День середины лета

ГЛАВА ПЯТАЯ. НЕЗНАКОМКА В ТЕМНОМ. ОТКРОВЕНИЯ

Случаются дни, когда время тянется невыносимо медленно: минуты, заполненные рутиной, складываются в часы бескрайне унылые — так, что, кажется, никогда не будет им конца, — но пролетают они незаметно, не задерживаясь ни в душе, ни в памяти… Бывает же, напротив, — мир вокруг пускается в безудержный пляс, увлекая за собой и не давая ни мгновенья передышки, каждую песчинку в часах превращая в потрясение. Время тогда несется без остановки — но за каждый миг словно переживаешь годы.

Четыре дня после большого торжества во Дворце для многих выдались как раз такими. И если привычный ко всякому господин Гильдмастер да ненормальная его пестрая свита нашли это почти обычным — уж всяко, не дали замешательству взять над собою верх, лишь с молчаливым упорством принялись распутывать очередной клубок каверз, подкинутых Империи смешливыми Светлыми Богинями — то спокойная жизнь юной храмовой послушницы, угодившей (по воли судьбы или случая) в оборот вседержавной круговерти, за эти несчастливые дни была сокрушена и перетерта в прах.

Еще тем злополучным утром в покоях смертельно больного незнакомца рухнула Илл'ына вера в непогрешимость наставницы (да — и чего там скрывать! — в свою непогрешимость тоже). А предрассветные часы две ночи спустя, вдобавок, принесли сомнения в целости собственного рассудка…

Ведь не говорят же наяву, в самом деле, с девицами в здравом уме красивые боги из легкомысленных снов?

Нет, конечно, и прежде, к тайному своему стыду, как и всякая юная дева, мечтательная да влюбленная, вела послушница вымышленные беседы с загадочным предметом своей страсти. Очень легко поддаться искушению во время рутинной ежедневной работы или на длинной предутренней молитве, когда мысли взлетают вольной птицей да рвутся совсем не туда, куда велят им строгие, занудные жрецы и жрицы… И не раз в такие мгновения с восторгом думалось послушнице, что возможно (пусть даже чудом — но возможно!) существует ее ночной гость где-то там, за храмовыми стенами, в мире земном или небесном. И однажды столкнет их судьба — ведь по-другому и быть не может!..

Но дюжину дней назад, в один из предрассветных часов, пока толстая сестра Харга тоскливо выводила под сводами молитвенного зала положенную хвалу богиням, в полудреме опять привиделся Илл'е светловолосый — да не сам, а с обнаженной красоткой, сладострастно тянущейся навстречу. И было это так… по-настоящему, что злой стыд да нелепая ревность закогтили вмиг Илл'ыно сердце, заставляя беззвучно плакать. Чужим изумлением, виной и страхом в ответ окатило девушку. Она же вскинулась в слезах, просыпаясь под умиленными взглядами жриц, принявших ее глупую истерику за излишнее молитвенное рвение. Но уже спустя пару вдохов вновь стала Илл'а спокойной — ведь брать себя в руки, как положено целителю, обучалась она почти с пеленок. Тем более, что и повод ее глупого расстройства показался вдруг до крайности нелепым! Ну, подумаешь, привиделась непристойность! Меньше надо фривольной болтовни легкомысленных товарок с молоденькими больными слушать!..

И хотя уже той же ночью ворвался силой в Илл'ын сон знакомый "дьявол", чтобы ловить безмолвным раненым псом ее хмурый, недоверчивый взгляд; хотя долго мучило послушницу после этой, ни на что не похожей, встречи чувство страшной неправильности и ее видений, и вообще всей нынешней ее храмовой жизни — но упрямо она цеплялась за веру в собственную нормальность. Ведь никогда, никогда до того злополучного весеннего утра не могло Илл'е прийти в голову, будто воображаемый незнакомец, чье имя она так и не смогла узнать из их кратких ночных свиданий, заговорит с ней однажды наяву!.. А она ответит что-то совсем нелепое про надоевшие за бессонную ночь котлы-кастрюли, даже не поняв сразу, что случилось. И только спустя миг застынет, пораженная да испуганная, с единственной жуткой мыслью: "Богини, я схожу с ума!..".

