Дешевка

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Выпрыгивая из постели в первое утро Недели моды, Имоджин чувствовала прилив энергии. Расписание показов уже утрясли, начало в девять утра. Сидя в такси, которое везло ее в Линкольн-центр, она просмотрела страницы ярко-красного «Модного календаря» и обвела кружочком пятьдесят семь из трехсот с лишним мероприятий, которые она намеревалась посетить в следующие восемь дней.

В воздухе уже ощущалась осень. Имоджин плотнее запахнула куртку, вдыхая хрустящий воздух с запахом палых листьев и дизтоплива, приправленный вдобавок чем-то таинственным и сладким, вроде кленового сиропа. Выйдя из такси и направляясь к фонтану перед комплексом, она огляделась. Везде кружили фотографы, высматривая знаменитостей или вычурно одетых людей. За их спинами ошивались позеры, адепты уличной моды, умолявшие, чтобы их тоже сфотографировали. Если и существовала в мире полярная противоположность конференции «ТЕХНОРУШЬ!», то она находилась именно здесь. Вместо расплывшихся мужчин с начесом и в кофтах тут преобладали статные женщины на шпильках и в темных очках.

Тот, кто был своим на Неделе моды, шел вверх по лестнице прямиком к начальнику охраны Максу Яблонскому и его людям, чтобы сразу предстать перед их очами. Цитадель охранялась бригадой из рожденных в Квинсе и Бруклине крутых парней, словно сошедших со страниц книги Ника Пиледжи.[65] Яблонский знал, как вычислить безбилетников, которые, не поднимая глаз, в поисках чего-нибудь напоминающего приглашение, но на поверку оказывающегося квитанцией из маникюрного салона, утыкались в айфоны или долго копались в сумках.

По бокам от Яблонского стояли братья Том и Майк Карни, бывший судебный пристав и бывший офицер транспортной полиции, Розенкранц и Гильденстерн у врат Недели моды. Они, по десять часов выстаивая «на пункте пропуска», безжалостно подшучивали над всеми гостями.

Макс заключил Имоджин в медвежьи объятия и так сильно прижал к себе, что на нее обрушился запах его сигар, пота и одеколона «Олд спайс».

— Ну, как поживает моя любимая модная девочка? — спросил он. Имоджин с удивлением поняла, что ей ужасно приятно услышать, как ее называют «девочкой». И не важно, что эти слова произносит мужчина, который годится ей в отцы.

— Все отлично, Макс. Как ваши детишки? — Яблонский, исключенный из школы в старших классах, определил своих четверых детей в университеты Джорджтаун и Нотр-Дам, после окончания которых они работали в ведущих охранных организациях, обеспечивающих порядок на всех мероприятиях Нью-Йорка, связанных с миром моды. Имоджин обожала Макса, но поняла, что, упомянув детей, совершает ошибку, из-за которой может застрять теперь здесь минут на пятнадцать.

— Покажете мне их фотографии на обратном пути, хорошо, дорогой? — она сжала руку Макса. — Хочу убедиться, что успею занять место.

— Имоджин Тейт! Вы же знаете, что вас всегда ждет место в первом ряду.

Она подмигнула Максу и прошествовала мимо братьев Карни.

У «ТЕХНОРУШЬ!» и Недели моды «Мерседес-Бенц» все-таки была одна общая черта — реклама брендов. Везде, куда ни посмотри, висели баннеры от потолка до пола и стояли рекламные стенды. Тут был неведомо откуда взявшийся косметический салон MAC. Два новых «Мерседеса» — седана S-класса — с моделями, небрежно восседавшими на их капотах, стояли по обе стороны от маленького бара, где продавались миниатюрные бутылки шампанского по семнадцать долларов за штуку и эспрессо по восемь долларов. Тут и там торчали контейнеры с питьевой водой и крошечными баночками диетической кока-колы. В одном углу стена из планшетов Samsung Galaxy транслировала показы. На второй «умной» стене в режиме реального времени появлялись картинки из «Инстаграма». «На этой стене должны появиться мои фотографии», — подумала Имоджин. Она уже начинала видеть мир по-новому.

В середине нулевых годов двадцать первого века регистрация на Недели моды стала производиться исключительно при помощи айпадов. Десяток барышень с папочками, которые отмечали приглашенных, сменили легионы девиц с айпадами, которые прокручивали списки гостей на их сияющих экранчиках. Множество GPS-навигаторов считывали штрих-код и позволяли узнать, какое место вам предназначается. Там, где раньше перед одним-единственным входом толпились редакторы модных журналов и покупатели, теперь была налажена такая же эффективная система регистрации, как в аэропорту. Имоджин подошла к GPS-терминалу и уверенно отсканировала штрих-код своего приглашения на показ Серби Фаршид. Ожидая, пока распечатается ее билет, она оглядывалась по сторонам, отыскивая знакомых. Вот в окружении телохранителей в двери вошли Оливия Уайлд[66] и Джессика Честейн,[67] на обеих — полный лук от Марка Джейкобса.[68] За ними появилась София Коппола,[69] как всегда, элегантная и красивая. Пока молодые репортеры осаждали двух кинозвезд, Коппола проследовала прямо к терминалу и быстро распечатала свой билет. Толпа еще активнее, чем предыдущая, бросилась ко входу. Кого, интересно, они увидели, гадала Имоджин. Может, Гвинет Пэлтроу?[70] Нет, это Леандра «Распугай-мужик», знаменитая блогерша и обладательница безупречного стритстайла.

