Я ждала, пока ночь не скроет уходящих духов, а потом выждала еще минуту, подошла и забрала кусочек бумаги, намеренно оброненный Меймей.
Листок был маленьким, размером с талисман, и его много раз складывали и разворачивали, словно все время разглядывали. Он существовал только в мире духов, призрак записки.
Ряды и колонки цифр были записаны мелким почерком вместе с символами: полукругами, дугами и точками, собранными среди цифр. Только несколько иероглифов были читаемыми, образовывали странные фразы, слова вместе не имели смысла.
— Что там говорится, Ли-лин?
— В основном цифры. Какая-то таблица.
— А слова?
— Бессмысленные фразы, мистер Янци. «Посольство, четвертый этаж», «Платформа инь», «Гора Пяти стихий», «Станция Ямена Призраков» и несколько других.
— Эти слова что-то для тебя значат, Ли-лин?
— Совсем ничего, мистер Янци.
— Что значит «Ямен»?
— Ямен — местное отделение китайского правительства, — сказала я. — У каждого региона свой губернатор, и в его поместье вооруженные стражи, полиция, судьи, залы записей и прочее. Ямен как город в миниатюре внутри замка губернатора.
— И «Ямен Призраков» — отделение правительства… Разве посольство — не здание правительства?
— Да, мистер Янци.
— Зачем посольство?
— Это место, где разные правительства встречаются для переговоров.
— А четвертый этаж посольства?
— Еще странность, мистер Янци, — сказала я. — Четверка считается несчастливой, так что у этажей обычно нет четвертого этажа, и после третьего идет пятый.
— И в посольстве Китая в Сан-Франциско так?
— Там не нужно пропускать этаж, — сказала я, — потому что там всего три этажа.
— Так четвертый этаж посольства не о местном посольстве Китая, — сказал он. — Это может быть место, где дух ведет переговоры с миром живых?
— Без ведома моего отца? Это было бы запрещено.
— Они сказали, что Меймей была создана даоши седьмого сана восьмидесятого поколения рода Маошань Линьхуан…
— И такой только один. Знаю. Отец создал ее как бумажное подношение и почему-то оставил ее лицо пустым. Он не стал бы помогать планам Призрачного магистрата, и он не потерпел бы ритуал, пославший дерево-вампира в Сю Анцзинь.
— Думаешь, он участвовал ненамеренно?
— Да, — сказала я. — Думаю, кто-то заплатил ему, чтобы он создал Меймей с пустым лицом, не сказав, что ее используют в жутком ритуале, и ему заплатили исполнить свадебную церемонию между ней и Призрачным магистратом.
— Если это так, то у твоего отца больше всего информации?
— Как так, мистер Янци?
— Для ритуала ему нужно было бы больше информации, чем фраза «Призрачный магистрат», — сказал глаз. — А Призрачного магистрата незаконно возвышают до местного Городского бога…
— И мой отец знает его имя, — сказала я. — Ему нужно только понять связь.
— И его кто-то нанял.
Я кивнула.
— Мы знали, что кто-то выполнял ритуалы — Облачения и проклятия, убившего Сю Анцзинь деревом-вампиром. И что моему отцу заплатили, чтобы он сжег бумажное подношение для свадьбы Призрачного магистрата.
— И теперь нужно сообщить все твоему отцу?
— Теперь, мистер Янци, нужно поспать. Уже за полночь. Я устала, и я подозреваю, что отец не обрадуется, если его разбудить.
Я пошла во тьме ночи к зданию, где теперь жила. Неподалеку, выглядя как заблудившийся голубь со сломанным крылом, стоял белокожий мужчина в мятой одежде и с опиумным облаком. Жалкое подобие человека ждало, пока прошлая доза отпустит его, чтобы вернуться за следующей.
Я миновала бледного мужчину, юркнула под навес и отстучала тайный ритм по двери. Открылась брешь, появились глаза одного из работников моего босса. Он моргнул, глядя на меня.
Он впустил меня в прихожую, что была того же размера и с тем же запахом, что и бочка удобрений. Я поднялась по лестнице. Сверху процедура повторилась: я отстучала другой ритм, дождалась другой пары глаз в щели и попала в коридор, где была моя спальня.
Этот уровень безопасности был постоянным. Я не могла прийти или уйти без внимания профессиональных преступников. Это было не из-за моей безопасности, а потому что моя комната была по соседству с боссом и его семьей.
Никто не знал, сколько раз моего босса пытались убить. Когда он был активным преступником, многие властные люди пытались избавиться от беды с глупым именем, но теряли территории или жизни из-за хихикающего бандита, выбравшего себе кличку овоща.
Никто не знал, почему амбициозный бандит выбрал такое имя. Но я сама много раз видела, как люди недооценивали его из-за смешного наряда, маниакальных манер и глупого имени. Они часто теряли все и не понимали, как их мог так обвести вокруг пальца дурак, назвавший себя Бок Чой.
Любой, кто шел к спальне начальника, проходил мимо моей, и я была в теории его телохранителем. Он часто брал меня с собой, когда появлялся на публике. Он расхаживал по Китайскому кварталу со своей женой — высокой и невероятно красивой женщиной с американскими прическами и макияжем — под одну руку и хмурой жрицей Дао под другую. Прохожим он казался мужчиной, щеголяющим парой девушек, слушающихся его, но я оберегала его от людей и духов.
