День середины лета

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ. КРОВАВОЕ УТРО ТЕМНЫХ МАСТЕРОВ

Такого красного заката не видало здешнее побережье с того дня, как горел Крам. Нет, и тогда небо пылало тревожно и жарко, да опасно багровел океан, а прибрежные камни чернели, вымоченные в соленой воде, словно в крови… Но не было столь пугающего безмолвия — далеко над водою разлетался во все стороны злой многоголосый гул, звенели мечи да отчаянно взлетали к небесам предсметные вопли. "Город многиих пороков" палили дружно, открыто и весело, всем миром — свои и чужие — с азартом и огромным удовольствием…

Громко…

Столица же нынче, напротив, чуя беду, неизбежную и во многом заслуженную, замерла, затаилась в молчании. Понурая, угрюмая и осторожная…

Она — не Крам. Ей из руин не воскреснуть.

И смерть ее способна опрокинуть Империю…

А потому и не бурлил Небесный Город, не готовился к славной битве — но собирался тайком переждать и… выжить. Покориться тому, кто верх возьмет. Склониться со степенной угодливостью, как и всегда, — не перед человеком, но перед Троном. Кто бы этот Трон, в конце концов, ни занял…

И пусть претендентам на корону во все времена казалось подобное равнодушие трусостью, Огнезору же оно было только на руку.

— Лишь поистине ужасные времена могут сподвигнуть непрошибаемо-спокойных столичных жителей на настоящий кровавый бунт! — тихо говорил он Илану, пока они медленно пробирались сквозь тесноту и сырость унылого подземного прохода. — А если молчат теперь мещане — значит, не так все и плохо!

Воспитанник кивал, вроде бы соглашаясь, — но все равно оставался напряженным. Страх предстоящего и оскорбленная фамильная гордость мешались в нем, заставляя стискивать кулаки. Не слишком радостно для законного Наследника — начинать правление с борьбы за Трон! С лордами — да и с собственным народом!.. Даже его предшественнику такого делать не пришлось! Так чем же он, Илан, хуже?..

— Не злись, злость не поможет… — мягко увещевал Гильдмастер. — Лучше думай, что скажешь. Им всем. И врагам, и последователям, и просто равнодушным…

— А что бы ты сказал на моем месте? — нервно усмехался юноша.

— Угрожал бы, запугивал, загонял в угол… — хмыкал Огнезор насмешливо. — На то ведь я и Ледяной Дьявол! Меня ХОТЯТ бояться — и я даю им то, чего они хотят… Но ты — не я, Илу! Тебя-то они должны любить! А это, поверь, куда сложнее…

— Верю…

Долгое время затем они шли в молчании, как и все их спутники — длинное тихое шествие в свете тусклых масляных ламп. Парами, потому что больше не позволяла ширина прохода. Плечом к плечу — черные фигуры в черноте древних подземных катакомб…

И только Гильдмастер был один, осторожно ступал впереди — прислушиваясь и принюхиваясь, словно зверь, прощупывая каждый следующий шаг всеми органами чувств в ожидании ловушек.

Сама тьма здесь, казалось, наблюдала за ним — опасная, пропитанная даром и волею давно умерших. Ждущая малейшей оплошности… Малейшего неверного движения… И тогда зашевелится черный бархатный мох по углам, вызывая паралич дыхания… Или засверкает по стенам незаметная россыпь цветных камешков, в каждом из которых притаилась собственная ловушка — сотни, тысячи больших и малых пакостей… И пусть многие из них давно неактивны, но и одной живой из множества будет достаточно… Стоит лишь случайно дотронуться…

Но ладно стены! Их легко обогнуть, и не касаясь… А вот на полу, коли приглядеться, целый лабиринт! У входа было меньше — там потопталось уже немало несчастных дураков, расчистив дорогу ценою собственной жизни. Но здесь, в недрах катакомб, ловушек все еще предостаточно — и теперь приходится продираться сквозь каждую. Это в одиночку Огнезор мог просочиться, извернувшись по-змеиному: аккуратно переступить через один подарочек от древних, обезвредить другой, стороною обойти третий. Он так и делал прежде, пользуясь здешней темной, кровавою дорогой, словно широким трактом. Сейчас же… за Гильдмастером стояло слишком много непосвященных. Слепцов без капли божественного дара видеть и чуять. Жертв…

А значит, необходим широкий, безопасный путь. Хотя бы до центрального зала… Там будет легче!

