Глава 30


Уже ночью мы сидели вдвоём с Фарги у растопленного камина. На столе стояли тарелки с закусками и бутылка бургундского из винного погреба. Свечи горели, разливая вокруг золотистый трепещущий свет, который упорно, хотя и с переменным успехом, боролся с тьмой, выползающей из углов.

— Вот так и мы, — пробормотал Фарги, глядя на тонкие оранжевые язычки. — Бьёмся, хотя знаем, что никогда не победим тьму до конца. И сгораем без остатка.

— Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму, — проговорила я.

— В данный момент ты так не думаешь.

— Я всегда так думаю, — возразила я. — Просто сейчас я думаю не об этом.

— Что это за стихи? — вздрогнул он и нетерпеливо щёлкнул пальцами. — У тебя сейчас мелькнула в памяти строчка.

— Спрашивается, зачем я вообще утруждаю голосовые связки? — проворчала я.

— Ну, давай же! — воскликнул Фарги. — Вспоминай!

— Что тут вспоминать… — я взяла со стола свой бокал с тёмно-красным, пахнущим виноградом и Францией вином и произнесла:


И лютня плакала, и свечи оплывали,

И за окном вздыхал столетний сад.

А вы опять далёко уезжали

И я не знала, ждать ли вас назад.

Вам было грустно, я об этом знала,

Хоть вы пытались скрыть свою печаль.

И я свою, пусть как могла, скрывала,

И, слёзы пряча, всё смотрела вдаль.


— Я не читал этих стихов, — задумчиво сообщил он.

Фарги вообще считал себя знатоком поэзии. Впрочем, возможно, он и был им.

— Неудивительно, мой милый, — улыбнулась я, — поскольку эти стихи никогда не печатались. Я написала их в двадцать три года и никому не показывала. На Земле тогда был бум рыцарства. Конгресс культуры иногда инициирует такие бумы, чтоб ознакомить молодежь с искусством какой-либо определенной эпохи или цивилизации. Создаются несколько по-настоящему хороших исторических произведений в разных жанрах искусства, разворачивается рекламная компания, и вот уже в моде мечи, гербы, латы, дружеские пирушки, турниры, серенады, верность Прекрасной даме, дома в виде замков и… розы. Множество роз. Мы все писали стихи, но я как-то стеснялась выставлять их на всеобщее обозрение. Мне казалось, что они не согласуются с образом самого молодого и образцового командира поискового звездолёта Земли. Зато мои друзья повеселились тогда на славу, — я усмехнулась, вспомнив, как устроила разнос своим механикам, пытавшимся прикрепить герб Макинтошей на кожух реактора. — Кто б мог подумать…

— Что именно?

— Что для них этот бум сменится другим, бумом Тысячи и одной ночи и дворцов Мавритании, потом наступит черёд повального увлечения Индией, затем безумный латиноамериканский карнавал, потом что-то связанное с самураями, к счастью, без харакири. А я через столько лет по уши увязла в этих мечах, турнирах и крестовых походах.

— Можешь не верить, но мы сами выбираем свой путь, — проговорил Фарги и звякнул своим бокалом о мой. — К тому же ты забыла о дружеских пирушках и великой любви.


— Я горестной тоски полна

О рыцаре, что был моим,

И весть о том, что он любим,

Пусть сохраняют времена.


— Франция двенадцатого века, — усмехнулся Фарги. — Графиня де Диа, да будет любовь её благословенна в веках. Так выпьем за любовь!

Я пригубила вино. В гостиной было полутемно и сумрак, разгоняемый светом свечей и пылающих в камине поленьев, окутывал таинственной дымкой сидевшего напротив Фарги. Он был фантастически красив. И все, кого я любила, были красивы. Так непохожи друг на друга, но так необычны, умны и талантливы. И чувства, которые они вызывали во мне, были так несхожи: от долгой и счастливой любви, до безумной и противоречивой мучительной страсти, от легкого флирта до пламенного обожания. И все они пропали из моей жизни, оставив тёплые, печальные воспоминания и чувство благодарности.

