Дешевка

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ева не считала себя слишком требовательной, но что за херня такая происходила на показе Сенби? Она же, типа, раз пятьдесят написала Имоджин, чтобы понять, как пройти за сцену. Как можно не проверять телефон, кто вообще так делает? И почему Имоджин во время всех показов тусила на задних рядах, как какой-нибудь хипстер отстойный? Чего она добивается?

Было пять утра второго дня Недели моды, и, как и каждое утро перед восходом солнца, Ева сидела в постели, разложив вокруг себя девайсы, как будто это какой-то центр управления, и попивала диетический «Рэд Булл». Она улыбнулась, увидев, что фотография #СоннаяЯ, которую она выложила, перед тем как лечь, собрала пятьсот тридцать шесть лайков. Она перепостила снимок на официальный аккаунт «Глянца». Подпись гласила: «Как умилительна наша шеф-редактор перед сном!!» Спокойной ночи.

Ей всего-то требовалось, чтобы Имоджин стала врубаться в суть вещей. Вчера поздно вечером она написала Имоджин на «мыло» и вежливо попросила, чтобы та создала гугл-документ со списком всех модельеров, которых она пытается привлечь к сотрудничеству в приложении «Глянец». Имоджин в ответ спросила, что такое гугл-документ. Серьезно? Она что, прикалывается?

Тогда Ева попросила ее сообщить адрес личной почты и — представьте себе! — у нее не оказалось аккаунта на Gmail. Для личной переписки у нее Hotmail. Да Ева еще не родилась, когда люди перестали его использовать!

И как только Эндрю умудрился столько времени встречаться с этой женщиной? Ясно, Имоджин Тейт — блестящий модный редактор, но как ей удалось сделать такую карьеру и так тупить во всем, что касается технологий? Это в буквальном смысле взрывало Еве мозг. Нет, серьезно. Ерунда какая-то.

Она знала, что Имоджин станет плохо думать о ней и Эндрю, решит, что они стали встречаться из-за нее. Конечно, Еве было все известно об Эндрю и Имоджин. В свое время она всесторонне изучила жизнь Имоджин — так всегда поступают хорошие помощники. Поговорила с несколькими репортерами, несколькими старыми друзьями, прочла почти все электронные письма, когда-либо написанные этой женщиной. Это помогало ей оптимально организовывать жизнь начальницы. Ну ладно, вдобавок это было весело и интересно. Она знала, что Эндрю относился к числу бывшеньких Имоджин.

Когда прошлым летом он впервые подошел к ней на благотворительном вечере «Молодых друзей Эндрю Максвелла» в хэмптонском доме Элспет Пеппер, он и понятия не имел, что Ева знакома с Имоджин и уж тем более что она когда-то работала на его бывшую. На вечере было полно людей моложе тридцати, которые имеют вес в обществе. В основном ее окружали отпрыски богатых семейств с давней историей и отличной репутацией. Ева могла и хотела произвести впечатление. Она больше не была малюткой из Кеноши. Она окончила Гарвард, а это кое-чего стоит! Ева взяла в баре бокал белого вина, но не пила его. Она никогда не пила. Ненавидела терять контроль над собой. Она бросала на Эндрю кокетливые взгляды, пока тот обходил собравшихся, пожимая руки. Один раз он попытался подчеркнуть, что тоже был когда-то молодым и крутым, изобразив на импровизированном танцполе танец с газонокосилкой. Закончив, он встретился с Евой глазами, она игриво показала ему язык и вышла на каменную террасу с видом на теннисный корт.

— Вы играете? — спросил он, не представившись.

— Не профессионально, — Ева повернулась к нему лицом, высокая и стройная в своих лабутенах, приобретенных именно для этого момента. — В гольф я играю куда лучше.

На следующий день он прислал ей эсэмэску, приглашая сыграть в восемнадцать лунок.

Ева не потрудилась просветить Эндрю насчет своей серьезной новой работы в «Глянце», пока не убедилась, что тот у нее на крючке. Это ведь не вранье, а просто умалчивание, а когда Эндрю сказал, что был знаком с Имоджин, Ева прикинулась дурочкой.

Мужчины глупы.