Зря, что ли, живет со старых времен присловье: "Не вороши углей чужого костра, не зная, совладаешь ли с пламенем"? Средняя из Богинь, путающая людские судьбы, по-своему благоволит любопытным: стоит лишь раздуть уголек одной из тайн — вокруг тебя вспыхнет их целый ворох. Слишком часто даже в закрытых от всего мира храмовых кельях встречала Илл'а подтверждение этой истины! И все же тем утром (нет, чтобы отправиться спать, как положено уставшим девицам после дня, полного потрясений, и ночи, проведенной в наказание за работой!) она тихонько, но решительно, справедливо опасаясь быть застуканной, вытащила из каморки при кухне бутыль с лучшим укрепляющим настоем. Морщась от сивушного запаха, влила в себя отмерянную в склянке дозу — ровно столько, чтобы продержаться на худой конец хоть до первого вечернего колокола, да не свалиться следующим днем со слабостью и головною болью. И отправилась по спящим сумрачным коридорам в одно из самых нелюбимых своих мест — пыльную храмовую библиотеку.

Безумие ли ее непонятные сны — или просто странности дара? Вот какой вопрос заботил Илл'у. Ведь порою действительно сложно отличить одно от другого!

Детская же вера в синеглазое божество не так давно бесследно в ней истаяла. Не было в Илл'ыных видениях никаких высших откровений! А значит — окрепла в голове послушницы мысль — заглядывает она каким-то чудом ненадолго в чужую жизнь. И мысль эта была неприятной, ибо очень уж сомневалась Илл'а, что сам хозяин "подсмотренной" жизни хоть сколько-нибудь будет рад такому нескромному вмешательству.

А еще не отпускала ныне девушку уверенность, что все это уже ей знакомо. Она точно знала, почему, что и как происходит, но — вот беда! — сколько ни старалась, не могла ухватить за хвост это знание, и оттого изнывала от досады.

Три часа прошли в бесплодных поисках (три часа, оторванных от желанного отдыха!), но Илл'а так ни к чему и не приблизилась. Неудивительно! Пыльные травники, старинные лечебники да тоскливые богословские трактаты вряд ли могли помочь ее горю. И тогда, раздраженная сверх меры, движимая усталостью и любопытством, решилась юная лекарка на то, чего всегда боялась раньше. Ее нерадивая наставница вроде должна почивать в своей келье. Если же нет — тем лучше! Нехороший холодок азарта вовсю уже покусывал Илл'е лопатки. Либо госпожа Алим выдаст ей желанную табличку с разрешением, либо… расхрабрившаяся послушница сама отыщет ее в столе наставницы. Ко взлому охранных амулетов был у нее, хоть и постыдный, но похоже, врожденный талант… Так что, как бы там ни повернулось, а очень скоро угрюмый старикашка — смотритель храмовой читальни и гроза несчастных учениц — скрепя сердце распахнет ей двери в святая святых своего царства — библиотеку старших жрецов, куда невежественным юным недорослям без учителей обычно нет ходу.

Взбудораженная такими мыслями, почти бежала Илл'а вниз по истоптанной лестнице к полуподземной келье мрачной чудачки Алим, не подозревая, что в этот же час старым узким проходом, ведущим к тайной дыре в стенах покоев госпожи жрицы, пробирается спешно черноглазая незнакомка в невзрачной темной мужской одежде, со встрепанными, мокрыми еще, волосами — исполненная новостей и злого азарта настолько, что готова забыть обо всякой скрытности…

В комнату они влетели одновременно, и, не глядя, заговорили с порога:

— Госпожа, мне нужен пропуск в библиотеку!..

— Угадай, что мы нашли на корабле?!..

Потом они заметили друг друга.

— Прошу прощенья, — стушевалась Илл'а. — Я не знала, что у наставницы гостья…

А брови черноглазой незнакомки взметнулись вдруг в бесконечном изумлении, лицо застыло, неприятно и опасно. Рот распахнулся, не издав ни звука, словно никак не находилось у хозяйки слов, — пока грязное ругательство не сорвалась, наконец, с бескровных губ. И уж оно вернуло женщине дар речи.

— Темные дьяволы! Да ты… "госпожа жрица"… ты… вконец свихнулась! — повернувшись к Алим, выдохнула она со смесью злости, отвращения и совершенно нездорового восторга. — Да ОН убьет тебя, когда узнает!