Звезду виртуальной реальности задержала съемочная группа, ее лицо сияло гордостью от того, что она приглашена на Неделю моды, хотя всего год назад была скучной невестой знаменитого калифорнийского ортопеда. Маленькие женщины с большими сумками работали локтями, чтобы опередить мужчин-азиатов в больших черных пальто. Везде, куда ни посмотри, мелькал мех, настоящий и искусственный, хотя на улице было больше десяти градусов тепла.

Имоджин не удосужилась даже взглянуть на маленький листок бумаги, выскочивший из слота, будто лотерейный билет. Там должны значиться первый ряд, одиннадцатое место, разве нет? Все редакторы журналов сидят в первом ряду, так чтобы модели оказались от них на расстоянии вытянутой руки. Выхватить образ с подиума, потом объединить его со другим, увиденным на следующем шоу, совместить их в одной фотосессии для журнала — и вот уже установлена планка, и ясно, как предложить этот лук женщинам всего мира. Одежду невозможно оценить по фотографиям. Нужно посмотреть, как она выглядит в движении, на модели, какого она цвета при искусственном освещении и какова на ощупь ткань, из которой она сшита. Нужно сосредоточиться на деталях, важна даже музыка, под которую шествуют девушки. Все вместе создает эмоциональное и визуальное послание. Только так можно понять, что должно попасть на страницы журнала. Это таинственный и сложный процесс, который, по убеждению Имоджин, начинается в кресле первого ряда.

Вдобавок так модельеры могут шпионить за редакторами и издателями. Сквозь отделявшую подиум от закулисья черную ткань — прижавшись к ней лицом — они рассматривают зал. Если издатель не улыбается, оскорбленный модельер может отозвать из его журнала всю свою рекламу. Когда показ закончится, Имоджин нужно будет пойти за сцену, чтобы произнести там положенные охи и ахи. Тому, что после каждого шоу обязательно следует поздравлять модельера, ее научила еще Молли Уотсон.

— Господь знает, что тебе не хочется по три часа сидеть на их показах, — говорила она Имоджин. — Но нужно, чтобы они по крайней мере видели твое лицо и знали, что ты там была.

Почти все модельеры после показа совершенно выматывались, но все равно устраивали прием для своих верных почитателей. Исключением был Валентино.[71] Этот знаменитый итальянец обычно в одиночестве сидел в углу, не спеша потягивая из фужера шампанское.

Имоджин шла на показ Сенби, но была застигнута врасплох: две руки схватили ее за ягодицы и крепко сжали.

— Ах ты, дерзкая кокетка!

Она повернулась и увидела Бриджет Харт.

— Когда ты вернулась? — обняла ее Имоджин.

— Три часа назад прилетела ночным рейсом.

Старинная подруга, соседка, а ныне — самый востребованный стилист по костюмам Голливуда, она две недели провела в Лос-Анджелесе, подбирая платья для очень популярной семнадцатилетней старлетки, которую, как ожидалось, должны были вот-вот номинировать на «Оскара». Бриджет всегда устанавливала с клиентами дружеские отношения. Она была не просто их стилистом, она становилась их подругой.

— Мне приходится видеть голыми самых прекрасных, самых закрытых и самых опасных женщин мира, — однажды сказала она Имоджин. — Нужно, чтобы у них возникало чувство, будто в комнате вместе с ними находится их лучшая подруга.

Перелет никак не сказался на внешности Бриджет. Она была чемпионкой по сну в самолетах. А после того как в 1999 году подруга открыла для себя кислородные косметические процедуры три раза в неделю и хитрый способ ежегодно при оформлении налогов списывать заплаченные за них деньги как рабочие траты, Имоджин ни разу не видела ее усталой. Агент нашел Бриджет в пригороде Торонто и привез ее в Нью-Йорк. Первый год она жила с Айлин Форд, а потом вдруг вмиг обрела популярность. Как модель Бриджет стала известна под прозвищем Птаха, и не потому, что в ее внешности было нечто птичье — просто она так нервничала перед показами, что почти не могла есть.

Имоджин впервые встретила ее на фотосессии для «Моды», вскоре они съехались и стали жить вместе.

Бриджет была первой чернокожей девушкой, ставшей лицом косметики Cover Girl beauty и оказавшейся на обложке журнала Vogue. Ее тело обезоруживало, и в Victoria Secret[72] умирали от желания заполучить его пленительные изгибы для своего каталога (несмотря на то, что Бриджет регулярно им отказывала).

Любая камера сходила с ума от ее кошачьих зеленых глаз. Но самой яркой чертой все равно оставалась теплая широкая улыбка Бриджет. А вот моделью ей быть категорически не нравилось. Она ненавидела долгие часы ночных перелетов, ненавидела гнусных фотографов, которые постоянно хотели с ней переспать. Она призналась Имоджин, что никогда не собиралась становиться стилистом знаменитостей, это просто стало вторым актом ее карьеры. За те годы, пока ее постоянно фотографировали, она прекрасно усвоила, что украшает женское тело, а что его портит. Вскоре после того, как она начала этим заниматься, ее стали приглашать серьезные компании, включая Версаче, Валентино и «Макс Мара». Ее любили итальянцы. Она была красива и вдобавок талантлива. Ральф Лорен[73] умолял ее пойти к нему на полную ставку креативщицей, но Бриджет всегда считала, что один клиент — для нее слишком просто.

