Дешевка

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Сентябрь 2015

Запуск нового улучшенного сайта Glossy.com и мобильного приложения прошел как по маслу. Коммерческий раздел «Таймс» назвал его триумфом инкорпорации Маннеринга, а Уортингтона хвалили за содействие молодым талантам. И хотя везде в прессе упоминалось, что Имоджин Тейт по-прежнему стоит у руля «Глянца», репортеры желали беседовать с Евой и только с ней.

Имоджин стала внимательнее приглядываться к Еве. Шли недели, и она поняла, что поведению Евы присуща некоторая шизофреническая цикличность. На совещаниях она была харизматична и полна энергии. При личном общении один на один — сдержанна, холодна, «как змеюка», но в электронной почте и соцсетях лучилась теплом, стремясь доказать адресатам и всему миру, какая она веселая, справедливая, вдохновенная и прекрасная. Под конец недели Ева рассылала письма, где присуждала кому-нибудь из персонала титул «Королевы офиса». Имоджин пока не видела, чтобы этот титул давал какие-то особые преимущества, если не считать отправляемого с утра по четвергам письма, полного щедрых похвал и написанного языком школьницы средних классов, и пластмассовой тиары, которой каждая очередная счастливица владела в течение недели. А присуждался он лучшему, по мнению Евы, игроку команды. В этот четверг им стала Эми из отдела изучения потребностей клиентов.

Письмо пришло через час после того, как Ева, стоя на столе посреди офиса, яростно бранила сотрудников, которые не пользуются в частной жизни приложением «Глянец».

— Мне стало известно, что кое-кто из вас не удосужился даже скачать наше приложение, — говорила Ева; ее глаза сузились, а голос источал презрение. — Это абсолютно неприемлемо. Все вы должны использовать наш продукт. Это единственный способ становиться все лучше и лучше. Если вы из тех, кто отказался инсталлировать приложение или не использует его для покупок, сделайте одолжение — поищите другую работу, — Ева ожидала, что после этого ее выдающегося заявления раздадутся аплодисменты. Но вместо этого головы опустились, и Имоджин заметила по крайней мере трех девушек, которые, возвращаясь к своим столам, судорожно стали скачивать приложение. Ева была явно разочарована, ведь она ожидала, что провозглашение Королевы офиса все исправит и сделает рабочую обстановку радостной и праздничной.

Имоджин пыталась освоиться с тем, что было написано в письме, когда над ней нависла реальная Ева, без всяких лолов и обнимашек.

— В общем, я хочу, чтобы ты начиная с завтрашнего дня вела «Твиттер». Мне нужны твои твиты с Недели моды. Я могу прислать Эшли, чтобы она помогла тебе его завести. Ты же еще там не зарегистрировалась, верно?

У Имоджин был только «Фейсбук», да и тот она завела лишь потому, что школа, где учились ее дети, размещала в этой соцсети информацию (важные новости о сборе денег, изменении расписания и днях, когда ученики должны прийти на занятия в зеленом, вроде Дня святого Патрика). Ну и еще для того, чтобы не упускать из виду Аннабель, которая становилась все взрослее и отдалялась от нее. Имоджин замутило при мысли, что ей придется проявлять остроумие, укладываясь при этом в сто сорок символов. Идиотское времяпрепровождение, можно подумать, ей больше нечем заняться. Имоджин не то чтобы ненавидела технологии, она просто не понимала их, они ее ошарашивали. Она тосковала по тем дням, когда взгляды всех и каждого не были приклеены к маленьким экранчикам, когда принято было, входя в лифт, улыбнуться незнакомому человеку или поболтать с таксистом… И получить просто удовольствие от обеда без непременного желания твоего спутника выложить в «Инстаграм» натюрморты из главного блюда и букета пионов. Имоджин иногда задумывалась, не подчинили ли люди свои жизни соцсетям? Не выбирают ли между двумя вечеринками ту, которая будет лучше смотреться в «Инстаграме»? Не читают ли книги только для того, чтобы сообщить об этом в «Твиттере»? Не стали ли все одержимы страстью расшаривать все события своей жизни, вместо того чтобы просто ею наслаждаться?

