Дешевый и плохо сшитый костюм гориллы

Глава 28

На клавиатуре Марину ждал желтенький квадратик стикера. Пришлось перечитывать дважды: «Назгул зв. 10–30. Просил перезвонить».

— Кто это написал? — Она помахала бумажным квадратиком в воздухе.

— Я. — Из-за монитора показалась взлохмаченная голова Ленолеум Плинтус (красные перья на голове дыбом, лоб повязан свернутой в тугой жгут синей банданой).

— А кто звонил?

— Ну, тот… армянин-многоженец.

— Его зовут Вазген.

— А я как написала? Просил перезвонить, как только появишься.

Интересно, зачем? Никита всегда объяснял: при переговорах торопиться не надо, первым должен идти навстречу наиболее заинтересованный. Ну, ничего, мы подождем. Марина смяла бумажку и бросила желтый шарик в корзину для бумаг. Терпения у многоженца хватило ровно на тридцать минут.

— Мариночка, — голос Гамлетыча по телефону звучал немного печально и задумчиво, — у меня к вам дело. Вернее, заказ. Китайский ресторан.

— Конечно, это как раз наш профиль. Рада вас слышать Вазген Гамлетович. Что-то мне говорило, что расстаемся мы ненадолго, — Марина подмигнула вытянувшей шею Ленолеум Плинтус и показала ей большой палец. — А Ларису этот проект не заинтересовал? — Слова выскочили раньше, чем она успела прикусить язык.

— Понимаете, Мариночка, она считает, что я должен ей платить. А как я могу платить собственной жене? Семья не бизнес-шмизнес все-таки, какие счеты между своими?

Черный вольво мучительно медленно полз к перекрестку.

— Интересуюсь спросить, — Лиза наклонилась к сиденью водителя. — Вы на педали давите или их крутите?

Нинка понимающе хмыкнула. Когда-то и ее бесила привычка Андрея отпускать педаль газа при виде далекого красного огонька светофора. Впрочем, Андрей никогда не обижался.

— Нина, ты заметила? У девочки замечательное чувство юмора.

— Да уж. И ближайшие двадцать лет жизни ей придется посвятить его обузданию.

— Спасибо, Андрей Сергеевич, я здесь выйду. Тетя Нина, до свидания.

Андрей проводил взглядом быстро удаляющуюся фигурку.

— Куда это она так спешит?

— К своему мальчику, наверное. Ты заметил, все вокруг влюблены. Такое вот нынче бабье лето.

— Так, может быть, и нам тоже?

Нина с насмешливым удивлением уставилась на Андрея. В последнее время романтические душевные порывы у него случались все чаще, хотя недоверчивая Нинка предпочитала считать их всего лишь капризами пищеварения. С тем же завидным постоянством Андрей игнорировал ее язвительные ухмылки.

— Не съехаться ли нам? Люди мы взрослые. — Да уж, с этим не поспоришь. — Хорошо уже друг друга узнали. Привыкли друг к другу.

Насчет «хорошо узнали» Нинка предпочла промолчать. Уж она-то отлично сознавала, какие «сюрпризы» умеют устраивать, казалось бы, воспитанные и интеллигентные мужчины. Когда, казалось бы, ничто не предвещало.

— А тебе-то зачем? — Решила сразу брать быка за рога. — Кухарка и уборщица из меня никакая.

— Ну, зачем же сразу переходить к оскорблениям? Уборщица у меня уже есть, и ее я ни на кого не променяю.

Это точно, после еженедельной уборки Нинка входила в квартиру Андрея, как в операционную — прохладно, стерильно, тихо.

— А готовить я сам люблю. И свои ножи и сковородки тебе не доверю. Еще чего. Кроме того, моя квартира гораздо ближе к твоей мастерской. А главное, — он решительно выложил главный козырь, — я нравлюсь твоему коту.

