Дешевка

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Имоджин приехала на работу к девяти утра и обнаружила большую часть незнакомок со вчерашнего совещания в офисе. Сгорбившись над своими ноутбуками и надев гигантские наушники, напоминающие разноцветные пончики, они клацали по клавишам. Если не считать этого стука, в помещении стояла тишина. Имоджин направилась в угол, где располагалась стойка с продуктами, вроде тех, у которых перекусывают на съемочных площадках киношники. Для начала взгляд уперся в ядовито-розовую табличку, гласящую: «Мы то, что мы едим». Потом Имоджин заметила мисочки со свежими фруктами и полупрозрачные цилиндрические вазочки с орехами, семечками и мюсли.

— Это значит, нам незачем отсюда уходить, — Эшли подкралась к ней сзади беззвучно, как ребенок с лицом призрака из японских ужастиков. Возвестив таким образом о своем появлении, она — аккуратная попка и стройные ножки, затянутые в кожаные легинсы, — скользнула мимо Имоджин и показала на чиа-пудинги[24] и греческие йогурты, которые стояли на уровне глаз за стеклянными дверями холодильника вместе с восьмью разными видами напитков из чайного гриба. — Все полезное для здоровья наверху, а все вкусняшки внизу, — Эшли опустилась на колени и открыла дверцы, чтобы продемонстрировать чипсы, жевательный мармелад, сникерсы и баночки с арахисовым маслом.

— Позитивная психология. Ради еды, от которой толстеют, приходится потрудиться, и она стоит не на виду. С глаз долой, из сердца вон. Еще нам по утрам привозят завтрак, а в семь вечера — ужин. По вторникам мы едим тако по вегану. Так-то не только тако! — Эшли улыбнулась: как складно у нее это вышло! Имоджин знала, что обеды с двумя мартини прекратили свое существование еще во времена президентства второго Буша, но все равно мысль о том, чтобы питаться в офисе, ее ужасала.

Устроившись за столом, Имоджин набрала в браузере Glossy.com. В правой колонке она увидела в основном списки и тесты. Имоджин заинтриговали «Пять вещей от „Гермес“, которые необходимо купить в нашем поп-ап стор» и менее приятные «Тест: какая ты туфелька» и «10 невероятно красивых знаменитостей с очаровательными котиками, надевших этой осенью ботильоны». Наверху страницы, мелькая, сменялись снимки с фотосессии, которую Имоджин организовала перед тем, как лечь на операцию. Девушки выглядели сексапильно и почти так же провокационно, как и на страницах ее журнала. Маленькие кнопочки внизу экрана сообщали, что 12315 человек лайкнули эти фото и 5535 покупателей приобрели что-то из вещей, которые на них демонстрировались. Имоджин кликнула на нескромные колготки фирмы Wolford и увидела оригинальную пару по розничной цене чуть меньше ста долларов. Она прокрутила страницу вниз, и цены стали неуклонно уменьшаться, пока не дошли до двух долларов девяноста девяти центов за пару черных колготок L’eggs.

Неожиданно быстро оказалось, что уже пять часов, и Имоджин искренне порадовалась, что в офисе есть чем перекусить. Она проголодалась, а просить Эшли заказать что-нибудь на ланч было неловко.

Компания предоставила Имоджин новый ноутбук, но она не имела ни малейшего понятия, как он работает. В прошлом перепиской занимались в основном ее помощники. Пришла Эшли и показала ей основы работы с облаком. После десяти лет хранения материалов на жестких дисках сотрудники «Глянца» больше ничего не держали непосредственно на своих компьютерах.

— Так можно работать на чем угодно и откуда угодно, — старательно, с терпением воспитательницы детского садика объяснила Эшли то, что могло пригодиться Имоджин.

Для того чтобы попасть в четыре «фаервола» (так, во всяком случае, назвала это Эшли), существовало четыре разных пароля. Имоджин записала их в блокнот.

— Наверно, вам лучше их выучить, — заметила Эшли. — Ева помешана на безопасности.

Зачем Имоджин учиться всему этому? Как раз для таких вещей и существуют помощники. Заниматься ими — только зря терять кучу времени. Она должна обдумывать серьезные вещи, а не таращиться весь день в чертов монитор. У нее не укладывалась в голове вся эта новая, предположительно «интуитивная» база данных, которая существовала исключительно в Интернете. Она создавала и сохраняла что-то только для того, чтобы плоды ее труда исчезали где-то во Всемирной паутине? После каждого клика на экране появлялось сообщение об ошибке, а в душе росло отчаяние.

Боже, да она просто как дитя малое!

— Ладно, сейчас у меня все получится, — Имоджин кликнула по одной из папок. — Нет, погоди. Не вышло.

— Нужно время, чтобы к этому привыкнуть, — сочувственно заметила Эшли. — Завтра можем попробовать еще раз.

Имоджин потянулась и коснулась руки девушки.

— Еще одно. Помоги мне подключить принтер. Не хочу, чтобы тебе приходилось распечатывать всю мою почту.

— Давайте я сделаю это завтра? Прямо с утра, — дружелюбно ответила Эшли. — Не хотите после работы немного выпить с нами? Ева уйдет сегодня пораньше впервые за несколько месяцев. Мы думаем, нам удастся улизнуть под это дело.

Имоджин всегда нравилось проводить время с юными сотрудницами. Пестование молодых талантов было одной из любимейших частей ее работы. Хотела бы она научиться собирать их энергию!

— Я только няне позвоню.