Эндрю определенно относился к тем, у кого в золотые денечки молодости было множество женщин, может, даже, больше одной за раз. Теперь ему нужна жена. Для карьеры нехорошо, если политик — холостяк, так недалеко и до неприятных слухов о постукивании носком ботинка по полу в туалете аэропорта.[83]

Ева кликнула на вкладку с «Нью-Йорк Пост», чтобы перечитать статью о них с Эндрю. Прошло почти полдня, но она до сих пор чувствовала возбуждение от вида своего имени в разделе сплетен. Потом она открыла свою вторую электронную почту, чтобы удалить «письмо с намеком», которое некоторое время назад сама же и отправила колумнисту газеты. Ева считала, что фрагмент с «Он в такой прекрасной форме! Он похож на белокурого Джона Ф. Кеннеди-младшего» ей особенно удался. Ее мама всегда с ума сходила, когда разглядывала фотографии Кеннеди в журнале People.

Теперь, когда ими заинтересовалась пресса, надо было решить, где им сегодня поужинать, чтобы произвести фурор. В «Карбоне»? Вчера там были Мишель Обама и Ким Кардашьян, правда, не за одном столиком, но достаточно близко друг к дружке, чтобы оказаться на одном снимке. Наверняка папарацци появятся там и сегодня.

Идеально.

Она схватила свою электронную книгу, чтобы прочесть цитату дня. Сунь-цзы, «Искусство войны»: «Высшее мастерство в том, чтобы сломить сопротивление противника без боя».

У Имоджин оставалось меньше недели на подготовку вечеринки, и почти не было персонала, чтобы помочь ей в этом. Она листала потрепанные страницы своего старенького органайзера, сосланного теперь в недра кухонного стола — там-то уж никто не посмотрит на него с осуждением. Корешок органайзера деформировался под тяжестью скопившейся за два десятка лет информации о знакомствах Имоджин начиная от ее портнихи и сапожника и заканчивая главами администрации двух бывших первых леди США, каждая из которых прибегала к помощи Имоджин, подбирая туалет для инаугурационного бала. Пролистывать странички было все равно что совершить прогулку по обеим собственным жизням, личной и профессиональной. В процессе Имоджин поняла, что, когда дело касается контактов, она подвержена синдрому накопительства, пусть и в легкой форме. Она считала, что отправить в мусорную корзину карточку умершего человека не к добру, поэтому просто загибала уголок страницы. Она никогда и никому не признавалась в этой своей странной причуде. Конечно, контакты тех, с кем она общалась постоянно, были сохранены в памяти телефона, как и у всякого, кто живет в двадцать первом веке, но для составления списка приглашенных на мероприятия она по-прежнему предпочитала прибегать к помощи этого динозавра.

Так, ладно. Ева хотела модельеров. Имоджин знала, что ей несложно будет заполучить своих верных друзей по бизнесу — Каролину, Майкла Корса,[84] джентльменов из Rag & Bone[85] — и некоторое количество начинающих модельеров, предпочитающих посещать подобные вечера, чтобы попиариться. Конечно, парни из знойной азиатской мафии — Александр Ван,[86] Прабал, Джейсон Ву,[87] Такун[88] и Питер Сом[89] — тоже не откажутся прийти.

Здорово было бы заманить боссов Proenza Schouler,[90] но Имоджин знала, что можно даже не утруждаться: теперь они появляются лишь на тех мероприятиях, которые, теоретически, могут помочь заручиться расположением итальянского Vogue. Для Америки они слишком уж круты. На миг она призадумалась, не пригласить ли Каролину Эрреру,[91] но ясно было, что она тоже не придет, поэтому Имоджин просто написала ее неподражаемому менеджеру по связям с общественностью, Мерседес. Никто не может так хорошо твитнуть с вечеринки, как она. Эта девушка прямо-таки Пруст хэштегов.

Все это было затеяно слишком уж в последнюю минуту. Имоджин привыкла по полгода согласовывать планы ежегодного мероприятия «Глянца» «Женщина в моде», которое всегда, независимо от обстоятельств, проводилось в последнюю неделю марта. Противную мысль о том, что Ева надеется на провал, Имоджин старательно отгоняла. Идеальный бюджет для подобных мероприятий — сто пятьдесят тысяч долларов на вечеринку и ужин в «Вейверли-инн». Очевидно, на этот вечер из коктейлей следует выбрать «Французский 75» в винтажных стаканах. В идеале для сервировки столов и цветочного оформления Имоджин пригласила бы Энтони Тодда.

