Чумной корабль

ГЛАВА 34

Желудок Эрика Стоуна превратил­ся в узел, и он никак не мог впих­нуть в себя традиционный завтрак астронавта — стейк с яйцом. Нет, предстоящий суборбитальный полет его не волновал. Эрик был из тех, кто не пренебрегает опытом, а, напротив, стремится к его обретению. Больше всего он страшился подвести, не спра­виться с порученным заданием; именно этот страх сводил судо­рогами тело, пересыхало во рту. Эрик прекрасно понимал, что нынешняя миссия — уникальная и самая важная за всю его ка­рьеру и независимо от того, что произойдет в будущем, ничто ее уже не затмит. В жизни Стоуна назревал решающий момент — в его руках оказывалась судьба человечества.

И, будто этого мало, у него никак не выходило из головы, что Макс Хэнли схвачен и содержится на острове Эос.

Подобно Марку Мерфи, Эрик был в молодые годы вознесен своим умом на высоты успеха, не успев по-настоящему повзрос­леть. Марк ловко маскировал это играми в бунтарство, отращи­ваемыми до пояса лохмами, доведением себя до одури громкой музыкой — короче говоря, псевдодиссидентством. В арсенале Эрика ничего подобного не было. Он был и оставался застенчи­вым, неловким в общении, так что не приходилось удивляться тому, что ему постоянно требовался ментор. В средней школе в его роли выступал учитель физики, в Аннаполисе — препо­даватель английского, который по иронии судьбы даже не вел у него в группе занятия. Когда Эрику присвоили звание офице­ра, он уже не мог отыскать никого, кто взял бы его под опеку — вооруженные силы не так структурированы, — и настроился покончить с армией, отслужив положенные пять лет.

Эрику ничего не было известно о том, что его последний непосредственный начальник замолвил словечко одному сво­ему старому приятелю, а именно Хэнли, убедив его, что Стоун превосходно впишется в «Корпорацию». Стоило Максу только намекнуть на подобную перспективу, как Эрик тут же согласил­ся. Макс обладал уравновешенностью, степенностью, предска­зуемостью и бесконечным терпением и понимал толк в том, как взлелеять талант. Постепенно он превращал Эрика в человека, которым тот всегда мечтал стать.

Была и еще одна причина, почему Эрик не мог ни есть, ни спать. Предстоящий успех означал бы похороны того, кто был для него скорее отцом, чем просто наставником.

— Ты как, сынок? — осведомился Джек Тэггарт, когда оба натягивали спецкостюмы в раздевалке за кабинетом в ангаре. Кабина космического самолета была герметичной, поэтому спецкостюмы представляли собой всего лишь серо-оливковые облегающие комбинезоны. — Видок у тебя, прямо скажем, не лучший.

— Голова забита многим, полковник, — неохотно признался Эрик.

— Ну, хотелось бы думать, что это никак не связано с поле­том, — по-южному растягивая слова, высказался бывший пилот космического челнока. — Слетаете, вернетесь, какие проблемы?

— Честно говоря, если что меня и тревожит, так это отнюдь не сам полет.

В помещение заглянул техник.

— Джентльмены, поторопитесь. Руководитель полетов же­лает, чтобы «Кенга» через двадцать минут вырулила на старт.

Тэггарт взял шлем из шкафчика и сказал:

— Тогда пора идти включать зажигание.

В изящно-узком космическом самолете позади пилотского сиденья было еще два откидных места. Все утро Эрик настраи­вал компьютер и встроенный в него передатчик. Он опустился в кресло второго пилота и поднял руки вверх, пока техники при­стегивали его ремнями, как гонщика «Гран-при». Над ним было два окошка, через которые был виден низ авиаматки; кроме того, окошки имелись и по обе стороны. Тэггарт стоял перед ним, пе­реговариваясь с руководителем полетов Риком Баттерфилдом.

Эрик присоединил шлем к разъему и ждал паузы в разговоре Тэггарта, чтобы проверить радиосвязь на частоте полета, по­том на запасной частоте, но голос пилота по-прежнему звучал в одном ухе.

— Элтон, это Джон, как слышите? Прием!

Хали Касим избрал в качестве позывных из песни Элтона Джона «Человек-ракета».

— Джон, это Элтон. Слышу вас хорошо.

— Элтон, приготовьтесь получать телеметрию по моему зна­ку. Три, два, один, отметка.

Эрик нажал клавишу на ноутбуке, чтобы Хали мог контро­лировать полет и российский спутник в режиме реального вре­мени на борту «Орегона». И настроил веб-камеру таким обра­зом, чтобы его товарищи могли видеть то же, что и он.

— Джон, сигнал вроде ясный.