Надо признать, все эти доводы были убедительны весьма. Поспать лишних тридцать минут. Позавтракать на огромном балконе, больше похожем на выходящую в тенистый дворик террасу. Лениво смотреть, как внизу по мощеным плиткой дорожкам спешат по делам отцы семейств и их жены с детьми-школьниками. И кофе Андрей варит бесподобный, и булочки с заварным кремом в соседней кондитерской продают уже с восьми утра. И рубашки он сам сдает в прачечную.

— Я подумаю.

Андрей потянулся и легко коснулся губами ее виска.

— Черт, не так.

Он быстро отстегнул ремень, наклонился и приник губами к ямочке между ключицами. Снова вздохнуть Нина смогла, когда откуда-то сзади донесся гудок машины.

— И что ты ему сказала? — Марина затаила дыхание в ожидании ответа.

— Сказала, что подумаю.

— И все?

— Понимаешь, — Нинкин голос в трубке звучал печально и проникновенно. — Это все равно, что капитулировать и признать, что я уже окончательно и бесповоротно взрослая тетка.

— А на самом деле? — Кажется, в голосе подруги слышалось понимание.

— А самом деле я иногда останавливаюсь, смотрю в синее небо, по которому плывут белые корабли, киты и драконы, а потом опускаю глаза и ничего не могу понять. Почему-то вместо намазанных зеленкой коленок и ободранных сандалий я вижу под собой новенькие сиреневые лодочки и щиколотки в тонких чулках. — Трубка сочувственно вздохнула. — И тогда я вспоминаю, что у меня есть ребенок, кот и работа, и какой-то мужчина берет меня за локоть и говорит: «А не съехаться ли нам?»

Господи, как все это грустно, как невозвратно. Нинка порывисто вздохнула, а может быть, всхлипнула.

— Что там куришь? Отсыпь мне грамм двести.

— Девочки, а что же вы компот не пьете? — Натальина свекровь поставила на стол второй кувшин. Этот в отличие от кристально-чистого смородинового был наполовину заполнен побуревшими шариками вишни. — Надо, надо. В нем же вся таблица Менделеева.

— За что же вы нас так любите, Нина Николаевна? — Нежно пропела Марина.

Свекровь смущенно махнула рукой и зашаркала тапочками к кухне.

— Стареет, сильно сдала за последний год, — Наталья отвела глаза от сгорбленной спины, обтянутой синим в розовый цветочек халатом, и вздохнула. — Ну, давай, за здоровье всех, кого мы приручили.

Они чокнулись вишневым компотом.

— Так ты будешь переезжать на дачу или нет? — Ольга одобрительно оглядела дом.

Ленька подвел газовое отопление, перестроил второй этаж, заменил рамы. Теперь бывшая профессорская дача взирала на мир разновеликими окошками из-под готовых в любой момент опуститься металлических жалюзи — безопасная, теплая, хорошо укрепленная барсучья нора.

— Пока только на следующее лето. Насчет осени никак не могу решить. Все же в доме проще: со всех сторон прикрыт теплыми квартирами соседей. А здесь снизу земля, сверху дождь или снег, а по бокам бренная реальность.

И где-то в этой реальности затерялись Нинка с Андреем. С момента приезда они успели только перехватить по бутерброду и сразу улизнули в лес. Все свободное время Андрей посвящал уговорам на переезд. Уговариваться Нинке так нравилось, что принимать решение она не спешила.

Задыхаясь, Андрей перекатился на плед, затем, с трудом приподнявшись на локте, расправил складки Нинкиной длинной юбки. Нина смотрела на солнце сквозь закрытые веки, потом лениво приоткрыла глаза. Пробивающийся сквозь листву свет казался зеленоватым. Можно было представить себя на дне ручья. Лежать вот так неподвижно на песочке, смотреть сквозь слой воды на солнышко и ни о чем не беспокоиться.

— Офелия, проснись, — способность Андрея читать ее мысли иногда пугала. — Держи.

Пальцев коснулось что-то холодное и твердое.

— Ты не поленился взять настоящие бокалы? И это спустя десять лет почти сожительства? Дорогой, ты полон сюрпризов. Не ожидала.