Она позволила себе на минутку предаться воспоминаниям об одной из лучших вечеринок Недели моды, которые ей когда-либо довелось посетить. Париж, две тысячи четвертый год. Народу немного. Все лучшие мероприятия такого рода небольшие. Агент по рекламе Валентино пригласила гостей всего за несколько часов до начала, чтобы сохранить интригу. «Не говорите никому», — предупреждала она по телефону, доверительно понизив голос.

Все началось в одиннадцать часов в неимоверно гламурном цокольном этаже отеля «Ритц», среди дымчатых зеркал, низких черных лаковых столиков — их выхватывали из полумрака маленькие лампы — с резных стульями, инкрустированными перламутром. Все здесь выглядели невозможно сексапильными, как будто сошли со страниц французской версии Vogue. В этой дымке модели перемещались маленькими кучками под слишком громкую музыку «Роллинг Стоунз». Тут было несколько актрис, фотограф Брюс Вебер, горстка неприятных британских псевдоаристократов того типа, что встречаются исключительно с моделями (вроде Джонни Ротшильда) и парочка музыкантов из «Дюран-Дюран». Никто не разговаривал друг с другом. И никаких закусок, лишь бесконечный парад официантов, разносящих на серебряных подносах вкуснейшее розовое шампанское.

Ладно, довольно грезить наяву.

Ева выделила на это мероприятие пять тысяч долларов (при этом ясно дав понять, что считает это аттракционом невиданной щедрости). Пять тысяч на аренду помещения, обслугу, бесплатные напитки, закуски, развлечения и цветы! При двух сотнях гостей выходило по двадцать пять баксов на душу, что на пять баксов меньше, чем она потратила на празднование дня рождения Аннабель в гончарной мастерской на Кристофер-стрит.

— Найди алкогольного спонсора! И давай устроим все это в твоем доме, он определенно достаточно большой, — отрезала Ева, когда Имоджин, узнав о сумме бюджета, рискнула поднять одну бровь.

В общее вознаграждение, которое получила Имоджин, когда начала работать на Роберта Маннеринга, входил совместный с компанией ипотечный заем на таунхаус стоимостью семь миллионов долларов на Джейн-Стрит. Ее договор с дьяволом. Сара Брей, бывший креативный директор ныне не существующего журнала и старинная подруга, дети которой учились вместе с дочерью Имоджин, помогла с внутренним убранством дома, создав продуманное сочетание элегантности, комфорта и уюта. Светло-зеленая краска покрывала стены просторной изящной гостиной, главной комнаты первого этажа таунхауса. Работы современных художников, включая ценные, но очень маленькие наброски Сая Твомбли,[92] соседствовали тут с марокканскими коврами, которые Алекс сторговал на ночном рынке в Танжере. Большой старинный граммофон с широким синим рупором, купленный Имоджин в антикварном магазине в Новом Орлеане, расположился в углу. Супруги сохранили лепнину и рифленый жестяной потолок, но выкрасили их матовой краской. По восточной стене карабкались книжные стеллажи, на полке действующего камина стояли семейные фотографии. Смесь антиквариата с современными предметами декора и уютными мягкими креслами устраивали и Имоджин с ее потребностью в ностальгии и комфорте, и Алекса, обожавшего чистые, выверенные линии. Французские двери из древесины грецкого ореха открывались в сад с тщательно подобранной мебелью от Вернера Пантона. Ограду увивали глициния и гирлянда с крошечными белыми волшебными огоньками, которую Имоджин повесила, чтобы зажигать во время вечеринок.

В разделе моды «Нью-Йорк таймс» как-то появилась фотография Имоджин, расположившейся на серой бархатной кушетке в гостиной; рядом, на синем кофейном столике от Ива Кляйна разложенные в художественном беспорядке экземпляры «Глянца» соседствовали с Grazia[93] и Vogue. Подпись гласила: «Она носит Prada, но не называйте ее дьяволом».