Выпивать с двадцатидвухлетними было одновременно восхитительно и жутковато. Вначале появилось ощущение свободы — никто не поглядывает демонстративно на часы и не сетует о том, с каким недовольным видом няня соглашается поработать после девяти вечера. Потом возникла явная паника от пренебрежения «взрослыми» правилами, которыми руководствуются люди после тридцати: скажи «нет» шотам,[25] не пей ничего голубого и синего, на каждую порцию алкоголя выпивай по стакану воды. Эти правила существуют не просто так, но Имоджин все равно выпила у стойки шот текилы, а потом перебралась за столик, где ждали ее прочие участницы вечеринки. Бар был из тех, куда устремлялись после работы люди чуть за двадцать, зная, что стаканчик-другой может привести их прямиком в какую-нибудь новую постель. Разница между этим баром и теми, которые Имоджин посещала в молодости, заключалась в том, что теперь все присутствующие с головой уходили в свои телефоны, а не разглядывали толпу. Они посылали эсэмэски и твиты, проверяли «Фейсбук» и совершенно игнорировали реальность. Ну и зачем тогда находиться в одном помещении? Вся жизнь этих ребятишек заключалась в зажатых между ладонями девайсах.

В людном баре становилось жарковато, и девчонки из журнала поснимали свои короткие мотоциклетные куртки, сшитые из кожи всевозможных оттенков серого, коричневого и бежевого, явив миру безупречно загорелые плечи.

Их очень волновало новое приложение под названием «Йо».

— Что оно делает? — спросила Имоджин.

— Просто говорит «йо» всем, к кому вы захотите обратиться, — отозвалась девушка по имени Мэнди.

— И что это значит?

Мэнди коротко хихикнула.

— Это просто значит «йо», и всё, — она кивнула и помахала рукой в универсальном жесте приветствия.

— Глупость какая-то! — сказала Имоджин в полной уверенности, что это действительно глупость. Мэнди пожала плечами, а барышня Али энергично закивала:

— Ну и что? Я вот о чем — глупо или нет, но миллион в них уже вложили. Есть еще приложение, которое посылает картинки с тако.[26] Думаю, в него тоже кто-то вложился.

Раньше все ее времяпровождение с более молодыми сотрудницами заключалось в том, чтобы выпить вместе кофе или, изредка, коктейль. Сейчас все получилось невероятно задушевно. Правила приличия были оставлены. Однако девушки все равно вели себя с ней уважительно. Имоджин заметила, что все они носили те самые черные браслеты.

Когда пришло время заказывать вино, девушки положились на Имоджин. Перри из отдела маркетинга застенчиво вручила ей не блещущую ассортиментом винную карту.

— Вы, наверное, знаете о вине больше нашего, — предположила она.

Так оно и было, Имоджин знала кое-что о том, как выбрать хорошее вино из тех марок, которые никого не разорят, лишив сбережений за последние двадцать с лишним лет, но и не окажутся прямиком в желудке, миновав вкусовые рецепторы. Она заказала две бутылки Borsao rosé. В ожидании вина действие текилы немного выветрилось, и Эшли стала жаловаться, что ее мать водит машину, как сумасшедшая.

— Климакс, — недовольно буркнула она. Имоджин предпочла проигнорировать косые взгляды. Эти девчонки что, считают, что климакс приходит в тот же миг, когда тебе стукнет сорок? Да у нее дома четырехлетний сын, и по месячным часы сверять можно! Однако Имоджин решила не судить их строго. Когда ей было двадцать два, она тоже считала, что возраст, который начинается с тридцати, называется старостью. И Имоджин действительно переживала, когда ей исполнилось сорок, она заметила, что официанты на полном серьезе называют ее «мэм». Впрочем, одна подруга, разменявшая уже не пятый, а шестой десяток (о чем догадаться можно было, лишь заглянув в ее документы), говорила, что сорок лет — это «час пик жизни». Виктор Гюго называл этот возраст мудрой молодостью. Имоджин все еще чувствовала себя достаточно молодой и чувствовала, что находится в самом расцвете жизни.

— Я тоже с ума сходила, когда моя мама в самый неподходящий момент заявлялась ко мне из-за океана, — вступила она в разговор. — Она всегда привозила какие-нибудь английские подарочки вроде чая в пакетиках, саше[27] с лавандой или грелок. Она умудрилась раздобыть у управляющего ключи от моей квартиры и никогда не стучала, прежде чем войти. Поэтому, когда она приезжала, я всегда чувствовала себя неловко.

Она рассказала молоденьким коллегам, как, будучи в их возрасте, четыре дня работала на съемке знаменитостей в Лос-Анджелесе и вернулась в Нью-Йорк вечером накануне дня своего рождения, контрабандно прихватив с собой серебряное с блестками мини-платье от Версаче. А потом надела его на заднем сиденье такси вместе с серебряными танцевальными туфлями на ремешках, отгородившись от водителя тонким кашемировым палантином. Остальные коллеги из «Моды» ждали ее в дымном баре где-то в районе Гринвич-Виллидж; за давностью она не могла уже припомнить название заведения. Под конец вечеринки Имоджин явилась домой с похожим на Хью Гранта[28] типом. Когда на следующее утро мама вошла в квартиру, имея при себе булочки и лоскутное одеяло ручной работы, этот растрепанный джентльмен светил в потолок поразительно белыми ягодицами.

Девушки за столиком признательно посмеялись этой истории, но Имоджин поняла, что они не имеют ни малейшего представления, кто такой Хью Грант.

— А твои родители откуда? — спросила Имоджин у Эшли, возвращаясь к разговору про раздражающую мать.

— Мы живем на углу Восемьдесят пятой и Парк-авеню, — ответила девушка. — По крайней мере, между вами и вашей мамой был океан. Попробовали бы все время находиться вместе с родителями!

Эшли живет с родителями? Имоджин постаралась скрыть удивление.

— Ты живешь с ними, пока подыскиваешь себе жилье?

