Из сторожевой избы выскочила на крыльцо маленькая, полная женщина с острым веснушчатым носом. Голова ее была повязана свежеотутюженным белым платком. Вслед за женщиной появился немолодой уже мужчина в рубахе без пояса, с заспанным небритым лицом.
— Вот они, хозяюшки наши, пионерочки, — бойко заговорила женщина, принимая от девочек свертки с вещами и продуктами. — Как раз к горяченьким пирогам приехали. Милости просим!
— А? Что я говорил? — рассмеялся Виктор Николаевич и обратился к заспанному мужчине: — Ну-ка, Петр Степанович, давайте вот это с машины стягивать.
Они осторожно сняли с кузова бидоны с водой, поставили в тень возле небольшого склада.
— А где же палатки? — тихонько спросила Катя Залесова, когда вещи были выгружены.
— Ты разве не знаешь? — ответила Нюра и указала на небольшой вагончик на колесах, стоявший недалеко от сторожевой избы. — В нем жить станем.
Катя разочарованно смотрела на этот видавший виды вагончик, привезенный сюда, наверное, с полевого стана. Выглядел он неказисто. От дождей и ветра краска потрескалась, местами облупилась. Маленькие стекла были до того загрязнены, что в них не отражалось даже солнце.
Катя отделилась от товарищей, приблизилась к вагончику с другой стороны. Двери распахнуты, но как туда заходить? Никаких лесенок нет. Низ дверей оказался почти на уровне груди.
Вагончик делился перегородками на три части. Одна, налево, — совсем крошечная, средняя часть довольно просторная, а с правой стороны Катюша увидела вверху сплошные нары. И внизу такие же, а в середине проход, как в железнодорожном вагоне. «Ой, как плохо!» — огорченно думала девочка, осматривая пол, облепленный кусками грязи. И стены были неприглядны, в темных пятнах от машинного масла.
— Что, Катюша, осматриваешь свои хоромы? — послышался голос Виктора Николаевича. — Здесь вам будет покойнее, чем в палатках. Правда?
— Какой некрасивый он… — поделилась своим впечатлением Катя.
— Это все в наших руках, — ответил Виктор Николаевич и легко запрыгнул в вагончик. — Иди сюда!
Он подал Катюше руку.
— Вот тут вы, наверно, красный уголок устроите. Как ты думаешь? — заглянув в крошечное отделение, спросил директор и, не дожидаясь ответа, продолжал: — А тут, видимо, столовая у вас будет, а там — спальня.
— А как залезать в него? — растерянно спросила Катя.
Виктор Николаевич громко рассмеялся и, выглянув из вагончика, крикнул:
— Мальчики, ко мне!
В дверях показались головы Сеньки Болдырева и его друзей.
— Товарищи строители, Катя не знает, каким образом сюда входить.
— А вот таким, — крикнул Сенька и, подпрыгнув, встал на порожке вверх ногами, а потом прошелся на руках по всему вагончику.
— Нет, это, брат, не дело, — смеялся директор, — давайте лесенку мастерить. Где инструменты? Не будем терять времени.
Через несколько минут на поляне развернулась столярная мастерская. Мальчики пилили доски, вымеряли чурбанчики, азартно вколачивали гвозди, вгоняя их в дерево по самую шляпку.
А девочки в это время скребками отскабливали грязь, выметали ее из своего нового жилья, мыли полы и стены, протирая их голиками из веток молодых березок.
Стружка не заметила, как сползла с ее головы косынка и смешные скрученные прядки метались на голове в такт движениям девочки — она мыла мочалкой раму. Грязная вода бежала по голым рукам, скатывалась с плеч, щекотала под мышками. Тогда Стружка на секунду прекращала работу, делала локтями несколько энергичных движений и растирала мутные капли, не давая им пробраться дальше.
Под нарами тяжело поворачивалась Ольга Кубышкина, то и дело доносился ее басок.
— Ой-е-ей! Грязи-то! Трактором они, что ли, ее сюда завозили?
— И у меня здесь тоже грязь! — кричала с нар Люся и яростно терла доски мокрым голиком, обмакивая его в ведро с мыльной водой.
— Ты чего на меня льешь? — орала снизу Ольга.
— А как же мне мыть?
— А хоть как, только не на меня! Я и без тебя мокрая.
Не один раз к вагончику подбегала Аксинья, зазывая всех в избу.
— Да поешьте вы, пока пироги-то горяченькие!
— Некогда нам, — отвечала Нюра.
Даже медлительная Алька попала в этот боевой ритм и уже не могла из него вырваться. Косы мешали ей, переезжая со спины на грудь и обратно. Она откидывала их, они лезли снова, она их откидывала, а они опять.
— Да завяжись ты! — прикрикнула на Альку Нюра. — Неужели нельзя догадаться?
Алька молча послушно подняла вверх тяжелые сплетения волос, неловко нагородила их на голове, пытаясь перевязать лентами.
