​Девчонки

Глава двадцать вторая

Утро над утятником встало тихое, ясное. В неглубоких спокойных водах отражалась голубизна чистого неба. Старшие утки давно вышли в плавание перед завтраком, а малыши из-под навеса дружно потопали в верхнюю часть загона. Ночью отсюда стекла вода, и земля подсохла. Утята грелись на солнце, расправляли крылышки, довольно покрякивали.

Ничто не напоминало о страшной грозе. Аксинья и Светлана Ивановна раным-рано похоронили тринадцать маленьких утят из трехсот пятидесяти, принесенных вчера в сторожевую будку. Остальные отлежались, отогрелись, и сегодня их выпустили в загон вместе со всеми.

Девочек не будили. Час назад позвонил из правления Сергей Семенович, сказал, что направил на утятник двух женщин. Пусть девочки отдыхают после трудной ночи. Нюре просил передать: просьбу ее выполнил, заехал на ферму к Марии Трофимовне и сообщил, что дочка благополучно прибыла на утятник на попутном грузовике…

— Что-то долго их не видать, кого он там послал, — ворчала Аксинья, приготовляя мешанку. Она чувствовала, что сегодня ей придется покрутиться по-настоящему.

И Светлана Ивановна уже не раз посматривала на тракт, но машины и повозки проходили мимо, на утятник ни одна не сворачивала.

Из вагончика выскочила Нюра, подбежала к кормокухне, увидела надутую Аксинью и решила, что проспала.

— Будильник, видно, испортился у нас. Не звенел, — сказала смущенно. — А я его ночью сама заводила, на пятнадцать минут седьмого поставила.

— Вам сегодня отдыхать приказано, — буркнула Аксинья, — Светлана Ивановна переставила стрелку-то.

— Это еще почему? — удивилась Нюра и вопросительно посмотрела на подошедшую учительницу. — Зачем вы, Светлана Ивановна, будильник заглушили?

— А затем, чтобы вы подольше спали, — ответила та и рассказала Нюре об утреннем разговоре с председателем.

— Вот еще! Мы и сами можем, — недовольно сказала Нюра. — Я сейчас так загорню, что девчонки с нар, как шарики, скатятся!

И побежала за горном.

— Нюра! — строго окликнула ее учительница.

Та нехотя остановилась.

— Я думаю, ничего особенного не будет… — начала Светлана Ивановна, но в это время дверь вагончика распахнулась и заспанные девочки одна за другой сбежали с крыльца.

— Я думаю, не будет ничего страшного, — продолжала учительница, — если вы сегодня займетесь подготовкой к концерту.

Девочки переглянулись.

— А утки?

— Сейчас придут две женщины, мы с Аксиньей тоже займемся кормежкой. А вы — репетицией. Ведь ничего еще у нас не готово. Ни песни не разучены, ни частушки. А времени-то много ли остается?

— Во-о-н идут какие-то вперевалочку! — указала Аксинья на двух женщин, свернувших с тракта.

Одна, из них часто оглядывалась и что-то оживленно говорила спутнице. В руке женщина несла большой, но, видимо, нетяжелый предмет, потому что легко размахивала им.

— Одна-то Мокрушина, кажется, — сказала Ольга.

Нюра тоже узнала Лизавету и нахмурилась: «Нашел Сергей Семенович, кого на утятник послать».

— Сейчас мы сами уток хорошенько накормим, — повернулась к девочкам. — Они ведь у нас вчера не ужинали.

Но учительница настаивала:

— Умывайтесь, причесывайтесь и до завтрака же начинайте спевку.

Заметив, что их ждут, женщины ускорили шаг. Мокрушина, подойдя, поставила возле ног большую пустую корзину.

— Ох, и ухохоталась я сейчас до смерти! — сразу же громко заговорила она. — Здравствуйте!

И, не дожидаясь ответного приветствия, продолжала:

— Идем это мы с Шурой и притомились немного. Давай, говорю, присядем возле того пня. Подходим, я и привалилась к нему…

Тут Лизавета заметила хмурое лицо Нюры и, вспомнив вчерашнюю историю с дрожжами, перестала смеяться. Но желание рассказать о чем-то было велико.