— Это полезно для бренда, — надавила Ева, почувствовав нежелание Имоджин связываться с «Твиттером». — Если ты как следует справишься, то на следующей неделе сможешь даже стать Королевой офиса.

Что и говорить, предел мечтаний. Но Имоджин не собиралась потерпеть поражение в этой схватке.

— Я как раз собиралась там зарегистрироваться, — Имоджин улыбнулась. — Уверена, ты сможешь научить меня кое-каким уловкам.

Тут в дверях, словно по заказу, появилась Эшли. Балансируя на пятнадцатисантиметровых каблуках, она собиралась сделать следующий шаг. Придет день, и Эшли, как и подобает леди, освоит искусство хождения на высоких каблуках. Но не сегодня. Сегодня она косолапила на ходу, отчего ее колени при каждом шаге касались друг дружки. Имоджин поражало, каким хамелеоном была эта девушка во всем, что касалось моды. Сегодня она одета в духе Ива Сен-Лорана семидесятых годов, завтра — в стиле Версаче девяностых. В один день ее образ наводил на мысли о бохо и Талите Гетти,[58] а на другой она превращалась в лос-анджелесскую цыпочку-серфера. Она была предана идее. Чтобы создать ее идеально неидеальную прическу и макияж, требовалось по меньшей мере два часа, и так каждое утро.

— Давай это сделаем! — Эшли радостно хлопнула в ладоши. — Пришло время «Твиттера».

Приобщение Имоджин к Твиттеру прошло сложнее, чем они ожидали. Неистовый поклонник «Глянца», трансвестит из города Сант-Паула, что в Миннесоте, который при помощи макияжа и белокурого парика добился сверхъестественного сходства с Имоджин, позаимствовал заодно и ее имя: @ImogenTate.

— Я свяжусь с «Твиттером», может, у нас получится деактивировать его аккаунт, — быстро сказала Эшли, покраснев, словно ей стало неловко за Имоджин.

Трансвестит @lmogenTate оказался забавным, он имел твердое мнение насчет моды, сериала «Настоящие домохозяйки округа Ориндж» и восковой депиляции на дому. Проще было бы нанять его, чтобы он писал в «Твиттер» с Недели моды. Имоджин произвела мысленные подсчеты: перелет из Миннесоты, номер в «Сохо Гранд», пара обедов там-сям. Новый парик за пять тысяч баксов, ни одним чертовым пенни меньше… И ему надо будет выплатить все эти деньги!

— Ладно, неважно. Нам все равно нужно слово Glossy. Ева у нас @GlossyEvie, я — @GlossyAshley. А ты станешь @GlossyImogen, — Эшли несколько раз кликнула мышкой, набрала нужные символы. — @GlossyImogen, готово. Ты зарегистрирована.

Имоджин уставилась на экран, где было выведено имя и красовался голубой квадрат с одиноким яйцом внутри.

— Нам понадобится фото.

Имоджин повозилась с телефоном и нашла фотографию с какого-то мероприятия за пару месяцев до ее операции. Там ее лицо выглядело чуть полнее и здоровее. Волосы были собраны в хвостик а-ля «Дневная красавица», красиво уходивший под черный меховой воротник.

— Эта сойдет?

Эшли сморщила нос, и вокруг ее губ появились маленькие ложбинки.

— На первое время. Еве нравятся более естественные снимки, которые, как она говорит, выглядят доступнее. Смотри, вот ее фотка.

И Эшли перешла в аккаунт Евы, чтобы продемонстрировать ее последний поясной снимок в любимой позе: сплошь буфера и зубы, рот широко раскрыт, голова запрокинута, как у ревущего осла. Имоджин была готова держать пари, что Ева тренировалась, снова и снова принимая эту позу и делая снимок за снимком, пока не добилась в точности того, чего хотела. Ничем естественным там и не пахло.

