Попутных грузовиков не было. Сначала Нюра часто оглядывалась, но когда увидела, что тучи на небе сгущаются, не стала терять драгоценных минут.
Бежать становилось все труднее. Дорога пошла на подъем…
За той березовой рощицей — самое высокое место. Оттуда Нюра увидит озеро и утятник. Но все равно останется еще с километр.
Ноги отказывались бежать. Тянула к земле ноша: пальто и ботинки. Нюра с удовольствием освободилась бы от них, но ведь на дороге не бросишь.
А если спрятать вон в тот гнилой пень, а завтра взять?
Девочка, не раздумывая, сбежала с тракта в реденький лесок и стала торопливо заталкивать вещи в прогнившее дупло. Их, конечно, намочит, но это неважно. Зато их совсем не видно.
Скорее, скорее!
Нюра взглянула на небо. Там сходились две зловещие тучи. Сейчас они столкнутся, огненная стрела раскромсает небо надвое, и грянет гром.
Скорее, скорее!
Вот она, эта рощица, вот этот бугорок. Вот они, озеро и утятник.
Но Нюра не успела рассмотреть, что там делается. Над головой, словно кто щелкнул огромным кнутом, заложило уши от оглушительного грохота.
Нюра в испуге пригнулась к земле и вдруг почувствовала, как забило, заколотило в спину… В один миг девочка промокла до нитки.
Ох, каким трудным оказался этот последний километр! Чтобы сократить путь, Нюра свернула с тракта и побежала по только что скошенному полю, по валкам. Не чувствовала, как острое жнивье царапает ноги, забыла про больной палец, не гнулась к земле от грома и только бежала, бежала, вытянув вперед руки, будто боялась наткнуться на что-то впереди…
Нюра не сразу сообразила, что маленькие грязные комочки, разбросанные по загону, — утята. И только когда увидела, что девочки хватают их и складывают в подолы, поняла все.
По загону метались более крепкие утята. Их ловили, таскали под навес, где испуганно крякали остальные.
— За шею, за шею имайте! — кричала Аксинья. — Так ловчее!
И все стали ловить утят за шею.
Рядом с собой Нюра увидела Люсю. Мокрое платье плотно облепило худенькую фигурку. Девочка то и дело отводила рукой со лба волосы, но дождь снова намывал их на глаза. Она гонялась за утенком, но тот выскальзывал из ее неумелых рук.
— За шею, за шею, — крикнула ей Нюра.
Люся послушалась, неловко схватила утенка за шею, но тот запищал так отчаянно, что девочка мгновенно разжала руку, выпрямилась и закричала:
— Им ведь больно! А вам не жалко! Как не стыдно! Как не стыдно!
И, громко заплакав, бросилась бежать с загона к дому.
За ней никто не пошел, только Светлана Ивановна встревоженно взглянула вслед.
Люся ворвалась в избу и рухнула на маленькую шаткую койку за перегородкой.
«Никого им не жалко! Ни утят, ни Катю…».
Несколько человек вошли в избу.
— На печку, в печку и на плиту их раскладывайте, — послышался голос Аксиньи. — И как это мне бог помог догадаться печь-то истопить!
Дверь снова стукнула. Там что-то делалось, но Люся не могла этого видеть.
— Вдоль стенки тоже кладите, — советовал Петр Степанович. — На печь-то не влезут все…
И опять приходили и уходили. Люся поняла, что вносят полумертвых, обессиленных утят. Она не знала, сколько прошло времени, лежала в каком-то забытьи, почти ничего не слыша.
Новое щемящее чувство нарастало в душе, мешало выйти из-за перегородки и помочь подругам.
А там шла трудная борьба за жизнь утят. Девочки приподнимали их головки, вливали в клювы с чайных ложек рыбий жир и молоко. Самых слабеньких отогревали дыханием, качали, приводя в сознание.
Светлана Ивановна, Аксинья и Петр Степанович ходили по загонам и под навесами, проверяли, нет ли еще пострадавших от грозы, и, если обнаруживали таких, несли в избу и передавали в заботливые руки.
Дождь прекратился.
— Старшие-то и средние утки без ужина у нас, видать, останутся, — сказала Аксинья. — Как их кормить-то под навесами?
— Нельзя под навесами, перетопчут друг друга, — согласился Петр Степанович.
А малышей, притихших и мокрых, все-таки накормили, затащив под крышу корытца с мешанкой.
Все, что можно было сделать для утят, сделано. Вернувшись в избу, Светлана Ивановна сняла с головы косынку и в уголке отжала тяжелую косу. Поманила к себе Альку и то же проделала с ее намокшими волосами.
Все переоделись и снова сели в избе, возле больных утят.
Учительница еще на загоне заметила Нюру, но так и не нашла времени спросить, как она сюда попала.
