День середины лета

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. О ЯДАХ, УБИЙЦАХ И ХВОРЯХ. ПОДАРКИ ОТ ЗАМОРСКИХ ГОСТЕЙ

Илл'е снился белобрысый мальчишка — растрепанный, с подбитым глазом и содранными в драке костяшками.

— Ничего, они еще поплатятся, — утешала она его, смывая кровь отваром из горьких трав.

Мальчишка лишь шипел, согласно и воинственно. Поплатятся, мол, еще и как!.. Только дай время!..

— Зря ты, Эдан, в одиночку к ним полез! — укоряла она затем, встревоженная за него и сердитая. — Вдвоем бы точно отбились…

— Конечно, бы отбились! — хорохорился он, стараясь меньше морщиться от боли. — Никто не устоит против нас двоих, Снежинка! Ни Крес, ни шайка его… Ой! Щиплет же!..

— А вот чтобы знал!..

Просыпалась она медленно, с улыбкой, еще чувствуя тепло чужой руки на своей коже…

Но сон исчез — а цепкие мужские пальцы исчезать с ее ладони не спешили.

Таргел был здесь.

Действительно здесь!

В ее крохотной комнатушке, прямо на каменном полу…

Илл'а пялилась на него, себе не веря.

Значит, не привиделось ей накануне ночью? А она-то весь день гадала, правда ли?..

Спящий, Эдан выглядел изнуренным — но и родным, знакомым до последней черточки.

Может, впрямь, как и снилось ей, они друг друга с детства знают?

"Нет! — одернула себя девушка поспешно. — Если знает — то не меня! Меня же и видеть лишний раз он, похоже, не хочет…".

Мысль была холодной и ранящей. Илл'а села, осторожно высвободив руку.

Глаза мужчины тут же распахнулись.

— Доброе… утро… — неуверенно прошептала она.

— А, проснулась уже? — хмыкнул он, ничуть не озадачившись и не смутившись. — Нелегко тебе сон навеять, как оказалось! Ну, лишь бы толк был…

И вскочил, потянувшись мягко всем телом, — так что Илл'а вспыхнула да стыдливо отвела взгляд.

— Вставай давай, некогда разлеживаться! — отряхивая мятые штаны и рубаху, приказал чуть ворчливо, но беззлобно. — Соберешь нам лекарства в дорогу: от лихорадки, от укусов змей-болотниц, от ран…

— Каких еще ран?

— Да всяких!..

Девушка растерянно заморгала, спросонья не успевая за ним, столь деятельным в этот ранний час и подвижным.

— Эй? — прищелкнул Таргел пальцами. — Кто из нас походный лекарь, ты или я? Вот и думай! У меня своих забот сегодня уйма!.. И забери — бросил ей тот самый плащ, — в пути еще пригодится!

Илл'а вспомнила вчерашнюю их ссору — и почувствовала вмиг, что краснеет.

Он ведь нянчился с нею, хоть и не обязан! А она так разозлилась из-за дурацкой шутки! Следует, наверное, извиниться…

Девушка открыла было рот, ища слова, — но не успела.

— Поторопись! — донеслось уже из-за двери.

И на целый день их разделило суматохой…

Ранний летний рассвет в пути застал трех поникших всадников.

Прошлой ночью на сон почти не было времени. Все были при деле.

Огнезор спешно заканчивал с донесениями, разбирал тяжбы, гильдийные и поместные, перед тем, как, наконец, надолго исчезнуть из-под бдительного ока кляузников и просителей. Юная лекарка перебирала запасы старушки Мары, недовольно ворчала на кустарей-аптекарей, и варила что-то грязно-зеленое сразу в четырех горшках и двух кастрюльках. И только Илан бессмысленно таскался за невестой, рыча на всех вокруг да сверкая тоскливым взглядом. Алия же, как никогда… сияла. Цвела чудесной, чуть лукавою улыбкой, нежно пеняла жениху за грубость с домочадцами, суетилась по хозяйству с матушкой да шепталась тайком о чем-то со своей новой наперсницей-жрицей…

— И что же у вас там за тайны? — улучив минутку за ужином, с подозрением подступился к Илл'е Гильдмастер, сверля счастливую парочку на том конце стола весьма и весьма задумчивым взглядом.