— Гляжу, в дупле-то хламидка старая затолкнута, а под ней башмаки. И я это, не долго думая…

Лизавета откинула голову, подперла бока руками и вся изогнулась от хохота.

— Привязала к пню палку… рукава-то пальтушки напялила на нее и… и… пуговки… все застегнула! Ох, ха-ха! А башмаки-то поставила под пнем носками врозь. Будто шагает пугало-то! Ой, не могу! Теперь, кто пойдет… или поедет…

— Напрасно вы это сделали, — осуждающе проговорила Светлана Ивановна. — Наверное, кто-нибудь на время положил эти вещи в дупло, чтобы потом взять…

— Какие там вещи! — махнула рукой Лизавета, утирая слезы. — Говорю, хламидка какая-то мокрая. Так я ведь что еще сделала-то! — снова захохотала она. — Отпластала от подкладки кусок да и повязала пень-то, будто бабу!

Тут Нюра не выдержала. Она давно уже с ненавистью смотрела на Лизавету и думала о матери. Мать только что пришила к пальтушке новые пуговицы, заштопала все петли. Пальтушка совсем добрая, для работы в самый раз. Не брать же на утятник новое пальто. И башмаки тоже целые, только носки немного загнулись вверх, потому что ботинки были великоваты да намокали часто на загонах. А эта Мокрушиха…

У Нюры дрогнул подбородок. Смотря в упор на хохочущую женщину, она сделала к ней несколько шагов, намереваясь выкрикнуть что-нибудь резкое, обидное. Но нужные слова не шли. Не сказав ничего, Нюра круто обошла Лизавету и побежала прямиком-к тракту. Светлана Ивановна хотела задержать девочку, но за рукав ее потянула Ольга.

— Нюра за пальтушкой своей побежала. Она вчера перед грозой спрятала ее в пень…

Учительница резко повернулась к Мокрушиной.

— Принимайтесь за работу, раз пришли, — сказала она, не скрывая раздражения. — И так столько времени потеряно с вашими глупыми разговорами!

Мокрушина оторопело глянула на нее, подумала с удивлением:

«Ишь ты! В тихом-то омуте и впрямь черти водятся. Командирка какая стала!»

И усмехнулась. Однако торопливо подняла с земли корзину, подошла к забору и повесила ее на кол.

Аксинья крикнула от кормокухни:

— Иди сюда, Лизавета!

— Кто у нас дежурный сегодня? — спросила Светлана Ивановна.

— Я… — тихонько откликнулась Люся.

— Ты о завтраке позаботься, а вы, девочки, садитесь где-нибудь и песни разучивайте.

Ольга вынесла из вагончика тетрадку, и все пошли на поляну за кормокухней, молча поглядывая в сторону тракта.

— А вдруг не придет? — предположила Алька.

— Это Нюра-то не придет? Глупости какие! — пробасила Ольга.

Нюра появилась неожиданно из-за кустов густого черемушника. Она шла другой дорогой, потому ее долго и не было видно.

Стружка встрепенулась, хотела бежать навстречу, но Ольга дернула ее за подол, посадила обратно.

— Не надо! Сама идет.

Нюра подошла и присела к девочкам, положив рядом туго скрученный влажный сверток. Подруги молча смотрели на нее, не зная, о чем говорить.

— У нас корреспондент из газеты позавчера был, — вспомнила Стружка, — записывал все, уток фотографировал…

Нюра кивнула:

— Знаю. Он к нам заходил, сказывал… — и добавила: — Кусок-то она ровно оторвала, его пришить можно. Я даже маме ничего не скажу.

Катя нерешительно потянулась к свертку, сказала просительно, робко:

— Давай, Нюра, я пришью. Я быстро…

Нюра опять кивнула.

— Ладно. Только мокрая пальтушка-то. Ее сушить надо.

Схватила сверток и побежала к заборчику, но, увидев на загоне Мокрушину, повернула обратно и разложила пальтишко на солнечной поляне за кормовым сараем.