Алим от этих непонятных слов дернулась застигнутым врасплох диким зверем, метнула взгляд с одной фигуры на другую — да вдруг расхохоталась, безумно и хрипло.

— Нити… судьбы… смешались… — всхлипнула с суеверным ужасом.

Но миг спустя уже взяла себя в руки, словно и не было ее странного приступа.

— Послушницам негоже врываться без приглашения! — окатила Илл'у гневным холодом. — Возвращайся к делам. Я тебя вызову, — да властно указала на дверь.

Растерянная девушка повиновалась, и сама безотчетно спеша убраться с глаз черноглазой женщины. Что-то в ней было Илл'е глубоко неприятным, внушало досаду и злость, почти ненависть. Но как можно ненавидеть человека, которого совсем не знаешь?

Неожиданная мысль заморозила лекарку.

Богини и дьяволы! Она ЗНАЛА черноглазую!

Неведомо как, неведомо откуда — но знала совершенно точно! И, определенно, терпеть ее не могла!..

"Вот значит как, госпожа наставница! — обожгла злая, ясная мысль. — Темнишь ты… Неспроста к тебе гостья явилась! Неспроста ты меня за дверь выставила…".

Думать так было странно и горько. Но Илл'а больше не была маленькой девочкой. Алим теперь не казалась ей святой.

"Что ж, посмотрим, что за тайны ты скрываешь!" — приняла она нелегкое решение. И, напрочь позабыв о книгах, со всем свойственным ей упрямством взялась за поиск нужной дыры в храмовых стенах. Коль явилась незнакомка в комнату Алим тайным ходом, несложно будет найти, которым. Стоит лишь поймать смазанную амулетом тень чужого присутствия… Как собака, взять след.

Никто не учил этому Илл'у. Но многие, очень многие вещи она знала откуда-то сама. И "откуда?" — тоже был вопрос, на который теперь жаждала девушка ответа.

Дверь за нежданно воскресшим призраком захлопнулась, жалобно скрипнув на прощание; Мила невозмутимо уселась на пол, продолжая какой-то свой, прерванный вторжением, безмолвный ритуал — а Слава все стояла, пытаясь собраться с мыслями.

Как назло, на ум приходили одни лишь ругательства.

— Даже для тебя это слишком… — наконец, выдавила она.

— Не хочешь узнать, что и как я сделала? — нервно облизнув губы, спросила жрица, вперившись в незваную гостью блеклыми холодными глазами.

От этого взгляда Славу привычно передернуло.

— Можно подумать, ты мне расскажешь, — буркнула она, с трудом удерживаясь от гримасы.

Мила оставалась Милой — опасной сумасшедшей тварью, с чьим ядом мирились только ради его полезности в некоторых делах. Но чем дальше, тем чаще ловила себя мастер в ее обществе на неприятном безотчетном страхе, что, конечно, не добавляло их беседам дружелюбия.

"Проклятая Паучиха!" — уже привычно ругнулась про себя женщина, теряясь под пустым сверлящим взором своей младшей соратницы.

— Почему не расскажу? — меж тем отстраненно усмехалась та. — Ты же все равно не успокоишься, пока все не разнюхаешь. Это раз… Да и Огнезор, когда узнает, меня вряд ли захочет слушать. А вот тебя — другое дело…

— Очень предусмотрительно для такой сумасшедшей, — процедила Слава с неприкрытой враждебностью. — Только выгораживать тебя я уж точно не буду!

— И на том спасибо! — улыбка Милы стала пугающе безмятежной. Безумица всегда слишком быстро переходила от воплей к мирному блаженству — потому так сложно было угадать ее реакцию. А уж это взбесить могло и самого кроткого собеседника!

Слава кротостью никогда не отличалась.

— Итак? — вопрошающе выгнула она брови, с трудом не срываясь на крик. — КТО ЭТО, ДЬЯВОЛЫ ВОЗЬМИ, ТАКАЯ?

— А ты не узнала? — деланно удивилась проклятая жрица. — Мне казалось, вы когда-то неплохо знали друг друга…

Любимый Славин кинжал пришил подол жреческой зеленой хламиды к доскам пола, заставив Милу поперхнуться словами.

