Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 2

Глава 12

Я медленно опустился в горячую воду и застонал от наслаждения. Всё же в воду, по ощущениям, иногда входить не хуже, чем в бабу. По крайней мере именно сейчас мне кайфовей была вода. Жаль только времени, как следует насладиться, не имелось.

Хорошо все-таки, что Харви вспомнил, про этот домик. Очевидно, что лучшего места для логова ворона не найти. Вот только что-то меня настораживало, как-то уж больно все гладко складывалось. У меня в жизни никогда ничего просто так не бывало. Всё самое лучшее я всегда получал через преодоление препятствий, а тут раз — и всё само собой решается. Не привык я к такому и чуял подвох.

Я вздохнул. Опять было нужно куда-то бежать. Найдётся ли у меня хотя бы один день спокойный?

Надевать грязные лохмотья Фила после ароматной горячей воды было до омерзения противно. Но делать нечего, хоть такие тряпки есть, это все лучше, чем вышагивать в панталонах и накрахмаленном слюнявчике, как Томаш.

Как только я вернулся в зал, отец с Харви сразу же отправились заниматься управленческими вопросами. Они и меня попытались привлечь, но я, отговорившись делами, которых у меня и вправду было невпроворот, смылся.

Будь моя воля, я бы пошел за одёжкой сам, без никого. Однако оставлять Фила одного с Кирой, даже в замке — небезопасно. Хотя и слоняться с Кирой по городу тоже было чревато последствиям, поэтому для усиления пришлось прихватить с собой еще и Томаша.

Мы вчетвером вышли из замка, и я буквально нос к носу столкнулся со взбешенной Аделаидой.

— Эрик, Фил, Кира, какая нежданная радость! — с притворным радушием воскликнула Аделаида, всплеснув руками. — Вас-то как раз мне и надо!

От этого притворного меда в её голосе мне сделалось еще больше не по себе. Уже немного зная Аделаиду, я смекнул, что мать Лейлы в ярости, а такие бабёны в ярости, дело очень неприятное, а порой и опасное.

Справляться с женским гневом мне всегда было непросто, если с мужиками всё более-менее ясно — дал люлей в случае чего и в ус не дуй, то с женщинами, с их истериками, вечно нет сладу. Поэтому лучше всего бежать от них до пришествия бури, после, будет уже поздно.

— Валим, — одними губами прошептал я.

Я опрометью бросился наутек. Фил понял меня правильно и увлек за собой Киру в другую сторону. Один тормознутый Томаш остался в лапах Аделаиды, но его было и не жалко.

Встретились мы с Филом у ворот из замка.

— Что будем ждать этого тормоза? — спросил я отпыхиваясь.

— Надо бы, но лучше за воротами, — откликнулся Фил.

Мы вышли за ворота под настороженные взгляды стражников и медленно побрели прочь по вымощенной дорожке, то и дело оглядываясь. Аделаида в погоню не бросилась, видимо решив, что это выше её достоинства. Вскоре нас нагнал Томаш.

— Зачем вы убежали от миледи Аделаиды⁈ — возмущенно спросил он.

— А зачем ты остался? — с усмешкой поинтересовался я. — Синдром отличника отрабатываешь?

— Так требуют приличия! — с негодованием отрезал Томаш.

— Иногда приличиями лучше пренебречь ради безопасности, — пожал я плечами. — Что тебе сказала твоя миледи?

— Она сказала, — пробурчал Томаш, — передать вам, что, если еще раз вы вовлечете Лейлу в какую-нибудь сомнительную авантюру, она открутит вам обоим головы.

— Ну то-то же! Что и требовалось доказать, мы вовремя улизнули, — хохотнул я, на ходу, собирая подсохшие волосы в хвост.

— Вы поступили недостойно, — упрямо задрал нос Томаш.– Так с дамами поступать просто бесчестно.

Я закатил глаза, понимая, что спорить с этим чудилой бесполезно, как говориться, горбатого только могила исправит. Таких, жизнь либо обламывает, либо они становятся примерными подкаблучниками.

Какое-то время шли молча. Сначала спустились на торговую площадь. Я купил у веснушчатой девчонки четыре запашистых пирожка с картошкой. Томаш с брезгливостью есть свой пирог отказался, поэтому я ухомячил два, Фил с Кирой тоже не стали выёживаться и поели.

Площадь закончилась, и плавно перелилась в переулок дорогих лавок с красивыми яркими вывесками и оформленными витринами. Эти магазинчики предназначались для элиты. Здесь чинно гуляли расфуфыренные дамы под руку с не менее расфуфыренными господами.