— Вот видишь, какой я коварный.

— И бескорыстный.

— Ничего подобного. Свой интерес я никогда из виду не упускаю.

— И всегда добиваешься своего.

— Конечно. Я неотвратим, как фатум.

Нина сделала медленный глоток. Неужели «Вдова Клико»? Точно, из сумки-холодильника торчало зеленое горлышко бутылки в обрывках золотистой фольги. Андрей задумчиво рассматривал Нину, пристроив свой бокал на согнутом колене. Где-то под пледом булькнул телефон, мужчина тихо ругнулся и, сунув бокал Нинке в руку, начал шарить по земле. Нинка успела заметить, что экран телефона так и остался светиться синим цветом, фотографии этот абонент не удостоился. Андрей отключил вызов и небрежно сунул телефон в карман рубашки.

Молчание затягивалось, что грозило вторым раундом «уговоров». Нинка встряхнула головой:

— Так что там насчет фатума? Неужели невозможно никак не отдуться?

— Невозможно. После того, как Эдип укокошил сфинкса, все было предопределено.

— Я не филолог. Объясни понятнее.

— Тогда ружье на стене в первом акте. Такой образ годится?

— Для меня, да.

— А, знаешь, — Андрей забрал свой бокал, — интересная получается игра. Теперь твой ход. Как будем объясняться принцип неотвратимости нынешним малолеткам. Им ведь, что Софокл, что Станиславский — один хрен.

Хорошо, поиграем.

— Нууу… Представь себе раскрытый ноутбук.

— Таааак.

— А рядом с клавиатурой стоит…

— Что?

— Чашка кофе! Чем, по твоему, все это должно закончиться?

Андрей хохотал так, что пришлось вытирать ему слезы краешком шифоновой юбки. По дороге к даче телефон пищал еще дважды, но Андрей даже не достал его из кармана. Первой не выдержала Нина:

— Ответь уже. Вдруг что-то важное.

Андрей слегка поморщился, но, как ни странно, послушался. Почти сразу недовольство на его лице сменилось растерянностью, затем тревогой. Нина молча похвалила себя и уже не удивилась, когда Андрей сказал:

— Извини, мать отвезли в больницу с приступом. Мне надо ехать.

— Конечно, — выпил он совсем немного, так что задерживать его Нина не собиралась, только… — А кто это звонил?

— Жена.

— А откуда у него жена?

Изумление Марины было настолько искренним, что Нинка не удержалась и хихикнула.

— А что тут странного. Нормальный мужик: голова, нос, два уха, родители, дети, жена… или две… или три.

— Но почему ты о ней не знала?

— Потому что не спрашивала. Меньше знаешь, крепче спишь, сама понимаешь. Мы с Андреем сразу договорились, что не будем впутывать в наши отношения наших близких. Думаю, — Нинка задумчиво почесала нос, — он считал это большой уступкой с моей стороны. И ценил.

— Но неужели тебе самой не хотелось узнать?

— О чем именно? О том, что дети троек в школе нахватали? Что на работе проблемы? Что настроение у него сегодня плохое? Вот все это, — Нинка изобразила, как обеими руками отодвигает от себя что-то большое и неприятное, — пусть несет жене. Вместе с грязными носками.

— А тебе что нести?

— А мне вино, конфеты и хорошее настроение.

— Но ведь ты собиралась жить вместе с ним.

— Я сомневалась, и вот пожалуйста, — снова выразительный жест в сторону дороги, где полчаса назад был припаркован автомобиль Андрея. — Вселенная свое мнение по этому поводу выразила совершенно ясно.

— И что ты теперь будешь делать?

— А что тут поделаешь? — Подала голос до сих пор молчавшая Ольга.

— Правильно. Перекрещусь, что не успела вляпаться в чужие семейные дрязги и подожду в стороне. Во всяком случае, пока у Андрея есть шанс помириться с женой.

— То есть замуж за него ты категорически не хочешь. — Это уже звучало как утверждение.

