​Девчонки

Глава двадцать шестая

Быстро полетели последние дни жизни на озере, а сколько еще было незаконченных дел!

Вернувшись из Свердловска, девочки спустили в огороженный выгул малышей: пусть привыкнут к воде.

— Не мы будем перегонять вас в стадо старших уточек, другие доращивать вас станут, — говорила Катя, подгоняя утят к берегу.

От этих слов у всех потяжелело на душе…

В свободное время девочки приводили в порядок площадку перед вагончиком, очищали ее от мусора, собирали в бумажные пакеты пух и перо, а вечерами уходили на полянку за сарай и разучивали песни.

Удивляло и огорчало их поведение Коли. Всю дорогу из города мечтали они о том, как будут рассказывать о парке Маяковского, о забавном клоуне, который так смешил их в цирке, обо всем, что увидели. Но Коля встретил их без обычной улыбки.

Приехал он с кормами утром, и Катя побежала навстречу, еще издали показывая флакончики с лекарствами — достали!

Коля взял флакончики, осторожно положил в корзину, привязанную к передку телеги, и стал носить корм на склад.

Катя растерянно стояла у повозки, не зная, что сказать.

Ей пришло в голову, что, наверно, баба Сима опять захворала.

— Маме-то не хуже ли, Коля? — спросила с участием девочка.

Николай выпрямился на миг, посмотрел на Катю с обидой:

— Что вам до моей-то мамы?

Пытались заговорить с парнем и другие девочки. Он коротко отвечал, если спрашивали по делу, а если хотели узнать, что случилось с ним самим, отмалчивался. Все свободное время проводил или в избе у Аксиньи, или лежал на своей телеге.

— Что это? — волновались девочки. — Может, мы обидели его чем? — и старались вспомнить все свои разговоры с Николаем. Нет, ничего такого не было. По-хорошему простились перед поездкой в город.

Светлана Ивановна тоже ничего не могла понять.

— Я у Аксиньи спрошу, может, ей что известно! — Нюра побежала к причалу, где сторожиха выколачивала вальком половики.

— А кто его знает? — неохотно ответила та на вопрос. — В чужую душу не влезешь.

— Ну уж это никуда не годится, — наконец рассердилась Нюра. — Враги мы ему, что ли?

— А я пойду сейчас к Коле, сяду рядом и буду разговаривать, — заявила Стружка и действительно побежала в кормокухню, где Николай лежал на куче клевера.

— Ты в чем на праздник приедешь? — подсев к парню, живо спросила девочка.

Николай опешил от такого натиска, хотел отвернуться, но Стружка настойчиво повторила:

— В чем, Коля, в чем?

Она знала от Кати, что Коля справил новый костюм и еще ни разу не надевал его.

— Не буду я на празднике, — буркнул Николай.

Девочки с любопытством поглядывали на дверь, за которой скрылась Стружка. Им не терпелось узнать, что творится в кормокухне.

Наконец Стружка вышла и махнула рукой, приглашая подруг в черемушник:

— Лизавета тогда подслушала из сарая, как мы про Колю частушки пели, и насплетничала…

Девочки переглянулись, не зная, как к этому отнестись.

— Ну и что? — повела плечами Нюра. — Не только про него. Ведь критика же!

— Так Лизавета-то ему как сказала, — разъяснила Стружка, — пропоют, говорит, одну частушку про тебя горького пьяницу, а вторую — про мамашу твою любимую. Вот Коля и переживает из-за матери.

— Ну подожди, Лизавета! — хмуро проговорила Нюра. — Неймется тебе? Пожалеешь!

— Пойдемте в сарай, пропоем ему частушки, — предложила Катя. — Пусть узнает.

Николай уже встал и готовился включить мотор силосорезки.

— Погоди, Коля, — остановила Нюра.

Парень отвернулся, стал смотреть в угол.

— Ты, что же, Лизавету слушаешь, а с нами и поговорить не хочешь? Будто враги мы тебе лютые стали. Помнишь, когда вы с электриком выпить решили, сколько раз к тебе Стружка приставала, увести тебя от него хотела? А ты уперся — и ни в какую!

Николай взглянул на Стружку: правда, она тогда посылала его то за одним делом, то за другим. Было это.

— Ну вот, — с обидой продолжала Нюра. — Выпил ты тогда, ночью только домой поехал. Мы испугались, что электрик с пути тебя собьет, и решили покритиковать.

Николай, переступая с ноги на ногу, взглянул на Нюру:

— Ладно бы меня, раз я виноватый… А про маму-то зачем?

— Пропоем ему, пропоем! — не выдержала Катя. — Пусть послушает!

Девочки встали полукругом, как на репетиции, Нюра сказала:

— Давай, Ольга, ты первую пой, а ты, Катя, — вторую.

Ольга откашлялась в ладошку и басовито пропела:

А потом, заглядывая парню в глаза, с выражением начала петь Катюша:

Николай стоял смущенный. Потом вдруг стукнул кулаком по силосорезке:

— Вредная баба! Совсем не так сказывала!

О чем-то задумавшись, накручивала челочку на палец Люся.

— А давайте не будем про Колю петь. Пусть Лизавета не радуется, — не очень уверенно предложила она.

Все посмотрели на Нюру, и Коля тоже.

— А ты понял нашу критику? — немного подумав, строго обратилась к парню Нюра.

Тот кивнул.

— Ну ладно, не будем…

Когда снова ушли в черемушник, Стружка отсчитала что-то на пальцах, покачала головой:

— Уже три частушки вылетело!