​Девчонки

Глава четырнадцатая

После обеда девочки разделились на две группы: Катя, Люся и Ольга остались ухаживать за утками, а Нюра, Стружка и Алька на моторной лодке поехали с Петром Степановичем пересчитывать птиц на соседней ферме.

Нюра и Алька держали в руках по белой уточке. Выбрали самых упитанных, чтобы не подкачала их порода при сравнении.

Нюра взяла с собой Альку не случайно: Алька — математик, она найдет способ быстрее пересчитать уток. Альку не проведешь.

Девочки попросили Петра Степановича сначала прокатить их по озеру, а потом уже направляться к тому берегу.

— Посмотрите-ка, посмотрите-ка! — закричала Стружка. — Дикая утка с птенцами.

По тихой глади озера плыла утка с выводком. Петр Степанович выключил мотор и направил лодку в сторону этого маленького семейства.

— Какие крошечные утятки, — удивилась Стружка. — Как воробышки!

— Подъедем поближе, посмотрим! — предложила Нюра.

Петр Степанович, хитро улыбаясь, начал тихо приближаться к выводку.

Утка близко подпустила лодку и вдруг, крякнув, взмыла вверх. Девочки, подняв головы, следили за ее полетом.

Глянули на воду — а там нет никого.

— Утонули! — чуть не плача, воскликнула Стружка. — Зачем мы только подплывали к ним!

Петр Степанович посмеивался, а Нюра вдруг закричала, радостно:

— Вот они, вот они!

Утята вынырнули все враз далеко от лодки. Утка-мать покружилась над ними, опустилась на воду и быстро направилась с выводком к зарослям кустарника.

— Мать есть мать, — сказал Петр Степанович. — Она всегда предупредит детей об опасности.

— А у наших утят матери нет, — вздохнула Стружка. — Мы им заместо матерей.

На берегу приехавших встречали знакомые утятницы.

— Здравствуйте, здравствуйте. Привезли своих «пионерок»?

— Привезли, — сказала Нюра и протянула женщине с загорелым лицом белую утку. Та взвесила ее на руках.

— Хороша! Ничего не скажешь!

— И эта тоже… — отдавая свою утку второй, рослой утятнице, сказала Алька.

Женщина взяла «пионерку», похвалила и, обернувшись к берегу, спросила:

— А это кто у вас в лодке-то сидит, не зоотехник ли?

— Нет, это сторож наш, Петр Степанович.

— Тоже пересчитывать приехал?

— Ага…

Хозяйки переглянулись и рассмеялись.

Из сторожевой избы выглянула в окно третья утятница, молодая, круглолицая, с толстой светлой косой, перекинутой через плечо. Стружка загляделась на нее, разинув рот.

— До вечера-то пересчитаете? — лукаво спросила молодая.

Нюра с сомнением оглядела загоны. Уток, конечно, куда меньше, чем на пионерской ферме, но все равно не очень-то быстро их пересчитаешь: и под навесами сидят, и по загонам бродят, и по озеру расплылись.

— Начинать надо, так, может, и управимся.

Молодая в окне исчезла и вскоре вышла с чернильницей в руках. Косу подобрала, повязала голову белым платочком.

«С косой-то красивее было», — отметила про себя Стружка.

А утятница, подобрав с земли несколько перышек, обмакнула их в чернила и стала макать блестящие белые спинки привезенных птиц. Девочки удивленно переглянулись.

— А теперь пойдемте в лодку, — скомандовала красивая хозяйка и, взяв у женщины с загорелым лицом меченую «пионерку», направилась к берегу.

Петр Степанович приосанился, пригладил пятерней волосы, спросил молодцевато:

— Куда ехать прикажете?

Женщина, улыбаясь, легко прошла к носовой части и удобно уселась. За ней влезла в лодку и рослая утятница. Девочки тоже заняли места, удивленные всем происходившим.

— А теперь, — поглаживая по спине притихшую птицу, сказала молодая, — подгребите к нашим уткам.

Петр Степанович взглянул на плавающих недалеко от берега птиц и огорченно свистнул:

— Так тут и мотор включать не надо!

— А вы и не включайте.

Погодин, работая веслами, в один миг приблизился к уткам. Те закрякали, отплыли подальше. Он осторожно подгонял лодку к ним.

Женщины, не сговариваясь, бросили меченых «пионерок» в свою стаю.

Девочки ахнули: теперь поди лови их!!!

— Зачем? — строго спросила Нюра.

В этот момент на ферме раздался звук гонга. Птицы суматошно закрутились на воде, поплыли к загону. Меченые «пионерки» тоже заметались, ринулись было к берегу, но вдруг повернули обратно, в озеро.

— Загоняйте, загоняйте их на нашу ферму, — смеясь, командовала молодая утятница. — Мотор-то теперь включайте, а то не догоните.