— Да, и думаю, я буду искать его еще пару лет, — сказала Эшли, предварительно откусив от рулетика, состоящего из завернутой в ветчину спаржи. Она выбрала его среди закусок, которые официант принес вместе с несколькими тарелками, на которых горкой лежала посыпанная тонким слоем тертого пармезана руккола. — На будущее лето в их доме откроют новый тренажерный зал.

Когда остальные девочки за столом в унисон закивали, Имоджин еще сильнее растерялась.

— Разве ты не хочешь жить отдельно?

— А зачем? Мы все живем с родителями, — барышни опять закивали. — Ладно, кроме Мэнди, но это потому, что ее родители, типа, в Айдахо.

— В Виргинии, — поправила Мэнди.

— Вроде того, — закончила фразу Эшли. — Твои родители все равно оплачивают тебе лофт в Уильямсбурге. Зачем нам свое жилье, если у родителей есть все, что надо? Хорошая еда, прачечная. И вообще, разве наших зарплат хватит на квартиру на Манхэттене?

Громадные сумки одного размера с легендарной сумкой Chanel 2.55,[29] висящие на плечах у каждой из девушек, теперь обрели смысл. Сама Имоджин, впервые приехав в Нью-Йорк, жила на тридцать пять тысяч долларов в год. Вместе с двумя девушками она снимала в верхнем Ист-Сайде квартиру, которую нашла по объявлению на последней странице журнала «Голоса Гринвич-Виллидж». Квартирка была так мала, что, если кто-то принимал душ, запотевало даже кухонное окно, которое находилось дальше всего от их узенькой ванной.

— Жилье с консьержем мы себе позволить не можем, — вздохнула та, которую звали Перри, — а кому охота таскаться по лестницам?

Все это изумляло Имоджин. Эти девушки казались похожими на испанцев, которых она встречала летом в Мадриде. Те стекались в общественные парки и собирались в переходах подземки для поцелуев и объятий, а порой и чего-то большего, потому что жили с родителями вплоть до создания собственных семей. А еще Имоджин жалела юных коллег. Им никогда не познать радости совместного проживания в малюсенькой квартирке с двумя другими девчонками, когда все в одной лодке и вместе пытаются свести концы с концами при помощи «принглс» и того небольшого количества снеди, которую удается стащить с фуршетов в честь открытия роскошных магазинов. Однажды ее соседка Бриджет вынесла под платьем от Кевина Кляйна целую бутылку «Дом Периньон». Они купили на улице клубнику и расплавили шоколадку на вездесущих желтых зажигалках «Бик», чтобы полить сверху ягоды и запить лакомство золотистой жидкостью с самыми мелкими пузырьками из всех, которые когда-либо касались их язычков. Тогда они не спали до рассвета и говорили о том, какими им хотелось бы стать после того, как они перестанут быть забавными девчонками, которые крадут шампанское и выкуривают по пачке «Мальборо» в день. Во время одной такой посиделки Имоджин впервые призналась, что хочет стать главным редактором модного женского журнала. Никто не смеялся. Все они были одинаково серьезны и амбициозны, пусть большинство их амбиций и превратились в ничто теперь, когда им всем уже по сорок.

Тогда их холодильник был заставлен кремами и косметикой, а кухонные полки ломились от винтажных свитеров. Вдоль стен выстроились стеллажи с одеждой. Все помещение было чуть больше, чем стенной шкаф в однокомнатной квартире с закутком для сна.

Не будь той квартирки и тех честолюбивых замыслов, которые могут родиться только в борьбе, Имоджин никогда не стала бы той, кем она является сейчас.

Но прежде чем Имоджин успела записать эту новую породу девушек из «Глянца» в капризные ничтожества, те поделились с ней продуманными бизнес-планами, один амбициознее другого. Одна в свободное время делала сайт, который позволит женщинам всего мира обмениваться вещами, одалживая их друг у дружки на короткое или на долгое время по бартеру. Другая нацелилась создать соцсеть, специально ориентированную на покупку обуви. Они не говорили о том, что хотят стать маститыми журналистами или управленцами. Разговор шел в терминах собственных средств, касался привлечения покупателей и капитала. Они говорили о миллиардах.

— По мне, успех — это когда делаешь что-то, чем ты по-настоящему увлечена. Моя цель — это, типа, собственная компания, и чтобы быть частью чего-то важного, отчего мир станет лучше. Вот почему мне интересны информационные технологии, — заявила Мэнди.

Работали ли они сейчас в области информационных технологий? Они казались такими неискушенными и инфантильными. Они всё еще жили с родителями, но при этом строили масштабные планы. Они действительно были труженицами. Имоджин ощущала в них некую энергию, но не могла объяснить, что это за энергия. Она понятия не имела, как ее журнал сможет существовать исключительно онлайн, и понимала, что эти девчонки не способны вообразить будущее, в котором, кроме Интернета, не существует никакой другой формы общения с читателями.

К концу вечера, когда три стакана вина разбередили нервную систему, Имоджин снова почувствовала тревогу. Может, эти девушки и живут детской жизнью, но идеи у них взрослые. Незрелые личностно, но с деловой хваткой. Их подкованность в сетевых технологиях и самосознание просто пугали. Новое поколение объединяла тема, которую Имоджин поняла только сейчас: каждой из этих девушек отлично жилось с осознанием собственной уникальности. Мол, такая вот я снежинка с неповторимым узором.

Ей стало легче, когда на электронную почту пришло письмо от Евы, которое давало повод извиниться и уйти.

Тут Имоджин вместо вина заказала стакан воды и вежливо попрощалась.

Когда Имоджин извлекла из кошелька хрустящую стодолларовую купюру, Перри проговорила своим высоким голоском:

— Я хочу расплатиться кредиткой, чтобы мне баллы начислили. Может, все просто переведут мне свою долю через Venmo?[30]

Имоджин передала ей счет:

— Зачем? У меня наличка. Я дам тебе сотню.