— Просто делилась с Али наблюдениями, — хитро усмехнулась ему в ответ девушка.

— О чем же? — к ней склонился Огнезор.

— О нравах некоторых благородных юношей… Особенно в лесах, где нет паркета и прекрасных дам, зато есть мошки, гнус и крапива вместо… хм… перины…

Он стиснул губы, борясь с желанием рассмеяться.

— Что ж, рад, что это помогло, — шепнул на ушко.

И отстранился, понимая вдруг, как увлекся…

"Не делай глупостей!" — опять твердила совесть.

Но ночи ждал Гильдмастер почти с предвкушением.

Потому и выйти всех заставил до рассвета — себе, своим желаниям назло. Ну, заодно, и к досаде возможных шпионов…

Путь предстоял почти по бездорожью — холмами по широкой дуге мимо Крама, а дальше вдоль реки на восток, до самого океанского побережья. Никаких поселений и трактов — сплошь леса, овраги да болота… Разбойничьи и звериные тропки…

Если повезет — через дюжину дней они выйдут к проливу. Оттуда переправа до Хьйорада…

Что ждет их на Восточных Островах, Огнезор пока старался не думать — будет еще время разузнать, что к чему, и какой-никакой план составить. Сейчас бы невредимыми добраться!

Уже на третий день их путешествия мужчина почуял слежку: отдаленную и аккуратную, словно старый жреческий Зов из его прошлого. Безуспешно ломал он голову, за что цепляются их враги, по чему могли бы их выследить — и все никак не находил ответа.

Зато на посторонние, ненужные мысли отвлекался с завидным постоянством…

Конечно, главным их предметом стала Илл'а.

С каждым днем пути она словно раскрывалась. Изжила в себе пустую храмовую чопорность, выпустив неугомонный нрав Насмешницы на волю. И не стеснялась больше ни смеяться, ни злиться, чем дальше, тем ловчее огрызаясь. И не боялась развлекать их на привалах. Тихонько пела детские куплеты, которых выучила в бытность столичной лекаркой множество (а как еще городскую детвору, простуженную или побитую, перевязывать да поить микстурами?). Рассказывала истории из своей храмовой жизни, превращая их то в веселые байки, то в грустные притчи: о том, как впервые помогала болящим; и как таскала праздничные освященные хлебцы с кухни; и как влезла с приятелем в подвал, чтобы пробу снять со знаменитого храмового вина — и как отдувалась потом за двоих, ибо приятель оказался ненадежен, сдал подельницу на первом же допросе…

Забыться рядом с ней было так просто! Ведь все чаще с ее юного лица смотрели глаза взрослой женщины. ЕГО женщины — привычной и родной до боли…

Это сводило Огнезора с ума.

Но не так, как внезапные вспышки Илл'ыной отроческой невыносимости, бестолкового щенячьего упорства вкупе с любопытством, стоившим ей то утопленного в болоте сапога, то лба, разбитого о речную гальку, то пропоротой сучком ладони… Вспышки, вмиг превращавшие ее из серьезной, ответственной лекарки во вздорную шестнадцатилетнюю девчонку — совсем чужую, непонятную, незнакомую… Со всей ясностью позволяющие ощутить огромную пропасть лет между ними — да почувствовать отвращение к себе, к собственным, отнюдь не целомудренным, стремлениям и мыслям…

И тогда Огнезор пытался убедить себя, что, возможно, и нет там, в зелени этих глаз, никакой о нем памяти. Может, он видит только то, что хочет видеть, опять, как и в старые времена, потакая своему эгоизму и порочности…

Однако ее новые кошмары каждой новой ночью — снова и снова — все расставляли по местам, не оставляя самообману ни трещинки.

Память из ТОЙ жизни проникала в Илл'ыны сны — неумолимо и настойчиво. И преград ей становилось все меньше.

Когда-нибудь их не останется вовсе…

Огнезор не мог не признавать этого.

Вот только совсем не представлял, что, во имя дьяволов, будет делать ПОСЛЕ. Он мог сколь угодно раз отречься от милой храмовой девочки, такой юной и почти незнакомой, — но долго ли продержится против Лаи? Никогда не умел он ей действительно противиться!.. Да и стоит ли вообще это делать?..