Имоджин любила устраивать приемы и вечеринки. За пять лет с момента подписания чудовищного ипотечного договора она организовала у себя уже с дюжину встреч разного калибра: по большей части — мероприятий для журнала, еще — дни рождения подружек. А однажды она собирала тут средства на избирательную кампанию сенатора штата Нью-Йорк! Половина этих приемов имела шумный успех. Вторую половину можно было считать удавшейся на том основании, что гости собрались и обед им понравился. В один поистине незабываемый вечер Имоджин на полчаса опоздала на собственный званый ужин и прибыла уже после того, как гости покончили с первым блюдом. Иногда работающая мать пытается справиться со всем на свете, и порой ей это даже удается!

Эшли отрядили искать алкогольного спонсора. Эта девушка каждый день удивляла Имоджин. Она справлялась с поставленными задачами, находила изящные и экстравагантные решения, направляла свой творческий потенциал в технологии. Имоджин чуяла в ней настоящий талант. Эшли напоминала ей саму себя в молодости — если бы ей тогда приходилось укладываться в сто сорок символов. Это Эшли придумала использовать для запоздалых приглашений Paperless Post.[94] Текст как нельзя лучше отражал характер мероприятия, на которое гостей созывали в последнюю минуту: «Самым продуманным планам не сравниться с атмосферой внезапного каприза. Приглашаем вас присоединиться к Имоджин Тейт и Еве Мортон на празднике Glossy.com в доме главного редактора». Она убедила своего друга Дэнни, многообещающего шеф-повара, из тех, кто способен приготовить что-то вкусное из пенопласта и молекул, помочь ей накормить народ меньше чем на четыре тысячи пятьсот долларов. Мужчины-модели прямиком с автобуса из Де-Мойна бесплатно поработают официантами и барменами, лишь бы получить шанс пообщаться со светилами моды.

Она сможет все это провернуть.

Все школьные мамаши отчаянно хотели разжиться приглашением на вечеринку в честь Недели моды у Имоджин.

— Может, это будет самое интересное, что я увижу в этом году! — воскликнула Сара, мама Джека, когда они с Имоджин миновали железные ворота начальной школы Кантри-Виллидж и шли по зеленому оазису: вдоль дорожки росли нарциссы, дальше тянулся ряд деревьев.

Маленькая, с огромными черными глазами и короткой стрижкой под пикси, Сара была налоговым адвокатом и при этом ужасно застенчивым человеком. Ее сынишка Джек походил на уменьшенную копию родительницы: такие же глаза и почти такая же стрижка, а голова напоминает по форме земляной орех. Мамаши в школе, где учились дети Имоджин, были двух типов — те, что работают, и «предпринимательницы»: эти сидели дома, но имели мужей, которые финансировали их линии изготовления органических продуктов по уходу за кожей или кашемировых сумок. За те несколько месяцев, что Имоджин не ходила на работу, восстанавливаясь после операции, ей довелось испытать, каково это — быть частью племени сидящих дома мамаш. Сначала, первые несколько недель, ей нравилось — она даже попыталась приготовить всё, что нашла в кулинарной книге Джессики Сейнфелд.[95] На четвертой неделе такой жизни Имоджин с растущей тревогой всерьез задалась вопросом, не заняться ли ей тоже производством органических бальзамов для губ.

Мамаши-предпринимательницы, всегда с головы до пят затянутые в черный спандекс (больше похожий на костюм Женщины-Кошки, чем на тот, который надевают, чтобы пропотеть), подчеркивающий линии их подкачанных на велотренажерах тел, свободно распоряжались своим временем. Работающие мамы, обычно в спешке приводившие детей и убегавшие, озабоченные тем, чтобы не опоздать на работу, сегодня, в связи с распространившимися слухами о Неделе моды, были не прочь задержаться. Няни держались особняком.

— Думаю, ты ошибаешься насчет значимости мероприятия, но, безусловно, буду рада, если ты придешь, — сказала Имоджин. Сара радостно вскрикнула, и в это время к ним подошла Бьянка Уайлдер, мама-актриса, обладательница «Оскара». Удивленные на голливудский манер брови Бьянки напоминали изогнутые дуги. У нее были крошечный ротик-бутончик и кожа, которая от семестра к семестру натягивалась все туже.

— Похоже, ты немного потемнела, — прокомментировала идеальный Бьянкин загар Сара. Рука актрисы вспорхнула, коснувшись щеки, а на лице появилось выражение ужаса. Имоджин помнила девяностые — дни, когда заметить чей-то загар считалось хорошим тоном, ведь это означало, что его обладатель только что вернулся из сказочного путешествия в Сен-Бартелеми. Теперь упоминание о загаре стало оскорбительным.

