Белоснежная палатка над прилизанными лужайками имения в Беверли-Хиллз отпугнула набитые папарацци вертолеты. Палатка эта без труда накрыла бы парочку синевших рядом бассейнов, судя по их величине украсивших бы любой олимпийский комплекс. Стоило только появиться шерифу округа Лос-Анджелес, как два нанятых фотографами вертолета, будто по команде, взмыли вверх, пока не записали их бортовые номера, что обернулось бы для пилотов судебной тяжбой по обвинению в нарушении неприкосновенности частного владения. И папарацци никакими посулами, никакими взятками уже не смогли уговорить их.
Собравшиеся под навесом гости были тертые калачи, и подобные визиты им были не в новинку, поэтому никто особенно не впечатлился по поводу инцидента с вертолетами. Гул двигателей растаял вдали, и гомон разговоров вернулся в прежнее русло. Пристроившийся на деревянном возвышении оркестр продолжил играть, а манерные старлетки в микроскопических бикини по-прежнему обходили бассейн.
Здание, возвышавшееся над обширной лужайкой, копия средиземноморской виллы, но увеличенная, — вилла эта тянула не меньше чем на сорок тысяч квадратных футов жилой площади, не считая флигеля для гостей, раза в два превышавшего габариты обычного среднего американского односемейного домика. Подземный паркинг был рассчитан на два десятка лимузинов. Для возведения этого дворца пришлось выкупить два дворца поменьше стоимостью в несколько десятков миллионов каждый. Целая свора рабочих, инженеров три года чуть ли не сутками торчала на стройке, чтобы возвести этот бастион. Здесь, в Беверли-Хиллз, где трудно было удивить роскошью, новостройка заставила многих призадуматься, едва только приступили к ее возведению.
Владельцами этого чуда были Томас и Хайди Сэверенс. Они не принадлежали к числу актеров или китов киноиндустрии, хотя Том Сэверенс пару лет проторчал исполнительным продюсером на одной из студий. Оба были покровителями и хранителями имения последнего доктора Лайделла Купера, основоположника респонсивизма, и теперь встали во главе непрерывно разраставшейся и укрупнявшейся организации. Средства на постройку здания, сумму, вдвое большую, в которую обошлась калифорнийская штаб-квартира организации, поступали от жертвователей — фирм и частных лиц, хотя большую часть денег собрали среди представителей голливудской элиты, гурьбой ринувшихся в лоно респонсивизма.
Том Сэверенс, одним из первых по достоинству оценив ознаменовавшую прорыв книгу доктора Купера иод названием «Плодимся себе на погибель», отыскал автора и соответствующим образом пропиарил его. И, что вполне логично, Том учуял некое родство душ с дочерью Купера Хайди. После двух месяцев ухаживаний Том и Хайди поженились. Именно их неуемная энергия и превратила респонсивизм в явление мирового масштаба, каковым оно ныне являлось. В соответствии с волей Купера его зять и дочь продолжили начатое отцом. Оба обладали некоей харизмой, привлекавшей к ним людей из шоу-бизнеса, мира кино, одним словом, индустрии развлечений, а когда завоевавшая «Оскара» актриса Донна Скай во всеуслышание заявила о том, что она вот уже многие годы горячая сторонница респонсивизма, популярность наследия Купера взлетела до небес.
Ростом Тома Сэверенса бог явно не обделил, остальное доделала пластическая хирургия, придав ему представительности. К пятидесяти трем годам, невзирая на начинавшие редеть светло-русые волосы, взгляд его ничуть не утратил былого гипнотизма. Кремовый пиджак был явно великоват даже для его мощной фигуры, однако казалось, что вместо того, чтобы скрадывать его мускулатуру, одежда как раз подчеркивала ее. Когда Том улыбался, а это происходило часто, ослепительнобелые зубы выгодно оттеняли смуглый цвет лица.
Рядом с ним стояла Хайди. Хоть она была всего лишь на пару лет моложе Тома, больше сорока ей никто не давал. Хайди представляла собой эталонный тип калифорнийки: безупречно подобранный тон светлых волос, ярко-синие глаза и фигура спортсменки. Самой привлекательной в Хайди была ее шея, длинная и изящная, и она, зная об этом, пользовалась дарованным ей природой благом в полной мере, позволяя себе и блузы с глубокими вырезами, и безупречные бриллиантовые ожерелья.