— А, может, пора? — неожиданно для себя проговорила я. — Согласись, ненормально для человеческого существа быть бессмертным. Ведь смерть нужна, чтоб избавиться от груза прожитых лет, от тягостных воспоминаний, от сложившихся установок. Чтоб начать всё с чистого листа.

— Конечно, — кивнул он. — Мы все умираем. По-настоящему бессмертных нет. Но жить в твоём возрасте — это нормально. Люди живут и дольше. Тебе не двести лет.

— Я иногда кажусь себе такой старой.

— А мне что делать? Как думаешь, давно мой мир покинул достижимые границы Галактики? Многие тысячи лет назад. А для меня это лишь пятая жизнь и она оборвалась ужасно рано. Я привык жить века и тысячелетия, я привык на грудь принимать и удары вражеских мечей, и удары времени. И я никогда не торопил смерть… — он внимательно взглянул на меня своими чёрными очами. — Впрочем, и ты не торопишь. Ты боишься смерти, потому и завела этот разговор. Хочешь мысленно подготовиться к тому, что считаешь неизбежным.

— А что, этого можно избежать? Скажи, как? Во времена самурайских игр мы иероглифами писали на церемониальных кинжалах: «Каждый самурай знает, что он должен умереть». В этом был смысл. И я знаю, что я могу умереть… То, что происходит, несправедливо!

— Жизнь вообще жестокая штука, — вздохнул он, поставив бокал на столик.

— Почему меня кинули сюда, как раба на растерзание львам?

— Ты не раб, — возразил он.

— Но и Кратегус — не лев. По уровню это — твой противник. Ты у нас Блуждающий Бог или что-то вроде того. А он не Слуга Тьмы. Он Демон Тьмы. Он должен оставаться за занавесом и дёргать за веревочки. А я должна биться с его марионетками, с теми, кто мне по зубам. Вот это — игра на равных. Почему он сам вышел против меня? И даже если я его осилю, придёт кто-то ещё хуже. Это справедливо?

Фарги тяжело покачал головой.

— Я сам не знаю, что происходит. Я не могу понять. Равновесие нарушается самым беспардонным образом, но это никого не волнует. Мне не дают перейти на этот уровень, как ему закрыт путь на мой. Я постоянно пытаюсь найти выход из этой ситуации, но не могу.

Я поднялась и, подойдя к нему, положила руку на его плечо.

— Я не сомневаюсь, что ты пытаешься помочь. Я уверена, что ты делаешь всё, что можешь.

— Не уверен.

— Не терзай себя. Если выход есть, мы его найдём.

Фарги резко встал и прошелся по комнате. На его красивом, словно выточенном из мрамора лице появилось мрачное выражение. Я давно не видела его таким, если вообще видела.

— Я не могу так, — признался он. — Я готов пойти на конфликт. Я — не Кларк и для меня долг Блуждающего Бога свят. Если хочешь, это на уровне инстинкта. Я не могу так просто тебя отдать.

— И что мы будем делать?

— Не выходи из дома, — он в упор взглянул на меня. — Здесь я хозяин и смогу защитить тебя. Я создам такую защиту, какую не прошибёт ни один самый мощный демон.

— И что дальше? Созвонимся с Киотой, запустим в эфир сигнал бедствия? Пусть ребята притаранят сюда аппаратуру для телепортации и стрельнут меня на Землю, а там уж я укроюсь в одном из храмов Шамбалы… Это не реально, Фарги. Ты же знаешь, что стоит Кратегусу запустить в город какого-нибудь мелкого пакостного беса, как я выйду из дома, потому что только я могу разделаться с этой мерзостью без особого труда.

— И это тоже на уровне инстинкта, — вздохнул он.

— Я ценю твою заботу и обещаю драться за свою жизнь до конца, но в мою голову слишком крепко втемяшилось: каждый самурай знает, что он должен умереть.


Загрузка...