— Твои амулеты слишком хорошо скрывают ее сущность, — теперь женщина говорила почти спокойно. Вытянувшееся лицо Паучихи, нервно косящейся на кинжал, заметно подняло ей настроение. — А внешнее сходство еще ни о чем не говорит. Хотя оно, конечно, поразительно…

— Моя работа безупречна! — самодовольно перебила лекарка. — Можешь быть уверена: вздумай я снять защиту — и ты узнала бы девочку еще у стен Храма. Но я, конечно, не собираюсь этого делать…

— Еще бы! — язвительно поддакнула Слава. — Твой мастер-то ее с другого конца Империи почует! И я даже представить боюсь, ЧТО ИМЕННО он может тогда сотворить!

Мила заметно напряглась.

— А вдруг он мне спасибо скажет? — зло огрызнулась она в ответ.

— Хорошо, если от этого "спасибо" ты не подохнешь в мучениях, — мрачно посулила Слава. — Есть вещи, в которые лучше не соваться…

— Ты просто злишься, что я вернула ее!

— Ну не знаю, ЕЕ ли? Меня-то зверушка твоя не узнала…

— Рано еще, — Мила даже усмехнулась, успокоено и чуточку злорадно. — Вот рассеется завеса на памяти… Дай только время…

— Зачем? — вздыбилась женщина. — Может, лучше убрать девчонку прямо сейчас? Или доложить сегодня же о твоих фокусах?

— Не боишься убивать-то? — жрица уже была сама невозмутимость. — Призраком она о причинах смерти молчать не будет…

Слава скривилась, признавая ее правоту.

— А докладывать… Если считаешь, что нынче подходящий момент…

Цветистые ругательства стали Паучихе ответом. Госпожа высокий мастер изволила ныне злиться. Очень злиться! Да что уж там — она была в бешенстве!

Но не могла не признать своего перед Милой поражения…

— Рассказывай, — сердито прошипела она, усаживаясь на пол напротив лекарки.

Та улыбнулась, светло да блаженно, будто сама богиня, сошедшая к храмовому алтарю, а не безумная тварь, давно растерявшая даже намек на человечность.

— Ты знала, что талантливому целителю достаточно лишь капли крови, чтобы проведать все о любом существе? — заговорила со святой, отрешенной мягкостью. — Древние жрицы из Храмов Судьбы умели так много! Им по силам было даже изменить плод в материнской утробе по образу и подобию всякого, живущего иль умершего… Потому и принято с незапамятных времен среди посвященных сжигать мертвецов: никому, на самом деле, не охота опять столкнуться с давно почившим врагом, господином, наследником…

"Или мертвой любовницей…" — мысленно закончила за ней Слава, передернувшись от отвращения и ярости. Дьяволы, она ведь точно знает, что тело тогда сожгли!..

— Я выведала об этом в Пещерном Храме, из воспоминаний плененного в камне, — не замечая состояния соратницы, продолжала рассказывать Мила, — но решила не говорить никому, даже моему мастеру, — со странной улыбкой она качала головою в такт словам. — Огнезор ни за что не оставил бы в моей памяти настолько опасное знание… Не доверял… уже тогда…

Жрица на миг примолкла, задумчиво, даже чуть удивленно, — и вдруг лицо ее исказилось, а тихий голос взвился визгливым криком.

— ДУМАЕШЬ, НЕ ЗНАЮ, ЧТО ВЫ ВСЕ МЕНЯ С ТРУДОМ ТЕРПИТЕ?!

Слава вздрогнула, но хмуро промолчала, позволяя собеседнице самой взять себя в руки.

Или не взять…

Глаза женщины на всякий случай мазнули по воткнутому в пол кинжалу. Если безумица все же перейдет грань, долгом темного мастера будет устранить проблему…

— О, не волнуйся! — проследила за ее взглядом Мила. — Я еще далека от края… Мне есть пока кому служить. А бог, как известно, не всегда любезен и добр к своим адептам…

Слава поморщилась, испытывая к чужой болезни лишь брезгливость и ни капли сочувствия.