Пока же… они играли в дикую, нелепую игру. Днем рычат, ругаются и спорят, словно два взъерошенных подростка, — ночью же она кричит и плачет на его плече, не в силах справиться со своим безумием. А он сжимает ее все сильнее, сцепив кулаки за хрупкой девичьей спиною, чтобы не дать вдруг воли рукам, не сойти с ума окончательно — потому что потом, с рассветом, нельзя больше будет сделать вид, будто ничего не происходит.

Их притворство рухнет от первых же касаний губ, движений пальцев — он знал это столь сокрушительно и ясно! И, видят дьяволы, хотел этого так, что, казалось, еще одной ночи не выдержит…

И все же Илл'а не вынесла их молчания первой.

Это случилось на шестой день пути.

Измотанный, Огнезор уже с трудом держался на ногах — и сдался, объявив дневную стоянку. Обычные походные хлопоты, не задумавшись, сбросил он на плечи своих неопытных спутников. И заснул, едва-едва спешившись — рухнул в траву, даже не подстелив одеяла.

Польщенный доверием наставника, Илан сразу же занялся лошадьми, заодно бдительно осматривая окрестности. Девушке же оставил готовку, искренне уверенный, что уж коли он сам, высокородный лорд-наследник, кашеварить на костре худо-бедно обучен, то безродной храмовой девице это подобает тем более!

Что ж, задание Илл'а провалила с блеском…

Проснулся Гильдмастер от запаха горелой каши и приглушенной, но весьма азартной ругани.

— Ну что опять? — рявкнул он на спорщиков, чувствуя себя разбуженным злым медведем.

Те в мгновение затихли, лишь сердито сцепляясь взглядами.

— Она наш обед испортила, — мстительно буркнул Илан, от голода позабыв и благородство, и манеры. — Да еще и косу себе чуть не спалила — едва оттащить успел!..

Вместо уютного костерка среди прибрежных камней гудело сейчас злое жаркое пламя, радостно пожиравшее остатки выгоревшего обеда вместе с котелком, треногой и кучкой собранного про запас хвороста. Будь здесь сухостой вместо речной гальки — и беды бы не миновать!..

— Час от часу не легче! — со стоном поднялся Огнезор, чувствуя, как пульсируют виски от застарелой усталости и боли. — Как же ты свои зелья варишь, если даже кашу приготовить не можешь? — едко спросил у девушки, уставившейся на него с удивлением и обидой в глазах.

— Я не привыкла…без очага… на костре, — неуклюже попыталась она оправдаться.

— Значит, стоило остаться в своей келье! — отрезал он, вновь, к собственной досаде, остро чувствуя себя престарелым папочкой рядом с бестолковою желторотой девчонкой. — Я не могу всему учить тебя — на это просто нет времени!..

— Я знаю, не злись… — неуверенно шагнула к нему Илл'а. — Я все исправлю, ты же знаешь…

— Нет, не знаю! — мужчина зашипел, склонившись к ней слишком быстро и близко. — Я не знаю, чего от тебя ожидать! Ночного пожара? Кровь-травы в похлебке? Взбесившихся лошадей и сломанной шеи? Ты — как ребенок, тычущийся без разбору!.. Упрямо лезущий вопреки и назло!..

— Уж кто бы говорил! — потеряла терпение лекарка. — Не надоело еще рычать да притворяться, что меня ненавидишь? Я одаренная, и знаю привкус ненависти. Это не он!..

— Ты сама клялась в пути быть полезной! — заорал Огнезор. — Пока я этого не вижу! Скорей наоборот!.. И да — я зол! Потому что не спал толком почти седмицу! Это хорошая причина, как думаешь?!..

Эхо швырнуло его крик о скалистый берег — и сгинуло. Ошеломляющая тишина повисла вокруг.

— Спасибо, что со мною возишься, — вдруг искренне сказала девушка.

Без тени гнева, которого ждал он, втайне надеясь на спасение от разговора, внезапно ставшего уж слишком откровенным…

Огнезор устало закрыл лицо ладонями.

Вот дьяволы! Он не хотел продолжать в том же духе! Не сейчас… Никогда — если уж быть честным…

Даже та, прошлая, Лая, изворотливая и живучая, не смогла уцелеть в его мире. Что же об этой домашней девочке говорить?..