— Когда мы были в Терксе, я носила шляпу, — защищаясь, сказала Бьянка.

— Идеальный загар, как раз в меру, — вмешалась Имоджин. — Такое золотистое свечение.

С тех пор как Бьянка получила «Оскара» за роль пораженной параличом нижних конечностей женщины-биолога, живущей в Конго среди больших обезьян, прошло всего три года, но Имоджин была уверена, что самая успешная роль госпожи Уайлдер — «нормальная мама». Несколько недель после получения награды она считала нужным появляться на школьной парковке в идеально всклокоченном виде. Если кто-нибудь поздравлял ее, она считала себя обязанной сказать что-нибудь вроде «О, мне пришлось переступить через себя», закатывая глаза и смеясь так, как проделывают это только обладательницы «Оскара». Потом она понижала голос и добавляла: «Моя настоящая работа — быть мамой Софи. В смысле, я работаю в Голливуде, но я ему не принадлежу».

Бьянка прилагала много усилий, культивируя искусственную близость с остальными школьными мамашами, и стояла во главе небольшой армии молодых дам, которые повсюду сопровождали ее, постоянно предлагая оказать ей какую-нибудь любезность, например поразвлекать в выходные ее детей и няню, пока она слетает в Лондон на церемонию вручения премии Британской академии кино и телевидения, или три раза в день кормить ее кошку во время фотосессии на Морее.

Актриса собрала волосы в небрежный хвостик.

— Как работается, куколка? — она опасливо обняла Имоджин. Примерно в это время в прошлом году снимок Бьянки появился на обложке «Глянца». Имоджин не присутствовала на съемке, но слышала по сарафанному радио, что термин «дива» для описания поведения Бьянки казался грубым преуменьшением. Некоторые таланты хотят оставить себе юбку или серьги, которые были на них на фотосессии. Бьянка хотела оставить себе все, от нижнего белья до шпилек с брильянтиками… и вдобавок тот же наряд еще в трех цветовых вариантах.

— Когда возвращаешься, все по-другому, — нейтрально сказала Имоджин. — Как-никак, журнал стал приложением, это огромная перемена. У нас теперь новый шеф-редактор. Молодая, амбициозная, иногда несколько тяжела в общении. Заставила меня завести «Твиттер», это просто катастрофа.

Кара, мамаша из свиты Бьянки, испустила стон, и остальные матери вопросительно посмотрели на нее.

— Кара, у тебя же замечательный «Твиттер», — удивилась Сара.

— Да, но его веду не я. Мне пришлось нанять кое-кого, чтобы твитить.

Имоджин поняла, что не может не задать неприличный вопрос:

— И сколько ты за это платишь?

— Мы платили ей сто двадцать тысяч в год, — буднично заявила Кара, — но на прошлой неделе она подорвалась и уволилась. Сказала, ей нужно заниматься чем-нибудь более важным. Думаю, она теперь твитит для какой-нибудь службы интернет-знакомств. А какая она, ваш шеф-редактор, Имоджин? Приятная?

Имоджин подумала. Особого смысла смягчать краски не было.

— Она может быть очаровательной, надо отдать ей должное, — решительно сказала Имоджин. — Но — нет. Она неприятная. Она совершенно неприятная.

— Могу понять, — вступила в разговор Марианна. Она была финансовым консультантом и недавно поменяла насиженное место в большом банке на мир стартапа. Ее новая компания MEVest занималась программным обеспечением, позволяющим без труда управлять частными капиталовложениями. Зимой и летом Марианна ходила в идеально сидящих на ней черных брючных костюмах, стриглась под боб, носила солнцезащитные очки в темной оправе и источала ауру спокойствия и успешности. — Главный управляющий нашей компании — махровая мелкая сучка, — продолжила Марианна. — И «приятная» — это тоже совершенно не о ней.

— Она тоже закончила бизнес-школу в Гарварде? — засмеялась Имоджин.

— Нет. Она пришла к нам практически сразу из колледжа экономики и информатики — начала управлять средствами других студентов еще на старших курсах. Я могу вам всякого о ней порассказать. Чувство собственной значимости зашкаливает. Она искренне верит, что каждое изреченное ею слово все равно что Евангелие. И что она — самый умный человек на планете.