— Теперь-то вы видите меня насквозь, знаете о моем безумии и терпите его, пока я полезна… — с пугающей улыбкой продолжала мягко говорить жрица. — Но тогда… Тогда лишь ахарская старуха понимала, в чем дело. И вышвырнула меня из своих учениц спустя всего пару месяцев, стоило мне только разобраться с основами ритуала. Знаешь, почему? — она хихикнула, уставившись перед собой пустым взглядом. — Я тайком проводила опыты на нерожденных детях ее соплеменниц! — призналась полушепотом, заговорщицки округляя глаза. — О, не делай такое лицо! Ничего значительного! Тому поменяла пол, этому — цвет волос или глаз… Одну малышку даже сделала одаренной — правда, случайно лишила ее голоса. Но надо же мне было на ком-то все проверить! — лекарка опять заулыбалась, выжидающе посмотрев на собеседницу, будто прося одобрения.

— Потом старуха поймала меня, — так и не дождавшись, продолжила с мрачной досадой. — Я даже не успела увидеть появления "своих" деток на свет! Пришлось возвращаться сюда и практиковаться на столичном сброде… — она затараторила быстрее, полностью уйдя в свои мысли, горячечно засверкав глазами. — Вначале была горничная из богатого дома. Господин вышвырнул ее, как только следы их общего греха стали слишком очевидны… Эта дура хотела утопиться — и я подобрала ее на набережной да заперла в одном из брошенных домов, чтобы никто не смог помешать в моих опытах. Трусливая идиотка принималась вопить, стоило ей увидеть меня, хотя боли я не причинила ей ни разу! — теперь на Милином лице брезгливость сменялась раздражением, а пальцы нервно бегали, теребя блестящие каменные четки. — Но хуже всего то, что я просчиталась с этой коровой: срок был слишком большим, превращение прошло неудачно. Ребенок родился раньше положенного — и оказался уродцем. Мертвым уродцем, к счастью…

Она поморщилась, не скрывая досады — как морщилась всегда, когда путала ингредиенты в зелье или ставила на бумаге кляксу.

— Тельце я сожгла, — завершила сухо. — Матери стерла память и отвела к ближайшему борделю. Там-то, наконец, посетила меня здравая мысль нанять для своих нужд шлюху…

— Где ты взяла кровь Насмешницы? — хмуро перебила Слава ее жутковатую, даже по меркам Гильдии, исповедь.

Мила расцвела самодовольством.

— Из венчального медальона, — лукаво пояснила она. — Мастер сам позволил мне в него заглянуть, когда учил искусству Разума. Я ведь была любопытна — и очень-очень просила…

— Что ж, славненько поработала… — слова черноглазой, против воли, сочились ядом и горечью. — Душу, я так понимаю, уже привязала? Иначе не цепляла бы на свое творение столько амулетов… И когда успела только?

Она просто размышляла вслух, совсем не ожидая от Милы новых откровений. Но та вдруг осклабилась пуще прежнего, заважничала, вздернув подбородок да расправив щуплые плечики.

— Угадай, моя слишком умная подруга! — предложила с заметной ехидцей.

— Я тебе не подруга, — привычно огрызнулась Слава, недобро поглядывая на нервное мельтешение Милиных пальцев. — Для связывания нужен был медальон — а это не та вещь, которую Огнезор отдал бы кому-либо, даже на время… Значит, ты его стащила ненадолго, причем так, что ОН о том до сих пор не проведал. Мне на ум приходит только одна возможность…

— Ну? — нетерпеливо, словно подгоняя Славу, подалась вперед жрица. — И какая же?

— Что ты, тварь неблагодарная, занималась своими опытами, пока твой мастер был при смерти! — гневно выплюнула женщина, с угрозой нависая над собеседницей.

Та отпрянула, скалясь совсем по-звериному.

— Я, между прочим, этими "опытами" ему жизнь спасла! — завопила со злой обидой. — От золотого яда нет и не было лекарства! Но связь с живым может творить чудеса, если правильно все сделать!

Холодный, нечеловеческий взгляд злобой пронзил Славу, опять заставляя поежиться.

— Допустим… — устало отступила она.

— Не веришшшь? — от сердитого вопля Паучиха перешла к шипению. — Думаешшшь, мне хотелось рисссковать, проводя обряд до сссрока? Я могла подождать до совершеннолетия девчонки, не волнуясь ни о скрытности, ни о том, что она головой повредится или память вернет раньше времени! Но другого пути тогда не было! ОН бы не выжил без этого!..