На заре карьеры Бриджет председатель LVMH[74] как-то отозвал ее в сторонку, чтобы дать несколько финансовых советов. Она сделала все, как он сказал, и стала одним из первых акционеров этой компании, сколотив небольшое состояние.

Подруга Имоджин была воплощением человека, который живет полной жизнью даже в самых прозаических ее аспектах. Она по сей день посылала Имоджин открытку из каждого нового города, куда доставлял ее самолет. С ней, искренней и эксцентричной, всегда было чертовски весело. Вдобавок она отличалась удивительной преданностью, даже излишней, особенно если это касалось мужчин, которые ее не заслуживали.

— Думаю, я буду иметь удовольствие сидеть с тобой рядом? — сказала Имоджин, беря Бриджет под руку.

— На меньшее я не согласна, — улыбнулась Бриджет. Их годами сажали на соседние места в первом ряду.

— Какое у тебя место, дорогая? — спросила Имоджин.

— Двенадцать «А».

— А у меня должно быть одиннадцать «А». Отлично. Жду не дождусь послушать про Голливуд.

— А я жду не дождусь послушать про Еву! — При упоминании последней обе женщины рассмеялись, как те девчонки, которыми они были, когда познакомились двадцать лет назад. Бриджет, конечно, уже знала, что творится на работе у Имоджин, из ее коротких электронных писем, но там ведь всего не расскажешь.

Они непринужденно проскользнули мимо одного из ведущих специалистов по рекламе в центральный коридор. Перед выходом к главной сцене, к подиуму, где всегда проходили основные показы, малорослая девушка с айпадом окидывала ленивым взглядом толпу.

— Билетики? — прогнусавила она в нос, посмотрев на экран. Обе женщины протянули ей выданные терминалом бумажки. — Госпожа Харт, следуйте за мной на место двенадцать «А». Госпожа Тейт, пожалуйста, подождите, сейчас кто-нибудь проводит вас в стоячий VIP-сектор.

Эти слова не имели для Имоджин никакого смысла. У нее билет в первый ряд, a VIP не имеет ничего общего со стоянием. Она никогда не смотрела шоу на ногах, а тут — всем показам показ! Она вообще выкроила время и пришла, чтобы оказать любезность — поддержать подругу. Имоджин первой поставила модель из коллекции Сенби на обложку своего журнала. Помогла ей добиться известности.

— Сенби что, решила меня разыграть? Я всегда сижу на месте одиннадцать «А», не только на этом показе, а вообще на всех. Пожалуйста, немедленно проводите меня к моему месту.

Бриджет, которую отовсюду снимали папарацци, была уверена, что Имоджин идет за ней.

Девушка с айпадом провела по экрану своим коротким пальцем.

— Мне представляется, что на месте одиннадцать «А» сегодня Орли. Вы ведь знаете Орли, она лучшая из фэшн-блогеров на FashGrrrrrl-точка-ком. Правда. Ой, Орли, привеееет!

За спиной Имоджин появилась вышеупомянутая Орли — девчонка, которой не могло быть больше двенадцати лет. Ее ярко-голубые волосы длиной до подбородка круто завивались на концах, как будто она — плод любви летающей монахини[75] и Кена Кизи. Девочка, одетая в зеленый плащ с капюшоном поверх оранжевого пижамного комбинезона от Сенби и туфли от Стеллы Маккартни на восемнадцатисантиметровой платформе, выглядела одновременно прекрасной и пугающей. На эльфоподобном личике сидели очки без оправы с маленькой камерой на правой линзе.

— Мне нравятся ваши работы, — сказала, обращаясь к Имоджин, эта Дюймовочка Орли, а девушка с айпадом тем временем вилась вокруг нее, умоляя об автографе. Орли наклонилась и поцеловала экран, оставив на нем вместо подписи ярко-розовый отпечаток губ, а потом уверенно проследовала к месту 11 «А».

— Имоджин Тейт никогда не стоит! — чей же это голос? Низкий, хрипловатый, слегка покровительственный. Ах да, это Ева. Сколько же времени она торчала тут и слушала? — Она может занять мое место в первом ряду! — громко произнесла Ева. Потом повторила еще разок: — Я хочу отдать мое место в первом ряду Имоджин Тейт.

Нет уж, она лучше постоит, чем примет помощь от Евы, которая теперь тяжело дышала прямо ей в затылок.

— На этот раз я намерена постоять, Ева. Я так взволнована возможностью… постоять. Именно сегодня, — Имоджин выпрямилась во весь свой рост, который вместе с каблуками составлял метр восемьдесят сантиметров. — Мы существуем для покупателей, а они все в стоячем секторе. Я хочу быть там, где мои читатели. Хочу видеть, как они реагируют на наряды. А после показа все равно зайду за кулисы к Сенби, так что потом увидимся.

Девушка с айпадом, которая до сих пор не могла отойти от того, что ей довелось соприкоснуться с Орли во всем величии последней, забыла об этикете обращения с теми, кому достался билет в стоячий VIP-сектор.

— Отойдите к стеночке. Вас впустят перед началом показа.