— Мне будет куда удобнее через Venmo, — настаивала Перри. Имоджин уже не в первый раз за вечер не понимала, о чем речь. На миг она даже испугалась, не подхватила ли какое-то редкое неврологическое заболевание, которое выражается в том, что ты забываешь элементарнейшие вещи, которые знал всю жизнь.

— Это приложение такое, — пояснила наконец Перри. — Venmo. Оно переведет деньги с вашего счета прямо на мой.

— Но можно же и наличными отдать, — спокойно ответила Имоджин. Перри посмотрела на сотенную купюру так, будто та чем-то заражена.

— Ненавижу таскать наличку. Без нее тааааак просто.

— А мне кажется, куда проще будет, если я сейчас отдам тебе настоящие деньги, — Имоджин слишком устала, чтобы спорить, поэтому попыталась просто сунуть сотню в руку девушки. Эшли перехватали купюру и многозначительно посмотрела на Перри.

— Я тебе с моего аккаунта скину. А то Venmo иногда глючит. Возьмем вместе такси? — обратилась она к Имоджин.

Пройдя квартал по Мэдисон-авеню, они наконец-то смогли поймать машину.

— Сможешь подбросить меня на восток? — Эшли широко улыбнулась и принялась яростно молотить большими пальцами по клавиатуре своего айфона. Таксист включил счетчик. Имоджин кивнула и перевела взгляд на собственный девайс. Алекс отпустил Тилли, няню, уже час назад, и ждал жену в постели; он намекал в письме, что изо всех сил старается не уснуть без нее и это его сердит.

Имоджин неловко было ехать в молчании.

— Над чем работаешь? — спросила она Эшли, пытаясь завести светскую беседу. Девушка хлопнула ресницами:

— А я и не работаю! Конечно, когда приеду домой, поделаю чего-нибудь еще. Заказываю тайскую еду, чтобы ее доставили как раз, когда я войду в квартиру.

Имоджин кивнула. Возможно, выпитое заставило ее продолжить расспросы:

— Так долго?

Эшли рассмеялась:

— Нет, теперь я уже заказываю мужчин. Зашла на Fixd.

— Что-что?

— Fixd. Это приложение объединяет друзей с «Фейсбука», «Твиттера» и из «Инстаграма», а потом подбирает тех, кто находится в радиусе километра и больше всего подходит на данный момент, исходя из твоих постов, твитов и профайлов. В смысле, я не ищу мужчину на ночь, — покраснела Эшли, — не имею привычки заказывать мужиков с доставкой под дверь. Просто смотрю, с кем можно было бы потусить в выходные.

— Ну, вроде это удобно, — Имоджин не пришло в голову более умного ответа. Эшли пожала плечами, а такси притормозило, чтобы ее высадить.

— Да, я часто хожу на свидания… Но, знаешь, реально угнетает, когда каждую неделю приходится, типа, давать отставку парню или даже двум. И сообщать им об этом в эсэмэсках.

Они неловко обменялись светскими поцелуями в щечку, и Эшли вышла из такси навстречу тайской еде и гипотетическому свиданию в выходные.

Имоджин частенько окуналась в ночную жизнь. Светские обязательства, которые общество налагало на них с Алексом, каждую неделю требовали посещения всевозможных мероприятий, от коктейльных вечеринок до импровизированных ужинов с инвесторами и рекламодателями (когда дело касалось Имоджин) или политиками и юристами (если речь шла об Алексе). Но сегодняшний вечер почему-то совершенно ее вымотал. А вот девушки из офиса обладали неисчерпаемой энергией, отчасти подпитываемой голубенькими таблетками аддерала,[31] которые многие из них постоянно держали под рукой.

Живот скрутило, и пока такси покрывало кварталы между Сорок второй и Четырнадцатой улицами, Имоджин предавалась жалости к себе. Что за чертовщину она творит? И тут зазвонил мобильный телефон. Единственный человек, с которым ей сейчас хотелось поговорить, будто почувствовал, что она погружается в пучину отчаяния.

— Ciao, bella.[32]

— Ciao, bello.[33]

Четыре года назад Массимо Фразцано, будущий редактор модного отдела журнала «Мода» и один из бывших стажеров Имоджин, пробежал полумарафон в Монтауке. И после решил искупаться. Врач потом сказал, что он, по всей видимости, был слегка дезориентирован и обезвожен, потому что по ошибке нырнул с мелкого края бассейна, пропахал дно подбородком и раздробил четвертый позвонок. Он плавал лицом вниз, когда примерно через минуту его нашел Скотт, бойфренд Массимо. Его реанимировали прямо на месте и вертолетом отправили в манхэттенскую больницу, но после длившейся восемнадцать часов операции врачи сообщили друзьям и родственникам, в числе которых была и Имоджин, со дня на день ожидавшая рождения Джонни, что Массимо никогда больше не сможет ходить. Не исключено, предупредили они, что не удастся восстановить даже функции рук. Несколько дней Массимо ни с кем не разговаривал. Скотт боялся, как бы он чего-нибудь с собой не сделал. Но на пятый день Массимо собрал всех у себя в палате.

Он полулежал в постели с частично забинтованной, выбритой наголо головой. Имоджин закусила губу, чтобы не расплакаться.

— Я буду ходить, — спокойно, без тени сомнения в голосе сказал Массимо. — Я снова буду ходить.