Ольга понимающе подмигнула Нинке. Та вытаращила глаза и поднесла палец к губам:

— Тссс. Пусть это будет нашей страшной тайной.

Это был их первый совместный завтрак за неделю. Пять дней подряд Андрей ездил в больницу, договаривался насчет операции, потом разгребал так не вовремя навалившиеся проблемы на работе. Наконец, нанял матери сиделку и, кажется, вздохнул с опасливым облегчением, словно прислушиваясь, не подкрадывается ли какая новая напасть. Все это время Нина, чувствуя себя последней дрянью, пропускала его звонки, «забывала» отвечать на сообщения и даже попыталась спрятаться в туалете, когда в пятницу вечером Андрей заехал за ней в мастерскую. Ее сдали Ленолеумы, ни сном не духом не подозревавшие о Нинкиных душевных метаниях. Пришлось отложить запланированные на вечер дела, накрыть простыней манекен с наколотым макетом вечернего платья и свернуть подготовленный к раскройке шелк глубокого шоколадного цвета.

Пожалуй, впервые за десять лет она видела Андрея таким измученным и нервным. Он ел молча, полностью сосредоточившись на содержимом тарелки. Нинка подумала, что он даже не замечает, что кладет в рот. И тут же усмехнулась: и ужин и завтрак она готовила самостоятельно на драгоценных Андреевых сковородах.

— Спасибо, — Андрей отодвинул в сторону тарелку и поднял на Нину усталые глаза: — Спасибо. Извини, что втягиваю тебя во все это. Просто соскучился. Знаешь, целый день в суете, а вечером даже поговорить не с кем. Разве только с ней, — он кивнул на стоящую на подоконнике бутылку виски и криво ухмыльнулся.

Нина протянула руку через стол и погладила сжатый кулак кончиками пальцев. Андрей попытался поймать их, но промахнулся.

— Мать была очень плоха. Боялся, что потеряю ее.

— А отец?

— Держится. Он крепкий орешек.

— Она раньше не болела?

— Болела. Только…

— Что?

— Ею занималась жена. Она всегда справлялась сама, так что я особенно не вникал.

— Когда же она успевала?

— Она не работала. Я обеспечивал семью, а она занималась домом.

— И твоей матерью?

— Да.

— И детьми.

— Да.

— А потом?

— Год назад она ушла.

— Вообще-то, мне тоже пора.

Андрей дернулся, в его глазах отразился такой ужас, что Нина поспешила добавить:

— Извини, ко мне дочка приехала. Всего на две недели. Пойду посмотрю, может, она уже проснулась. Ее тоже кормить надо.

— Вообще-то, — Андрей поднялся со стула и подошел ближе. Нина с интересом смотрела на него снизу вверх. — Скоро должна прийти Света. Моя жена. — Надо же, Андрей смутился, это что-то небывалое. — Ты можешь остаться, если хочешь. Мы собирались обсудить вопрос с лечением моей матери.

Значит, Света?

— Нет, я лучше пойду.

— Уверена?

Нина точно знала, что поступает правильно, но видеть облегчение на лице Андрея все равно было неприятно.

— Пока. Увидимся. — Она встала и легко коснулась губами колючей щеки.

С порога Нинка оглянулась на неопрятный стол с грязными тарелками и безжалостной рукой задавила в себе порыв вернуться и убрать все в раковину. Пусть стоит.

Еще на секунду задержалась около стеллажа в холле, чтобы поднять и поставить металлическую рамку с фотографией. Из тонкого овального ободка, придерживая сползающий с плеча голубой шарф, улыбалась светловолосая, чуть полноватая женщина.

Играть на старости лет в Мату Хари в ее-то возрасте, конечно, страшная глупость, но Нина отложила все споры со своим внутренним голосом до вечера, и потянула на себя дверь кондитерской. В прохладной полутьме призывно светилась витрина с теми самыми булочками, но с ними тоже придется подождать: неизвестно, сколько времени у нее в распоряжении.

— Холодный зеленый чай, пожалуйста. Да, с сахаром.