— Я этим займусь, — улыбнулась Имоджин. — Такой же фотографии не обещаю, но найду что-нибудь классное. А пока пусть стоит эта, чтобы место не пустовало.

— Расскажи мне, что ты знаешь о «Твиттере».

— Вроде все довольно очевидно. Я набираю текст и нажимаю «отправить».

— Да, так и есть. Давай составим твою краткую биографию. Какая у тебя сейчас должность?

— Все еще главный редактор, — Имоджин почувствовала, как обрушивается ее самооценка.

— О’кей, так что мы пишем?

— Главный редактор «Глянца».

— Сайта «Глянец-точка-ком».

— Хорошо, «Глянец-точка-ком». Что еще я должна сказать?

— Гм, у меня вот так, — Эшли кликнула на свой профиль в «Твиттере». — Крутышка, красотка, худышка. В твитах вся Я! АХАХА, — Эшли покачала головой. — Пожалуй, тебе это не подойдет. Давай найдем кого-то ближе тебе по возрасту, — она в раздумье прикусила губу, яростно набирая текст большими пальцами. — Нашла! Вот, Хиллари Клинтон: «Жена, мать, юрист, защитница женщин и детей, первая леди Арканзаса, первая леди США, сенатор США, госсекретарь, литератор, собачница, икона парикмахерского стиля, поклонница брючных костюмов, разрушительница стеклянного потолка[59] и так далее.»

— Этого мне не переплюнуть, — засмеялась Имоджин. Хиллари Клинтон собиралась рулить всем свободным миром, но все равно находила время для твитов и для того, чтобы сочинить идеальную забавную биографию. Это заставило Имоджин почувствовать себя бездельницей. — Что если вот так: главный редактор сайта «Glossy-точка-ком», мама, жена, дочь, сторонница любви, а не битв в безумном, безумном мире моды.

Эшли склонила голову набок; так золотистый ретривер думает о том, где оставил свой любимый мячик.

— Мне нравится, — сказала она со своим обычным хлопком. — Ну, раз ты знаешь, что делать, я тебе больше не нужна. Когда начнешь, сразу втянешься по полной программе. Я уже подписана на всех в журнале, и мы твитнули с главного аккаунта, так что ты теперь тоже тут, и все два миллиона наших подписчиков могут быстренько на тебя подписаться. Круть!

Оставшись наедине со своей учетной записью в «Твиттере», Имоджин почувствовала, как вспотели ее ладони. Интересно, это очень трудно? Пишешь фразу или две, потом жмешь на отправку, вот и твитнула. Какое смешное слово — «твитнуть». Каждый раз, слыша что-то подобное, она воображала себе путешественника во времени, явившегося из недавнего двухтысячного года, который отчаянно пытается понять все эти новые глаголы вроде «твитнуть», «загуглить», «лайкнуть»…

Она набрала строчку… О нет, она хотела сказать совсем не это. Ничего, можно отредактировать. Только непонятно, как редактировать твиты. Или они не редактируются? Тогда надо удалить и набрать заново. А как тут удаляют? Имоджин отчаянно не хотелось просить совета у Эшли. Старого твита не видно, так что, может, она его уже удалила. Надо попробовать сделать новый.

Так, медленно отползаем от «Твиттера». Ничего хорошего не выйдет, если она и дальше будет с ним упражняться. Он никуда не денется и после обеда, а сейчас у нее аж целых четыре подписчика. Эшли, Ева и еще какие-то двое, она их не знает, и вместо фотографий у них зловещее яйцо на голубом фоне. Что ж, по крайней мере никто не видел ее эпичного провала. А после обеда она позвонит Массимо и спросит, как удалить эти твиты. Массимо в «Твиттере» — самозванная рок-звезда, чья священная миссия набрать больше подписчиков, чем у Леди Гаги.

«Хреново, если вы не следите за парнем в инвалидной коляске», — всегда говорит он.