Вот так. С того дня Имоджин ни разу не захотелось его пожалеть. Он просто не давал ей такой возможности. Он всегда был слишком весел для этого. После нередких совместных ужинов и походов за покупками Имоджин чувствовала себя обновленной и исполненной вдохновения. В результате травмы у Массимо возникли сложности с потоотделением, и он с помощью Скотта разработал линейку органических бальзамов для смягчения и увлажнения своей поврежденной кожи. Она оказалась невероятно востребованной и вскоре появилась на полках у «Барниз»[34] и Фреда Сигала.[35] Массимо все еще был инвалидом-колясочником, но благодаря отваге, целеустремленности и нейрохирургическим операциям вернул подвижность кистям и предплечьям. В прошлом году он снова стал чувствовать живот и нижнюю часть спины. В день, когда сама Имоджин отправилась на операцию, он сказал, что верхняя часть его ног стала ощущать жар и холод.

Массимо стоял рядом с Алексом, когда Имоджин впервые открыла глаза после операции в онкологическом отделении. Именно он повесил в изножье ее кровати фотографию, где она танцует на пляже со своими детьми. Фотография все время падала, сколько бы скотча Имоджин ни изводила на то, чтобы ее прикрепить. Массимо не давал Имоджин ни минутки на жалость к самой себе.

«Алекс, дай-ка я быстренько загляну под простыню. Эта пара сисек определенно поприличнее», — говорил он со своим обычным юморком, протягивая к повязке руку с безупречным маникюром. Имоджин частенько эгоистично думала, что Массимо послан ей свыше. Именно благодаря ему она никогда не позволяла себе подолгу барахтаться в мелкой луже страхов за свои жизнь и здоровье.

Сидя в такси, она рассказала другу о первом рабочем дне. Тот немного помолчал.

— Ты знаешь, что мне особенно нравится в тебе как в редакторе, Им?

— То, как мои ноги выглядят в туфлях от Маноло?

— И это тоже. Мне нравится, что ты всегда норовишь выйти за рамки. Ты никогда не уклонялась от вызова. Может, настало время, когда ты решишь попробовать что-то новенькое. Что-то на самом деле сложное и абсолютно незнакомое, что способно полностью изменить твою жизнь.

Он всегда говорил правильные вещи. В устах любого другого человека они казались бы советом из журнала для домохозяек, но в его исполнении — это был бальзам на израненную душу.

— Когда мы увидимся, дорогая? В первый день Недели моды? — спросил он.

После несчастного случая Массимо продолжал работать пишущим редактором в журнале «Мода» и часто шутил, что лучше его инвалидной коляски ничего не придумаешь, потому что благодаря ей он всегда сидит в первом ряду.

— Да, дорогой. Я просто не могу дождаться, когда снова займусь тем, в чем разбираюсь. Я смогу тебе чем-то помочь? Ты будешь с Присциллой?

Массимо нравились красивые женщины, и Присцилла, его помощница и сиделка, была лишним тому подтверждением — вылитая молодая Наоми Уоттс,[36] и таких блестящих волос Имоджин ни у кого больше не видела.

— Да. Надо бы найти ей хорошего человека, мужчину или женщину, кого там она предпочитает. Иногда ей нужно что-то еще, кроме как целыми днями возить инвалида туда-сюда по городу.

Они добродушно подтрунивали друг над другом еще с минуту, пока такси не остановилось перед домом из красного кирпича, в котором жила Имоджин. За то, что водителю пришлось слушать ее болтовню, доносившуюся с заднего сиденья, она оставила ему хорошие чаевые. Только нажав кнопку отбоя, она сообразила, что не спросила у Массимо, что случилось с Молли.

Алекс явно предпринимал героические усилия, чтобы не уснуть, однако сейчас сидел в постели в очках в тонкой оправе, но с открытым ртом и опущенными веками. Он даже похрапывал! Имоджин поцеловала обоих детей, а потом осторожно, так чтобы не разбудить Алекса, помогла ему улечься и обняла его. Ей приятно было ощущать под рукой мягкую фланель пижамных штанов, которые муж носил уже десять лет. Сзади они так вытерлись, что сквозь ткань просвечивала кожа. Алекс ненавидел выбрасывать вещи, и Имоджин догадывалась, что рано или поздно ей придется всерьез продумать, как заменить эти штаны на идентичные. Она опустила голову мужу на спину, и тот пошевелился.

— Я в восторге от того, что после двенадцати лет беспорочного брака моя жена все еще возвращается домой с запахом текилы, — пробормотал он, поворачиваясь к Имоджин лицом и поднося ее руку к губам. — День прошел? — проговорил он сквозь ее пальцы. После ее операции Алекс перестал спрашивать у нее: «Как твой день?»

— Я так устала, Ал, — прошептала она, уже чувствуя, как наступающие сутки наваливаются на нее всей своей тяжестью.

— Я знаю, малышка. Знаю. Рад бы сказать тебе, что завтра будет легче, но не хочу врать.

— Нет, лучше соври. Пожалуйста, соври.

Он улыбнулся, а Имоджин сняла с него очки, поцеловала и свернулась калачиком. Она уснула не сразу, но сон все-таки пришел.

Эшли Арнслейл продолжала печатать на телефоне, проходя через вестибюль дома номер семьсот сорок по Парк-авеню, того самого дома, куда родители принесли ее двадцать четыре года назад, через два дня после рождения. Она ненадолго остановилась перед стойкой, и Джей Пи, ночной консьерж, вручил ей коричневый бумажный пакет с безглютеновой едой из тайского заведения «Золотой Лотос» на Восемьдесят четвертой улице.

В лифте она переключилась с Fixd на AngelRaise, свеженькое приложение, которое считалось прямо-таки ангелом инвестиций.

Остальные девчонки с работы так откровенно рассказывали за выпивкой Имоджин о своих побочных проектах! Это звучало диковато. Эшли не хотелось, чтобы ее новая начальница думала, будто она только и делает, что отвлекается во время работы на какие-то сторонние дела. То есть, конечно, она отвлекалась немного, но когда она в «Глянце», то и сосредоточена на «Глянце». Она же действительно любит свою работу. И очень рада работать с Имоджин Тейт. Эта женщина — просто нечто. А Ева… на ее счет у Эшли бродили такие мысли… Фууу.