— Я верю, верю! — поспешила угомонить ее Слава, опять многозначительно поглядывая на кинжал. — Просто изумлена тем, как ты все провернула! И особенно — где… Храм, Мила? Из стольких мест ты выбрала…

— Самое безопасное?..

— Самое неподходящее!

— Почему же? — искренне удивилась та. — У жрецов столь любопытная система воспитания… Выросшие здесь — словно пустой сосуд. Покорны, безлики, не знают ничего о мире… Их без труда можно заполнить любым содержимым! Они даже не заметят разницы! Так что, еще пара лет — и девочка станет такой, как надо. Уж тогда я смогу передать ее…

— Да ты слышишь себя, Мила? — не выдержала Слава. — Передать ее? Кому? Гильдмастеру? ОНА ЖЕ ИЗ ХРАМА! Этих блаженных с младенчества учат ненавидеть и бояться таких, как мы! Да будь в ней память хоть сотни Насмешниц, от страхов нынешней жизни ей так просто не избавиться! Даже если девчонка не сбежит в ужасе от одного имени Огнезора — как ты ее представляешь себе в нашем гадюшнике? Молящейся о спасении Совета и мятежных лордов? Да ее сожрут в первые же недели! А коли — не приведите боги! — Огнезор из-за нее возьмется за старое — то и его вместе с нею!.. Я, дьяволы тебя побери, понимаю, что и как ты сделала! Но, хоть убей, не пойму — ЗАЧЕМ?

Взгляд Милы наполнился оскорбительным снисхождением.

— Я думала, ты знаешь… — разочарованно протянула она. — Думала, уж ты-то, одержимая им, поймешь, зачем мне было нужно все это… Ведь мастер так сильно хотел вернуть ее! И разве мы, преданные ему, не должны исполнять КАЖДОЕ его желание?..

Даже Слава со всем ее ядом не нашлась, что на такое можно возразить.

— Так что вы там нашли на кораблях?.. — будто и не случилось ничего, полюбопытствовала жрица.

И, задавив в себе возмущение, мастер со вздохом начала рассказ.

Тайный ход отыскался быстро. Замшелая низкая дверца издевательски глядела из-под обрушенного козырька прямо в колючий малинник. А во внешней стене, как раз напротив, красовался аккуратный узкий пролом — едва-едва боком протиснуться субтильной барыше или худенькому парнишке. Из дыры просматривался узкий проход между двумя высокими оградами — храмовой и примыкающего особняка. А дальше шумела людная городская улица…

Илл'а недолго полюбовалась сквозь щель незнакомой свободной жизнью. Затем, насупившись, уселась на вываленный из стены широкий камень да уставилась на потайную дверцу, приготовившись упрямо ждать.

Рано или поздно незнакомка выйдет. Не век же ей у Алим гостить?

Опять, как и в тот день, когда пряталась она в тайной комнатке при Императорской опочивальне, чувствовала себя девушка на краю пропасти. И если тогда, испугавшись, бросилась Илл'а наутек, то сегодня была слишком раздражена да измучена для повторного бегства.

Потому она просто ждала. И ждала, и ждала, безнадежно пропустив утреннюю молитву да скудную трапезу — а, коли верить мерно отбивающему часы храмовому колоколу, то и занятия со злопамятным братом Оратом тоже… Но сейчас ей было наплевать. Бодрящее зелье придавало сил — и делало послушницу нетерпеливо-безрассудной.

Она должна была хоть что-то выяснить! Алим слишком долго помыкала ею, сестры слишком долго дурили голову, не давая толком разобраться в себе и своем застарелом сумасшествии…

"Не хочу больше!" — все повторяла про себя Илл'а. Случившееся во Дворце, видения, сегодняшняя утренняя встреча словно переломили что-то в ее сознании. Она не знала, что скажет незнакомке. Не знала, о чем спрашивать — и стоит ли вообще спрашивать о чем-либо.

И все же решительно преградила путь, когда та показалась из-под нависшего каменного козырька.

— Наставница не представила нас друг другу, — проронила сухо и на диво твердо, с каким-то болезненным любопытством шаря взглядом по бледному лицу с резкими чертами, где отразилось неприятное удивление.

Во взоре незнакомки разгорался нехороший огонек.