Петр Степанович включил мотор и, обогнав уток, стал заворачивать к берегу. Они увертывались, хитрили — огибали лодку с одной и с другой стороны, стремясь в озеро.

— Выключите мотор! — рассерженно крикнула Нюра, жалея напуганных птиц. — Зачем это мучить-то их? — сверкнула она глазами на молодую выдумщицу.

Петр Степанович заглушил мотор. Утки поплыли спокойнее, только изредка тревожно крутили головами, опасаясь погони… Они направились к своему, «пионерскому», берегу.

На обратном пути встретились с Виктором Николаевичем. С ним в весельной лодке сидели загорелые мальчишки — Сенька Болдырев и Алешка Красноперов.

— А мы к вам на помощь, уток пересчитывать, — сказал Виктор Николаевич, когда Погодин выключил мотор и лодки коснулись боками друг друга.

Стружка прыснула, Нюра и Алька улыбнулись. Петр Степанович сдвинул старенькую кепку на лоб, крепко почесал затылок.

— Вот оно, дело-то какое, — проговорил он смущенно. — Каждая утка свой берег знает, не загонишь ее на чужой-то. Выходит, не надо пересчитывать.

Нюра и Стружка, перебивая друг друга, весело рассказывали о всех приключениях на том берегу. Алька внимательно слушала их и, если замечала, что девчонки пропустили интересное, немногословно напоминала.

— А та-то?

Или: — А эту-то? Тоже…

Виктор Николаевич хохотал от души. Настроение у него было отличное. По лицам девочек, оживленным, довольным, он видел, что дела на утятнике выправились, — полегче стало. Особенно заметно это по Светлане Ивановне. Встретила его сегодня необычно веселая, рассказала обо всем, потребовала, чтобы вместе с мальчиками он ехал на тот берег уток пересчитывать.

Звали ее с собой — отказалась: дела есть.

«Совсем девчушка, — подумал Виктор Николаевич, когда она стояла на берегу, провожая лодку. — Загорелая, босиком. Коса растрепалась на плече…»

— Светлана Ивановна симпатичные стали, — заявил Сенька.

— Ты хочешь сказать — симпатичная? Очень, даже! — согласился директор.

Тогда и Алешка Красноперов повернул круглую голову и внимательно взглянул на учительницу.

— Правда ведь? — спросил его Сенька.

— Не зна-аю я… — протянул Алешка.

Девочки, хохоча, все рассказывали и рассказывали о своей поездке.

— В общем, здорово провели они вас с этим пересчетом, — ухмылялся Сенька. — Тебе, Алька, и математика не сгодилась.

Алешка Красноперов тоже растягивал в улыбке полные губы, покрытые толстым коричневато-зеленым налетом: он с Сенькой уже успел побывать в черемушнике.

— Ведь бурые еще ягоды-то, — посмеялась над мальчиками Стружка. — Язык вяжут.

— Ну и что? Все равно вкусно, — заявил Сенька и ловко перешагнул в моторную лодку. — Вам, девочки, разрешено покататься с нами.

Оказывается, ребята уже намесили уткам корму на ужин, и Ольга распорядилась: «Раз вы нам помогли, пусть девчонки с вами по озеру покатаются».

— Ой, как хорошо! — обрадовалась Стружка и потеснилась на скамеечке: к ней подсаживался Сенька Болдырев.

Неуклюже раскачивая лодку, крепко цепляясь за ее борта и за кого попало, перебрался в моторку и Алешка Красноперов. Плюхнулся, не удержав равновесия, на колени к Петру Степановичу. Тот высвободился из-под него и полез в весельную лодку, предложив директору:

— И ты, Виктор Николаевич, давай в моторку. Эту я веслами на берег тихонько сплавлю.

Ох и погоняли по озеру! Ох и весело трещал мотор! И ни разу не захлебнулся, не заглох в руках Виктора Николаевича. Как жаль, что редко приезжают ребята на озеро. Нюра так и сказала им. Сенька даже растерялся от ее привета: не очень-то дождешься от Нюрки ласкового слова.

— Ага! — наконец шмыгнул он носом. — Есть когда нам по гостям разъезжать!

— Школу ведь пристраиваем, — в тон ему солидно добавил Алешка и стал жевать попавшуюся в руки соломинку.

Нюре вдруг вспомнился утренний разговор с агрономом, Алешкиным отцом.

— А вы не знаете, Коля-возчик со склада вернулся? — озабоченно спросила она.

— Вернулся, привез пять центнеров зерна, — ответил Виктор Николаевич и выскочил на влажную землю загона.

— Как пять? — удивленно пробормотала Нюра, но директор не слышал ее.

«Значит, дядя Миша в бумажке не три, а пять указал», — сообразила Нюра и посмотрела на толстенького Алешку Красноперова ласково и ликующе.