Да и осталось только одно место пройти! Каких-то три дюжины шагов… Еще немного…

Но вот оно!.. Тот самый проклятущий переход! Узкая дыра справа, что так и зовет к себе, так и шепчет, зар-р-аза! И Огнезор лишь чудом успевает схватить за шкирку дернувшегося было на зов Илана.

— Идем след в след, никуда не сворачиваем! — мрачно напоминает он. И властный голос эхом разлетается под каменными сводами, разбивая ненадолго чужой, призрачный шепот, подчиняя себе, удерживая от гибельного шага.

— Слава, ведешь до следующего перекрестка, там большой зал, ты заметишь, — отдает приказ мужчина, закрывая опасный проход спиною. — Вперед! Я замыкаю.

Черные фигуры мелькают друг за другом, идут мимо. Ледогор хмурится, Злата опасливо косится вправо и жмется к противоположной стене. Кто-то из совсем зеленых подмастерьев от страха стучит зубами…

— Что там? — замирает, с нескрываемым любопытством вытягивает голову Мила. Она сейчас подобна восторженному ребенку — того и гляди запрыгает, силясь заглянуть Огнезору за спину.

— "Берущий силу", — хмуро поясняет он. — Один из узлов, питающих всю здешнюю подземную систему. Заманивает таких, как ты, любопытных дураков, ну, к примеру, в колодец с острыми кольями… и пока ты истекаешь кровью, медленно умирая, жрет твою энергию, заряжая выдохшиеся ловушки. Хочешь попробовать, Мила? Силы твоего дара катакомбам надолго хватит!..

— Нет уж, спасибо! — улыбается она, но до того предвкушающе и хищно, что Огнезор готов поспорить: вернется! Обязательно сунется!

Вот только кто из них верх возьмет — души, заключенные в "Берущем", или безумная Паучиха — еще большой вопрос!.. Впрочем, ему какое дело? Каждый волен сам искать свою погибель!..

Последняя черная тень скрывается за поворотом — и мужчина тянет воспитанника следом.

Илан молчалив и угрюм. Спину держит прямо, отчаянно силясь не ежиться и не оглядываться на оставшуюся позади дыру.

— Ненавижу подобные вещи! — наконец, чуть расслабляется и шепчет Огнезору с отвращением. — После такого я вообще вас всех, одаренных, ненавидеть начинаю!..

— Вот и ненавидь себе тайком, Илу! — с облегчением скалится Гильдмастер. — Главное, не делай это официальной имперской политикой! Не то… даже не Гильдия — Храм тебя первым с потрохами проглотит…

— Ну, я еще из ума не выжил… — хмыкает мальчишка, но замолкает, сбившись с шага.

Потому что узкий темный коридор вдруг распахивается перед ними, выплескиваясь в огромный зал, исполненный светлячков-фонарей да приглушенного шелеста голосов.

Темные мастера собрались здесь — и уже успели, согласно плану, разбиться на группы. У всех есть схема катакомб, амулеты да пара-тройка одаренных в придачу. Они сейчас глубоко под землею, а наверху — одна из городских площадей, и отсюда пути разбегаются. Самые опасные, заброшенные места остались позади — и только Огнезор действительно знает, чего стоило их пройти в целости и сохранности. Он украдкой вытирает струйку крови из-под носа и жмурит в полумраке побелевшие глаза.

Прошли! Никто не пострадал, хвала Богиням и дьяволам!

— Все помнят, что делать? — обводит он своих людей в полумраке последним придирчивым взглядом. — Расходимся! — отдает короткий приказ.

Огоньки фонарей разом тускнеют — и черные тени, словно призраки, бесшумно и стремительно растекаются в стороны.

Чтобы исчезнуть через миг во мраке множества боковых проходов, растворившись без следа, — и вынырнуть где-то совсем в другом месте. Врагам на погибель.