Слова пришли сами — пренебрежительные и жалящие.

Лживые.

Он не смог сказать их, глядя Илл'е в глаза.

— Ты же лекарь, храмовая девочка! — процедил с раздраженным вздохом сквозь пальцы. — Должна понимать, почему я терплю все это… Жрица ведь не откажет в исцелении несчастному, даже если и он, и само… лечение ей будут искренне, глубоко неприятны?..

Она враз оцепенела, замерла на вдохе, унижением и болью хлестнув по его чувствительным нервам. Виски обожгло огнем, на миг отдавшимся тревожным перебоем в сердце…

— Эй! — изумленно присвистнул Илан. — Это немного… слишком. Даже для тебя, наставник… — но прикусил язык под напряженным взглядом.

А девушка вдруг отмерла — ярость, почти ненависть, разрослась и вскипела в ней, заполонив ее всю, до последней клеточки. Дар гневно полыхнул на скрюченных в напряженной судороге пальцах, поднимая дыбом волоски на руках, заставляя мужчину отшатнуться.

Что ж, Лая точно ЭТОГО не умела, предпочитая кулаки, грубую силу — искусству…

— Просто. Расскажи. Что. Ты. Знал. О НЕЙ! — вторя его мыслям, выдохнула Илл'а, и так безумно, страшно прозвучал ее голос, что Илан за спиною охнул, отступив в испуге. — Скажи — и я уйду. Это все, что мне надо!

— НЕТ, — отрезал Огнезор без колебаний. Она могла сейчас убить его — на миг он почти захотел этого.

— Я ИМЕЮ ПРАВО ЗНАТЬ! — закричала Илл'а. — ЭТО… во мне, дьяволы возьми! Я чувствую себя ЕЮ!

— ТЫ — НЕ ОНА! И НИКОГДА ЕЮ НЕ БУДЕШЬ!

Вторая ложь сорвалась с губ легко, даже слишком. Изрядным лжецом успел он стать за эти годы!..

Боль затопила равно их двоих, хоть Илл'а и не понимала этого.

Огнезор смотрел, как гаснет ее взгляд.

— Я… Хорошо… — она неловко попятилась. — Костер… — ухватилась за первое, о чем вспомнилось. — Нам нужно… я соберу… еще дров…

Девушка метнулась к ивняку в стороне, торопясь и спотыкаясь на гальке.

— Присмотри за ней, — глухо попросил Огнезор воспитанника.

— Еще чего! Да я боюсь ее теперь! — неловко попытался съязвить Илан, но осекся под мрачным взглядом наставника.

— Ладно-ладно… — бурча, поплелся он следом.

Но не успел отойти далеко. Илл'а вывались из-за кустов, отчаянно продираясь сквозь ветки — растрепанная, задыхающаяся, вся полыхающая тревогой…

— Что? — Огнезор сорвался ей навстречу.

— Пес! — хрипло выкрикнула она, со всего маху налетая на Илана.

Не удержавшись на ногах, тот рухнул на камни, увлекая девушку за собой.

Это и спасло им жизнь.

Первый нож свистнул над Илл'ыной макушкой, навсегда исчезая в мутной речной воде.

Но второй уже летел в грудь Гильдмастеру.

Его тело среагировало само — рука перехватила и отбросила лезвие, пальцы дрогнули и потеплели от крови.

С животным рыком выломился Пес из зарослей, выдираясь из цепких побегов ежевики. Застыл на миг, дыша тяжело и загнанно, огромный, но весь какой-то больной и запаршивевший, — а после медленно попер на Огнезора, словно взбесившийся кабан, не замечая больше никого вокруг.

Из диких глаз ушли последние капли разума.

Гильдмастер мягко отступил на шаг, в напряжении держа убийцу взглядом, уводя его за собою — подальше от беспомощных спутников. Лезвия выстрелили из перстней, мышцы напряглись для прыжка — он был готов прикончить врага одним стремительным ударом. Только бы подопечные под ногами не путались!..

Пес оскалился, резко рванул вперед…

И грузно растянулся на гальке.