Это заставило Имоджин рассмеяться.

— Да что творится с этими девчонками? Интересно, это возрастное?

Сара застонала:

— Они вроде той соплячки двадцати с чем-то лет, которая после полугода работы у нас в фирме возжелала собственный угловой кабинет.

Вмешался Кэмпбелл, администратор на кабельном телевидении, который редко участвовал в разговорах мамочек:

— У нас таких несколько штук. И все убеждены, что сразу после колледжа им полагается зарплата, выраженная шестизначным числом.

— Может, это действительно возрастное. Поколение «миллениум», — Марианна нарисовала в воздухе кавычки, произнося слово «миллениум». — Говорят, родительские вертолеты и избыток похвал превратил этих детишек в чудовищ. Но то же самое говорили про бездельников из «Поколения X», а я думаю, с нами все вышло отлично. — Марианна посмотрела налево, потом — направо, и заговорщически понизила голос: — Ты не одинока.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Имоджин.

— У тебя есть «Фейсбук»?

Имоджин вздохнула:

— Поневоле.

Мимо них, не обращая внимания на болтающих взрослых, в школу шли детишки. Некоторые всё еще держались за руки родителей, другие сбивались в стайки.

— Ты должна вступить в группу «ТЕХНОСТЕРВЬ», — поскольку кругом были дети, Марианна произнесла нехорошее слово почти беззвучно, одними губами.

— Что это? — спросила заинтригованная Имоджин. — Что за техностервы? Это группа поддержки?

— «Техностервь» — это вроде глагола. Примерно как: «Давай, техностервь все вокруг!». Но это, наверно, и существительное тоже, потому что есть много людей, подчиняющихся законченной техностерви. Вроде моей начальницы… и твоей, — Марианна широко улыбнулась. — В эту группу можно попасть только по приглашению, и там люди, по работе связанные с информационными технологиями, могут выпустить пар. Думаю, приглашать можно кого угодно, но в основном там женщины вроде нас, которым технологии в новинку, и вдруг им на голову сажают двадцатидвухлетнего вундеркинда-начальника…

— Ева мне не начальница, — перебила Имоджин, но Марианна отмахнулась от ее замечания, как от чего-то совершенно не имеющего значения.

— Неважно. Люди рассказывают там совершенно удивительные вещи. Одна женщина поехала в командировку в Майами и была вынуждена из экономии спать в одной кровати с главной управляющей и техническим директором. Она проснулась между ними!

Имоджин прижала руку ко рту:

— Со мной такое случилось! Ева решила, что мы с ней вполне нормально переночуем в одной постели. Мне пришлось сказать, что ничего нормального в этом нет. Лично я считаю, что мне незачем видеть, как коллега расхаживает в одних трусах.

Собеседница в ужасе посмотрела на нее.

— Мне попадались еще забавные истории о руководителях, которые заставляют сотрудников учить танцевальные движения, а потом совместно исполнять все это в офисе, — будничным тоном сообщила Марианна. — Одна начальница требует, чтобы по пятницам все надевали одежду одного и того же цвета, а другая заставляет сотрудников ежедневно делать с ней селфи. И еще много смешного. Тебе понравится.

— Это все анонимно?

— Ага, имена авторов постов скрыты.

Все работающие мамаши сбились вокруг них в кучу. Имоджин была удивлена.

— А у кого из вас молодые боссы? — около половины женщин подняли руки. Имоджин задала новый вопрос: — А у кого на работе есть хоть одна техностервь?

Тут уж поднялись все руки. Господи Боже, а Имоджин-то думала, что ее случай — уникальный! Она и понятия не имела, что нечто подобное происходит во всех сферах, и была заинтригована.

— Как мне вступить в группу?

— О, я скину тебе приглашение, — сказала Марианна. — Но будь осторожна. Клянусь, там можно на весь день зависнуть.