Скоро полночь. И отсчет до утра вот-вот начнется…

А утром… утром все станет по-другому…

— И мне пора, Илу, — со вздохом говорит Огнезор застывшему рядом воспитаннику. Но перед тем, как шагнуть во тьму, обнимает его, по-мужски кратко и по-отечески крепко.

— Я верю в тебя! — говорит тихо, так, чтобы остающиеся с Наследником не расслышали. — Ты справишься!

— Куда я денусь! — смущенно бормочет мальчишка в ответ, отводя взгляд. — Ты, главное, сам… вернись… — и замолкает на полуслове, чтобы продолжить, уже хорохорясь, со старательным фальшивым весельем. — Не то придется твоему хмурому призраку целую вечность нотации нашей сварливой подружки-жрицы выслушивать!.. А уж она-то, как поймет, что к чему, расстарается!

— Да Богини меня храни от этого! — в тон ему откликается Гильдмастер.

Не самое ловкое прощание, но какое уж есть…

Чернота поглощает его всего пару шагов спустя.

Страх и злость остались там — в черноте покрытых кровью и плесенью катакомб. Чем ближе был Илан к Храму — тем спокойнее и собранней он становился.

Все же уроки Гильдмастера не прошли для него даром! Да и уверенная поступь одного из Ледогоровых подмастерьев за спиною придавала сил и надежды на лучшее…

Ровно до того мига, как в полумраке подземного храмового коридора юноша нос к носу не столкнулся с (кто бы мог подумать!)… собственной матерью.

Уже не молодая, но все еще прекрасная, леди Илания, вопреки собственным привычкам, не вышагивала величественно и гордо, не плыла томной лебедью, но пробиралась, постоянно оглядываясь, настороженно кралась, подобно ночной воровке…

И налетев во тьме на единственного, обожаемого сына, она… не то, чтобы обрадовалась… Скорей уж, перепугалась и растерялась — однако в себя пришла весьма быстро. Руки вскинула, изобразила улыбку…

— Илан, сын мой! Хвала всем Богиням, ты жив! — воскликнула с отлично разыгранной радостью.

— Здравствуй… матушка, — сухо поздоровался юноша, от холодных материнских объятий ловко уклонившись.

Они не виделись с начала весны — но, похоже, Илания ничуть не изменилась…

— Ты словно и не рад меня видеть… — обиженно поджала она губы, делая еще одну попытку приблизиться.

Но и в этот раз ей помешали. Сама госпожа Паучиха, в зеленом жреческом балахоне, плохо сидящем поверх формы темного мастера, влезла между леди и ее сыном, заставив первую испуганно отшатнуться.

— Так-так…И с чего бы это? — с подозрением посмотрел юный лорд на свою защитницу.

— От нее так и нес-с-сет Амареш-ш-шем! — яростно прошипела Мила. — Не думаю, что тебе вообще стоит говорить с ней, лорд-наследник!

Илан дрогнул, хоть и не стоило удивляться. Чего еще было ожидать от Илании?..

Однако, вопреки здравому смыслу, холод поселился у юноши в груди.

Холод и глупая горечь…

Невыносимое чувство предательства.

— Вот как, значит… — криво усмехнулся он. — А я-то… недоумевал: с чего вдруг благородную леди по ночам в сырые подземелья Храма понесло?.. И что… что же обсуждали вы с почтенным лордом в столь неподходящий для приличных разговоров час?

Лицо благородной леди мигом преобразилось. Последний след фальшивых эмоций растаял бесследно. Глаза блеснули колким раздражением.

— О тебе давно не было ни слуху, Илан! — проговорила она обвиняюще. — Времена нынче неспокойные, всем надо как-то… выживать… Особенно хрупкой, позабытой собственным сыном, женщине! Вот и пришлось идти к Амарешу на поклон… Договариваться…

— Ах, как это удобно, матушка!.. — не сдержал юноша сарказма. — И что же, позволь узнать, такого ценного ты могла предложить старому змею?

