Дешевка

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Когда телефон ожил и стало ясно, что это звонит директор школы, где учится Аннабель, Имоджин испытала чувство облегчения. Обычно родителей не радуют подобные звонки, но это означало, что у нее появится реальная причина не возвращаться на работу.

— Миссис Тейт, нужно, чтобы вы немедленно пришли в школу, — раздался строгий голос мисс Оглторп, женщины с повадками сержанта, который только что съел какую-то гадость. От этого голоса на том конце линии в голове Имоджин заметались страшные мысли, худшей из которых было предположение, что один из бывших преуспевающих клиентов Марти МакАльвина спятил, пришел за ее детьми и похитил Аннабель, а теперь требует выкуп, чтобы возместить деньги, которые он потерял, когда Алекс упрятал авантюриста за решетку.

— Аннабель в порядке?

— С ней все хорошо. Могу заверить, она не пострадала, но вы должны приехать и забрать ее.

— Пожалуйста, мисс Оглторп, не могли бы вы рассказать, что с моей дочерью? — но едва эти слова сорвались с губ, Имоджин поняла, что ничего не узнает по телефону. Мисс Оглторп обожала торжественно сообщать родителям о том, как она разочарована поведением их отпрысков, исключительно во время личных встреч.

Сидя во внушительного размера кресле перед кабинетом мисс Оглторп, Аннабель выглядела очень маленькой. Она болтала ногами, и казалось, эти механические движения ее успокаивают. Девочка низко наклонила голову, но не плакала, хотя когда Имоджин пальцем приподняла подбородок дочери, чтобы заглянуть ей в лицо, то увидела, что ее глаза покраснели.

— Прости, мамочка, — это были первые слова Аннабель. — Я только хотела узнать, кто это делает. Мне просто нужно знать, кто из них говорит обо мне все эти ужасные вещи, — и по круглым, как яблочки, щекам девочки потекли слезы. Что же все-таки натворила ее дочь?

Мисс Оглторп, между глубоко посаженными глазами которой залегла жесткая бороздка, вышла из своего кабинета и откашлялась.

— Миссис Тейт, пройдите, пожалуйста, в мой кабинет. Мисс Маретти вполне может посидеть тут еще немножко.

Усаживаясь в кресло напротив принадлежащего мисс Оглторп стола из красного дерева, Имоджин почувствовала себя ребенком.

— Уверяю вас, Аннабель не из тех девочек, кто ищет неприятностей. Должно быть, произошло какое-то недоразумение.

Мисс Оглторп сложила перед собой руки с узловатыми, красными костяшками пальцев. Она обошлась безо всяких реверансов в адрес Аннабель.

— Прежде всего, вам известна политика нашей школы касательно запрещения смартфонов во время занятий? Мы понимаем, что вы, родители, чувствуете себя обязанными покупать своим детям айфоны, айпады и подобные вещи, начинающиеся на «ай», причем со все более раннего возраста, но во время уроков, когда учителя пытаются чему-то обучить ваших над, они недопустимы. Слишком сильно отвлекают.

Имоджин кивнула. Все друзья и подружки Аннабель получили смартфоны задолго до того, как справили восьмой день рождения. Они с Алексом смогли продержаться до девятилетия дочери. С Джонни это произойдет еще раньше. Он уже пытается проводить пальцем по книжке с картинками, чтобы перевернуть страницу.

— Вы вызвали меня потому, что Аннабель в классе смотрела в свой телефон?

Абсурдное предположение даже для такой школы, как эта.

— Нет. Я лишь хотела привлечь ваше внимание к тому, что у Аннабель был телефон, когда она закричала и швырнула свою еду в Харпер Мартин и других юных леди за столом.

Имоджин знала мать Харпер Мартин, Эллу, светскую тусовщицу и четвертую жену Георга Мартина, владельца «Бруклин Нетс». Если молодая мисс Мартин хоть в чем-то похожа на свою заносчивую мамашу, Имоджин могла понять желание накричать на нее, но чего она до конца не понимала, так это почему Аннабель так себя повела. Разве что именно Харпер слала дочери все эти мерзкие сообщения?

— Мисс Оглторп, я уверена, этому есть объяснение. Вы спросили Аннабель, почему она так поступила?

— Спросила. Она не захотела мне ничего объяснять.

Имоджин вздохнула:

— Не возражаете, если я немного поговорю с дочерью? Попытаюсь выяснить, что случилось? Этому должны быть причины.

— Я бы предпочла, чтобы вы забрали ее домой. Она отстранена от занятий на сегодня и на завтра.

Имоджин не знала, что и сказать. Ее дочь отстранили от занятий!

Когда она вышла из кабинета, Аннабель выглядела напуганной. Она встала и взяла мать за руку, хотя уже пару лет отказывалась это делать. Шесть кварталов до дома они прошли в молчании. Там Имоджин велела Аннабель идти наверх, умыться и через пятнадцать минут спуститься в кухню. Та молча подчинилась, а Имоджин пока занялась приготовлением чая.