Ужасная гадость, такой она никогда не пила. Тем больше было шансов сохранить свое оружие в полное боеготовности, если ожидание затянется.

Знакомая блондинка показалась из дверей подъезда минут через двадцать. Значит, посуду мыть не стала, уже хорошо, отметила про себя Нинка и внимательно оглядела женщину: невысокая, милая, до-домашнему пухленькая, но печальная и какая-то потухшая. Спохватившись, Нина приоткрыла пластиковую крышку на стакане и быстро пошла наперерез.

— Ой… как же так.

— Боже мой, извините, пожалуйста.

На белой блузке расплывалось большое желтоватое пятно. Двумя пальцами оттянув мокрую ткань от тела, блондинка другой рукой судорожно шарила в сумке в поисках платка.

— Позвольте, я помогу, — Нина выхватила из кармана пачку бумажных салфеток.

Женщина подняла на нее усталые глаза. Кажется, у нее не было сил даже обижаться.

— Что же это за день такой? Мне еще в больницу ехать, — прошептала блондинка.

Неужели сейчас заплачет? Нина заторопилась, стараясь предупредить слезы:

— Ничего непоправимого, поверьте мне, опытной портнихе. Позвольте, я все исправлю. У меня тут рядом ателье. Я парогенератором все отчищу в пять минут. Будет, как новенькая. Ужасно сожалею, я такая бываю неуклюжая. Кстати, Нина, — Нинка протянула ладонь, вынуждая женщину отпустить блузку.

— Света, — ее руку приняли, но Андреева жена все еще смотрела с сомнением. Пришлось усилить нажим.

— Боюсь, может остаться пятно. Жалко блузку.

Да, блузка хорошая, из шелкового батиста с шитьем. Но уже довольно поношенная. И туфли не новые, отслужили сезона два, как минимум. Юбка из толстого голубого шелка тоже видывала лучшие времена, вот шов около молнии уже пополз… так! Не отвлекаться!

— Это как раз по дороге к метро. Через полчаса уже сможете ехать по своим делам. — Нинка тащила Свету целеустремленно и напористо, как муравей дохлую гусеницу, но, увидев вывеску магазина тканей, женщина ощутимо расслабилась и пошла охотнее.

Обстановка с большим столом для раскроя, несколькими столпившимися в углу манекенами и швейными машинами успокоила Свету окончательно, и она уже вполне решительно расстегнула пуговицы кофточки.

— Вот, накиньте пока, — Нинка сунула ей в руки белую крепдешиновую блузку в горошек. — Это я для подруги шила, как раз вашего размера.

Выжать на пятно пенную массу из баллончика, затем высушить ее феном и стряхнуть щеткой было делом пяти минут, но Нинка затягивала процесс, а затем накинула пострадавшую блузку на манекен и включила в розетку парогенератор.

— Может быть, надо помочь? — Света явно скучала на диванчике в углу.

— Если не затруднит, сделайте мне чай, а себе то, что любите, — Нинка кивнула на белый пластиковый шкаф с раздвижными дверцами.

За дверцами шкафа обнаружилась раковина, маленькая плита и электрический чайник.

— Нина, вам какой?

— Зеленый, только слабый. В железной баночке с драконом.

Нинка продолжала упорно трудиться над блузкой и повернулась к чайному столику, только услышав звук опустившейся на столешницу фаянсовой чашки. Оттопырив мизинцы, подняла на вытянутых руках обретшую первоначальный цвет блузку.

— Удивительно. Она даже новая такой белоснежной не была, — Света опять засмущалась.

— Это самое малое, что я должна была сделать. Подождите, допейте свой кофе. Я все равно сегодня буду работать. Все мои клиентки поняли, что осень будет теплой, и ринулись шить твидовые пиджаки.

Света обвела глазами стойку с шеренгой пестрых платьев и с пониманием вздохнула. Кажется, женщина была неравнодушна к нарядам и нынешнее воздержание ее совсем не радовало. Этим можно было воспользоваться.