— Хорошо, примерно через десять минут выходим на рулеж­ку. Буду держать вас в курсе. Прием.

— Вас понял. Удачи. Прием.

Огромные створки ангара с грохотом раздвинулись, по­грузив железную пещеру в румяный свет наступающего дня. На краю взлетно-посадочной полосы стоял задрипанный домик на колесах, в котором разместился центр управления полетами. Его крыша изобиловала антеннами и парой вертящихся тарелок радаров.

— Как вы там? — полуобернувшись, осведомился Тэггарт.

Не успел Эрик ответить, как взревели два турбореактивных

двигателя, установленные на фюзеляже «Кенги». Тэггарт повто­рил вопрос по радио, из-за шума двигателей невозможно было переговариваться.

— Немного волнуюсь, — не стал скрывать Эрик.

— Не забудьте, я зажгу красную лампочку у вас на прибор­ной доске за десять секунд до отключения ракетного двигателя, желтую — за пять и зеленую — непосредственно при отключе­нии. В тот момент мы будем на высоте около семидесяти пяти миль, но как только двигатель отключится, начнется свободное падение. Так что вам придется поторопиться.

— Понял.

— Поехали, — объявил Тэггарт, поскольку «Кенга» пришла в движение.

Неуклюжая на вид авиаматка с чуть обвисшими крыльями покатилась к взлетно-посадочной полосе и, резко повернув, вы­ровнялась по центральной полосе. Тут же машина стала уве­личивать скорость, двигатели работали на полную мощность. Эта машина была специально создана для доставки «Кенгуру» на высоту пуска в 38 тысяч футов, и ни о какой там динамич­ности говорить не приходилось. Промчавшись почти по всей длине взлетно-посадочной полосы, она поднялась в воздух и на­чала долгий постепенный подъем. Через боковое окно Эрик ви­дел причудливую тень машины, мчавшуюся по барханам. Все это напоминало кадр из научно-фантастического фильма.

На подъем по спирали до необходимой высоты потребовался час. Эрик коротал время за проверкой оборудования. Тэггарт просто спокойно сидел на своем месте, играя в симулятор по­лета на приставке «Game Воу».

Они на десять минут опережали график Эрика, и самолет лениво выписывал восьмерки в небе. Высоко над ними с нево­образимой скоростью мчался советский спутник. В отличие от «Шаттла» или Международной космической станции, дви­гавшихся по кругу параллельно экватору, орбитальный балли­стический снаряд несся над Землей от полюса к полюсу. Таким образом, он фактически перекрывал всю земную поверхность раз в две недели вследствие вращения планеты вокруг оси. Сей­час он был над Вайомингом, летя со скоростью около пяти миль в секунду. Находясь на этой орбитальной траектории, он должен был пролететь над островом Эос лишь неделю спустя, поэтому Эрику предстояло послать сигнал, который соответствующим образом перенаправил бы маневровые двигатели снаряда и из­менил траекторию движения. Если все пойдет согласно пла­ну, советский спутник окажется в пределах дальности запуска вольфрамового стержня менее чем через восемь часов.

— Подходим к Т минус одна минута, — донесся до Эрика голос Баттерфилда. — На приборной зеленый.

— Вас понял. Шестьдесят секунд.

Таймер на пульте Эрика начал обратный отсчет, а цифровой указатель скорости на приборной доске залип на четырехстах милях в час.

— Тридцать секунд… Десять… Пять, четыре, три, два, один. Отделение.

Пилот на борту авиаматки нажал на рычаг, и космический самолет, отделившись от брюха носителя, на несколько секунд оказался в свободном падении для достижения необходимого расстояния от «Кенги» до того, как Тэггарт запустит ЖРД-ракеты.

Эрику показалось, будто все его органы чувств одновремен­но подверглись атаке. Рев двигателя по громкости сравнялся с мощнейшим водопадом, грудь ощутимо стиснула некая сила. Вибрация корпуса вынудила его сжать подлокотник кресла, другая сила будто здоровенным кулачищем отбросила его на­зад, вжав в спинку. Все внутри жутко колотилось, и Эрик не мог отделаться от ощущения, что снаружи его натирают наждаком. От выброса в кровь сверхдоз адреналина пересохло во рту. Со­средоточив внимание на указателе скорости, он понимал, что лишь секунды отделяют их от звукового барьера.

Когда Тэггарт задрал нос машины еще выше, вжатому в кресло перегрузкой Эрику показалось, что машина вот-вот разлетится на части. И тут они прорвались через звуковой ба­рьер. Вибрация заметно снизилась, двигатель уже не ревел так исступленно, но каждой клеточкой тела Эрик ощущал, что они несутся с неистовой скоростью.