Спускающаяся по лестнице Аннабель была одета в пижаму с маленькими пингвинчиками, из-за которой она выглядела гораздо младше своих десяти лет. Имоджин сделала ей знак в сторону стола, где стоял чай English Breakfast, ее самый любимый. Дочь уселась, обхватив кружку обеими руками.

— Расскажешь мне, что случилось? — Аннабель кивнула. — Тогда начинай.

— Я получила эти послания, — Аннабель беспокойно заерзала на стуле. — Вначале они появились на стене в «Фейсбуке», а потом стали приходить в мессенджер. И еще в комменты в «Инстаграме» и «Ютьюбе».

— Детка, могу я их посмотреть?

— Я многие стерла. Не хотела, чтобы кто-то еще их видел. Но несколько осталось.

Аннабель отодвинула стул от стола, достала ноутбук из розового школьного рюкзачка, подключилась к вайфаю и открыла свою страничку на «Фейсбуке». Разумеется, сообщения пришли все от той же девочки, Чоткой Конфетки.

Во входящих сохранилось четыре сообщения. Прочтя их, Имоджин ахнула.

Имоджин содрогнулась.

— Почему ты решила, что это от Харпер?

Аннабель пожала плечами.

— Харпер и ее подружки дуры набитые. Они меня не любят. Они надо мной смеются. Я увидела у Харпер телефон в столовой. Она его туда пронесла. И открыла на моей страничке в «Фейсбуке». Они с подружками пялились и смеялись.

Аннабель снова была в слезах, и как Имоджин могла винить ее за это? Сейчас она лучше, чем кто-либо еще, понимала, как легко можно дойти до предела, когда тебя высмеивают. Она подошла к противоположному краю стола, подняла дочь со стула и села на него сама, усадив Аннабель на колени, чтобы та могла выплакаться у нее на груди. Вдыхая запах дочкиных волос, Имоджин испытывала сердечную боль.

— Я считаю, мы должны рассказать мисс Оглторп, что Харпер, похоже, тебя дразнит. — Аннабель отчаянно замотала головой. — Нужно. Ты должна это ей рассказать.

— Я уже не знаю, Харпер ли это. Когда я заорала на нее, она сказала, что ни при чем. Вот почему я бросила в нее смузи.

— Попала?

Аннабель кивнула:

— В лицо.

Имоджин постаралась не улыбнуться. Все-таки есть свои плюсы в том возрасте, когда можно решить вопрос, швырнув в лицо обидчицы большую порцию овощного смузи. А дочка продолжала:

— Не похоже, что она поняла, о чем я говорю. Вначале я подумала, что она мне врет, но, по-моему, она паршивая врунья. И я теперь не знаю, она ли это делала.

— Ладно, Аннабель. Ты же знаешь, что отстранение от занятий — это очень серьезно, правда? Знаешь, как папа расстроится?

Аннабель снова спрятала лицо на груди матери.

— Знаю, — ее ответ звучал глухо. — Пожалуйста, не говори ему.

— Ана, я должна, — учитывая нагоняй, который, как знала Имоджин, дочери предстоит получить сегодня вечером от Алекса, и растрепанные чувства Аннабель, Имоджин решила побыть хорошим полицейским. — Да, похоже, мы с тобой сегодня обе прогуливаем. Давай используем это время по полной программе и устроим женский день? Я могу попросить Тилли, чтобы она на несколько часов взяла Джонни.

— А что мы будем делать?

— Почему бы нам не пойти в салон и не сделать прически, как подобает истинным леди?

Аннабель никогда не была вся такая девочка-девочка, но затейливые прически ей нравились. Она кивнула.

— Тогда тебе надо переодеться.

Аннабель помчалась вверх по лестнице, а Имоджин снова уставилась на мерзкие послания в мессенджере.

Закрыв «Фейсбук», она быстренько проверила свою электронную почту: шесть посланий от Евы с вопросом, где она, градус нарастает от письма к письму. Отвечать совершенно не хотелось, да только что толку в молчании? Это всего лишь заставит Еву написать еще больше писем.

Остальная корреспонденция могла подождать до утра. Когда Имоджин отложила телефон и встала со стула, Аннабель уже сбегала по лестнице, сменив пижамку на узкие джинсы и яркий лиловый свитерок и стянув длинные темные волосы узлом на макушке.

— Знаешь, Ана, иногда люди бывают ужасны. Я бы хотела ошибаться, но некоторые из них просто злобные придурки.

Зачем ей врать дочери? Аннабель кивнула и обняла ее. Имоджин удивилась, какая дочка уже высокая.

— Ты ведь знаешь, какая ты прекрасная, зайка, правда? Просто потрясающе красивая, — проговорила Имоджин.

Аннабель скривилась:

— Тебе полагается так говорить, ты ведь моя мама.

