​Девчонки

Глава двадцать девятая

Собирались гости. На мотоцикле с коляской приехал секретарь райкома комсомола, паренек в легкой куртке на молнии, и знакомый уже корреспондент газеты. Пришли родители девочек и другие колхозники, привели с собой ребятишек.

На волейбольной площадке давно уже играли мальчишки-строители, Сенька заявился в новом костюме, в новой рубахе. Ему было явно жарко, но он все равно не расстегивал ни одной пуговки на своем первом в жизни настоящем костюме.

И вообще Сенька сегодня держался очень солидно. Не посмеивался над девочками, не острил, как всегда.

— Управились, значит? — спросил их. — Ну и мы тоже через пару дней все закончим. Пустяки остались: мусор возле школы подобрать да кое-где несколько гвоздей вколотить. И отдыхать две недели станем.

Взглянул на Люсю, в глазах мелькнули смешинки, но сказал совсем серьезно:

— А ты поправилась, и челка у тебя подросла.

В другой бы раз Стружка, соседка по парте, обязательно «задрала» Сеньку, посмеялась бы, что он в такой жаркий день суконный костюм надел, а сегодня не решилась: уж больно серьезным был Сенька, совсем как взрослый.

— Вы играйте пока в волейбол, а нам готовиться надо, — распорядилась Нюра. — Пойдемте, девочки, в вагончик.

Вот и Сергей Семенович, и Виктор Николаевич, и зоотехник Смолин с женами и ребятами на грузовике приехали, и Лизавета Мокрушина в яркой желтой кофте явилась. Из кабины вылез дед Анисим — тоже захотел послушать, как будет его внучка перед колхозом отчитываться.

Аксинья и несколько женщин готовили обед: чистили рыбу, наловленную ночью Петром Степановичем, резали огурцы и лук для окрошки, помидоры для салата. Накрывали столы на отдельной полянке.

Петр Степанович и Коля-возчик сидели на завалинке возле Бобки, курили. Пес, довольный соседством, все порывался положить мохнатые лапы на плечи то одному, то другому. Но Бобке не разрешали этого делать: на Коле был новый коричневый костюм, да и Петр Степанович сегодня принарядился.

— Скамеек-то мы с тобой, Николай, пожалуй, мало наделали, — выпуская густые клубы дыма, сказал Петр Степанович. — Доски-то есть еще…

— А чурбаков нету.

— Чурбаков, правда, нету, — согласился сторожи снова с удовольствием затянулся.

В вагончике Виктор Николаевич еще раз проверил, как запомнили девочки порядок сдачи рапортов, посоветовал держаться спокойнее, не торопиться.

— Подавайте горн! — наконец распорядился.

Ольга вышла на высокое крылечко, и звуки горна звонко и торжественно понеслись в голубую высь.

Гости быстро рассаживались, подзывали к себе малышей. Дед Анисим сел рядом с Марией Трофимовной, и Ванятка сразу потянулся к нему.

— Ишь ты, — жмурился дед, беря его на руки. — До чего любите вы стариков!

Снова раздались звуки горна. Девочки в пионерских костюмах вышли из вагончика и выстроились возле мачты с флагом.

— Торжественную линейку, посвященную передаче «утиного хозяйства» колхозу, объявляю открытой! — громко сказала Светлана Ивановна. — Заведующая фермой, пионерка Нюра Потапова, приготовься отдать рапорт.

Нюра покинула строй, прошла по прямой линии, сделала поворот и остановилась перед учительницей.

Ванятка, увидев сестру, заерзал на коленях деда, залепетал, но дед Анисим быстро отвлек его внимание конфеткой в яркой обертке: он сегодня нарочно зашел в сельпо за гостинцами для внучки.

— Рапортую! — отсалютовав, звонко проговорила Нюра, и у Марии Трофимовны комок подкатил к горлу.

— Коллектив пионерской фермы за два с половиной месяца вырастил двенадцать тысяч триста уток, да еще полторы тысячи подрастает в огороженном водном загоне. Рапорт сдан! — на последнем дыхании выкрикнула Нюра.

По скамейкам прошел оживленный шумок. Люди тихо переговаривались, покачивали головами.

— Рапорт принят. Заведующая фермой, пионерка Нюра Потапова, приготовьтесь сдать утиное хозяйство представителям колхоза.

Нюра повернулась, четким шагом подошла к шеренге девочек:

— Пионерка Ольга Кубышкина, принеси для подписания акт передачи утиного хозяйства колхозу.

Пока Ольга, чеканя шаг, ходила за актом в вагончик, Виктор Николаевич и Сергей Семенович поставили возле мачты маленький стол, накрытый красной скатертью.

Ольга, вернувшись, передала Нюре лист бумаги.