Она открыла дверь в квартиру. Совершенно темно и пусто. Констанс и Арнольд, папа с мамой, уехали на неделю в Палм-Бич. Жить с родителями не так уж плохо, когда их вечно нет дома.

— Ессс! — воскликнула Эшли, абсолютно ни к кому не обращаясь, прокрутив AngelRaise вниз. Она получила очередные десять тысяч баксов инвестиции для своего сайта «Кое-что старенькое», SomethingOld.com. Девушка закружилась по квартире, включая повсюду свет — ненавидела сидеть в темноте. Десять тысяч долларов помогут покрыть затраты на разработку и создание приложения и сайта для ее нового проекта. «Кое-что старенькое» являлось подобием Netflix,[37] здесь также было предусмотрено ежемесячное абонентское обслуживание, но только в сфере винтажной одежды.

С тех самых пор, как Эшли разрешили самостоятельно ездить на шестом маршруте метро в Ист-Виллидж, она больше всего на свете полюбила выискивать в винтажных магазинах всевозможные уникальные вещи. Ее коллекция не умещалась в двух шкафах. На сегодняшний день у нее имелось шесть небольших складских ячеек, полных замечательных вещей, носить которые она не собиралась. «Кое-что старенькое» будет знать вкус каждого клиента, а также размер его одежды. Да, какие-то шмоточки уже есть у него в шкафу, а потом Эшли станет каждые четыре недели посылать ему винтажные товары. Это все равно как иметь личного консультанта по покупкам, который каждый месяц отправляет тебе что-нибудь стоящее. Очень крутое и совершенно сумасшедшее, принадлежащее абсолютно иному времени.

Положив половину тайской еды в холодильник, чтобы завтра взять с собой на работу, Эшли попыталась представить, что Имоджин скажет про «Кое-что старенькое».

Размышляя на эту тему, девушка разделась до мальчишеских шортиков и маечки и вышла на терраску за спальней, где своими руками разбила маленький сад. После потной духоты бара приятно было очутиться на легком холодке. Она почувствовала себя несколько глупо, когда Имоджин спросила, где она живет. Ну и ладно. На самом деле, в этом есть смысл. У родителей большая старая квартира, а ей нравится простор. И ей по душе ее садик. Дочь Имоджин, кажется, любит готовить? Эшли собрала горстку листочков перечной мяты, чтобы утром взять их на работу.

Жизнь Имоджин и ее мужа давно обросла множеством мелких традиций. Обычно Алекс уходил в шесть тридцать утра потренироваться в боксерском зале, а к Имоджин пару раз в неделю приходила инструктор по пилатесу, Эвангелина… Как раз сегодня Имоджин собиралась позаниматься, но та в последнюю минуту все отменила под предлогом болезненных месячных. Кажется, пришло время поискать нового тренера.

Оказавшись в одиночестве, Имоджин дала волю своей новой дурной привычке. Совершенно голая, она встала перед зеркалом размером с человеческий рост, располагавшемся на внутренней стороне двери ванной, и смахнула конденсат с того места, на которое приходилось отражение туловища. Ее талия была толще, чем хотелось бы, но все равно пока еще скорее тонкая. Тощий жир, так это называла ее мать. Имоджин посмотрела на свои новые сиськи. До операции она никогда не использовала этого слова применительно к себе, предпочитая «грудь» или даже «буфера» (этот вариант сопровождался легким хихиканьем), но теперь казалось правильнее говорить «сиськи», раз уж эти фрагменты ее плоти на самом деле изначально ей не принадлежали. Они были круглее и определенно тверже на ощупь. Имоджин прошлась взглядом по симметричным вертикальным шрамам, которые тянулись от сосков книзу. Что-то в этом ежедневном сличении, если, конечно, оно не слишком затягивалось, помогало ей обрести равновесие. Имоджин разрешила себе три минуты подобного времяпрепровождения, перед тем как начать новый день, а затем принялась одеваться.

Через час Имоджин не спеша шла по ресторану «Четыре времени года», наслаждаясь шуршанием красивого черного платья по колено от Шанель и стуком убийственно высоких каблуков черных кожаных лодочек от Маноло Бланика.

«Я восприимчива и непредвзята», — твердила она про себя, словно мантру, пока не заметила в фойе Еву с ее длинными висячими сережками и красными, как пожарная машина, ногтями. У Евы просто нет стиля. Что там Ральф сказал ей однажды за ужином после парижских показов? «Стиль — это очень личное. Он не имеет ничего общего с модой. Мода переменчива. Стиль — навсегда».

Бледно-голубое бандажное платье, которое Ева выбрала сегодня, было слишком открытым для столь раннего времени суток, и Имоджин подметила, что выставленные напоказ широкие плечи девушки покрылись гусиной кожей.

Несмотря на большое гулкое фойе, в «Четырех временах года» было нечто задушевное и располагающее. Персонал всегда помнил, как зовут Имоджин, и Фредерик, метрдотель, без всяких вопросов приносил ей очень горячий капучино с обезжиренным молоком. Однажды она использовала его в качестве статиста для фотосессии «Глянца», и Фредерик смог насладиться своим кусочком славы. Сейчас он слегка поклонился ей, продемонстрировав идеально круглую лысину на макушке. Он знал, как заставить человека почувствовать себя самой важной персоной в помещении, полном политиков, олигархов от программного обеспечения и именитых дизайнеров.

