​Девчонки

Глава девятая

Нюра раскинула руки, зарылась лицом в мягкую душистую зелень, прислушиваясь к неясному шороху жизни в ней. Какие-то козявки, букашки переползали с травинки на травинку, срывались, падали и снова деловито продолжали путь. Стрекотнул кузнечик, и Нюра успела заметить его яркую зеленую спинку, мелькнувшую совсем рядом и скрывшуюся в густой траве.

Девочка повернулась на спину и увидела над собой ветки черемухи, словно бисером усыпанные мелкими зелеными ягодами. И представила, как будут эти ягоды расти, расти, потом побуреют, потом почернеют и станут сладкими-сладкими.

Вот так и утята меняются на глазах. Привезли их на озеро неуклюжими, глупенькими, а сейчас они уже кое-что понимают. Услышат гонг — и бегут со всех концов загона из-под навеса к кормушкам. Знают, что после такой музыки можно вкусно пообедать. За неделю они очень выросли на воздухе, на хороших, сытных кормах.

— Сегодня из Липовки маленьких привезут, и будет у нас две группы: младшие и старшие, — сказала Нюра. — А потом еще привезут, и будет три группы: младшие, средние и старшие.

— Побыстрее нам поворачиваться-то придется, — посапывая, баском проговорила Ольга, внимательно выбирая нужный оттенок ниток в кучке разноцветного мулине. Она вышивала «думку» и сейчас выискивала желтую нитку для сердцевины ромашки.

Тут же, на солнечной поляне, сидели с рукоделиями Стружка и Катюша. Алька только что хорошо вздремнула и теперь, подперев руками щеки, читала свежий номер журнала «Пионер».

— Завтра я тоже принесу сюда работу, — нежась на солнце, сказала Нюра. — Буду Ванятке рубашку шить.

— Лучше за цветами пойдем, — предложила Стружка. — А то букеты наши повяли.

— И за цветами сходим, — согласилась Нюра, — и на лодке опять покатаемся, — хитро взглянула она на подруг.

Вчера сторож Петр Степанович решил прокатить их по озеру.

Только выехали на середину — мотор заглох. А в лодке ни одного весла. Девочкам смешно, а Петр Степанович сердится.

— Скоро утят кормить, чего смеетесь? Как до берега-то добираться станете?

Выручила Ольга.

— Ко-о-ля! У нас мо-о-то-ор загло-о-ох! Погиба-е-ем!

Коля-возчик услышал и приплыл к месту аварии на весельной лодке. Сначала переправил на берег Катю, Альку и Люсю, а потом вернулся за остальными, взяв моторную лодку на буксир. Очень весело было!

Как хорошо вот так валяться на поляне, переворачиваться с боку на бок, зарываться лицом в траву! У корней, у земли она прохладная, свежая. А затылок припекает горячее солнце. Если долго лежать — вся шея покрывается бисеринками. Жарко!

Пожалуй, только вчера да сегодня и отдохнули по-настоящему. Конечно, утят все равно и поили и кормили, но как-то все спокойно было, без приключений.

А сегодня новых привезут. Ну что же…

Нюра села, сорвала травинку и, тихонько покусывая ее, раздумывала обо всем.

Девчонки хорошо работают, ничего не скажешь. Уж на что Стружка — самая младшая, и Люська — худая, слабая, а ни которая не отстает от других. А вот Аксинья какая-то странная. А сторож ничего. И Коля-возчик тоже.

Нюра собралась кое-что подумать о Светлане Ивановне, но в это время, высоко подпрыгивая на тонких ногах, прибежала дежурная Люся.

— Утят везут! Утят везут!

И тут же повернулась и вприпрыжку умчалась обратно.

— Рукоделья в сторону! — запоздало скомандовала Нюра, потому что девочки и так все свертывали. Даже медлительная Алька привстала на колени и дочитывала на странице последние строчки.

Нюра выдернула у нее журнал.

— Не до чтения сейчас. Утят привезли.

И вдруг молчаливая, безответная Алька рассердилась. Вскочила на ноги, отбросила косы за спину и проговорила яростно:

— Я глухая, что ли? Без тебя знаю!

Девочки даже опешили от неожиданности. Никогда такого с Алькой не бывало. Щеки пошли красными пятнами, зубы стиснула. Говорить, видно, больше ничего не будет, но зато так смотрит на Нюру, что, наверно, насквозь видит.