— Товарищ председатель колхоза, — подойдя к Сергею Семеновичу, сказала Нюра, — прошу вас подписать акт о принятии утиного хозяйства от пионерского коллектива.

К председателю приблизились зоотехник Смолин и комсомолка Таня. В полной тишине все склонились над столом, подписывая акт. Поставили свои фамилии и Нюра с Ольгой.

— Радостный у нас сегодня день, дорогие товарищи, — негромко, взволнованно начал Сергей Семенович. — Пионеры вырастили и передали родному колхозу больше двенадцати тысяч уток. Легко назвать такую цифру, а вот вырастить, выкормить… — председатель повысил голос, делая рукой движение, будто что-то приподнимал с земли…

И больше ничего не стал говорить. Быстро подошел к шеренге девочек и поочередно обнял, поцеловал каждую. Сначала было очень тихо, а потом над скамейками взметнулись, загремели аплодисменты.

Сергей Семенович вернулся к столу, минутку выждал и сказал, приложив руку к сердцу:

— Примите, товарищи пионеры, горячую благодарность колхоза. И вы, Светлана Ивановна, и вы, Виктор Николаевич, тоже, — и вдруг признался весело: — А я ведь, грешным делом, не верил в эту затею!

И снова все долго хлопали.

— А в школу, девочки, вы пойдете в новых шерстяных формах. Это вам подарок от правления колхоза. Получите формы перед началом учебного года…

Мария Трофимовна вытерла глаза маленьким Ваняткиным платочком.

Зоотехник Смолин подал председателю красную папку. Развязав тесемки, Сергей Семенович торжественно объявил:

— Каждой из вас колхоз присваивает профессию утятницы!

Хлопали так долго и громко, что не сразу можно было начать выдачу свидетельств. Девочки стояли ошеломленные, счастливые. Они знали, что их как-то отметят, но о таком и мечтать не смели…

Катя волновалась больше всех: на целых две недели уходила она с утятника. Ей-то присвоят ли?

— Пионерка Нюра Потапова, — торжественно выкрикнул Сергей Семенович, и Нюра вышла из шеренги.

— Поздравляю, желаю дальнейших успехов в учебе и труде, — сказал председатель и крепко пожал руку.

Нюра взяла большой лист с красивой витой рамкой на полях и не уходила. Она будет говорить, вот только успокоится немного сердце…

— Сергей Семенович, — начала Нюра звенящим голосом, — от имени пионеров нашей семилетней школы заверяю, что в будущем году мы вырастим родному колхозу не менее двадцати пяти тысяч уток. А может, и больше, — добавила и быстро взглянула на шеренгу подруг.

Те энергично кивали.

Получила свидетельство о присвоении звания утятницы двенадцатилетняя Стружка, и дед Анисим подозрительно засопел носом. Ванятка удивленно посмотрел на деда и ткнул ему в усы конфету.

Лицо Кати побледнело, во рту пересохло. Она заметила встревоженные лица бабушки и мамы. Те тоже переживали, боялись…

Вот свидетельства получили Ольга, Люся… Остались только Алька и Катя.

— Катя Залесова! — выкрикнул Сергей Семенович.

Будто в полусне, сбивая шаг, двинулась к нему из шеренги Катюша и не помнила, как вернулась в строй.

Потом выступил Смолин, а в заключение секретарь райкома комсомола поздравил девочек и каждой вручил Почетную грамоту.

— В сентябре, — сообщил он, — вы поедете в Свердловск на областную выставку юннатов!

Когда установилась тишина, Светлана Ивановна прошла вдоль шеренги и, круто повернувшись, встала перед Виктором Николаевичем.

— Товарищ директор школы, — начала она, стараясь говорить спокойнее, — утиное хозяйство передано пионерским коллективом родному колхозу, — и добавила тише, дрогнувшим голосом: — Разрешите спустить флаг…

Шатров поднял голову, взглянул на выцветший флаг. Все тоже посмотрели на вершину мачты.

— Флаг спустить разрешаю, — неотрывно глядя на колыхающееся на легком ветру полотнище, проговорил Виктор Николаевич.

— Флаг спустить! — повернувшись к шеренге, скомандовала Светлана Ивановна. — Поручаю спустить флаг самому младшему члену нашего коллектива пионерке Нине Семеновой.

Девочки, повернув головы к мачте, замерли в пионерском салюте.

Стружка не сразу развязала веревочки, обвивающие ствол мачты. Руки не слушались, хватались не за те концы. Но вот наконец удалось потянуть за шнур. Флаг вверху дрогнул, стал опускаться.

И совсем неожиданно в тишине прозвучал голос Виктора Николаевича:

Флаг на миг остановился на полпути, будто прислушиваясь, потом взметнулся вверх, словно хотел гордо взлететь на прежнее место… И лишь после этого стал медленно опускаться…