Следующий час был отмечен телефонными переговорами с креативным директором модного дома Каролины Эрреры. Имоджин расписывала эволюцию «Глянца», превратившегося в «Glossy-точка-ком», и то, как Каролина могла бы поучаствовать в новом проекте.

— Посмотрим, — такой ответ получила она в конце разговора. Имоджин никогда в жизни не говорили «посмотрим» так часто, как сейчас. Едва она повесила трубку, как в идеально прозрачные стеклянные двери кабинета вломилась Эшли, лишь чудом не рухнув со своих каблуков.

— Прекрати твитить!

— Эшли, я уже двадцать пять минут как прекратила. Но все равно еще не отошла.

— Ты. На. Тек. Блабе.

— Что это такое?

— TechBlab-точка-ком. Это такой сайт со сплетнями вокруг технологий. И там выложены все твои твиты. Нужно с этим разобраться, пока Ева не видела.

Имоджин ввела название сайта в браузер. Что вообще за название такое, «ТекБлаб»? Звучит как-то искусственно.

Она негромко ахнула, увидев на сайте свою фотографию. Хорошую фотографию, где она стоит на красной ковровой дорожке во время какого-то мероприятия. Присмотревшись, Имоджин поняла, что это фрагмент снимка с мартовской просветительской конференции, посвященной раку молочной железы, на котором она снята вместе со Стивеном Спилбергом.

Начать с того, что ей сорок два, а не сорок пять.

К Эшли неожиданно присоединилась Алексис из отдела связей с общественностью.

— Имоджин, нам так жаль! Я понятия не имею, как Астрид Паркинсон вышла на твой аккаунт, но уверяю тебя, мы до этого докопаемся.

У Имоджин было два варианта. Показать, в каком она ужасе, или рассмеяться.

Она закатила глаза и изобразила свой лучший грудной смех в стиле Джоан Кроуфорд.[60] Возможно, получилось слишком громко.

— Могло быть гораздо хуже. По крайней мере, я не твитнула ничего по-настоящему неприличного, — она кликнула на свою страничку «Твиттера». — И посмотрите, сколько у меня подписчиков благодаря этому инциденту, их уже стало больше пяти тысяч пятисот, а это, как она знала, на пятьсот больше, чем у Евы. — Я теперь немножко прославилась в Интернете. Эшли, посиди со мной, пока я наберу еще парочку твитов для моих новых подписчиков.

Было видно, что Эшли и Алексис несколько расслабились. Если Имоджин не считает, что это кризис, у них тоже нет причин так считать.

В течение следующего часа на нее обрушилась лавина новых подписчиков и ретвитов. Кто-то создал хэштег #ЗаИмоджин. Имоджин наконец-то поняла, почему вокруг социальных сетей столько шуму. Замечательно, когда оттуда идет такая поддержка. Ей всего-то и нужно как следует научиться твитить с телефона, и завтра утром на показе мод ее будет не остановить. Правда, ее все еще смущало, что в каждом твите она должна блистать остроумием. Это так утомительно!

Выходя из офиса через несколько часов, она чуть не столкнулась с Евой.

— Полегче с «Твиттером», Имоджин, — хмыкнула та. — Нельзя допустить, чтобы инвесторы решили, что наши редакторы пьют на работе.

— Думаю, все идет нормально. Я начинаю получать от этого настоящее удовольствие. Плюс на меня сегодня подписалось почти десять тысяч пользователей, — Имоджин заметила, что Ева потрясена этим числом, и ее прямо-таки раздуло от гордости.

— Постарайся не оконфузить нас завтра, когда будешь твитить с показа, — буркнула Ева и посмотрела на свой фитнес-браслет. — Думаю, спущусь по лестнице. Мне нужно сделать еще десять тысяч шагов.