Уже минуту спустя они забрались выше, чем на сто тысяч футов, и Эрик наконец сообразил, что вот тут-то и начинается его персональный полет. Сердце уже не колотилось как беше­ное, и он с наслаждением отдался грубой мощи космического самолета.

Если верить указателю скорости, они шли на двух тысячах миль в час, и скорость непрерывно росла. Бросив взгляд через плечо, Эрик заметил, как стремительно темнеет небо по мере того, как они забираются все выше и выше. И будто по волшеб­ству стали зажигаться звезды — сначала едва заметно, потом четче, ярче. Он никогда еще не видел столько звезд, и таких крупных. Здесь они уже не мерцали как на земле — атмосфера не та. Свет их был устойчив, а число постоянно росло, и Эрику стало казаться, что космос сотворен из света, а не из тьмы. Они были так близко, совсем рядом, казалось, протяни руку — и кос­нешься их.

Индикатор перед глазами внезапно вспыхнул красным. Неужели целых четыре минуты пролетели так быстро? Пре­одолевая перегрузки, Эрик потянулся к ноутбуку.

—Десять секунд, — передал он на частоте, контролируемой «Орегоном».

Если Хали и ответил, голос его потонул в реве двигателя.

Высотомер бешено вертелся, отсчитывая футы спуска, циф­ры сливались в полосу. Они отмахали триста девяносто четыре тысячи футов, когда свет сменился на желтый, и за миновав­шие пять секунд одолели еще целую милю. Цвет индикаторной лампочки сменился на зеленый, когда они миновали отметку в четыреста тысяч футов.

Эрик набил команду, когда двигатель ракеты сожрал послед­ние капли топлива и циклонные насосы стихли. Сковывавшие его по рукам и ногам силы перегрузки внезапно исчезли, от на­ступившей тишины звенело в ушах. Они вошли в невесомость. Эрику не раз приходилось испытывать подобное чувство на аме­риканских горках, но сейчас это было нечто другое. Они при­близились к самому краю космоса, это были уже не доступные и в наземных условиях краткие потери веса, а самая настоящая невесомость — они оказались почти вне досягаемости земного притяжения.

Джек Тэггарт включил устройства, поднимавшие крыло иод углом к фюзеляжу. Это увеличило лобовое сопротивление и придало новую динамику, что обеспечило машине невероят­ную устойчивость, когда она перешла в постепенное скольжение к аэродрому под Монахензу в Техасе.

—Ну и как? — поинтересовался Тэггарт.

—Минутку.

Тэггарту показалось, Эрик не в себе, но, обернувшись, он увидел, как тот сосредоточил внимание на компьютере. Боже, этого ребенка только что прокатили, как никогда в жизни, а он, не успев опомниться, сразу же с головой ушел в работу. Тэггарта восхитила самоотдача молодого человека.

— Повторите, Элтон. Прием.

— Говорю, у нас подтверждение от бортовой телеметрии. Маневровые двигатели включены, смена орбиты произведена. Целевые компьютеры в режиме онлайн, идет контрольный про­гон перед пуском стержня. Поздравляю! Получилось!

Эрик не понимал, плакать ему или же вопить от радости. Но в конце концов он избрал обычное чувство удовлетворенности — его план срабатывает. Надо было отдать должное русским — если это касалось космонавтики, они свое дело знали туго. Если НАСА всегда стремилось к изяществу, даже там, где в нем и особой нуж­ды не было, Советы предпочитали невзыскательную простоту и в результате строили на века. Их космическая станция «Мир» оставалась на орбите в два раза дольше первоначально заплани­рованных сроков. Если бы не отсутствие финансирования, она, скорее всего, до сих пор болталась бы на орбите.

— Понял. Прием и конец связи.

— Ну и как? — хотел знать Тэггарт.

— Сработало. Теперь российский спутник под нашим кон­тролем.

— Я не об этом. А о том, что вы скажете о полете.

— Полковник, это было самым удивительным событием в моей жизни, — ответил Эрик, чувствуя, как тело мало-помалу вновь обретает вес. Желудок вновь принял исходное положение.

— Я понимаю, это нигде не будет отмечено официально, но хочу вас заверить, что мы только что побили мировой рекорд высоты. Мы собираемся ограничить предел полетов приблизи­тельно до трехсот тридцати тысяч футов, так что это ни много ни мало рекорд и останется таковым на какое-то время.

Эрик невольно усмехнулся, представив, какой приступ ревности это вызовет у Мерфа и какое впечатление произве­дет на Джани. Но эти мысли тут же улетучились, стоило ему вспомнить об участи Макса Хэнли.