Нюра тоже растерялась. Журнал выронила, стоит перед Алькой и не знает, что сказать.

Но Алька и не думала дожидаться, что скажет Нюра.

Перешагнула через журнал, домиком вставший у ее ног, и пошла по тропинке к утятнику.

Тихо стало на лесной поляне.

— Чего уж я такого сделала? — наконец проговорила Нюра.

Катя и Ольга промолчали, а Стружка напомнила:

— Ты у нее журнал выхватила…

— Ну и что? Раз утят привезли.

— Она и сама слышала. Она уже вставать хотела…

Нюра шмыгнула носом, не придумав, что ответить.

— И вообще любишь командовать, — услышала она Ольгин басок. — Как будто тебя только интересует, что утят привезли. А другим будто наплевать на это.

— И вообще нехорошо выхватывать, — тихонько вставила Катюша и порозовела от волнения. — Только настроение всем портить.

Тонконогая Люся снова появилась на тропинке.

— Ну, где же вы там? Выгружать надо!

Зоотехник Смолин и Светлана Ивановна разбирали жерди в загородке, делая проход в пустующий пока загон, к которому примыкал огороженный металлической сеткой водный дворик.

Алька оттаскивала в сторону высвобожденные жерди. Она даже не взглянула на девочек, когда они подошли.

— Давайте старшеньких перегоним сюда, а малышей выгрузим на их место, — распорядился зоотехник и, широко расставив большие руки, стал подгонять утят к проему в заборе.

Те не шли. Они привыкли к своему загону и не хотели переходить в другой.

— Вот глупые, — посасывая потухшую трубку, ворчал на них Смолин. — Там же водный выгул есть, купаться скоро начнете.

Когда всех утят перегнали, он сказал:

— Здесь они привыкнут к воде, окрепнут, и вы их во-о-он в тот загон выпустите, с открытым выходом в большое озеро. Оттуда они в любое время будут уходить в воду.

Стружка посмотрела, куда указал Смолин, и, подумав, переспросила с удивлением:

— В тот загон?

— В тот. А что?

— Не так бы надо сделать, — покачала головой Стружка.

— А как?

Она снова задумалась и объяснила:

— По порядку бы надо загоны-то распределять: сначала совсем закрытый — для малышей, потом, который с сеткой, — для средних, а за ним открытый — для старших.

Все взглянули на зоотехника. Ведь и правда! А то придется подросших утят через загон младших перегонять. Неудобно.

— Ладно, хватит болтать, — недовольно бросила Нюра, но тут же осеклась и закончила уже другим тоном:

— Сначала маленьких выгрузим, а уж потом и поговорить можно…

Но Смолину, видно, понравилось Стружкино предложение. Он бросил на землю вытащенную жердь и стал искать по карманам спички. Нашел коробку, но так и не прикурив, сунул ее в другой карман.

— А ведь и в самом деле недодумка получилась. А?» — оживленно заговорил он, взглядывая то на одну, то на другую девочку. — Вот что значит второпях-то нынче все делали.

— Теперь уж все равно сетка поставлена, поздно рассуждать, — пожала плечами Нюра.

— Да! — охотно согласился Смолин. — Теперь уж ничего не попишешь. Но на будущий год мы это обязательно учтем, все по-другому сделаем. Как тебя зовут-то? — достав из кармана блокнотик, обратился он к Стружке.

Та смутилась, не зная, как назвать себя.

— Ты ведь внучка деда Анисима?

— Да…

— Семенова, значит…

— Стружка ее зовут, — сказала Нюра и отчетливо услышала свой голос: насмешливый, ехидный, как у Соньки Рябовой.

Горячая волна накатила на ее лицо и шею. Руки вспотели, а во рту высохло.

— Но вы запишите в блокнот — Нина Семенова. — Голос зазвенел, и она слышала, как он звенит — Стружкой мы ее зовем просто так… потому что дружим…

Она не видела, записал ли что-нибудь в блокнот зоотехник. Она побежала к машине, вскарабкалась на нее и сквозь щели в ящиках нащупывала горячие трепетные тельца, прижималась к решетке, вслушивалась в тревожное попискивание. Если бы могла, она влезла бы туда к ним вся-вся, зарылась бы лицом в желтую пушистую мякоть, как сегодня утром в зеленую траву на лужайке, и полежала бы тихо-тихо… Не шелохнувшись…