Изящная Илл'ына ножка в сапоге с подкованным носочком ударила его под коленом, затем в лицо, и поднялась уже добавить в висок — но лапища сгребла ее за лодыжку. Обращенный потянул на себя со злобным рыком. Девушка вскрикнула, теряя сапог, да чудом не грохнувшись на спину, — и вдруг врезала вскочившему Псу ребром ладони по открытому горлу.

Тот захрипел и отшатнулся. Илан с воплем приложил его камнем по затылку — но Пес, лишь дернувшись, уже опять вставал, все столь же бешеный, смертельно-грозный… Два новых кинжала, на диво дорогих и ухоженных, сверкнули в его грязных, покрытых коростой руках.

Огнезор не дал ему возможности их использовать.

С глубокой раной в животе да с перерезанным горлом даже обращенные продолжать бой не могут…

На миг их троица застыла, переводя дыхание, не в силах отвести взгляды от уродливого зрелища чужой агонии.

— Дьяволы! — Илан взъерошил дрожащими руками волосы. — Говорил ты мне, наставник, никогда меч не оставлять… — он побежал к перепуганным лошадям, где столь легкомысленно бросил перевязь.

Илл'а вытащила из-под трупа свой сапог, судорожно, нервно принялась трясти одежду от репья и листьев.

Огнезор же медленно шагнул прочь. Он не доверял сейчас ни себе, ни своей хваленой выдержке. Все в нем бурлило яростью — и всеохватным, запоздалым ужасом.

Сойдя к воде, ожесточенно стал тереть он руки, смывая кровь, тщетно пытаясь успокоить сердце.

— Ты в порядке? — послышалось за спиною.

Илл'а подошла неслышно, ее голос был тревожным и сочувственным.

— Я В ПОРЯДКЕ? Я? — вскинулся Огнезор, развернувшись и схватив ее за плечи. — Никогда не смей больше вместо меня в драку лезть! — заорал, сполна давая выход бешенству и страху.

Илл'а дернулась, силясь вырваться. Пнула ногой, с трудом освободила руку — и залепила звонкую пощечину.

— А ты не смей больше под нож подставляться! — прокричала с ответной яростью. — Кому станет легче от того, что ты сдохнешь? Илану?.. — она держала кисть на весу, болезненно кривясь, почти готовая расплакаться.

Удар мгновенно отрезвил Огнезора.

— Безопасность — моя прямая обязанность, — буркнул он, и потянул ее к себе за локоть. — Я воин, а ты — нет. Так что, будь добра, не суйся под руку…

Илл'а засопела, прикусив язык — возразить на это ей было нечего.

— Покажи, — мужчина бережно ощупал ее руку. — Сустав выбит, мышцу потянула… Хорошо, хоть не сломала ничего… Кто же без подготовки в драку лезет?

— Но, признай, ведь хорош был удар! — не к месту встрял Илан, взирая на храмовую девочку с искренним восторгом. — Красивый, правильный… будто твоей собственной школы!..

— Может и правильный, — подарил ему Огнезор мрачный взгляд. — Но для такого удара выучка нужна. Тело тренированное, а не субтильные девичьи прелести… Ногу покажи! — приказал он девушке. — Я же вижу: хромаешь!..

Он лечил ее — и потихоньку вычитывал. Она же почему-то улыбалась…

— Эй, а покойничка нашего смотреть не будете? — наконец, не вытерпел кружащий над ними Илан. — Может, хоть поймем, откуда он взялся?.. Как ты его заметила, Илл'а?

— Не заметила, скорее — почуяла… — задумалась девушка. — Они вообще отличаются: вроде человек — и не человек в то же время.

— Я не почуял… — нахмурился Гильдмастер.

— Ты далеко был, когда он появился.

— Может быть…

— А вы его ножички видели? — Илан плохо разбирался в делах одаренных, зато с детства был привычен к оружию. — Сам — оборванец, мужичье-мужичьем! А кинжалы знатные, видно, что берег и лелеял!

— Не такое уж мужичье, — хмуро заметил Огнезор. — Вон как с обеих рук ножи метал! Охотник или воин — не крестьянин… Впрочем, неважно. Клинки и вправду приметные…

Он наклонился, подобрал один — тот, что успел уже отведать его крови. Внимательно вгляделся, повертел на солнце… Надо же!