Осторожно пробираясь в конец прохода, Имоджин услышала крик охранника:

— К стене! Отойти к стене!

«Наверно, это как в тюрьме, — подумала она. — Такое впечатление, как будто я попала в сериал „Оранжевый — хит сезона“».[76]

Толпа обладателей билетов в VIP-стоячку выглядела чуть похуже, чем колонна тех, кто проходил мимо них в зал. Внешность каждого тут была чуть менее безупречной, линия век чуть тяжелее, а наряды от известных дизайнеров сидели менее элегантно, что свидетельствовало о приобретении их по сниженным ценам во время распродажи. Те, кто просачивался мимо девушки с айпадом, обладали не только лучшей одеждой, чем та, что была на публике стоячего VIP-сектора, но и лучшими чертами лица вкупе со строением скелета.

Имоджин опустила голову, чтобы никто из обладателей сидячих билетов не заметил, как она послушно жмется к стенке. Людей становилось все больше, а в коридоре — все жарче. Имоджин чувствовала, как на висках выступает пот. До нее долетали обрывки звучавших там и сям разговоров:

— Я впервые на шоу и ужасно взволнована.

— Вы слышали о человеке, который разделся догола на показе Прабала?[77]

— Что тут происходит?

— Сколько нам еще ждать?

— Ты послала эсэмэску Александре? Если она узнает, что мы тут, то облезет от зависти.

— А тут, типа, никого не пускают?

— И это не кого-то там, а именно вас не пропускают!

Имоджин вытянула шею, но не разглядела, кого там не пропускают.

— Съесть мне этот кренделек?

— Он с йогуртом или с шоколадом?

— С шоколадом.

— Тогда лучше не надо.

Женщина с кучерявой шевелюрой уронила на ногу Имоджин бутылку с водой. Она как раз принялась яростно извиняться, когда девушка с айпадом подошла и сказала, что им наконец-то позволено войти. Взгляд Имоджин немедленно устремился к рядам возле подиума.

Бриджет сидела напротив Орли, с Дженнифер Лоуренс, своей клиенткой номер один, по левую руку и Анной Винтур и Андре Леоном Телли[78] по правую. Всего за несколько мест от них расположились Джессика Честейн[79] и Оливия Уайлд.[80] Напротив них места в первом ряду были забиты девчонками возраста Орли, может, лет на пять постарше, в одинаковых забавных очках и с ноутбуками на коленках. В самом конце ряда Имоджин заметила Еву, в таких же, как у всех, очках с желтыми дужками, подходящих по цвету к ее канареечному коктейльному платью. По соседству в своей инвалидной коляске сидел шокированный Массимо; по его выражению лица Имоджин поняла, что именно он думает о происходящем в этом зале.

— Блогеры и звезды «Ютьюба», — услышала Имоджин откуда-то сзади. Обернувшись, она увидела Изобель Харрис, давнюю закупщицу «Барни». Чтобы обнять ее, дотянувшись через море стоящих тел, Имоджин пришлось перебросить сумку на другое плечо. Боже, Изобель должно быть уже за пятьдесят, но в черном блейзере и серых брюках-дудочках она выглядит невероятно круто. Имоджин знала ее еще до замужества — ныне ее супруг стал известным драматургом, а тогда он трудился официантом в ресторане «Балтазар». А сама Изобель, которая на десять лет его старше, работала маркетологом в «Шанель». Он принес ей очередной бокал шампанского, а она обернулась посмотреть на его задницу. Он это заметил, и все сложилось как нельзя лучше для них обоих.

— Наши места узурпировали, дорогая. Все дизайнеры теперь хотят, чтобы в первом ряду сидели эти детишки. Посмотри, как они рассовали народ! — Изобель указала прекрасно вылепленным пальцем, ноготь которого был, однако, не покрыт лаком, на ряд, где сидели Анна, Андре, Бриджет, Дженнифер, Джессика и Оливия. — С одной стороны сидят те, чье присутствие стоит того, чтобы его задокументировать. А напротив посадили тех, кто как раз и будет документировать. Они в режиме реального времени транслируют показ на свои сайты при помощи Гугл-стекла.

— Что за Гугл-стекло? — Имоджин решила не пытаться больше вести себя так, будто она имеет хоть малейшее представление о том, что тут происходит.

— Это вот те смешные очочки, которые сидят у них на носах. Называются «Гугл-стекло». Не «стекла», а «стекло». Это смартфоны в виде очков. Они делают фотографии и снимают видео, если дать им команду голосом или нажать на них сбоку. «Гугл» раздал их на время Недели моды тридцати фэшн-экспертам.

— Откуда ты все это знаешь?

Изобель пожала плечами.

— Об этом все лето писали в Women’s Wear Daily, — сказала она, но потом спохватилась, вспомнив, как Имоджин провела лето. — Какая же я идиотка! Как ты себя чувствуешь? Я должна была спросить об этом в тот же миг, как тебя увидела.

— Прекрасно. Нет, на самом деле. Я отлично себя чувствую. Только у меня появилось такое ощущение, будто я играю в догонялки, — Имоджин впервые призналась кому-то, кто не входил в ее ближний круг, что неспособна понять происходящее в индустрии моды.