— А должна была? — раздраженно бросила она, пытаясь обойти Илл'у по широкой дуге, словно девушка была заразной.

Но, вместе с тем, не спуская глаз…

Черный рукав женщины запутался в колючках, заставив дергать с шипением руку. Илл'а подошла ближе. Черноглазая ощерилась на нее, будто волчица.

— У тебя хорошие амулеты, госпожа, — задумчиво протянула послушница, втайне дивясь своей храбрости. — Я даже не сразу поняла, что ты тоже одаренная… Жрицы нередко приглашают к себе чужаков, но все же не настолько скрытно…

— Это не твое дело, малышка, — усмешка незнакомки вышла опасной и гаденькой.

— Может быть, — с готовностью покивала Илл'а головой. — Но я чувствую в тебе угрозу. И, как всякий, живущий здесь, могу просить у храмовых стен защиты… — она помолчала со значением перед тем, как резко продолжить. — Как думаешь, мне сейчас взывать о помощи?..

Черноглазую передернуло — видать, наслышана была о древней храмовой охране, вплетенной в фундамент и стены…

— Чего ты от меня хочешь? — выплюнула она с досадой.

— Там, в келье, ты смотрела так, будто узнала меня. Объясни.

— О, нет-нет! — незнакомка поспешно отпрянула. — Я не буду больше лезть в это! — отвращение и злость быстро сменялись на ее лице. — "Наставницу" свою спроси! — предложила в конце концов с каким-то вкрадчивым ехидством. И заспешила к дыре в стене.

— Я тебя спрашиваю! — Илл'а дернулась следом, яростно хватая черноглазую за руку. — Алим не станет откровенничать! У нее, видать, на мой счет свои планы… Но тебе-то наплевать на меня!.. Ответь!

Женщина извернулась, легко выдернув локоть из Илл'ыного захвата. Теперь уже сама девушка оказалась в плену сильных безжалостных рук. Холодное лезвие вмиг прижалось к ее шее.

— Узнаю характер, — с издевкой прошипела черноглазая над самым ухом. — Может, и не права я была… Может у твоей юродивой неумехи-жрицы и вышло что-то путное…

— Хватит говорить загадками! — разъяренно задергалась Илл'а. Несмотря на веющую от незнакомки опасность, каждым своим движением и словом она вызывала в послушнице лишь приступ бешенства. — Если это касается меня, то я имею право знать! И требую ответа!

— Требуешь? Имеешь право?… — казалось, женщина сейчас рассмеется. — Да тебя даже не существует, наглая девчонка! Ты не человек — так, всего лишь подделка! Опыт свихнувшейся недожрицы! Не до конца удачная копия давно умершей!..

Она отпихнула от себя девушку — и все бросала да бросала яростные, жгущие слова, заставляя Илл'у вжимать голову в плечи. Чем дальше, тем с большим злорадством, будто наказывая ее за что-то, выплевывая на нее годы боли и ненависти.

— Хочешь от меня правды? Слушай! ТЕБЯ СДЕЛАЛИ ДЛЯ ОГНЕЗОРА, ЛЕКАРКА! Твоя жрица признает лишь одного бога! Тебя нравится ТАКАЯ ПРАВДА? Куда же ты? Не хочешь больше слушать?..

А Илл'а даже не сразу заметила, что отступает шаг за шагом, напуганная и сбитая с толку напором незнакомки в темном, ее странными, пугающими словами.

Нет, она переоценила себя, думая, что готова к подобному! Сейчас отчаянно хотелось убежать. Скрыться в тишине своей кельи за обманчивым покоем толстых храмовых стен. Не слышать жутких слов, брошенных ей в лицо черноглазой с таким злым удовольствием! Не думать о том, что кроется за ними — и как сильно это могло бы изменить ее жизнь!..

Илл'а сбежала — и уже не видела, как, опомнившись, схватилась за голову незнакомка, ругая свой вспыльчивый нрав да слишком длинный язык.

Не будь Слава на взводе после разговора с сумасшедшей товаркой — ни за что не сделала бы подобной глупости! Но свершившегося не воротишь, и теперь оставалось лишь надеяться, что ей удастся совладать с последствиями.

Похоже, годы в Совете так и не научили высокого мастера выдержке…