Двери лифта уже закрывались, но Эшли успела в последний момент в него протиснуться. Она выглядела встревоженной и, кажется, хотела что-то сказать Имоджин. После того как Эшли в четвертый раз искоса посмотрела на нее, издала какой-то тихий звук, а потом закрыла рот и пугливо отвела взгляд, Имоджин решила ее подтолкнуть:

— Эшли, что случилось?

— Ооох, не знаю, нужно ли тебе знать.

— А ты просто возьми и расскажи. Если это насчет «Твиттера», то после сегодняшнего я переживу любую жесткую критику.

— Это насчет «Твиттера», но не насчет тебя. На самом деле я не должна рассказывать, но тебе надо это знать. Ты моя начальница. Прости, Имоджин.

Девушка выглядела так, как будто вот-вот расплачется. Имоджин удостоила ее самым теплым взглядом, на который только была способна.

— Эшли, пожалуйста, расскажи мне все, что считаешь нужным. Обещаю, что не буду на тебя злиться.

— Я боюсь не за себяяяяяя, — Эшли то сжимала, то разжимала ладони и нервно облизывала губы. — Ладно. Тут такое… В общем, я дружу с Астрид из «ТекБлаб». Ну не то чтобы совсем уж дружу… Можно сказать, с такой подругой и врагов не надо. Мы были в одном женском клубе в универе, и все такое, короче, я была в шоке, когда прочла ее пост. Она ведь тебя даже и не знает. Я не понимала, чего она так с тобой. И я ей написала, типа: «Эй, что за хрень?» — а она такая: «Привет, никого не касается, что я там запостила, если Ева мне это прислала».

Сперва Имоджин не уловила связи, но к тому времени, как лифт спустился в фойе и двери открылись, она поняла, что произошло. Ева пыталась ей напакостить. Ева подстроила этот мерзкий пост на «ТекБлабе». Ева — вероломная предательница… Корова! Имоджин почувствовала, как краснеет, но важно было, чтобы для Эшли она выглядела невозмутимой.

— Ева наверняка решила, что это сделает нам отличную рекламу, я уверена. Так и вышло. Смотри, сколько у меня подписчиков. Она на самом деле гений маркетинга.

Эшли явно стало легче. Теперь она выглядела довольной тем, что поделилась с Имоджин своими новостями.

— Так ты не сердишься? Я так и надеялась, что, может, ты не разозлишься. Ты всегда такая спокойная и клевая, не то что Ева, — сообразив, что она явно зашла слишком далеко, Эшли быстро заключила Имоджин в неловкие объятия и выскочила на улицу.

И что же, черт возьми, представляет собой Ева Мортон? Имоджин чувствовала, как ее охватывает ярость. В крови бушевал адреналин. Захотелось позвонить этой девчонке, наорать на нее, вырвать у нее из ушей эти кошмарные серьги-висюльки.

Нужно идти вперед. Дышать.

Дышать. Идти.

Кухонный стол Имоджин был завален фруктами и овощами. Тилли, семейная няня, в которой Имоджин нашла вдобавок младшую сестру — такую, о какой всегда мечтала, — вскинула руку, подавая знак, чтобы она пока не заходила и не шумела. Тилли снимала ролик, где Аннабель подробно рассказывала, какие ингредиенты нужны, чтобы приготовить идеальный авокадно-капустно-мятный смузи. У дочери было собственное чувство стиля — она надела слегка урезанную версию школьной формы, добавив к ней винтажный мужской блейзер, что делало ее похожей на миниатюрную модель Тома Брауна[61] или на диккенсовскую сиротку, следящую за модой. Имоджин это нравилось.

В прошлом году дочь до одержимости увлеклась приготовлением органических смузи. И настояла на том, чтобы процесс снимали на видео. В результате получались видеорецепты, где она была вроде молодой Алисы Уотерс.[62]

Аннабель долго упрашивала, умоляла, задабривала родителей, обещая им сделать блестящую карьеру на кулинарном поприще (порой не верилось, что ей всего десять), и в результате Алекс с Имоджин сдались и разрешили ей выложить свои видеорецепты на Youtube. В течение года они пытались сделать то, о чем постоянно твердили другие мамочки — заставить дочь лимитировать время, которое та посвящает хобби. Например, готовить и снимать час в день и уже после того, как сделано домашнее задание.