Изобель обняла ее еще раз. Пока обе они стояли в этой толчее, Имоджин заметила тут еще кое-кого из ветеранов-закупщиков и модных обозревателей, людей, которые обычно занимали сидячие места. Когда свет мигнул, сигнализируя, что показ начнется через пять минут, Изобель увидела, что на них уставился Эддисон Цао, коварный светский обозреватель из Women’s Wear Daily.

— Чтооо Имоджин Тейт делает в стоячем сектореее? — влез он, повышая голос в конце каждого слова.

— А ты похудел, — сказала Имоджин, игриво потянувшись, чтобы пощекотать пузико Эддисона. В модной индустрии позволить себе лишний вес могли только те, кто отвечает за колонку слухов и сплетней. Их-то никто не осудит и не опубликует их фотографию на странице журнала.

— Я сбросил три кило на соковой диете, — сказал Эддисон, произнося «диета» как «диэта» и разглаживая ладонями перед своих отутюженных брюк.

Они начали обмениваться традиционными жалобами на организацию Недели моды:

— График в этом году слишком плотный.

— Никогда ничего не начинается вовремя.

— После показов я непременно уйду в ашрам.

Имоджин изящно потянулась к Эддисону, очутившись так близко к нему, что ощутила исходящий от него запах дезодоранта и картофельных оладий, и шепотом мурлыкнула прямо ему в ухо:

— Хочешь знать, почему я здесь на самом деле?

Вообще-то Эддисон определенно отдавал предпочтение молодым азиатам мужского пола, но сексапильный шепот на ушко всякому приятен.

— Хочу, — пропыхтел он.

И Имоджин накормила его тем же враньем, которым до этого уже потчевала Еву. Она сказала, что хочет увидеть показ с точки зрения потребителя, а не редактора.

— Я провела в первом ряду пятнадцать лет, и мне стало скучно. Пусть теперь это хотя бы раз в жизни испытают все Орли мира, — тут Имоджин позаимствовала кое-что их монолога Евы на «ТЕХНОРУШЬ!». — «Глянец» — мультимедийный бренд, обслуживающий потребителей, которые любят моду так же сильно, как и мы сами. В наше время редакторам журналов необходимо посмотреть на фэшн-мир с другой точки зрения, — она понятия не имела о значении половины произносимых ею слов, но те продолжали вылетать у него изо рта. Эддисон не стеснялся пользоваться бумагой и ручкой, он яростно строчил в своем репортерском блокноте.

— Я просто обожаю тебя, Имоджин Тейт, — он захлопнул блокнот. — Сделаем совместное селфи?

Имоджин улыбнулась и кивнула, обвив, насколько ей это удалось, рукой талию Эддисона. Он посильнее вытянул руку с телефоном, чтобы сделать снимок чуть сверху, и сказал:

— Если так снимать, не будет двойных подбородков.

— Очень умно, Эддисон.

К тому времени, когда погас свет, Имоджин, как и все присутствующие, держала наготове свой айфон. Интересно, что подумал бы какой-нибудь путешественник во времени, прибывший из недавнего прошлого, отстоящего от этого момента лет на десять, увидев, как все эти люди делают совершенно одно и то же, держа светящиеся телефоны на уровне лица и игнорируя реальность в пользу их экранчиков. С тех пор как неписанные протоколы модных показов запрещали даже доставать фотоаппараты, прошло слишком много времени.

Стоячий VIP-сектор мог оказаться местом и похуже. По правде говоря, отсюда просто отлично было снимать как сам подиум, так и лица знаменитостей, сидящих в первом ряду. Имоджин стала фотографировать первую модель. Тилли рассказала ей о хэш-тегах, напомнила, что она должна будет делать пометку @Glossy, чтобы фотографии оказывались в «Твиттере» и «Инстаграме» их сайта, использовать тэги #НеделяМодыМерседесБенц и обобщающий — #Мода. Тилли также велела ей проявить творческий подход: «Поразвлекайся с тэгами. Подписчики „Инстаграма“ любят креативность».

Поэтому Имоджин придумала тэг #видсгалерки и выложила тридцать фотографий, по одной на каждую проходящую по подиуму модель. Она комментировала крой и цвета, используя в зависимости от освещения и расстояния три разных фильтра, которые придавали белому подиуму магическую ауру. Наверно, Ева наткнулась на ее снимки в своем «Твиттере», а может, краем глаза заметила что-то через свои диковинные очки. Имоджин видела, как она вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, где стоит Имоджин, но свет у подиума сиял слишком ярко, а весь остальной зал был погружен во тьму.

Имоджин не стала ждать последнего аккорда показа, когда все модели появятся на дефиле и Сенби выйдет на поклон вместе с ними. Как Тезей, блуждающий в лабиринте, она проложила путь из стоячего VIP-сектора в общий, а потом туда, где стоять вовсе не положено, и, тихонько скользнув за занавес, стала пробираться к задней части сцены. Тут же подоспел охранник, один из ребят Макса, чтобы посмотреть, что случилось.

— Миссис Тейт, почему вы просто не зашли через подиум?

Она приобняла охранника за талию.

— О, я хотела избежать толпы. Хотела оказаться первой, кто поздравит Сенби.

— Конечно, миссис Тейт.

