знаку Энселя Альбин вытягивает из ножен меч. Лунный свет играет на клинке. В животе у меня что-то сжимается. Хвостом теперь не получится. Если я попробую задушить им Альбина, тот мне его отрубит.

Я ощетиниваюсь, напрягаю все тело, напружиниваю ноги.

Альбин делает ложный выпад, но я уворачиваюсь. Энсель глазеет на это зрелище с отвратительной жирной улыбкой. У меня в груди словно огнем от нее жжет.

Альбин снова делает выпад. Клинок проходит близ моей руки и срезает с левого крыла несколько перьев. Меня накрывает болью, но я не издаю ни звука.

Альбин ловит перо на лету и заправляет себе за пояс.

— На память о самой странной моей жертве, — говорит он, глядя мне прямо в глаза.

По телу растекается страх, но я по-прежнему не подпускаю врага к тропе. Я выиграю время для Греты и девочек — и не важно, какой ценой.

Океан, до которого отсюда рукой подать, так и притягивает взгляд. Если бы сделать так, чтобы Альбин потерял равновесие…

Я несколько раз подряд хлещу хвостом, пытаясь сбить Альбина с ног, но он всякий раз отпрыгивает прочь. Потом он идет в атаку, пытаясь столкнуть меня с утеса и тем закончить бой. Я пригибаюсь, бью ногой — сильно бью, — и Альбин взлетает в воздух.

Над обрывом взлетает толстое черное щупальце. Оно хватает кричащего Альбина на лету и утаскивает в пучину.

Энсель отступает назад к проходу.

— Раз специально купленные девчонки сбежали, придется бросить ему кого-нибудь из горничных.

Во мне поднимается долго сдерживаемая ярость. Я с криком бросаюсь на короля. Оставшиеся с ним немногочисленные стражники храбро пытаются меня перехватить, но я жалю их и прорываюсь. Они падают один за другим — кто в океан, кто на тропу.

Мне все равно. Они помогали Энселю и Барнабасу.

Королевская туша так неповоротлива, что Энсель едва успевает нырнуть в туннель. Я хватаю его хвостом за ногу, и он шлепается наземь. Взвыв, он безуспешно пытается отползти. Я подтаскиваю его поближе, потом обвиваю хвост ему вокруг пояса и шеи и сдавливаю.

— Не надо! — хрипит он. — Золота дам, драгоценности! У меня есть амулеты! Волшебные зелья! Что угодно!

Я смотрю в его перепуганные глаза. В его взгляде нет и тени доброты.

— Власть! Ты же власти хочешь? — задыхается он. — Я тебе отдам свой трон! Он от Сонзека, он…

Я сдавливаю его сильнее, обрывая бесполезные мольбы.

Пусть я не могу убить Барнабаса, ибо его магия меня сожжет, но остановить этого человека я в силах.

— Я хочу одного: чтобы ты никогда никому больше не принес зла, — говорю я.

Энсель бьется и вырывается:

— Нет, нет!..

Но больше он ничего уже не успевает сказать. Я швыряю короля с утеса в океан.

Энсель летит, глаза выпучены от страха, руки бестолково бьют по воздуху — и падает, словно камень, в жадную пасть моря.