Попались на глаза нам и несколько стражников. От их нежелательного внимания нас уберег только шагающий рядом Томаш, который, по их мнению, выглядел прилично, в отличие от его грязных слуг и странной девицы — то есть от нас.

— Если вам нужна одежда, я могу показать вам лавку хорошего портного. Здесь недалеко. Я сам заказывал у него несколько нарядов, — не очень приветливо заявил Томаш, будто делая нам одолжение.

Мы с Филом покосились на его панталоны и одномоментно прыснули.

— Спасибо, Томаш, — отсмеявшись, всё же поблагодарил я. — Но желай я выглядеть как ты, у меня не было бы нужды идти к портному, весь шкаф забит панталонами и колготками.

— Это, между прочим, последний писк этого сезона! –возмутился Томаш.

Я хотел было ответить на его писк, но Фил меня опередил.

— Мы пришли, — сказал Фил, кивнув на бедную лавочку с выцветшей вывеской и заколоченным окном, спрятанную в самом конце улицы.

Мы подошли к дверям. На ручке висела табличка, на которой вместо надписи «открыто» было выведено: «Или купи, или вали!». Я удивленно приподнял бровь.

— Зачастую сюда приходят, чтобы поглазеть на женщину-портниху, — смущено пояснил Фил. — Вот она и предупреждает…

— Да, помнится, ребята рассказывали, что ходили сюда, чтобы взглянуть на хозяйку, и зашли на свою голову — баба она лютая, одному рассекла бровь! — поделился Томаш. — Зачем нам сюда?

Тут в лавке раздался чудовищный грохот. Затем взвыл мужик.

— Ах, ты хряк свиномордый! Я тебе сейчас харю в лепешку скомкаю! Пень трухлявый!

Вся эта брань выговаривалась приятным женским голосом, от чего возникал такой режущий дискомфорт и неловкость, что входить расхотелось от слова совсем. Но вместе с тем, сделалось очень любопытно, что же там такое творилось.

— Феона, успокойся! Брось утюги! — умолял испуганный мужской голос.

— Сам выпросил, репоголовый индюк!

Опять раздался грохот, мужик жалобно взвыл. Логично было бы по-тихому свинтить и поискать магазинчик поспокойнее, но похоже, за дверью, кого-то требовалось спасать. И хотя это была явно не дама, попавшая в беду, мимо пройти мы не могли.

Мы, как можно тише, вошли внутрь. В лавке всё было перевернуто вверх дном. Возле прилавка стояла миниатюрная, красивая женщина, в шикарном платье, с одним утюгом в руке. Другой утюг валялся рядом с сидящим на полу мужиком богатырского сложения. Крылья носа у женщины яростно подрагивали, воздух из ноздрей вырывался с угрожающим шипением. Глаза поблескивали, щеки раскраснелись.

— Что ты творишь, женщина? — пробормотал мужик, держась за плечо, куда видимо пришелся удар утюга. — Ты ж убьешь меня ни за что не про что!

— Повод у меня имеется, поганец! — не проявила сочувствия портниха. — Ты подсунул мне ткань с личинками! Фурункул злосчастный!

— Это досадное недоразумение, Феона! — увещевал её мужик. — Ну, немного погрызла моль твои тряпки, их все равно никто не берет…

Данный ответ был неверный, и спасло недальновидного мужика только то, что второй утюг зацепился проводом за щель в полу из-за чего не смог повиноваться хозяйке и совершить прилет в лоб дурня.

— Недоразумение у тебя в штанах! — взвилась женщина. — А это подстава и подстава с грязным умыслом! За сколько ты меня продал, торгаш недоделанный⁈

— Феона, зачем кому-то тебя подставлять⁈ Рехнулась ты совсем что ли⁈ — завопил мужик. — У тебя покупателей нет от слова совсем и без всяких происков конкурентов! Давно пора продать этот клоповник! И заняться тем, что женщине пристало!

— Это чем же? — холодно поинтересовалась портниха.

— Замуж за меня выйти, дура! — в отчаянии взревел детина.

С этими словами мужик подскочил и, едва не сбив нас, опрометью рванул прочь.

Женщина охнула, лицо её смягчилось, на губах заиграла улыбка.

— Ну, так позвал бы уже, — тихо ответила она, но мужик её уже слышать не мог.