К тому времени когда Ева присоединилась к толпе поздравителей, явившихся через подиум, Имоджин болтала и смеялась с Сенби, которая, похоже, понятия не имела, где ее подруге пришлось ютиться во время показа. Каждый раз, когда они встречались, Имоджин восхищалась красотой этой женщины. В ней безупречно соединились вьетнамские и египетские гены, наделив ее миндалевидными глазами и кожей цвета золотистого какао. Ева уставилась на обеих женщин, которые разглядывали шаговый шов широких дамских брюк. За их спинами парикмахеры и художники по гриму судорожно готовили моделей к следующему показу. Потом девушкам придется напялить на головы черные мешки вроде тех, что мучители надевали заключенным в тюрьме Абу-Грейб, — в них можно было переодеться, не пачкая одежду косметикой. Один из парикмахеров решительно сооружал из светлых, темных, рыжих и сияюще-белых волос сложные прически высотой сантиметров тридцать, используя для этого фрагменты сеточки и заливая все это бутылками лака для волос, чтобы зафиксировать конструкцию. Имоджин наблюдала, как художник-визажист сосредоточенно создавал модели идеальные глаза, вначале нанеся бежевые тени с отблеском, а потом — всё более и более темные линии контура и наконец нанеся черную подводку вдоль линии роста ресниц.

Имоджин не успела закончить очередную фразу, как Ева ткнула локтем одну из блогерш, чтобы отодвинуть ту в сторону.

— У тебя телефон сломался? — рявкнула она на Имоджин.

— Я ничего об этом не знаю, дорогая, — Имоджин посмотрела на свой айфон впервые за последние семь минут. Там оказалось семь эсэмэсок от Евы:

Такое впечатление, что Ева думала, будто ее эсэмэски поступают непосредственно в мозг Имоджин. Ладно, до поры до времени это лучше проигнорировать.

— Ева, не знаю, имела ли ты уже удовольствие быть представленной моей дорогой подруге Сенби, но если нет, то я очень рада вас познакомить, — слово «подруга» не было натяжкой. Сенби и ее возлюбленная усыновили первого ребенка как раз, когда родился Джонни, и они вместе ходили в бассейн для грудничков.

— Сенби, я так счастлива наконец-то с вами познакомиться! — тут же заверещала Ева. — Вы такая замечательная!

Сенби более чем холодно посмотрела на Еву.

— Мне знаком ваш голос.

— Ева раньше отвечала на мои звонки, — пояснила Имоджин, нежно улыбаясь Еве.

— Сейчас я — шеф-редактор сайта Glossy-точка-ком, — попыталась реабилитировать себя Ева. — Это потрясающе! Мы будем счастливы сотрудничать с вами на новой платформе «Глянца». Это мультимедийное приложе…

Сенби оборвала ее:

— Имоджин мне рассказывала. Если она за главную, то я участвую, — и модельер трижды расцеловала Имоджин в щеки. — Я должна выйти на поклон к галерке.

Имоджин заметила Орли, осторожно пробирающуюся к ней, и этот голубой шлем волос девчонки колебался при ходьбе вверх-вниз.

— Мне понравился хэштег #видсгалерки. Гениальная идея. Я вас перепостила и кинула линк на FashGrrrl. Это именно то, что я чувствовала на своем первом показе мод. Вы реально это передали, — Орли неожиданно отошла, влившись в рой других блогеров, а Имоджин забеспокоилась: вдруг их очки окажутся слишком близко друг к другу, произойдет короткое замыкание, и все закулисье охватит пламя, как в сцене выпускного в «Кэрри»?

Весь остаток дня Имоджин, независимо от того, что значилось у нее в билете (вариантов было только два — стоячий VIP-сектор и первый ряд), прошел в стоячке. Эддисон беспрерывно ей подмигивал. Имоджин заметила, как Орли, нацелясь на нее, жмет на дужки своих очков, транслируя видео в «Инстаграм» в режиме реального времени. Ева куксилась в первом ряду. Бриджет прислала эсэмэску:

Имоджин ответила:

Собравшись уходить после финального показа, Имоджин вновь обнаружила себя в обществе Цао Эддисона.

— Имоджин, у меня к тебе вопрос. Тут мне один друг кое-что нашептал на ушко, и я пытаюсь уместить это у себя в голове для завтрашней статьи. Что ты знаешь о Еве Мортон и Эндрю Максвелле?

Это имя, произнесенное вслух, покоробило ее. До прошлого года Имоджин искренне думала, что Эндрю Максвелл исчез с лица земли, и она с удовольствием позволяла себе в это верить. Эндрю был, пожалуй, худшим из мужчин, с которыми она когда-либо встречалась. Ах, если бы в свои двадцать с небольшим она умела вычислять самовлюбленных нарциссов так же хорошо, как сейчас, когда ей за сорок! Увы, тогда он просто заворожил ее своей уверенностью, шармом и манерой назначать свидания лишь самым блестящим девушкам Манхэттена. Выпускник престижной школы, представитель золотой молодежи, он так часто носил розовые рубашки, что Массимо и Бриджет стали звать его между собой не иначе как Розовая Рубашка. Эндрю — всегда Эндрю, ни в коем случае не Энди — с его мягкими светлыми волосами и вечной суточной щетиной напоминал молодого Роберта Редфорда.[81] Его родители были нуворишами, разбогатевшими в восьмидесятые на ипотечных инвестициях, и их пентхаус на Мэдисон-авеню был под завязку набит дорогими, но безвкусными художественными поделками. Деньги родителей означали, что Эндрю незачем утруждать себя чем бы то ни было, поэтому он и не утруждал, заполняя жизнь избыточным количеством кокаина и в течение двух лет обществом Имоджин. Ради обладания привлекательными мужчинами молодые девушки часто мирятся с совершенно отвратительными вещами, и Имоджин в те дни не являлась исключением из общего правила. За широкой улыбкой и шальной харизмой Эндрю скрывалась полная неопределенность того, каким мужчиной хочет стать этот мальчик, когда наконец-то вырастет.