У них ничего не вышло.

— Это моя страсть. Это станет моей работой. Что, если бы тебе разрешали работать над твоим журналом только час в день? — протестовала дочь. И Имоджин капитулировала.

К ее удивлению, ролики Аннабель пользовались популярностью среди девочек, не достигших подросткового возраста. Дочка объяснила, что ее ровесницы по всей стране тоже выкладывают в сеть кулинарные видео и все они подписаны друг на друга. Такое хобби не укладывалось у Имоджин в голове, но если говорить о том, чему могут посвятить себя несовершеннолетние дочери, то видео про приготовление полезных для здоровья смузи представлялось ей довольно безвредным занятием.

— И это все на сегодня, такая вот петрушка, друзья! — дочь жизнерадостно помахала в камеру.

— Такая вот петрушка? — Имоджин подняла бровь и улыбнулась.

Такая уверенная перед камерой, Аннабель вдруг смутилась.

— Я подумала, что это смешно, — робко сказала она.

Имоджин стало стыдно. Зачем она поддразнивает девочку?

— Это было очень мило. Я шучу. Думаю, это просто чудесно.

Аннабель закатила глаза и удалилась в гостиную.

Имоджин рухнула на один из кухонных стульев.

— Она сегодня обидчивая, — сказала Тилли.

Имоджин давно привыкла к тому, что няня знает о настроениях ее детей больше, чем она сама, и вопросительно посмотрела на Тилли.

— Я уверена, что беспокоиться не о чем, но сегодня на страничке Аны в Youtube появились совершенно гнусные комменты.

Она так и знала, что не следовало разрешать дочери выставлять себя на всеобщее обозрение в Интернете! Наверно, какой-нибудь старый извращенец в сыром подвале смотрел и пересматривал, как Аннабель делает смузи, а потом писал всякие мерзости, чтобы дать выход возбуждению.

Но Тилли успокоила Имоджин прежде, чем та успела хорошенько накрутить себя:

— Я уверена, их написала другая девочка. Язык совсем детский. Вот тут, смотри.

Тилли подвинула ноутбук к Имоджин. Вверху экрана улыбалась сияющей улыбкой дочь в фартуке и поварском колпаке. Тилли промотала вниз и развернула комменты под одним из роликов. Все они действительно были написаны детским языком со множеством исковерканных слов и смайликов. Те, что сверху, казались довольно-таки приятными:

А потом вот этот:

И подпись:

Имоджин ахнула. Что за черт? И кто вообще так пишет «жир»?

Тилли покачала головой.

— Прежде чем делать скоропалительные выводы, вспомни, что девочки — самые гнусные существа из всех, кого Господь поместил на эту планету. Они дразнили и задирали друг дружку с начала времен и будут делать это, пока человечеству не придет конец. Этот коммент выглядит ужасно, потому что выложен тут на всеобщее обозрение, но на самом деле ничем не хуже тех записочек, которыми девчонки обмениваются на уроках.

— Говорила же я, не надо это выкладывать в Интернет!

— Да ладно, Имоджин. Все дети ходят в сеть, сейчас жизнь такая. Ана любит делать видео про смузи и читать комменты. Там их сотня, в основном про то, какие это классные ролики. Наверное, лучше не показывать тебе еще один.

— Покажи.

— Блин.

Это была гифка. На ней голова Аннабель была приделана к жирному телу из тех, что, кажется, ни за что не пролезут в обычную дверь. Ее красивый ротик в форме сердечка открывался и закрывался, словно бы чавкая. Имоджин стало совсем не по себе.

— Я должна с ней поговорить.

— Пока не надо. Серьезно. Она ведь мне их даже не показала. Я только знаю, что сама она их видела и разозлилась. Если такое повторится, я тебе скажу.

