​Девчонки

Глава двадцать восьмая

Последний день был полон хлопот. Дела хватало всем. Даже Аксинья проявляла столько энергии и выдумки, что Петр Степанович не переставал удивляться, откуда у жены такая прыть на работу.

Альку-математика утром отправили с документами в Малайку: надо произвести со складом окончательные расчеты. Алька уехала с Колей, который отправился за «последней» водой… Конечно, и потом он будет ее привозить, но уже не для девочек. Казалось, даже бидоны звенели сегодня не весело, как всегда, а грустно и тревожно.

Думать обо всем этом, однако, было некогда. Управившись с утками, девочки занялись оформлением площадки. Решили Аксиньиных петухов загнать в хлевушок и не выпускать, чтобы не разрыли линейку и звездочку возле мачты.

— Ничего, посидят один-то день, — охотно согласилась Аксинья.

Волейбольную площадку хорошо вымели и, очертив границы острой палочкой, засыпали мелкую канавку известью, чтобы видно было.

Приехал Виктор Николаевич. Девочки сразу усадили его читать песню.

— Здорово придумали! — радовался директор. — И ведь хорошо получилось! Молодцы!

Рассказывал про мальчишек: со школы не слезают, шифером ее кроют. На днях все будет закончено. Сенька Болдырев предлагает на наличники окон насадить звездочки, квадратики и выкрасить их в зеленый и желтый цвет.

— Только мы отказались от таких излишеств, — смеясь, говорил директор. — А вообще-то Семен хорошим строителем стал…

Директор собрался уезжать, когда Аксинья суматошно закричала:

— Это что же, эко место! Самое-то главное забыли мы, девочки!

Задрав голову, показала рукой на флаг на мачте:

— Тряпицу-то эту не заменили! На вагончике вон сколь новых флажков развесили, а про этот забыли. И я, дура, вверх-то не погляжу!

Флаг на мачте выгорел на солнце, истрепался от дождей и ветра. Концы его порвались и повисли.

— У нас как раз один флажок остался, — вспомнила Стружка и хотела бежать в вагончик, но Виктор Николаевич остановил ее.

— Что вы, девочки! — сказал он взволнованно. — Моряки нарочно моют свои новые воротники в известковом растворе, чтобы отлиняли и выглядели ветеранами. Как же можно этот флаг, — он посмотрел на бело-розовое полотнище, — снять в самый торжественный день! Да мы его в школьном музее хранить будем.

Все стояли смущенные, а Аксинья живо нашлась:

— Мы-то, конечно, понимаем, товарищ директор. Да народ-то вдруг подивится, что везде флажки новые, а этот старенький болтается. Еще подумает чего…

Виктор Николаевич поднял голову и долго смотрел на отгоревший флаг:

— Никто ничего не подумает!

…Катя широко открыла глаза и увидела бегущую по потолку светлую солнечную полоску, проследила за ней до окна, выходящего на загон. Вспомнила про больную утку, которую вчера принесла в вагончик.

Стараясь не шуметь, спустилась с нар, на цыпочках прошла в «столовую».

Утки в гнездышке не было. Катя заглянула в «красный уголок», но и там ее не оказалось.

Сердце колотилось. Нет, не может быть. Вчера утке стало уже лучше…

Свесив с нар голову, за Катей с любопытством наблюдала Стружка. Когда Катюша хотела выйти из вагончика, Нина остановила ее звонким шепотом:

— Что, пойдешь бедную уточку в стаде искать? Я ее в пять часов утра туда снесла.

— Зачем? Ведь она хворая!

— Хворая! Мы с ней, знаешь, какой ломоть хлеба съели? — и Стружка показала двумя пальцами толщину ломтя.

Катя рассмеялась:

— И ты ела?

— И я, за компанию. С огурцом малосольным, — ответила Стружка и вздохнула. — Тебе тоже не спится?

— Я думала, что всю ночь не усну, — говорила Катя. — А потом просыпаюсь, смотрю — утро…

С нар свесилась еще одна встрепанная голова.

— Чего это вы шепчетесь? — тихо спросила Нюра.

— Утка оздоровела, — сообщила Стружка.

— Утка выздоровела, — поправила ее Светлана Ивановна и села на нарах. — Мне тоже не спится.