Тут взгляд женщины наткнулся на нашу компанию и глаза её зажались в узкие щелки.

— Чего припёрлись⁈ — сердито поинтересовалась она, подбирая утюги и разбросанные вещи. — Тут вам не цирк, выметайтесь, пока я не отутюжила и вас!

— Не серчайте, — попытался я унять гневливую бабу. — Мы с добром!

— Знаю я ваше добро, от него потом не отмоешься! — с неприязнью процедила портниха, развешивая рубашки.

— Феона, мы недавно покупали у вас одежду, — робко вмешался Фил. — Вы меня не помните?

— Как же, помню! — еще больше распалилась портниха, подобрав здоровенные ножницы и угрожающи нацелив их на нас. — Я за гроши отдала вам одну из лучших своих работ. И после радовалась этому, как дура, хотя даже ткань не окупилась!

Портниха отвернулась и стала зло размазывать кулаками слезы по лицу. Вид у нее был как у разгневанного хомячка — трогательный.

На этом нам было бы уже можно ставить точку и уходить, но я, кляня свою жалостливость, уже отвязывал от пояса два кошелька, набитых монетами — весь куш, выигранный мной в покер у мротов. Оставил я себе только несколько монеток, как говорится, на развод, сунув их в карман туда же, где всё еще хранилось мротское кольцо. Остальное своё богаство положил на прилавок.

— Нам бы с вот этим парнем — одеться, — указывая на Фила, попросил я.

Слезы у портнихи моментально высохли. Она посмотрела на монеты, потом на нас. Потом снова на монеты.

— За эти деньги будет вам гардероб, — решительно сказала портниха. — Отдам всё, что вам будет по размеру, всё, что уцелело. У меня часть вещей — чтоб в сапоге моего женишка вечно торчал гвоздь, — погрызла моль.

Феона засуетилась, стала закидывать нас рубашками, брюками, облегченными доспехами. Все вещи были пошиты мастерски. Глазомер, как и вкус, у портнихи был отменный, она в точности угадала наши размеры и предпочтения.

Томаш, глядя на все это веселье, смущенно тоже положил горсточку монет портнихе и попросил подобрать что-нибудь и ему.

В конце концов, свертков и коробок появилось столько, что мы решили нанять двух носильщиков, околачивающихся для подобных случаев рядом с лавками.

— Вот еще, — уже к финалу сказала Феона, — это подарок для девушки, вижу, ее снедает недуг, но девушке всегда важно иметь красивое платье.

С сочувствием глядя на отрешенную от всего Киру, портниха протянула нам две объемные коробки.

— Спасибо! — поблагодарил Фил. — Она оценит, когда поправиться!

— Помолюсь Аве ей за здравие, — пообещала портниха и повязала Кире на шею прозрачный зеленый шарфик. — На удачу.

Почувствовав некоторую неловкость, я заговорил, чтобы разрядить обстановку.

— Мы снесли половину вашей лавки! — глядя на опустевший магазин, присвистнул я. — Теперь у вас нечем торговать.

— Мне это уже ни к чему, — грустно махнула рукой портниха. — Меня вон замуж берут.

— Одно другому не помеха, — улыбнулся я.

— Все равно кроме вас у меня покупателей не было, — вздохнула портниха, как будто уговаривая саму себя. — Мой отец был портным, я хотела сохранить эту лавку в память о нем, он единственный, кто верил, что у меня получится. Но его сбережения уже давно иссякли. Я вся в долгах… еще и эта моль, чтоб ее разорвало…

— Мы-то у вас теперь есть, а там глядишь, и кто еще подтянется, — попытался я приободрить портниху.

Мне стало жаль женщину — шить одежду явно было её призванием, она за него не хило так боролась всю жизнь со всем миром и вот теперь всё, крест на этом решила поставить. Хотя замужество ей, как и любой женщине, явно пошло бы на пользу. Детишек бы завела, а там, глядишь, нрав свой утихомирила.

— Я вас обеспечила одеждой лет на пять, — засмеялась портниха.

— Меня хорошо, если на полгода, — резонно возразил я. — Феона, выходите замуж, коль желаете, но обещайте для меня шить на заказ.

— Договорились, будут деньги, будет и шитье. Вы ведь из знати, да? — полюбопытствовала напоследок Феона.

Я уже открыл было рот, чтобы отшутиться, что мы из народа. Как вдруг в лавку снова ворвался поколоченный жених Феоны.