— Виктор Николаевич! — крикнула Нюра, выплескивая грязную воду из ведра. — Краску нам теперь нужно. Мы сами вагончик выкрасим.
Директор подошел к новой лесенке, снял фуражку, вытер ею потный лоб.
— Какую тебе краску, Нюра?
— По-моему, зеленую, — несмело включилась в разговор Светлана Ивановна, оказавшаяся рядом, и быстро спросила:
— А ты как думаешь, Нюра?
Нюра пожала плечами. Спрыгнула на землю, налила в ведро воды из кадушки, поднялась обратно и только тогда ответила:
— Можно и зеленую. Но лучше голубую.
Светлана Ивановна растерянно взглянула на директора и поспешно согласилась:
— Пожалуйста, пусть будет голубая.
Нюра обмакнула голик в воду, натерла его мылом.
— Или зеленая, — сказала она.
Виктор Николаевич расхохотался. Нюра нахмурилась.
— В общем, только чтобы не коричневая, — сердито бросила она через плечо и ушла в вагончик.
— Спуститесь-ка сюда, Светлана Ивановна, — предложил директор.
Отошел в сторону, оседлал чурбанчик, похлопал ладонью по второму:
— Прошу!
Учительница села.
— Не вздумайте переживать по этому поводу, — сказал Шатров и увидел, как глаза девушки мгновенно наполнились слезами. Он свистнул тихонько и, быстро перекатив свой чурбанчик, сел так, чтобы из вагончика не видно было лица учительницы.
Девушка судорожно всхлипывала, всеми силами стараясь удержать слезы. Она и морщилась, и улыбалась одновременно, и мяла в руках носовой платок, не решаясь вытереть лицо, чтобы не привлечь внимания ребят.
— Вы не подумайте… не подумайте только… что я из-за краски… — бормотала она, совсем по-детски слизывая соленые капли, которые катились и катились по щекам на губы.
— А из-за чего? — шипящим шепотом спросил Виктор Николаевич и нарочно наклонился к ней, смешно изогнувшись на чурбанчике, и приставил ладонь к уху, чтобы забавнее было, чтобы она рассмеялась.
И она улыбнулась, потому что и сама была не рада этим глупым слезам.
— Из-за того, что я, вообще-то, здорово боюсь! — торопясь, выкладывала девушка, уставшая обо всем думать одна. — Не знаю, сумею ли завоевать авторитет у девочек…
— Они уважают вас.
— Да. За литературу.
— И здесь все хорошо будет.
— Откуда вы знаете?
— Чувствую.
— Я ничего не понимаю в утином деле…
— Они тоже.
— Вот видите? Это же страшно!
— Ничего страшного нет.
— Приезжайте чаще, советуйте!
— Я сам в этом ничего не смыслю.
Глаза Светланы округлились, слезы в них мгновенно высохли.
— Как же так? — тихонько спросила она. Шатров встал с чурбачка, потянулся, кряхтя.
— Не боги горшки обжигали, Светлана Ивановна, — спокойно, однако испытывая некоторое смущение от взгляда учительницы, тревожного и недоуменного, — сказал он. — В конце концов, есть зоотехник, есть председатель колхоза. А вон там, — он указал пальцем на другой берег озера, — имеется утиная ферма.
Светлана вздохнула, кажется, с облегчением. Тоже встала и призналась:
— Вообще-то, меня не так утята, как девочки беспокоят. Особенно Нюра…
— А с этим так…
Директор заложил руки за спину.
— Без нужды ни во что не вмешивайтесь. Дайте им волю. Они девчонки неглупые, к работе приучены. Кое в чем и вас по хозяйству обскакать могут, — деликатно намекнул директор.
Светлана Ивановна кивала, охотно соглашаясь.
— Пусть Нюра самостоятельно решает многое. Но следите, чтобы никого не ущемляла. Это у нее есть.
— Да, да. Есть!
— И если заметите, что перегибает Нюра, неправа в чем-то — предлагайте свое. Но уж тогда добивайтесь, — выразительно выделил он, — чтобы это предложение ваше было принято, доказывайте, почему оно лучше. Не сдавайтесь легко.
Светлана Ивановна решила, что Шатров намекает насчет краски и быстро спросила:
— Виктор Николаевич! А вот вы как думаете: в зеленый или голубой цвет лучше покрасить вагончик? Это мелочь, конечно.
— Почему — мелочь? — пожал плечами Шатров. — Вам жить в вагончике. Значит, надо сделать его таким, чтоб глаз радовал. Я бы, пожалуй, в зеленый покрасил, — взглянув на облупленные стены полевого «домика», решил он, и лицо Светланы порозовело.
— Зеленый цвет хорошо сольется с лужайкой, с кустарником на берегу, — продолжал Шатров, и с удовольствием огляделся. Потом поднял глаза в чистую синеву неба и неожиданно закончил:
— Или в голубой.