В полуденных ярких лучах кромка лезвия казалась позолоченной. А коли присмотреться — в глаза бросалось многоцветье переливов…

Не поскупились их враги на дорогую (да что там — бесценную!) диковинку!..

— Интере-е-есный! — потянул Илан к их трофею руку.

Словно безмозглый младенец, ей-богу!

— Не тронь! — рявкнул Огнезор на воспитанника. — Видишь, радугой сверкает на солнце? — он вытянул руку, держа кинжал от любопытного мальчишки подальше.

— И что?

— Золотой яд.

— Ого! — юноша уважительно присвистнул. — Это ж верная смерть! И дьявольски дорогая, к тому же!.. Вот, Илл'а, гляди, как нас ценят!..

Но девушка его будто и не слышала.

Что-то страшное вдруг случилось с нею. Боль и серая пустота перекрыли дыхание…

Огнезор попытался поймать ее взгляд — встревожено и безуспешно.

Тот устремлен был вниз — и цеплялся за черно-красную каплю, медленно, нехотя просочившуюся сквозь собственные его пальцы. Пальцы, которыми так ловко перехватил он за лезвие злополучный отравленный кинжал…

Золотой яд. Верная смерть.

Столь легкомысленные слова его воспитанника…

— Ты… уверен? — хрипло выдавила девушка.

— Конечно! — безмятежно похвалился Илан. — Нам ли не знать… — посмотрел с привычной усмешечкой.

Но осекся, лишь теперь разглядев, КАКИМ стало Илл'ыно лицо.

— Эй, ты чего?..

— Я в свое время чудом выкарабкался, — перебил Огнезор, прошив юношу убийственным взглядом. — Зато теперь этой диковинки не боюсь. Чего о вас двоих сказать не могу, так что не лезьте…

— Правда? — шепот Илл'ы прозвучал жалобно и слабо. Она едва сумела разлепить губы.

— Правда, — поймал, наконец, мужчина ее взгляд. — Со мною все хорошо, видишь? — добавил тихо, только для нее, зная, что именно ЭТИ слова ей так необходимы.

— Я рада, — выдохнула девушка едва слышно, всматриваясь ему в лицо с беззащитной откровенностью и беспокойством. — Вокруг тебя слишком много подобных историй…

— Ремесло обязывает… — хмыкнул Гильдмастер.

Но в подробности вдаваться, конечно же, не стал.

Хотя сам и вспоминал ту историю слишком часто…

Помнил, как безумно злясь, рыскал одним хмурым днем пять лет назад по улицам Небесного города — проверял все пристанища, что облюбовала для себя Слава. Ему донесли о шпионе среди личных учеников, нужно было всех испытать — и только ей одной мог он в этом довериться. Но когда Слава развлекалась — она обычно не хотела быть найденной…

А потому лишь три часа спустя барабанил мужчина в дверь солидного трактира у самой пристани, чуя, наконец, свою пропажу за его стенами.

Было утро, слишком раннее для любого дела. Хозяин сонно пыхтел и ругался, отпирая засовы, но Огнезора он знал (пусть и не как главу Гильдии), а потому старался проявлять расторопность.

— Тот же номер? — переступив порог, первым делом спросил Гильдмастер трактирщика. И, не дождавшись запоздалого кивка, размашисто зашагал наверх по крутым ступеням.

— Слава, есть дело! — без стука толкнул знакомую дверь, что, кажется, никогда не запиралась.

Впрочем, хозяйку было не застать врасплох. Еще с улицы она гостя почуяла — и теперь, сверкая розовыми сосками да белоснежной бархатистой кожей, гибко и неторопливо натягивала на себя узкую, по-мужски скроенную рубаху.

— Дай мне пару минут, — протянула с хрипотцой, многозначительно стрельнув черными глазами на смятый ворох одеял на постели.

Белобрысый, тонкокостный юнец нервно вынырнул оттуда, зябко повел изящными, детскими еще, плечиками, заморгал, хмуро и растерянно, голубыми глазами. Чем-то неуловимо напоминал он самого Огнезора — в далекой-далекой юности, даже отрочестве — и Гильдмастер не преминул отметить это понимающе-саркастичной ухмылкой.

Все Славины любовники, так или иначе, походили на него. И с каждым годом становились все моложе да наивней.