— Королева вернулась! — он улыбнулся. Имоджин получила удовольствие от мимолетного испуга, на миг исказившего Евины черты. Девчонка заметно ощетинилась и немедленно заговорила о работе, проигнорировав все те маленькие ритуалы, к которым непременно прибегают перед началом делового общения люди, действительно искушенные в бизнесе. Подкрепляя свою точку зрения, Ева яростно жестикулировала и нечаянно опрокинула стакан с молоком. Лужица цвета слоновой кости быстро росла и чуть было не пролилась Имоджин на колени, но тут подоспел Фредерик и промокнул молоко салфеткой. Ева на миг замолчала и уставилась на запястье Имоджин.

— А где твой браслет?

— Какой браслет, Ева?

— Твой браслет Glossy.com. Я оставила его у тебя на столе.

Имоджин поежилась, вспомнив гладкую черную резинку, которую она зашвырнула в мусорную корзину.

— Это очень мило с твоей стороны, Ева, но он совершенно не в моем стиле.

Лицо Евы покрылось румянцем раздражения.

— Мы все носим такие браслеты, Имоджин. Мы — команда.

— Не думаю, чтобы он сочетался с платьем от Шанель, Ева.

— Он черный. Он со всем сочетается. И это не просто безделушка, это фитнес-браслет! Он подсчитывает шаги, калории и уровень метаболизма, — распалялась Ева. Все больше нервничая, она дергала свой собственный черный браслет, и тот впивался ей в кожу.

Примерно десять минут бывшей помощнице потребовалось на то, чтобы добраться до гвоздя программы — до причины, по которой они встретились за завтраком в дорогом ресторане, а не в офисе за мюсли с сухофруктами, глядя в компьютерные экраны вместе с другими пчелками-труженицами.

— Без тебя мне не привлечь к сотрудничеству модельеров, — робко призналась Ева. — Боже, можно подумать, что они все ненавидят Интернет. Слышат слово «приложение» и сразу отказываются иметь с нами дело. А ты знакома с этими людьми. Ты знаешь, кто нам нужен, и знаешь, что им сказать, чтобы заполучить их в наши ряды.

Имоджин действительно пользовалась уважением практически всех кутюрье от Манхэттена до Милана, и к ней действительно прислушивались. Звездный час главных редакторов пришелся на девяностые, перед тем как роли дежурных знаменитостей заняли шеф-повара, которые готовили свои коронные блюда во время телешоу, а потом их уже сменили миллиардеры от информационных технологий и персональные тренеры. Но Имоджин по-прежнему была любима и теми, кто имел отношение к индустрии моды, и теми, кто не имел, по одной простой причине: она умела и любила общаться. Это был ее главный козырь, и поэтому она до сих пор оставалась достаточно знаменитой. Каждое интервью с ней начиналась с разных вариаций одного и того же утверждения: «Имоджин Тейт настолько безупречна, что ее хотелось бы возненавидеть, но это невозможно, ведь она такаааааая славная!» Почему бы не вести себя мило? Это ничуть не сложнее, чем быть злючкой.

Мироздание немедленно продемонстрировало, насколько ценными могут оказаться знакомства Имоджин — к их с Евой столику устремилась на всех парах Адриен Веласкес, представительница модной элиты. Она поцеловала Имоджин и спросила, как поживает Алекс. Адриен, директор раздела моды журнала Elle, недавно превратилась в телезвезду, став судьей в реалити-шоу «Браво», на котором еще не оперившиеся модельеры соревновались в создании эпатажных моделей, используя для этого в основном лоскутки тканей из мусорных контейнеров. С ней в ресторан пожаловали бывшая супермодель Гретхен Копф и глава Технологического института моды Макс Маркс.

Ева густо покраснела.

— Так ты знакома с Адриен Веласкес?! — взвизгнула она, когда Адриен отошла, чтобы воссоединиться с Гретхен за столиком в углу, залитом солнцем.

— Конечно, — сказала Имоджин, не понимая, почему Ева так удивлена.

— Просто я так ее люблю! Она самая моя любимая личность из мира моды. Оооооо, я никогда не пропускаю выпусков «Модного проекта». Никогда! Как думаешь, тебе удастся снова ее сюда зазвать? — Когда Ева приходила в такое состояние, подозрительно напоминавшее истерику, Имоджин становилось за нее неловко, и эта неловкость лишь росла. Имоджин приходилось напоминать себе, что мир моды сильно изменился. Адриен регулярно мелькает в телевизоре, она настоящая знаменитость. Ева не виновата в том, что не понимает, насколько запредельно непрофессионально будет сейчас попросить у Адриен автограф. Адриен — директор раздела моды. Да ради всего святого, Имоджин и сама раньше занимала эту должность!

Имоджин удостоила Еву широкой улыбкой и мгновение наслаждалась своим превосходством.

— Давай перекусим, а когда будем уходить, подойдем ее поприветствовать.

Остаток завтрака по большей части прошел за обсуждением логистики Недель моды. «Мероприятия» на следующий месяц — как выразилась Ева, набрасываясь с ножом на омлет каждый раз, когда она произносила слово «мероприятия», — заключались в том, чтобы дать в сеть онлайн-репортаж с показов в Нью-Йорке, Париже, Лондоне и Милане. В этом году Имоджин впервые не поедет на европейские показы, потому что у Glossy.com, очевидно, «нет бюджетирования» на такие вещи. В семье, где выросла Имоджин, не водилось больших денег, но она быстро привыкла к удобствам, которые они дают, когда у нее появилась привилегия рабочих поездок по миру. Они с Бриджет всегда занимали соседние номера и каждый вечер во время Недели моды устраивали вечеринки, причем за чужой счет. Платил всегда кто-нибудь другой. Она думала, что Алекс бросит ее через полгода после начала их отношений, когда он сюрпризом нагрянул в Париж и обнаружил, что каждое утро парикмахер делает ей укладку в уединении ее номера. Это был образ жизни, в который легко соскользнуть, ведь это так замечательно — ощущать себя важной персоной. Когда Имоджин вернулась, ей стоило немалых усилий доказать — она действительно та самая прочно стоящая обеими ногами на земле девушка, в которую влюбился Алекс. Несколько дней ей пришлось убеждать в этом даже саму себя.