Оба посмотрели друг на друга и расхохотались, Нюра на миг высунула голову из дверей вагончика, привлеченная шумом, но тут же скрылась.
— Умора с вами! — махнул рукой директор. — Меня-то сбили с толку с вашим голубым да зеленым.
И пообещал, направляясь к мальчикам:
— Завтра привезу и ту и другую. Мажьте какой хотите.
На клеверной поляне Петр Степанович и мальчики вырыли глубокую яму для установки мачты.
— А сейчас площадку от клевера очистить надо, — распорядился сторож, и все стали выдергивать молодую зелень.
— Вы ее в кучу складывайте! — крикнула Нюра, заметив, как толстый Алешка Красноперов далеко в сторону отшвыривает сиреневые головки клевера.
— Только землю хорошенько отряхивайте, — убедившись, что команда ее выполняется, продолжала давать указания Нюра. — Мы его изрубим, клевер-то, да завтра утятам скормим.
Виктор Николаевич незаметно подмигнул учительнице, и та легонько пожала плечами: никто ведь и не спорит, что Нюра смышленая и, видимо, практичная девочка. Конечно, утята, наверно, с удовольствием съедят эту «кашку». Она же сладкая.
Потом площадку расчищали лопатками, утаптывали ногами, катали по ней толстые кругляки, оставшиеся от стройки.
К середине дня высоко над площадкой колыхался на ветру алый флаг. Все произошло без обычной торжественности: ребята стояли в рабочих костюмах, без пионерских галстуков. Даже салютом не могли отметить поднятие флага.
И музыки никакой не было. Горн с собой привезли, но вспомнили о нем, когда флаг был уже на вершине мачты.
И все смутились, растерялись от этого. А Виктор Николаевич воткнул в землю лопату, оперся на нее.
— Посмотрите на ваши руки, — сказал он.
Ребята оглядели свои руки и руки товарищей. Кто держал кирку, кто лопату, кто молоток… Девчонки стояли с мочалками, голиками, тряпками…
— Ни одни руки не опущены праздно, — отметил Виктор Николаевич. — Можете считать, что во время поднятия флага на площадке звучал гимн труду.
Больше директор ничего не сумел сказать — перед ними вновь возникла фигура Аксиньи.
— Если не придете — уберу пироги в чулан!
На этот раз лицо Аксиньи было не на шутку сердитым, губы поджаты. Даже Нюра не решилась отказаться и распорядилась:
— Мойте хорошенько с мылом руки и — в избу!
До чего же вкусными оказались теплые пироги с тонкими ломтиками картофеля, с луком и постным маслом! Аксинья нарезала их большими кусками и непрестанно потчевала, забыв досаду:
— Ешьте, ешьте, родимые! Притомились, наверно. Все в один раз вам сделать надо!
— Завтра утята прибудут, — напомнила Нюра и спросила Аксинью: — А корма еще не привезли?
— В полдень хотел Николай приехать, — взглянув на бойкие ходики, ответил за жену Петр Степанович. — Припоздал что-то. Привезе-е-ет, — успокоил он Нюру.
В сторожевой избе было солнечно, уютно. Запах пирогов перемешивался с легким сосновым ароматом, исходившим от бревенчатых стен.
Потом ходили по загонам, еще раз осмотрели навесы, кормушки. Спустились к озеру, и Сенька Болдырев пробежался по воде босиком.
— Эх, искупаться бы!
— Корма привезли! — звонко прокричала Аксинья, и все поспешили к складу.
Возле него стояла подвода, груженная мешками и бидонами. Парень в сером, залатанном на рукавах пиджаке уже начал стаскивать мешки. Он застенчиво улыбнулся подошедшим и встал, опустив большие руки.
Катя кивнула ему как старому знакомому. Это Коля Боровков, его изба стоит в селе напротив Катиной.
— Корма привез, — сказал возчик.
— Очень хорошо, принимай, заведующая, — повернулся Шатров к Нюре.
Нюра зарумянилась, взяла из руки парня листок бумаги.
— Комбикорм, костная мука, пшеничные отруби, рыбий жир… — читала она шепотом. — А обрата почему нет?
— Завтра, — коротко ответил парень. — Свеженького…
Корм приняли и снова взялись за работу. Теперь ребятам помогал и Николай, сколачивал с мальчиками длинную скамью на улице, мастерил стол, водрузив широкую столешницу на врытые в землю столбики.
Незаметно спустились сумерки. Пришло время расставаться. Шатров и мальчики уселись на просторную повозку Николая.
— Ну, счастливого вам житья, успехов, кортогузцы! — взволнованно сказал на прощание директор. — До завтра!
Девочки стояли полукругом и долго смотрели вслед повозке, медленно удаляющейся по неровной дороге. Светлана Ивановна помахала рукой, и Виктор Николаевич несколько раз высоко в воздух подбросил свою фуражку.