Тилли — голос разума. Тилли, которая без труда регулировала настроение всей семьи, сменила тему, одарив Имоджин сочувственным взглядом:

— Ты тоже сегодня злая. Опять адская Ева? Что она снова выкинула? Запихнула в мешок слепых котят и утопила их в фонтане Линкольн-центра? — среди прочих причин, по которым Имоджин любила Тилли, было и пристрастие последней к соленым шуточкам.

— Пока нет.

Тилли полезла в холодильник.

— Держись. Тебе нужен бокал вина. С бокалом в руке ты будешь меньше раздражаться.

Так и вышло. Имоджин почувствовала, что ее ярость стала утихать, когда она пригубила сансерское вино. Она разом выложила Тилли всё: и про фиаско с «Твиттером», и про то, что Ева сдала ее «ТекБлабу», и про то, что она узнала обо всем от Эшли (возможно, это было самым неприятным).

— А завтра будет только хуже! Предполагается, что я весь день буду зависать в «Твиттере» и вести репортаж с показов. А я не умею импровизировать. Мне нужно обдумать то, что я хочу сказать. Очень хорошо обдумать. Мне никогда не удавалось сострить экспромтом. Мне надо, чтобы мысль дозрела, прежде чем я поделюсь ею с аудиторией. Кстати об аудитории — подписчиков у меня теперь больше, чем у Евы.

Женщины отметили это дело, стукнувшись раскрытыми ладошками.

Тилли вся состояла из приятных округлостей, у нее была зубастая улыбка и несколько веснушек на вздернутом носике. Битых пять минут она давала волю своему пылкому ирландскому темпераменту. Тирады, которые Тилли произносила в адрес Евы, заставили бы покраснеть даже шлюху. Прихлебывая вино, она накручивала на мизинец прядь рыжеватых волос, и шестеренки у нее в голове при этом явно активно вращались.

— Расскажи еще разок, что тебе надо целый день твитить?

Поднеся бокал к губам, Имоджин обдумала вопрос Тилли.

— Ева говорит, это идет на пользу бренду. Порождает близость, позволяя читательнице из Висконсина почувствовать себя так, словно она сидит рядом с нами на показе, — Имоджин дословно воспроизвела то, что говорила Ева. — В наше время все стало гораздо более интимным. Уверена, Ева хотела бы, чтобы с утра я твитнула, какие надену трусы.

— Гм-м… — Тилли продолжала размышлять. При этом она налила еще по бокальчику, и Имоджин почувствовала, что очень ей за это благодарна. Она готова была поклясться, что печень Тилли сделана из угля. Ей не раз удавалось во время званых ужинов перепить и Алекса, и Имоджин, те чуть ли не под столом засыпали, а Тилли хоть бы что. — Дошло! — она с такой силой хлопнула по гранитной столешнице, что Имоджин чуть не вскрикнула. На месте столешницы ей было бы больно. — Слова — не твой конек. Ты визуал. Потому-то ты так гениально творишь у себя в журнале. Ты заставляешь снимки с фотосессии танцевать на его страницах.

Имоджин улыбнулась комплименту.

— А что может быть интимнее фотографий, особенно тех, которые сделала ты своим прекрасным точным глазом?

— Разве можно выкладывать фотографии в «Твиттер»? Кажется, это еще сложнее, чем писать.

— Нет-нет, ты должна использовать «Инстаграм». Ты раньше не пробовала? Это замечательная штука.

Имоджин кое-что знала об «Инстаграме» с тех пор, как Карл Лагерфельд[63] поднял шум вокруг того, что завел аккаунт и наводнил его фотографиями своей надменной белой кошечки Шуппет, но сама никогда не пыталась там зарегистрироваться так же, как и в «Твиттере». Не понимала она всего этого.