— Что происходит, моя леди? — возмущением вспыхнул мальчишка. — Кто этот человек?

— Темные боги, Слава! — услышав ломкий голосок, не смог удержаться Огнезор от колкости. — Его маменька хотя бы знает, где он? Неужто, среди господ, достигших полнолетия, мои двойники закончились?..

— Не нашлось никого достойного, — равнодушно повела точеным плечом черноглазая, на несчастного своего любовника даже не взглянув.

Потому-то и не заметила она хищной ухмылки на устах мальчишки да предвкушающего блеска в голубом невинном взоре. И неожиданностью стал резкий бросок юнца, из благородного сынка вмиг обратившегося почуявшим кровь волчонком… Даже Огнезор успел лишь обернуться на шелест, подставив крохотному метательному дротику плечо вместо открытой шеи…

Ровно на миг торжеством загорелось юное лицо белобрысого — а потом глаза его закатились, судорога свела посиневшее горло, черная кровь вспенилась в уголке рта. Мальчишка умер мгновенно, не дав разъяренной Славе времени даже вытащить свой любимый стилет.

А Огнезор почти успел вспомнить название отравы, которой умертвил себя юный Славин любовник… Почти успел удивиться, озадачившись его мотивами… А затем радужная пелена застлала ему взор, ломкими стали колени — и мир разлетелся безумием цветов да звуков.

На проклятом дротике, задевшим Гильдмастерово плечо, был редчайший золотой яд — единственный, против которого бессильны даже сильнейшие целители.

Подвело Огнезора в тот раз собственное высокомерие. Самоуверенность, переходящая в привычку не замечать всех прочих, мня их ничтожными… Кто-то слишком хорошо изучил и его, и Славу. Кто-то долго и тщательно готовился.

И величайшим чудом стало то, что мастер выжил.

Хотя… теперь-то он знал, отчего и как это случилось. Хитроумная, сумасшедшая Мила так кстати отыскала древний способ исцеления смертельно больных: нерушимая связь с сильным и здоровым одаренным могла вырвать даже с того света! И маленькая храмовая девочка, сама того не ведая, принесена была в жертву… Отдав свое тело душе давно умершей женщины, поделившись своей жизнью с умирающим от яда мужчиной, она осталась лишь тенью себя изначальной — и тень эта незаметно слабела с каждым годом.

Несложно было выяснить, что Илл'а почти не помнила своей жизни до одиннадцати лет. До того, как Паучиха провела слияние душ — и Лая, взрослая, сильная, мудрая, без труда взяла верх над маленькой робкой послушницей. Это было… почти убийством — и, конечно, Огнезор не собирался просвещать на этот счет их милую храмовую девочку. Она такая, как есть — здесь и сейчас… И душа ее ныне цельная, а что было в прошлом — в прошлом и осталось.

Даже о том смертельном дротике напоминал теперь лишь крохотный, ничем не выводимый, шрам — да вот, как оказалось, невосприимчивость к редчайшему яду.

А еще — несостоявшаяся месть. Ведь настоящие виновники так и не были наказаны.

Мальчишку для убийства готовили тщательно, в течение нескольких лет, лелея в нем фанатичную ненависть к "порождению десяти дьяволов". Метать дротики — все, что нужно было ему уметь. И это искусство доведено было в нем до совершенства. Тому единственному броску, что чуть не убил Гильдмастера, юнец, не колеблясь, с радостью, посвятил и короткую жизнь свою, и смерть…

Позже отыскали жреца-отступника, что приготовил белобрысому мальчишке редкий яд да превратил смертельную гранулу в мощный амулет, маскирующий эмоции. Найден был и лорд из клики Амареша, оплативший своим поместьем каплю отравы, которой смазали роковой дротик. Казнили одного из Эн-Амарешских темных мастеров, ибо уличен он был, как наставник юного убийцы… Расплата настигла многих, так или иначе увязших в этой паутине.

Однако все так же взирали надменно со своих черных каменных престолов в Зале Совета трое высоких мастеров, исподволь следя за каждым движением Огнезора, словно затаившиеся хищники. Искусно и вовремя обрубили они всякую ниточку, ведущую в их сторону. И хоть почти каждый в Гильдии уверен был в их причастности, но доказательств так и не нашлось — а значит, не было и кары: лишь косые взгляды да злые шепотки по углам.