Тогда Имоджин только что сняла студию на Четвертой улице и переехала туда. Третий этаж в доме без лифта, места едва хватает, чтобы поставить кровать, зато огромные двустворчатые окна от пола до потолка выходят на усаженную деревьями Вест-Виллидж стрит.

Когда он еще только ухаживал, после полночной встречи в дорогом ресторане Эндрю прислал ей десять букетов за день. Два из них были доставлены на частном самолете его родителей и пролетели полмира. Он не мог вынести существования вдали от нее, и вскоре она разрешила ему переехать в ее крошечную квартирку. Всего за несколько месяцев совместной жизни Эндрю разжирел. Он стал просто гротескно толстым. Целыми днями ему нечем было себя занять, и поэтому в отсутствие Имоджин, которая каждый день ходила на работу (она была тогда младшим редактором), он спал с похмелья да заказывал еду на вынос в сомнительной китайской забегаловке по соседству, где вокруг кассового аппарата вечно паслись бродячие коты. Иногда Имоджин приходила домой среди дня после особенно изматывающей утренней фотосессии и обнаруживала его в студии этажом ниже за просмотром сериальчиков в обществе обитавшей там старой армянки.

— Между прочим, тебе следовало бы уже познакомиться с соседями, — выговаривал он Имоджин, когда она практически на себе волокла его тушу по лестнице, — но ты такой сноб!

Однажды Имоджин пришел счет на тысячу триста долларов за услугу «секс по телефону». Родители Эндрю были миллионерами, и вот, пожалуйста, — она живет в крошечной квартирке, которую едва может себе позволить, а он наговаривает по телефону на сумму, более чем в два раза превышающую квартплату. Он явился глубокой ночью с синяками под каждым глазом и все отрицал. Потом он на двадцать минут засел в туалете, прикончил там лежавший у него в кармане пакетик кокаина и во всем признался. Его мать, увешенная драгоценностями и благоухающая бурбоном пополам с отчаянием, забрала сынулю с утра, чтобы определить в пафосный реабилитационный центр для наркоманов посреди пустыни Невада. Спустя три месяца Имоджин встретила Алекса. Однажды ранним воскресным утром она открыла дверь, одетая в одну из старых, пошитых на заказ и застегивающихся на кнопочки розовых рубашек Эндрю, шортики и украденные в гостинице белые тапочки. Тогда она все еще зализывала свои боевые раны от несложившихся отношений и вдобавок мучилась с похмелья, вызванного избытком коктейля «Французский 75». Сколько же сейчас времени, подумала она, сперва имея в виду нью-йоркское время, а потом переключившись на невадское, ну или куда там еще упекли Эндрю.

В дверях, протягивая пачку документов, стоял роскошный мужчина. Его черные кудри пребывали в живописном беспорядке и были достаточно длинными для того, чтобы касаться боксерской челюсти. Имоджин неприлично уставилась на него, но поняла это только тогда, когда слегка обветренных полных губ мужчины коснулась улыбка.

— Простите, не могли бы вы еще раз повторить то, что сейчас сказали? — спросила она симпатичного незнакомца. Оказывается, тот принес судебные документы Эндрю. Какой-то подонок, с которым Эндрю подрался в баре, должно быть, сообразил, что у его обидчика водятся деньжата, и подал на него в суд за нападение и побои.

— Он тут больше не живет. Отправился на просушку в пустыню.

Алекс не мог уйти, не вручив документы непосредственно Эндрю или не получив его нового адреса. Имоджин пригласила нежданного гостя на чай и побежала в ванную, чтобы собрать растрепанные со сна волосы в тугой хвост, мазнуть под глазами тональником, провести по губам блеском и пшикнуть в рот мятным спреем. Она ничего не смогла с собой поделать и ухмыльнулась, увидев, как Алекс неловко примостился в крошечном, обитом ситцем кресле, а потом позвонила невменяемой матери Эндрю, чтобы узнать нынешний адрес ее сыночка. Та перезвонила только через час, и за это время Имоджин узнала, что молодой юрист первым в семье поступил в колледж, а потом продолжил учебу в Йельской школе права. Ему было плевать на тряпки — драпироваться во что-то выигрышное ему не приходилось с тех пор, как он стал регулярно поддерживать фигуру — ростом он был сто девяносто сантиметров, — боксируя в зале своего отца в Нижнем Ист-Сайде. «Но стиль — это гораздо больше, чем имя модельера на спине», — заметила Имоджин. Этот парень отличался от всех, с кем она до сих пор встречалась. Чертовски умный, он верил в равенство и демократию, и эти ценности заставляли его трудиться долгими вечерами и вступаться за права тех, кто не может за себя постоять. Вообще он намеревался заняться политикой, но пока что был счастлив тем, что делал, и благодарен за такую возможность. Казалось, особенно благодарен он был за возможность оказаться в квартире Имоджин.