— Там все совсем просто. В «Инсте» хорошо еще и то, что ты можешь привязать ее к «Твиттеру», поэтому все, что ты там запостишь, немедленно твитнется. «Инстаграм» гораздо проще, и там можно вообще не париться со словами. Ты можешь сосредоточиться на том, чтобы делать прекрасные снимки и ставить к ним эмоциональные подписи. Все это пойдет прямо в «Твиттер», и все будут счастливы. У твоих подписчиков и читателей Glossy.com действительно будет создаваться впечатление, что они сидят рядом с тобой на показе.

Тилли вытащила свой мини-айпад из красного кожаного футляра с золотым кантом, кликнула на приложение с миниатюрной коричневой камерой и стала печатать.

— Какое возьмешь имя?

— А можно такое же, как в Твиттере?

— Конечно, так еще проще будет.

— Тогда, думаю, пиши @GlossyImogen, — сказала Имоджин, скосив глаза и состроив гримасу. — Звучит как имя порнозвезды семидесятых с удачно эпилированной зоной бикини. Глянцевая Имоджин к вашим услугам, — она так удачно изобразила акцент калифорнийской гламурной кисы, что Тилли фыркнула, возможно, громче, чем следовало.

— Так, @GlossyImogen, порядок. Давай покажу, как этим пользоваться, — Тилли была отличным учителем, и через пятнадцать минут Имоджин уже вовсю использовала фильтры и обрезала фотографии. Тилли показала, как делать все это, не выкладывая в сеть, так что утреннего фиаско с «Твиттером» удалось избежать. Фильтры оказались совершенно волшебной штукой. Имоджин пришла в восторг от того, как Rise смягчает картинку, что очень полезно, когда делаешь крупный план любого человека старше двадцати пяти лет. X-Pro II превратил все в живое и теплое, a Sutro подчеркнул серые и коричневые оттенки на мордочке ее кошки Коко, наделив животное зловещей чеширской улыбкой.

— Вот это сохрани, — сказала Тилли, заглядывая через плечо Имоджин. — Весь Интернет любит котиков.

Фильтр Valencia заставлял снимки выглядеть так, будто они сделаны полароидом в восьмидесятые. Имоджин использовала его, чтобы обработать фотографии кривляющихся детей — тех, где Джонни пытается встать на голову, а Аннабель высунула язык из уголка рта. Тилли показала, как переключаться с фото на видео, снимать короткие ролики и добавлять их в «Твиттер». Имоджин и не подозревала, что ее телефон может не только рассылать эсэмэски и получать электронные письма, но и совершать кучу самых разных вещей.

Наконец-то она почувствовала радость от соцсети. «Инстаграм» запечатлевал более яркую, более продуктивную версию жизни. Имоджин нравилось думать о себе как о профессиональном ретушере. Фильтры «Инстаграма» были как интернетовский ботокс. Благодаря им все становилось прекрасным. Она сделала снимок своих туфель с подписью «Я люблю вас, туфельки!».

Имоджин заключила Тилли в объятия. У обеих от вина кружилась голова.

— Матильда Престон,[64] могу ли я просить вас отныне учить меня всему, что связано с Интернетом? — спросила Имоджин. Тилли сделала книксен:

— Вне всякого сомнения, миледи! — и все четверо, две женщины и двое детей, покатились от смеха.

— Пришло время селфи! — воскликнула Аннабель.

— Что? — переспросила Имоджин. — Нет. Не думаю, что мне следует делать селфи и выкладывать их в сеть. Это… это не мое, — она не могла избавиться от образа Евы, надувающей губки, чтобы снять себя крупным планом.

Аннабель скорчила гримаску:

— Давай, мам! Все делают селфи.

— Они так надоели…

Аннабель умоляюще скрестила руки на груди. Имоджин сдалась:

— Хорошо. Одно селфи. Давай ты тоже со мной, чтобы я не чувствовала себя дурочкой.

Дочка позировала, выставив вперед одно плечо и показывая зубки. Джонни сбегал в гостиную и притащил сопротивляющуюся кошку. Имоджин вытянула руку со смартфоном:

— О’кей… скажите «чеддер».