— Не так уж он и стар, — поморщилась леди чуть брезгливо. — Не старше, чем был твой отец, когда зачал тебя. А я… все еще красивая женщина… детородного возраста… — ее голос исполнился превосходства.

Недоверие и отвращение захлестнули Илана.

— Ты предложила ему… себя? — он не мог поверить, что даже произносит подобное.

— Амарешу нужен наследник подходящей крови и статуса, — она была все так же невозмутимо-самодовольна. — Я — самая родовитая из тех, кто не побоится предложить ему помощь в решении этой… досадной проблемы.

"Вот, кто я для тебя, матушка? Досадная проблема?" — ужасно хотелось закричать Илану. Но… Он больше не был ребенком.

А потому эти слова, слова обиженного мальчика, так и остались не сказаны…

— Что ж, могу тебя успокоить, — лишь холодно усмехнулся юноша. — Об ЭТОЙ "хрупкой женщине" сын не позабыл… Ведь в нынешние неспокойные времена, как никогда, важно заботиться о благополучии близких, физическом и душевном! Вот и наш прекрасный целитель, почтенная жрица Алим подтвердит! — он кивнул на злобно скалящуюся Паучиху. — А потому я с радостью обеспечу тебе, дорогая матушка, тихое, хорошо защищенное местечко… для поправки здоровья… подальше от вредного для нервов столичного воздуха… Думаю, Обитель Тихих Сестер подойдет.

— Ты не посмеешь! — отшатнулась Илания. — Ты не запрешь меня в глуши!.. В этой… этой тюрьме со святошами!.. Я отказываюсь!..

— Воля, конечно, твоя, леди… — голос Наследника теперь был совершенно равнодушным. — Однако, сыновий долг вынуждает меня предупредить, что всех подельников Амареша ждет эшафот. И уже очень скоро. Не тяни с выбором.

Не прощаясь, Илан быстро зашагал по коридору.

Его охрана двинулась следом. И лишь одна из черных теней, повинуясь тихому приказу, застыла возле сыплющей невнятными проклятиями женщины.

— Ты еще не победил, чтобы угрожать мне эшафотом, самонадеянный мальчишка! — донеслось юноше вослед. — Еще неизвестно, чьи головы уцелеют в итоге!

"Что ж, спасибо за поддержку, матушка! — с горечью хмыкнул он. — Но я уж постараюсь, чтобы МОЯ голова уцелела!"

Его руки тряслись и в кулаки сжимались от бессильной ярости.

И пока говорил он чуть позже с Гутором, и пока шли они все вместе (невиданное дело!), темные мастера и почтенные жрецы Богинь, по длинным храмовым ходам прямиком к столичным казармам, все вспоминалась Илану да вспоминалась мать. И отец еще, которого знал лишь по слухам — довольно мерзким слухам, если разобраться… И Амареш… И прочие, прочие… Дворцовые интриганы — мелкие да покрупнее. Каждый из которых стоил другого…

"Кем же вообще надо быть, — готов был кричать он, — чтобы сейчас, даже перед лицом страшной угрозы со стороны чужаков, лишь о собственной власти и выгоде думать? Чтобы продаться им с потрохами, да людей своих продать, да свою землю? И за что? За потертое сиденье в Тронном Зале?.."

С этих слов он и начал свою речь перед хмурыми недоверчивыми солдатами в казарменном дворе.

И не испуганного юнца-раздолбая увидели перед собою воины той ночью. Наследник был сдержан, суров и холоден. Говорил веско и коротко, словно резал, рубил словами стылый предрассветный воздух, заряжая людей вокруг какой-то тяжелой горечью — но и решимостью тоже. Решимостью все изменить… И не казался он больше никому бесполезным мальчишкой — это был Император, молодой, но исполненный силы. Готовый вести за собою…

Потому-то и пошли за ним.

Ему поверили.