Сейчас отыскала глазами грязные ноги девочки и спросила:
— Как палец твой, Нюра?
Нюра смешно растопырила на обеих ногах черные пальцы и сказала:
— Да я и не найду теперь, который болел.
Девочки тихонько рассмеялись.
Это был первый смех за весь вечер.
За окном несколько раз пролаял Бобка. Потом стал радостно взвизгивать, и все услышали шаги на крыльце.
Дверь распахнулась, на пороге показался Сергей Семенович.
Молча осмотрел пол в избе, почти сплошь покрытый серыми комочками, постоял, ничего не говоря, движением плеч сбросил мокрый плащ. Аксинья соскочила с табуретки и поспешно повесила плащ на гвоздь.
Выбирая свободные места, председатель сделал несколько шагов по комнате, опустился возле девочек на пол, охватил руками Нюру и Катю, подтянул к себе.
Катя неожиданно заплакала, уткнувшись лицом в рукав гимнастерки Сергея Семеновича.
— На будущий год вот здесь телевизор поставим, — негромко сказал председатель, поглаживая волосы Кати.
Все взглянули на угол, куда он кивнул. Катя тоже подняла голову.
— И станете вы вечерами смотреть интересные передачи. И не будет уж вам так трудно, потому что все по-другому сделаем.
И председатель стал рассказывать, как изменится утятник будущим летом. Навесы покроют тесом, а для малышей теплый закрытый сарай поставят — не страшны им будут холода и дожди. От озера проведут к бочкам трубу, и вода сама придет в них.
— И загоны чтоб по-новому распределить, а то перегонять уток трудно, — подсказывала Стружка. — Малыши к старшим прорываются, а их там затоптать могут.
— И это сделаем, — кивнул председатель. — Чуть не забыл! — оживился он. — Я ведь в Свердловском научно-исследовательском институте побывал. Водоросли-то, оказывается, сеять можно. На будущее лето столько наро́стим, что на моторке не проедешь возле нашего берега! Будете долг возить соседним утятницам!
Один утенок вдруг встал на слабенькие ножки, несколько раз переступил с одной на другую, огляделся по сторонам и неожиданно клюнул в ногу своего товарища, лежавшего рядом. Тот пошевелился, но не встал. Забияка снова клюнул его. Утенок повернул голову, будто спрашивая, чего от него хотят, и наконец приподнялся. Вскоре оба неуверенно потопали к стене и враз подпрыгнули, заметив на ней дремавшую муху…
Все рассмеялись весело и облегченно. Настроение совсем поднялось, когда и другие утята стали возиться, встряхиваться.
— Поесть вам, девочки, надо, — вспомнила Светлана Ивановна. — Я сейчас принесу молоко и хлеб.
— Вы сидите, я сама все доставлю, — соскочила с табуретки Аксинья.
— Ну, пойдемте вместе, сразу все и принесем, — согласилась учительница.
— Нет, нет, нет! — быстро заговорила Аксинья. — Вы сидите тут, разговаривайте, я одна притащу, — и выбежала из избы.
Аксинья чувствовала себя виноватой и теперь хотела угодить всем. Она ждала, что председатель начнет узнавать, почему дневная сторожиха не предупредила о грозе заранее, и тогда придется признаться, что уснула сторожиха в самый ответственный момент.
Но ее никто ни о чем не спрашивал.
Аксинья вернулась, неся бидон с молоком и корзину с хлебом и стаканами.
— Темень в вагончике-то, — сказала, жмурясь от яркого электрического света.
Сергей Семенович сообщил хмуро:
— Опять наш электрик прогулял три дня. Завтра я ему всыплю по первое число…
Светлана Ивановна растерянно смотрела на девочек, будто искала кого-то и не находила.
«Боже мой! Люся!»
Волнение молодой учительницы было так велико, что она не сразу поднялась на ослабевшие ноги. Поставив стакан на стул, с бьющимся сердцем прошла за перегородку.
Там было темно.
Люся не спала. Она высвободила из-под одеяла горячие руки и обняла ими шею учительницы.
Светлана Ивановна торопливо ощупала одежду девочки — совсем сухая.
— Мне Нюра из вагончика другое платье принесла и велела под одеялом лежать, — шепотом сообщила Люся. — У меня ничего не болит, здорова я. Только стыдно мне очень…
— Ничего, Люсенька, — утешала Светлана Иванова и вдруг склонилась к самому уху девочки:
— Дома, в Ленинграде, во время грозы я пряталась в ванную. И выходила только тогда, когда уже ничего не гремело. Я там читала.
И прошептала горячо, с удивлением:
— Представляешь?!
В избе продолжался оживленный разговор.
— А где же Светлана Ивановна? — спросил Сергей Семенович.
— Она за загородку ушла. Там у нас Люся греется. Под дождем-то промокла вся, — ответила Нюра.