После того как Имоджин раздобыла адрес неуловимого Эндрю, Алекс, отправив курьера в западную часть страны, профессионально откланялся. Имоджин расстроилась, что ждать звонка с приглашением на ужин пришлось целых девять дней. На том первом свидании в итальянском ресторане на Десятой западной улице они несколько часов хихикали за малюсеньким деревянным столом в тесном подвале, заполненном сигаретным дымом, запахом жареного чеснока и негромким голосом Дина Мартина, льющимся из динамика, спрятанного за книжной полкой в углу. Прежде чем их вечер закончился, воск свечи успел пробежать весь путь до верхнего ободка бутылки кьянти, на которую она была установлена.

Имоджин заметила, как Алекс медленно прихлебывает вино: сначала, подняв бокал, вдыхает аромат, а потом делает маленький глоток и держит его во рту, наслаждаясь букетом напитка. Этим он очень отличался от Эндрю, который пил большими глотками, больше ради опьянения, чем ради вкуса. Алекс смотрел на нее, пока они ели, да что там говорить, просто пялился, не сводя с нее голодных глаз. Он разглядывал ее фигуру, не скрывая того, что наслаждается видом молочно-белой кожи с довольно низким декольте кашемировой кофточки. Впервые с тех пор, как Имоджин подростком начала ходить на свидания с мальчишками, она не почувствовала нервных спазмов в животе. Наоборот, ей было очень спокойно с этим мужчиной. «Вот оно, — думала она про себя. Все так, оказывается, просто. — Вот оно».

Она держалась так долго, как только могла, но через несколько недель у них случился волшебный секс в его маленькой студии в Ист-Виллидже, основную обстановку которой составляли книги и гигантская кровать. Он медленно раздел ее и поцеловал каждый уголок ее тела. Из всех ее любовников он меньше всех думал о себе.

Алекс к тому же оказался из той редкой породы мужчин, которые ладят с твоей бабушкой не хуже, чем с твоим лучшим другом, то есть полной противоположностью Эндрю. Когда люди из мира моды приглашали Имоджин к обеду, то непременно интересовались, сможет ли Алекс ее сопровождать. Имоджин была так горда, входя в комнату с высоким красивым мужчиной! Его небрежная элегантность и то, что он жил будто бы в сериале «Закон и порядок», делали его желанным гостем.

Об Эндрю Имоджин просто забыла. Тогда не было «Гугла», а, вернее, она ничего не знала о его существовании. И уж конечно, тогда не было «Фейсбука». К тому времени, когда такие вещи прочно вошли в повседневную жизнь каждого, Имоджин счастливо вышла замуж. После этого их с Эндрю пути редко пересекались даже на общественном поприще. Год назад Имоджин прочла, что он стал конгрессменом, а последнее, что слышала о нем, — что он баллотируется в сенат.

Имоджин и вообразить не могла, что когда-нибудь услышит его имя в связи с Евиным, но признаваться в этом Эддисону не хотела.

— Уверена, дорогой, ты знаешь больше моего.

— Ой, да я, как всегда, знаю не слишком много. Я знаю, что Ева положила на него глаз где-то в июле, а еще в прошедшие три недели ее шесть раз замечали выходящей из дома на Пятой авеню, где он живет.

— В этом доме полно народу, Эддисон.

— Да, но у этого народа нет собственной лестницы в гараж.

— Как насчет того, чтобы я произвела для тебя маленькое расследование, а ты за это опубликовал бы малюсенькую заметочку о новом фантастическом начинании в «Инстаграме» Glossy-точка-ком — хэштеге «взглядсгалерки»?

— Тейт, мне нравится, как ты ведешь переговоры. Пришлю тебе завтра эсэмэску, — Эддисон явно возомнил себя Дж. Дж. Хансекером[82] с планшетом вместо телефона в «Клубе 21».

Имоджин оказалась абсолютно никудышным источником информации, но вот о Бриджет сказать этого было нельзя.

— Ничего не слыхала о Розовой Рубашке и Розовом Платье в Облипочку, но я поспрашиваю у тех, кто должен знать, — сказала она, когда Имоджин ей позвонила. Бриджет на ближайший час застряла за кулисами, она давала интервью и фотографировалась для итальянского журнала «Экстра».

Но прежде чем хоть одна из них смогла помочь информацией Эддисону, Имоджин увидела оповещение с сайта «Шестая страница», посвященного жизни знаменитостей: «Конгрессмен от Девятого округа Нью-Йорка Эндрю Максвелл вступил в новые романтические отношения. Нам стало известно, что сорокадевятилетний политик встречается с двадцатишестилетней Евой Мортон, шеф-редактором Glossy.com.»

Имоджин кликнула на ссылку, чтобы читать дальше, и была вознаграждена фотографией Эндрю и Евы: ее волосы собраны в низкий пучок а-ля первая леди, его — аккуратно уложены в напоминающую шлем прическу, как у кукольного Кена. Он был в смокинге, она — в красном макси-платье модного дома Badgley Mischka.

Бр-р-р! Ее-то зачем в это впутывать?

Телефон чирикнул, возвестив о сообщении от Бриджет, а потом — от Массино.

И еще одно сообщение, от Эддисона.

Эта маленькая сучка крадет ее жизнь.