Печати подчинились Гильдмастеру с внезапной легкостью: лишь дрогнул воздух в узком дверном проеме, скребнул по нервам стылым ветерком — и пропустил, не спеша испепелять нарушителя. Общий Дом был тих, чуточку запылен — но, странным образом, как будто рад визиту. Все в нем застыло, замерло в той ночи, когда ушли хозяева: брошенные книги на прикроватных столиках, оброненная в спешке на пол одежда, недопитое вино в кубках, недочищенные котлы на кухне, надкушенные и зачерствевшие пироги в ученической спальне… Теплые стены дышали покоем и, наверное, даже уютом. Словно той кровавой ночи вовсе не было! Словно не случалось здесь никогда и ничего ужасного…

И лишь поломанная мебель да ковры в подозрительных бурых пятнах говорили об обратном. Еще — разбитое окно в галерее, кинжал в черных пятнах на лестнице, горелые разводы и копоть под дверью архива…

Крохотные, не сразу и заметные, свидетельства чьей-то смерти…

А вот трупов-то как раз нигде не было! И это пугало по-настоящему.

Потому что тела должны быть, Огнезор это точно знал! В спешке боя тогда никто не успевал озаботиться погребением мертвых…

Но, похоже, сам Дом избавился от всего лишнего…

Прекрасное напоминание о том, что эти стены, стены одного из легендарных древних Храмов, — ровесники самим корням столицы — катакомбам! И печати старинной защиты совсем недавно пробудили их от тысячелетней спячки…

Впрочем, Гильдмастеру Общий Дом не показался враждебным. Наоборот — веяло от него каким-то спокойным дружелюбием, обещанием защиты и отдыха… Даже уходить уставшему мужчине не хотелось!

Но пришлось…

А вот от Императорского Дворца, напротив, несло запустением. Настоящим, сырым и затхлым. Шуршащим неприятным эхом, выстоявшимся в пыли и плесени, подвально-кладбищенским.

Мертвым…

Огнезор и припомнить не мог, когда еще здесь было так пусто и мертво. Нет, происходило, конечно, в этих стенах всякое! Не раз становились они пристанищем для хмурых, усталых солдат и генералов в мятых, запятнанных кровью и грязью мундирах. Или заполнялись деловою суетой да суматохой: важными министрами, хитрыми делками, чиновниками с бегающими глазками и дерганными лицами… А то вдруг превращались в место шумное и срамное — место гульбищ, оргий, безудержного обжорства да пьянства, где полуголые девицы и столь же неодетые юнцы с визгом и гиканьем носились мимо невозмутимой охраны да прячущихся по углам лакеев. А после вновь шелестели пышные наряды лживых чопорных придворных — и блеск сотен свечей отражался в позолоте залов да сверкании драгоценных камней…

Дворец всегда был многолик — но всегда наполнен жизнью по самые своды.

Теперь же он напоминал покинутый склеп.

Или, уж если по запахам судить, пустую конюшню…

Роскошь поблекла, ободралась, покрылась грязью. Мебель поломана, драгоценные безделушки давно прилипли к чьим-то немытым рукам. Кладовые разграблены. Под ногами шуршит мусор да то и дело хрустит битое стекло — осколки зеркальные, и цветные витражные, и фарфоровые расписные, узорчатые… Но больше всего, конечно, черепяных да бутылочных: вот синий, характерный, от храмового сухого пятилетней выдержки; и зеленый — от дорогой настойки на дюжине дюжин трав; а там (какое расточительство!) — редкий красный, от южного двадцатилетнего, янтарного и сладкого, явно из самых недр императорских винных подвалов…

Тянуло брагой, гнильцой, отсыревшими стенами и давно нечищеными клозетами. Слуги, по всему, разбежались… Вышколенную стражу заменило пьяное отребье с откровенно бандитскими рожами — да и те шныряли по коридорам как-то испуганно: либо шумной, храбрящей толпой, либо опасливо озираясь, вжимая в плечи голову.

Мда… Немного же нашлось у Амареша желающих добровольно соседствовать с обращенными Псами!

Из полумрака потайной ниши Огнезор провожал взглядом новую кучку нелепых "караульных", отстраненно прикидывая, как скоро (при такой-то охране!) старого лорда свои же подельники прирежут.