Имоджин продолжала:

— Еще важнее то, что ты хороший человек. Ты прекрасна внутри и снаружи. Я, конечно, твоя мать, но я не вру. Я общалась с самыми знаменитыми супермоделями мира и могу объективно сказать, что самые красивые человеческие существа из всех, с кем я знакома, в точности такие же, как ты… те, кто по сути добрые и хорошие.

Аннабель засмеялась.

— Ты говоришь, как Опра.

Имоджин воздела руки и, имитируя Опру Уинфри, постаралась изобразить ее голос:

— А сейчас — по машинам!

Во всяком случае, ей до сих пор удавалось вызвать дочкин смех. Время лекций окончилось. Теперь им обеим нужно немного отвлечься.

— Давай поедем в салон, наделаем там селфи и посмотрим, кто после этого посмеет назвать нас уродками.

Поеживаясь от холода, Аннабель шаркала ногами по тротуару, стараясь не наступать на трещины и корни деревьев, которые иногда пробивались через бетон в центре старого города. Это был хороший день с мамой. Действительно замечательный. Мама очень постаралась, но никто из родителей не понимает, каково это — быть в наше время ребенком. Когда маме было столько, сколько ей, Интернет еще даже не изобрели. Все было по-другому.

Чоткая Конфетка, может, даже не из их школы. Это может быть кто угодно. Может, это Зелень Гррл, у которой такие крутые гифки, мемы, и графика четкая, и вообще. Она никогда не встречалась с Зеленью Гррл, которой тоже десять лет и которая тоже живет с родителями. Только она из Флориды, не из Нью-Йорка. Они подписаны друг на дружку, и когда Зелень Гррл в прошлом году тоже стала делать видосы про смузи, она прислала Аннабель сообщение, предлагала делиться рецептами. Но с тех пор они вроде как соперничают, и отношения стали какими-то странными.

Да и ладно.

Аннабель не хотела об этом думать. Но ведь это полный отстой, когда кто-то постит о тебе всякие гадости, которые может увидеть любой в их школе. И все потом над ней смеются. Аннабель подумывала отфрендить или заблокировать Чоткую Конфетку, но ведь куда хуже не знать, что говорят о тебе люди.

А хуже всего, когда они говорят то, о чем ты, типа, и сама уже начинаешь догадываться. Она чувствовала себя толстоватой. Все в ее семье — и мама, и папа, и Джонни — тонкие, как подсохшая руккола. Когда Аннабель была маленькой и у нее было еще больше щенячьего жирка, чем сейчас, она думала, что появилась прямо из животика своей бабушки, Мамы Маретти, женщины, которая влюблялась в каждую лазанью, которую встречала на своем жизненном пути.

Аннабель никогда не считала себя красивой, поэтому как-то странно было слышать, когда мама со своим неизменным британским акцентом называла ее прекрасной. У нее выходило «пере-крас-ная», и это вовсе не было правдой. Ее глаза слишком широко расставлены, а нос слишком тонкий. Волосы вообще делают, что хотят, совсем не считаясь с желаниями Аннабель, и вдобавок на подбородке недавно выскочила целая куча прыщей.

Вот мама всегда ухоженная и красивая. По сравнению с ней Аннабель чувствовала себя неопрятной, как тот персонаж в комиксах про Чарли Брауна, вокруг которого вечно грязные брызги. Она любила маму. Она не возражала против того, что мама не сидит все время дома, как матери некоторых ее подружек. Мама всегда находит время для нее и Джонни. Плюс к тому у мамы суперская работа. Прошлым летом она принесла Аннабель новое брендовое платье и туфли и в качестве сюрприза устроила поход на несколько телешоу Марты Стюарт[112] и даже, вот круть-то, представила ей Аннабель. Самой Марте Стюарт!!! Мама рассказала все о ее роликах на «Ютьюбе» и овощных смузи, как будто это очень важные вещи. А потом Аннабель и сама поговорила с Мартой, и так здорово было узнать, что у них одинаковое мнение насчет капусты — что она всегда прекрасна!

Еще около месяца назад мама смотрела видосики Аннабель, только если вывести их ей прямо на монитор. Потом она обычно отсутствующе взмахивала рукой и говорила что-то вроде: «Обязательно покажи мне на днях, как это делается». И в следующий раз, когда они снова смотрели очередной ролик, опять говорила то же самое. Хотя в последнее время с этим стало получше, теперь мама быстрее все схватывает.

Аннабель слышала лишь обрывки разговоров о том, что случилось у мамы на работе, но судя по ним, там творилась какая-то фигня. У мамы появилась новая начальница, и она какая-то придурочная. Аннабель подняла глаза на мать, на ее прекрасные белокурые волосы, подрагивающие над белоснежным воротничком. Жаль, что она не может просто взять и швырнуть в физиономию своей начальницы большую порцию овощного смузи. Аннабель решила сказать это маме. И мама улыбнулась.