— У вас хороший вкус, — Нинка кивнула на голубую юбку. — Вы правильно выбираете цвета. Ярко-голубой смотрелся бы пошло, а вот тот серо-голубой оттенок подходит без вопросов. И бледно-сиреневый вас бы очень украсил.

— Наверное, я уже сто лет не покупала ничего нового, — Света разгладила юбку на колене и тихо вздохнула.

Та-а-к, неужели Андрей экономит на жене? Эта мысль была Нинке особенно неприятна.

— Что? Муж попался жадный? — Нинка кивнула на широкое обручальное кольцо.

Света поскребла его большим пальцем, словно кожа под металлом невыносимо зудела.

— Ношу по привычке, — объяснила она. — Мы разъехались… так получилось.

Ну вот, все-таки заплакала. Нинка похлопала Светлану по плечу и, легко поднявшись, направилась к холодильнику.

— Золотистый крайола или насыщенный янтарь?

— Что? — Растерянно обернулась Светлана.

Нинка держала в руках закупоренную бутылку белого вина и почти наполовину опустошенную бутылку коньяка.

— Как-то неловко…

— Но нужно. У вас стресс, а я не умею утешать плачущих женщин. Давайте не будем открывать вино… — проверенный трюк, чтобы снять неловкость, — … выпьем по наперстку, но чего-нибудь покрепче.

Или больше, в зависимости от глубины проблемы.

С редко пьющими женщинами коньяк в сочетании с кофе творит настоящие чудеса. Надо отдать ей должное, Светлана проплакала всего две рюмки. Между третьей и четвертой Нинка уговорила женщину померять летние платья.

— Нет, все же крупный рисунок не для тебя… ничего, что я на «ты»?

— Конечно. Я рада.

— Горошек тоже слишком простит.

— Да? А я его полжизни носила.

— Нет, вот кайма с огурцами и мелкий цветочек по полю смотрится просто замечательно. Фу, этот розовый не бери, это для одной моей клиентки, она мулатка. Смотрится во всем этом неоне, как леденец, но ей нравится.

— А это?

Света приложила к груди переливающееся бледно-розовым и серебристо-серым платье-футляр.

— Пепел розы? Надевай.

Платье из жесткой тафты сидело безупречно, скрадывая складочки на боках и рыхловатые бедра.

— Как на меня сшито, — голубые глаза снова наполнились тоской, и Нинка налила по пятой.

— Посиди пока в нем. Все равно клиентка от него отказалась, а перешивать его на других мне некогда.

Света к рюмке не торопилась, все еще оглаживая себя ладонями перед зеркалом.

— Мужу нравился такой стиль. Он вообще любил, когда я красиво одевалась.

Нинка одобрительно улыбнулась опустевшей бутылке. Разговор вошел в правильное русло.

— И что ему теперь мешает красиво одевать жену? Разорился или начал жадничать?

— Нет, у него все хорошо.

Нинка молчала. Тот же Андрей давным-давно объяснил ей механику одного психологического приема: люди долго и подробно говорят о яблоках, потому что на самом деле хотят поговорить о грушах. Сейчас настал момент, когда надо было говорить о грушах или не говорить вообще.

— На самом деле… я сама у него не беру.

— Почему?

— Не хочу. Потому что это я от него ушла.

Нечто подобное Нинка и предполагала изначально. Как и ожидалось, спокойную и упорядоченную жизнь Светланы разрушила явившаяся, как гром среди ясного неба, любовница Андрея. Сначала женщина не приняла во внимание ночные звонки на домашний телефон. Затем как-то утром обнаружила этот самый телефон отключенным и, понаблюдав за мужем, выяснила, что это он каждый вечер выдергивает вилку из розетки. Полное осознание происходящего кошмара пришло, когда на ее мобильный позвонила неизвестная женщина, обозвала Светлану «старухой» и потребовала не мешать счастью «молодых».

— Понимаешь, она даже знала, где у меня постельное белье лежит. И еще сказала, что беременна.

— Н-да-а. Интересно.

И самым интересным было то, что этой любовницей была не Нинка.