Впрочем, Амареша, скорее всего, Псы стерегут. Всей стаей — как перед этим Корага. А уж они всякого готовы рвать, не разбираясь! Вот только… Сам себя старик перехитрил! Удобство от столь неуправляемой и дикой охраны весьма сомнительно. Оттого не победителем в Императорском Дворце лорд сидит, но затравленной тварью в вонючем зверинце… Днюет и ночует в загоне, строит из себя вожака — и боится лишний раз дернуться, не зная, чего от собственной стаи ждать…

Ближе к центральным дворцовым залам Гильдмастер ИХ и почуял. Обращенных. Много…

Прикрыв глаза, он попытался сосчитать, но почти сразу сбился. Даже слишком много! Огнезор не удивился бы, если б и все пять-шесть сотен Амареш, с перепугу, к себе под бок согнал, устроив из Тронного Зала военный лагерь! Нет, днем-то Псы, наверняка, сновали по всей столице, послушно исполняя приказы. Сейчас же по привычке сбились кучей, сгрудились в самом сердце Дворца, как в пещере, сделав просторные анфилады залов тесными, удушливо-вонючими — и неприступными…

Луна щедро лила свет сквозь стрельчатые окна, и глазок тайного хода без труда открыл Гильдмастеру весьма знакомое зрелище: пятеро оборванцев по кругу, немигающе, по-звериному таращущихся во тьму, да грязные клубки тел на мозаичном полу — спина к спине, дыхание в едином ритме. Все, как тогда, в убежище Корага…

Если не считать громадины Золотого Трона на возвышении, что темнел, словно унылая скала над колышущимся морем. И… жиденького ряда походных коек прямо у его подножия — неудобных, шатких, отчаянно здесь неуместных. С храпящими на них заговорщиками собственной персоной!

Огнезор едва не разразился нервным хохотом, застигнутый врасплох столь точным, до абсурда прямолинейным воплощением своих ядовитих мыслей. Но вовремя сдержался, отступил бесшумно и незаметно.

Подохнуть по неосторожности в этом скотном загоне было бы… даже чересчур нелепо.

Прежде, чем дразнить спящих хищников, стоило проверить правдивость слов Архаша. А потому Гильдмастер затаился, принялся наблюдать и ждать. Даже чуткие, выносливые Псы иногда меняют караульных. А сонного легче сманить в какой-нибудь темный угол…

Ждать пришлось долго: больше часа. За это время и самые резвые из Амарешевых наемников угомонились: то ли вино закончилось, то ли силы. Дворец притих окончательно, погружаясь в крепкий предрассветний сон. А Псы, до сих пор сидевшие неподвижно, будто изваяния, вдруг подскочили разом, разошлись в разные стороны, осматривая и обнюхивая темные углы зала.

И затаившийся Огнезор подобрался. Позвал, поманил ближайшего, потянул за невидимый поводок, увлекая Пса к нише тайного хода.

"Иди сюда… подчиняйся… кто твой хозяин?" — бестелесно шептал он, прислушиваясь к реакции Обращенного. В любой миг готовый сорваться в бегство — или ринуться в бой…

Пес насторожился, но мягко двинулся на зов. Медленно — а потом все быстрее и радостней. И впрямь, похоже, узнавая! Не соврал Архаш!

А следом вдруг застыли, вслушиваясь в шепот, и его товарищи. Заспешили к укрытию Гильдмастера, вмиг позабыв о прежних приказах. И замерли все пятеро, послушные да смирные. Готовые служить и обожать, как настоящие собаки…

Однако спящая стая так и спала, не тревожась, но и не чувствуя Зова. Выходит, чтобы подчинить, их все же разбудить придется. А заодно — и весь Дворец, за компанию…

Но медлить больше было нельзя — рассвет приближался. Другие группы уже действовали вовсю — и это чудо, что до сих пор никто не переполошил лордов-заговорщиков тревожными вестями. А значит…

— Доброго утра, господа! — голос мужчины раскатисто загремел под сводами зала.

Пространство вздыбилось сотней тел, стеною вставших между Огнезором и подскочившими заговорщиками. Но он успел с растущим весельем отметить, как дергались те и падали с коек, путаясь в ногах и одеялах. Как ругались, подслеповато щуря глаза в полумраке…

— Будь добр, посвети, — приказал Гильдмастер одному из "своих" Псов. Тот с радостью вынесся в коридор, чтобы вернуться через миг с зажженной масляной лампой. Желтое дрожащее пятно света вырвало из полумрака фигуру темного мастера да спрятанное под маской лицо, позволяя врагам в полной мере оценить последствия встречи.