— Феона! Представляешь, мне сказали, что у тебя сам герцог Крайкос скупил полмагазина! — восторженно с порога зачистил он.

— Я купил один наряд! — возмутился Томаш, видимо испугавшись снискать в народе такую славу. — Полмагазина скупил младший герцог Герберт.

Феона удивленно всплеснула руками. Я все же не удержался и мстительно ткнул Томаша в бок. Сдал меня с потрохами гаденыш, для таких вот пай мальчиков стукачество всегда было в порядке вещей, тем они меня и подбешивали.

К чести Феоны, её манера общения стала лишь немного почтительней, обыкновенного для простых людей лизоблюдство она не проявила. Портниха, лишь шутя спросила разрешения, можно ли ей будет повесить табличку, что сам герцог Герберт одевается у нее. Из этого следовала, что лавка продолжит свое существования. Я, естественно, разрешил и мстительно добавил, что никто не будет возражать, если к моему имени добавиться лорд Филибер и младший герцог Крайкос.

Томаш недовольно поджал губы, но возражать не стал, видимо, счел это ниже своего достоинство.

На магазин мы ухайдокали весь день. И в замке были только к вечеру. Я лично так вымотался, будто картошку копал. И все же был доволен тем, что теперь у меня есть нормальная одежда, которую не стыдно и приятно носить.

Я дошел до сэра Артура и, показав ему колечко мрота, спросил, не знает ли он чего об этой вещице.

Сэр Артур с изумлением покрутил колечко в руках. А потом рассказал, что таких колец не видывал давно.

Это оказалось телепатическим кольцом. Если у кого-то будет такое же, то с ним можно связаться на пару сек и что-то ему передать. Более того, колечко обладало силой рассредоточивать внимание людей вокруг своего хозяина. То есть, если на тебе кольцо, то люди тебя видеть-то видели, но не замечали. Иногда это было очень полезным свойством, а вот иногда и неприятным побочным эффектом. Ещё кольцо было опасно тем, что при телепатической связи, мало того, что уходило куча сил, но еще и другой мог подсмотреть твои мысли.

Озадаченный этими свойствами кольца, я пошел есть. Выезжать мы должны были на рассвете. Поэтому спать мы с Филом решили завалиться пораньше, чтобы на сон оставалосб время — нам с ним по очереди предстояло сторожить Киру. Никому кроме меня Фил её не доверял.

На рассвете мы все собрались у конюшни. Харви с отцом рассказали, что ничего толкового им выяснить не удалось.

Они поймали двух стражников, выпустивших накануне из города, вопреки приказу, Роджера с Мерлином. Допрашивал провинившихся Харви, оказалось, заплатили стражником не деньгами, а ящиком специи. Ящик был активно стражниками распродан.

Отец вчера вечером велел казнить изменников. Глашатай зачитал им права и им публично отрубили головы. Невзирая на то, что стражники были виноваты, мне все равно не понравилось, что мы отсекаем людям бошки еще и делаем из этого шоу.

Отец оставил город на Ганса, пока гостившего с семьей в замке. Велел стражникам поискать подсевших на специю торчков, и все силы бросить на искоренение этой заразы в герцогстве.

А меня вновь поджидала пытательная животина — лошадь. На этот раз я попытался с ней наладить хорошие отношения, угостив предварительно морковкой. Но лошадэвра, не оценила мой жест, и цапнула меня до крови за палец. Я выругался.

Эта сцена вызвала всеобщий хохот. Я хмуро уселся на зубастую скотину, и мы двинулись в путь.

— Если ты будешь так трястись в седле, — процедил отец, — то твой позвоночник сыплется в трусы!

— Главное, по-любому останется при мне, — ответил я, понимая, что отец прав, но его правоту, как всегда. хотелось засунуть ему в жопу.

— А вот твою дурь ничем не вытрясешь! — проворчал отец.

Через час езды я уже был не рад свету белому. Скачка отдавалась в мозгах тупой болью. Тело ныло. Отбитая жопа онемела. Мы заехали в лес, здесь дорога, укрытая от солнца раскидистыми елями, была мрачной и темной.

На душе сделалось как-то тоскливо, неуютно. Лошадь моя стала спотыкаться. Раздался треск. На дорогу, преграждая нам путь, упало толстое дерево. Засвистели стрелы над головами. Затем к нам вышел здоровенный детина с мешком на голове, в котором были прорези для глаз и рта.

— Кофелек или жизнь, ребятки, — шепеляво продекламировал мужик, помахивая арбалетом.