— Ну, теперь я уже не могу дождаться, чтобы посмотреть. Зайду туда сегодня днем, — улыбнулась Имоджин. Она точно не знала, как вступить в новую группу на ФБ, поэтому сделала себе мысленную пометку заскочить в Genius Bar магазина Apple Store на Принс-стрит и поинтересоваться, не проконсультируют ли там ее наскоро. Эти посещения были ее маленькой грязной тайной. Парни, которые там работали, знали ее по имени. Удивительно, но они никогда не важничали, а всегда с веселой готовностью учили ее чему-то новому. Например, завести аккаунт на «Фейсбуке» ей помог тамошний консультант Майк с кольцом в носу и пронзительными глазами, который вечно тихонько напевал популярные песенки. Создавая ее учетную запись, он мурлыкал «Сохрани лучшее напоследок» Ванессы Уильямс. Слух у него был великолепный. Имоджин предпочитала заходить туда с утра пораньше, когда в магазине находилась лишь группа пожилых дам с подсиненными волосами, жаждущих узнать лучшее приложение для скрапбукинга.

Марианна вытащила свой айфон.

— Какой у тебя личный имейл?

— Шли просто на мой аккаунт в «Глянец», — сказала Имоджин.

Марианна ухмыльнулась:

— Ни в коем случае не используй рабочую почту. Если ты уволишься, они смогут прочесть все, что у тебя там есть.

Имоджин этого не знала. Она никогда особенно не задумывалась над тем, с какой почты лучше писать в том или ином случае, что рабочая, что личная — все едино. Она дала Марианне свой адрес на Hotmail, точно зная, как нелестно он ее характеризует. Спасибо, Марианна даже бровью не повела, когда это услышала.

— Пришлю тебе приглашение в «ТЕХНОСТЕРВЬ», когда доберусь до работы. Тебе точно там понравится.

Разумеется, приехав в редакцию, Имоджин обнаружила среди писем, сулящих увеличение члена, и сообщений о грядущих онлайн-распродажах в Crew послание от Марианны. Тело письма представляло собой предупреждение: «Я разрешаю себе заходить сюда только на полчаса в день. Клянусь, стоит мне расслабиться, и группа сжирает весь мой день. Наслаждайся!!!!» Имоджин почувствовала укол возбуждения, зная, что собирается совершить нечто сомнительное, кликая на ссылку, которая привела ее на защищенную паролем страницу. Она посмотрела поверх своего макбука сквозь стеклянную стену кабинета, проверяя, не подглядывает ли за ней кто-нибудь. Совершенно иррациональное действие, потому что увидеть с той стороны ее экран было невозможно. Зайдя на страницу, она рассмеялась: фото профиля представляло собой женщину примерно ее лет, она сидела перед компьютером и рвала на себе волосы. На лице — смесь разочарования, злости и отчаяния. Именно это Имоджин ощущала по десять раз на дню.

Марианна оказалась права, всё в этом паблике было анонимным. Имоджин могла читать посты и комменты, но не видела, кто их оставил. Некоторые из постов оказались смешными, некоторые — печальными, некоторые — откровенно горькими. И абсолютно все находили отклик у Имоджин.

Это было так захватывающе — вглядываться в чужую офисную жизнь и видеть людей, находящихся в аналогичном положении, знать, что она — не единственная живая душа, мучимая на работе сотрудницей двадцати с чем-то лет. Среди кошмарных комментариев попадались мудрые советы.

От мысли о том, что она могла бы внести свою лепту в это сообщество, Имоджин испытывала одновременно страх и возбуждение. Но она боялась что-нибудь напутать. Что, если в ее настройки вкралась ошибка и она одна в группе окажется у всех на виду? Как бы не повторился позор с дебютом в «Твиттере»! А еще она не совсем понимала, о чем именно написать. Какая из ее историй достойна того, чтобы оказаться в группе «ТЕХНОСТЕРВЬ»? Можно было бы рассказать, как Ева слила ее первые беспомощные твиты на «ТекБлаб» или как ей пришлось делить с Евой постель. Или о том, как Ева упорно натягивает на каждую деловую встречу крохотные платьишки от Hervé, при этом пытаясь заставить Имоджин одеться так, словно та — ее мамочка.

Определенно, у нее не было недостатка в историях, которые можно тут поведать. Марианна оказалась права. Прежде чем Имоджин обратила внимание на время, сорок пять минут прошли за чтением комментов и размышлением о гипотетическом собственном посте. В эту кроличью нору можно было падать весь день напролет. Падение затягивало, и не случайно — впервые за долгое время Имоджин почувствовала, что не одинока. Возможно, ей никогда больше не доведется произнести эти слова, но, закрывая окно с «Фейсбуком», она прошептала: «Господи, благослови Интернет».