Однако лорд Амареш и без того успел прийти в себя достаточно, чтоб ото сна проморгаться да завопить на весь Тронный Зал:

— Убить его! Немедленно!

Но все равно как-то вопросительно вышло, нервно — словно сам себе он в эту секунду не верил.

Псы нападать не спешили: растерянно вертели мордами от одного хозяина к другому, ворчали и порыкивали. Огнезор же все шире растягивал губы в самодовольной ухмылке.

— Не слушаются? — спросил он с издевкой. И без тени страха шагнул в самую гущу Обращенных. — Сочувствую… Незнакомые амулеты бывают так ненадежны! Очень неосторожно с вашей стороны, господа лорды полагаться на то, в чем вы ни дьявола не смыслите!

Соратники Амареша дрогнули и попятились. Их глаза забегали, ища пути к бегству. И, что самое смешное, ни один не потянулся за оружием!

— Убить, твари! Я кому сказал?! — стиснул амулет в ладони, зло заорал старый лорд, теряя в этот миг всякую выдержку.

— Сидеть! — бросил Гильдмастер коротко.

И Псы единым слаженным порывом хлопнулись на плиты пола.

Взгляды заговорщиков скрестились на лице мастера — и в них теперь плескался отчетливый ужас.

— Вы обвиняетесь в государственной измене, заговоре против Трона и попытке переворота, — равнодушно сообщил им Огнезор. — Предлагаю немедленно сдаться, тогда вы все предстанете перед судом и сможете просить о снисхождении.

— Или что? — выплюнул Амареш, давясь бессильной яростью.

Легкая улыбка тронула губы Гильдмастера.

— Или МОИ Псы разорвут вас на месте, лорд, — проникновенно произнес он вполголоса, словно некой личной тайной поделился. — Разорвут в ПРЯМОМ смысле этого слова, на кожу, мясо и внутренности. Хотите?..

Кажется, кто-то из Амарешевых соратников рухнул в обморок.

В самый расцвет лета 905 года по имперскому исчислению тьма и кровь затопили улицы Небесного города. Тьма явилась из-под земли, из темных катакомб древней столицы, давно забытой и мертвой, — и багряная кровь побежала ручьями по светлому камню мраморных лестниц, по серому булыжнику мостовых — в черные желоба и колодцы, глубоко под землю…

Дабы принести законную жертву, напитать корни все еще живого города.

Живого вопреки всему…

Так написали впоследствии храмовые летописи, не желая называть имена порождений Проклятого Бога, своими клинками и телами проложивших путь к Золотому Трону для Наследника.

Да и как писать, кого прославлять, если армия безумцев-мятежников, подобно покорным рабам, в один миг склонилась перед Ледяным Дьяволом? Если обратились они против своих соратников по первому же его слову?..

Сколько бы ни твердили храмовники сквозь зубы о прощении, делать темных мастеров героями для черни было вовсе не в их интересах! Есть черта, которую Храм никогда не переступит…

Но, так или иначе, летом 905-го восставшие были повержены. Восстановлен порядок и законность.

И уже с раннего утра трупные повозки скрипели по столичным улицам, подбирая из-под стен и заборов тела неудачливых бунтарей. Осторожные торговцы выползали из подвалов, высовывали нос наружу — да с кряхтением и руганью принимались отдирать доски с заколоченных витрин и окон. Их жены, перекрикиваясь и судача, усердно оттирали мостовую перед лавками от крови, а ребятишки крутились под ногами, играя в грозных темных мастеров и трусливых повстанцев…

Небесный Город быстро возвращался к привычной жизни.

А через две седьмицы, ровно в серединный день года, как того требовала традиция, юный наследник, высокородный лорд Илан, принял Золотой Трон и новое имя. А вместе с ними — и всю Империю.

Так началась эпоха Астриоцеулинуса Десятого.