Стружка обрадовалась, что учительница проснулась, — теперь можно поразговаривать.

— А почему это сердце щемит, Светлана Ивановна?

— Я знаю почему, — ответила Нюра. — Потому что сдружились очень, не хочется расставаться. У меня тоже щемит.

— И у меня, — откликнулась Алька.

— У всех щемит, — заключила Ольга.

— А у вас, Светлана Ивановна? — поинтересовалась Стружка.

— Ой, девочки, и у меня тоже!

Стружка низко свесилась с нар, пытаясь заглянуть в лицо учительницы:

— Мы с вами совсем как подружки стали, правда ведь, Светлана Ивановна?

— Правда, правда!

— Вам, может, даже неудобно будет спрашивать нас по литературе и по русскому. Правда, ведь?

— Ну, не знаю, Нина… Спрашивать-то все равно придется…

Девочки рассмеялись.

— Конечно, придется, — согласилась Стружка.

— Светлана Ивановна, — после короткого молчания снова свесила она голову, — а этот корреспондент-то… наверно, свататься к вам хочет, — и фыркнула, зажав рот ладошкой.

— Что ты только говоришь! — вспыхнула Светлана Ивановна.

— Ага, ага! — энергично поддержала подругу Алька и тоже заулыбалась.

— Хватит! — прикрикнула Нюра, заметив смущение учительницы. — Надо будет, так и посватается, вас не спросит.

Светлана Ивановна соскочила с нар, стала одеваться: ну и девчонки! Откуда что взяли? Чтобы не возобновился опасный разговор, сказала поспешно:

— Вместо нас здесь теперь комсомольцы будут. Хотела вам сюрприз сделать, да вот проговорилась.

— Правда?!

Стружка чуть с нар не свалилась — так запрыгала там, наверху.

— Ой, как хорошо! — обрадовалась Нюра. — Комсомольцам-то можно доверить, я боялась, как бы Сергей Семеныч Лизавету не послал. — И забеспокоилась:

— А что же они не идут? Уток кормить пора.

Будто в ответ на это раздался стук в дверь. Катя бросилась открывать.

— Хозяева дома? — ворвался звонкий девичий голос, и румяное черноглазое лицо показалось в дверях.

— Танька! Танечка! — закричала Ольга и ухнула с нар, повисла на шее сестры.

Вслед за Таней вошли другие знакомые девушки. Так вот почему они несколько раз приходили на озеро, будто за черемухой, а сами обо всем расспрашивали!

— Значит, вы теперь на утятнике будете? — счастливо басила Ольга. — Ур-р-ра!

Через минуту девочки бегали по загонам, показывали комсомолкам свое хозяйство, наперебой рассказывали о привычках уток.

— Они зелень очень любят, — говорила сестре Ольга. — Ты не думай, что им одно зерно лучше.

— Да знаем мы, — смеялась девушка. — Нам зоотехник все рассказал. Я целую тетрадь исписала.

— Мы к вам приходить будем, объясним, если что не поймете, — обещала Ольга.

— Теперь с этими утятами никакой заботы нет, — солидно разъясняла в другом загоне Стружка. — Маленькие-то они закупывались, а сейчас спокойно плавают. Когда подрастут, вы их в большое озеро выпустите.

Подбежала Нюра, по привычке распорядилась:

— Теперь давайте уток кормить!

Но девчата предложили:

— Вы лучше готовьтесь, скоро гости приедут, мы сами все сделаем.

— А кто у вас главный? — спросила Нюра и обвела взглядом девичьи лица.

— Таня у нас главная.

Ольга вся напыжилась от гордости.

— А вы здесь жить станете или домой на ночь будете ходить? — допрашивала Нюра.

— Здесь, в вагончике, поселимся, — ответила Таня. — В кино-то можно будет иногда сбегать?

— Только на последний сеанс, когда с утками управитесь, — кивнула Нюра.

— Ну ясно, на последний, — обрадовалась Таня. — Мы же понимаем.

Когда корм был подготовлен, Нюра подвела Таню к гонгу:

— Зови уток на завтрак.

Девушка три раза громко ударила по рельсу железным прутом.

Стало немножко грустно оттого, что утки с такой же готовностью бросились на зов новых хозяек.