Что ж, сегодня мог им Огнезор даже сказать спасибо!

Любой темный мастер и без того почти неуязвим для отравлений — он же теперь неуязвим вдвойне.

— И давно ты узнал, что этот яд тебе не опасен? — опять вторя его мыслям, спросила Илл'а с подозрением. — До или после того, как за лезвие схватился?..

— Речь не о том, — уклонился он от ответа. — За одну каплю золотого яда особняк купить можно… А здесь — четыре кинжала! Не слишком ли будет?

— Я читал о нем, — принялся рассказывать Илан. — В джунглях Южного живут крохотные паучки, они впрыскивают этот яд своим жертвам. Три сотни насекомых — одна доза. Жертва уйдет в радужные сны и не проснется… Яд невосприимчив к дару, противоядия нет, поэтому больных нельзя вылечить. К счастью, его непросто добыть. У нас…

— Думаешь, у Взывающих этой диковинки в достатке? — сразу понял, к чему клонит юноша, Огнезор.

— Отчего нет? Разводят же имперцы шелкопрядов? Почему бы и чужеземцам не разводить каких-нибудь… хм… полезных тварей?

— М-да… — призадумался Гильдмастер. — Все любопытнее. Давайте-ка на тело взглянем!

Пес лежал, раскинувшись, в луже собственной крови — огромный, грязный, вблизи почти не похожий на человека. Кожу его покрывали струпья, волосы с головы, видать, лезли клочьями, распахнутые мертвые глаза закисли и сочились гноем…

— Что с ним, дьяволы возьми, такое было? — в отвращении отпрянул от мертвеца лорд-наследник.

— Болен? — предположила лекарка.

Огнезор весь напружинился в тревоге.

— Болен ЧЕМ? — спросил он напряженно.

— Взглянуть бы поближе… — склонилась Илл'а над трупом, потянулась, чтобы коснуться кожи…

Огнезор рывком оттащил ее прочь.

— Что ты творишь? — не выпуская, зашипел сердито. — Я и отсюда чую, как сильно он разрушен! Что это за хворь, дьяволы возьми?

— Я не знаю, Таргел! — ее голос наполнился изумлением. — Не знаю, понимаешь? А ведь выучила все известные болезни еще в десять лет, как и положено в Храме! Нужно понять… И если б я могла исследовать тело…

Ее глаза теперь горели азартом. Огнезор знал этот лихорадочный взгляд. Так смотрела на своих подопытных Мила.

— Ты не будешь рыться в его внутренностях в поисках неведомой заразы! — разозлился он. — Это опасно! А если она передается?

— Тем более мы должны знать, что к чему! Богини, ты же был весь в его крови!..

— Вот и посмотришь, что к чему, если я заболею! — за себя он был почти спокоен: ведь не зря над его телом работала Гильдия.

— Это смешно! — не думала сдаваться Илл'а. — В конце концов — я лекарь!

— Ты — недоучка, тайком стащившая лицензию! И я читал все хроники! Я знаю, сколько вашего брата мрет при эпидемиях!.. Мы спалим труп во избежание заразы. На этом все! — поставил он точку в споре.

— Но… — попыталась опять возразить Илл'а.

Пламя вспыхнуло, заставив ее вмиг отшатнуться.

Тело горело, будто облитое горючим маслом.

Огнезор не пожалел ни сил, ни дара.

Почерневший пепел вскоре взвился на ветру. От погребального костра на камнях осталось только черное пятно в белесой пыли…

Огнезор едва стоял на ногах — и все же с вызовом уставился на девушку. Его ноздри раздувались от ярости.

— Вот дурень! — хмыкнула она снисходительно. — Да мы и так знаем, что Богини силушкой тебя не обидели! Пошли настойку пить, укрепляющую. Если, конечно, доверяешь "недоучке, стащившей лицензию"…

В тот вечер спать они легли по разные стороны костра. Но девушка опять стонала ночью от кошмаров. И Огнезор с тяжелым вздохом — и какой-то болезненной внутренней радостью — передвинулся поближе, чтобы обнять, укрыть своим одеялом…

Забыть обо всем — хотя бы до рассвета.