Другая сенсационная новость заключалась в том, что Ева хотела, чтобы Имоджин устроила в конце Недели моды вечеринку «Глянца» и непременно пригласила на нее всех своих замечательных знаменитых друзей. При этом она совершенно не скрывала, что хочет завязать знакомство со всеми, кого знает Имоджин.

Когда принесли счет, Ева сменила тему.

— А теперь познакомь меня с Гретхен, — бесцеремонно сказала она.

Адриен была, как всегда, любезна, когда Имоджин представила всем заикающуюся Еву, которая немедленно попросила всех сидевших за столиком с ней сфотографироваться. Гретхен Копф грациозно поднималась из-за стола, чтобы поцеловать Имоджин в щеку, когда Ева вдруг обняла ее за плечи и вытянула руку с телефоном.

— Улыбочку! — приказала она Гретхен, Адриен и Максу. Все трое привыкли к таким вещам, поэтому немедленно сделали самые подходящие для селфи лица, а потом отвернулись от Евы и ее камеры, чтобы взять свои вещи.

Но Еву было не остановить.

— Я отмечу вас на фотке, ладно? Гретхен, мы хотим, чтобы вы вошли в команду нашего нового приложения, — Еву прорвало, как икринку. — И вы должны прийти на нашу вечеринку!

— Ева, возможно, сейчас не самое подходящее время, — Имоджин попыталась мягко приобнять девушку за талию. Гретхен и Макс переглянулись, а потом посмотрели на Имоджин. Они не хотели показаться невежливыми, но также не хотели, чтобы их посреди завтрака вынуждали отказываться от нелепого бизнес-предложения.

— Очень даже подходящее. Мы запускаем новый сайт! Гретхен, Макс и Адриен такие замечательные, их непременно надо вовлечь, — Ева вела себя, как упрямый ребенок, и Гретхен, как всегда, идеально сгладила неловкую ситуацию. Ей нередко приходилось справляться с поклонниками, вначале заставляя их поверить, что им тут очень рады, а потом ненавязчиво переключаясь на кого-то другого, и она весьма преуспела в этом искусстве. Улыбнувшись, она легко коснулась Имоджин и Евы:

— Я, наверное, не должна вас больше задерживать, — мурлыкнула она таким тоном, что можно было подумать, будто она сделала им необычайно приятное предложение. — Мы тебе позвоним, дорогая, — добавила она с сексуальным немецким акцентом. — Позволь нам это сделать.

— Спасибо, — прошептала ей Имоджин и мягко, как собственного малыша, повлекла Еву к выходу.

В девять утра движение в центре города было напряженным. Имоджин зря вскидывала руку, пытаясь поймать свободное такси. Ева возилась с айфоном, пытаясь понять, не выручит ли их «Убер». Имоджин открыла было рот, но не издала ни звука.

Наконец перед ними возник «Линкольн». Ева поддержала подол платья и плюхнулась на сиденье.

— Ты садишься?

— Нет, — отрезала Имоджин и захлопнула дверцу машины, возможно, чересчур сильно. Ева едва успела втянуть ноги в салон.

С тех самых пор, как за неделю до начала занятий в колледже Ева приехала в Нью-Йорк, она хотела стать одной из тех, кто сплошь и рядом ездит в такси, не поглядывая постоянно на счетчик и не думая о том, сколько придется заплатить за лишнюю милю. Такси, которые она брала в свой первый нью-йоркский год, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Сейчас, когда она зарабатывала вполне прилично, хотя ее доходы и рядом не стояли с абсурдно высокой заработной платой Имоджин Тейт (кто и когда решил, что редакторам журналов надо платить, как нейрохирургам?), Ева с удовольствием смотрела, как крутится счетчик, зная, что может позволить себе это недешевое удовольствие. Ей реально не хватало прежде таких вещей, как поездки на хорошем такси, ей нравилось, что в этом черном лощеном автомобиле плата за проезд автоматически переводилась с ее кредитки без всякого участия переходящих из рук в руки банкнот.

Ева лучше кого-либо другого знала, что Имоджин не разбирается в информационных технологиях. В качестве помощницы Имоджин ей приходилось распечатывать письма, которые приходили на «мыло» начальнице, а потом и отвечать на них. Тогда это было довольно распространено. Однако Ева полагала, что за те два года, пока она получала образование, ее бывшая начальница как-то поладила с технологиями. Весь остальной мир ведь поладил!

Она подумала, что завтрак прошел вполне продуктивно. Хотя ситуацию с Адриен Веласкес Имоджин разрулила совсем уж погано. Как будто Ева не может подружиться с Адриен, раз ей этого так хочется! Имоджин ведет себя очень странно и даже нелепо. Люди вроде нее вечно трясутся над своими драгоценными знакомствами, над тем, как и когда ввести человека в свой круг. Слава богу, в ее поколении все иначе. Еве нравилось, как строились отношения в среде ее сверстников. Если уж она кого зафрендила в «Твиттере», то это уже означало, что они закадычные друзья в реальной жизни. И никакой дискриминации. У старой гвардии мира моды столько дерьмовых иерархических предрассудков и неписаных правил, это так отстойно!

По крайней мере, Имоджин (если она, конечно, согласится с такой программой) может быть полезна в том, чтобы Ева научилась ориентироваться среди всех этих ограничений. У нее ключи от королевства нового приложения «Глянец» — вот бы они оставались у нее подольше.

Ева глянула в экран телефона и увидела письмо, которое заставило ее подскочить. Вот это да! Но надо спешить.

Она бросилась писать на электронную почту Имоджин.