Том и Хайди составляли весьма привлекательную пару, настолько привлекательную, что не приходилось удивляться тому, что оба неизменно становились центром внимания. И уж конечно, здесь и сейчас, как живое воплощение респонсивизма на торжественном открытии новой штаб-квартиры организации.
— Мои тебе поздравления, Том! — Знаменитый кинорежиссер, несмело приблизившись к Сэверенсам, непринужденно чмокнул Хайди в загорелую щеку. — И тебе тоже, Хайди. Вы по праву можете гордиться. Уверен, доктор Купер согласился бы со мной.
Последняя фраза прозвучала с почтительностью, едва ли не с благоговением.
— Грядущие поколения еще будут вспоминать ваш центр как место, сумевшее одолеть наплыв перенаселенности.
— Он станет путеводной звездой мира, — ответила Хайди Сэверенс. — Как не раз повторял отец, самое тяжелое — начать борьбу. Но население постоянно увеличивается, и мир понемногу понимает, что поставлено на карту, и нам суждена роль зачинателей образа жизни, где главенствует чувство ответственности.
— Я читал в «Дженерейшн» о снижении рождаемости в деревнях в окрестностях нашей новой клиники в Сьерра-Леоне, — продолжил режиссер.
«Дженерейшн» — так назывался издаваемый два раза в год журнал организации.
Сэверенс кивнула:
— Выбрав для клиники место, куда уже не доберутся ни христиане, ни мусульмане и не будут морочить людям головы, мы добились даже большего, чем ожидали. Сумели убедить жителей деревень в том, что, лишь избавляясь от нежелательных детей, они смогут обеспечить себе достойный уровень существования. Но никак не с помощью избитых увещеваний церковников.
— В статье ничего не сказано о том, объяснили ли мы то, насколько повлияло на нашу жизнь внутримозговое вмешательство и как этому противостоять.
На сей раз Том покачал головой:
— То, что присутствие инопланетян существует во Вселенной параллельно с нашим, неощутимо, и они вряд ли сейчас способны разобраться в этом. Наши руководящие принципы еще ждут своего часа. А на данный момент речь идет всего лишь о снижении рождаемости в регионах.
Приняв услышанное к сведению, кинорежиссер поднял в их честь бокал с «хайболлом» и переместился к соседней группке, что позволило другим почитателям выразить поздравления Сэ- веренсам.
— Он милый, — шепнула Хайди мужу.
— За свой последний фильм он отхватил двести миллионов, тем не менее его взносы за последний год упали на пять процентов.
— Я поговорю с Тамарой.
Тамара была очередным приобретением кинорежиссера — его женой на данный момент, и Хайди оказывала ей покровительство.
Том, судя по всему, не услышал заверений супруги, потому что как раз в этот момент в кармане пиджака завибрировал сотовый. Раскрыв телефон, он назвал себя и с минуту с непроницаемым лицом слушал собеседника.
— Благодарю вас, — ответил он наконец и, отсоединившись, снова сложил аппарат и взглянул на Хайди. Ее излучавшие радость глаза соперничали с одиннадцатикаратным бриллиантовым колье.
— Это Ковач звонил, — негромко пояснил Том, чтобы остальные не услышали. — С сухогруза доложили о замеченных в Индийском океане обломках.
— О боже!
— А по спасательному плоту определили, что он с «Золотого рассвета».
Хайди вдруг схватилась за шею, будто ее прижгли сигаретой.
— Выживших нет.
И вновь сияющая улыбка. И воркование.
— Это чудесно, это просто чудо!
У Тома был такой вид, будто у него гора с плеч свалилась. Еще пара недель, дорогая, и все, над чем твой отец и мы столько трудились, станет явью. Мир переродится, и на сей раз
мы своего не упустим.
— Он переродится на наш лад, — добавила Хайди, беря мужа за руку.
Ей было плевать на семьсот восемьдесят три человека — женщин, детей, ушедших на дно вместе с круизным судном, причем многие из них были членами их организации. Что такое семьсот восемьдесят три человека? Пылинка в сравнении с теми, кому еще только предстоит погибнуть.