Теперь мои шаги были тяжелыми, сон тянул меня по тускло освещенному коридору к моей комнатке.
Моя дверь была открыта. Свет горел в комнате.
Я встревожилась, сжала веревочный дротик, другую ладонь сжала в кулак. Мне нужно было напасть внезапно, и я затаила дыхание, стала шагать легче, ворвалась в комнату без звука.
Мой напряженный кулак замер в дюйме от испуганного лица жены начальника.
— Миссис Чой, — сказала я, тело расслабилось. — Что вы тут делаете посреди ночи?
— А мне интересно, где ты была всю ночь, — сказала она. — Ты знаешь, как боялась моя дочь?
— О чем вы, миссис Чой?
— Ли-лин, в Китайском квартале мало девочек. Сю Анцзинь была ее подругой.
Это меня ударило, и в этом ударе была вся моя усталость.
— Хуа узнала, что ее подруга мертва, — сухо сказала я.
— Да, а тебя тут не было. Ли-лин, твоя работа — защищать ее. Ты обязана оберегать ее.
— И я уберегу ее, миссис Чой. Я постараюсь сделать все, чтобы ваша дочь не пострадала.
— Постараешься? Этого хватит?
— Миссис Чой?
— Что случится, если те злые цветы начнут душить мою дочь, Ли-лин? Твоих стараний хватит, чтобы спасти ее?
Я отклонилась на неровные доски стены, глубоко вдохнула.
— Миссис Чой, я убью любого, кто попытается навредить вашей дочери. Я готова умереть за нее.
— Хватит ли этого? — сказала она сдавленно, словно весь вечер исполняла горестные песни по мертвым.
— Миссис Чой, с тех пор, как я узнала о Сю Анцзинь, я каждый миг посвятила поиску правды о случившемся с ней, чтобы это не произошло с… — я сделала паузу, — кем угодно снова.
— Ты расследовала, что случилось с Сю Анцзинь? Потому тебя не было всю ночь?
Я кивнула. Мы мгновение стояли тихо в моей комнатке, а потом миссис Чой устремилась ко мне.
Она спешно сжала меня, и я не сразу поняла, что на меня не напали. Меня во второй раз за ночь обнимали.
Ее духи были сладкими, и физическое ощущение ее рук вокруг меня было, может, и приятным, но проявление эмоций меня смущало.
Я осторожно выбралась из объятий.
Стуча высокими каблуками по деревянному полу, миссис Чой прошла к моей кровати, села и указала мне сесть рядом с ней. Я словно оказалась под крышей отца, и кто-то лишал меня свободы даже в моем небольшом пространстве, приглашая меня в место, которое я считала своим. Если она хотела сидеть на моей кровати, ей никто не мог помешать. Я села рядом с ней.
— Зови меня Джинни, — сказала она.
— Джи-Ни?
— Нет, — сказала она. — Это американское имя, сокращенно от Западной Вирджинии.
— Вас зовут Западная Вирджиния?
— Мои родители хотели, чтобы я была американкой, так что назвали меня в честь штата, — сказала она. — Я решила быть Джинни.
— Хорошо, Джинни, — сказала я. Я начала задавать вопрос, но не смогла его толком сформулировать. На моем лице точно это проступило.
— Что такое, Ли-лин?
— Вы ее знали?
— Сю Анцзинь?
От моего кивка она сказала:
— Не очень хорошо. Мистер Сю приводил ее сюда порой поиграть с Хуа, порой я учила их обеих красоте, потому что у Анцзинь не было матери, чтобы показать ей, как одеваться или укладывать волосы. Почему ты так на меня смотришь, Ли-лин?
— Ничего, Джинни, — она все еще глядела на меня, и я сдалась. — Как Сю Анцзинь, я росла без матери, и меня восхищает, что вы учили Анцзинь тому, чему меня ни одна взрослая женщина не учила.
— Ах, — сказала она. — Это кое-что объясняет, Ли-лин.
Я напряглась.
— О чем вы?
Она встала, повернулась и глубоко вдохнула.
— Ли-лин, ты в зеркало смотришься? Ты выглядишь как простолюдинка. Ты могла быть такой, что за тебя бились бы мужчины.
— Зачем мне это, Джинни? Мужчины и без того все время бьются.
— Мы во многом похожи, Ли-лин, — сказала она мне. — Мир не добр к таким, как мы. Мы, женщины, не можем владеть землей. Мы китаянки, не можем открывать счета в банке. Мы иммигранты из Китая, не можем стать тут гражданами. Для нас с тобой закрыто много дверей. Юность и красота могут открыть некоторые, но юность и красота мимолетны, нужно использовать их, пока они не пропали.
Я серьезно ее слушала. Джинни была на шесть или семь лет меня старше, и мне хотелось спорить с ее советом, но до этого я печалилась, что старшая женщина ни разу не брала меня под крыло.
— Джинни, вы поделились со мной советом, и я невероятно благодарна, — я надолго прикусила язык. — Но если юность и красота так ценны, мне интересно, что вы купили на свои.
Прошел долгий миг, пока она распутывала скрытый смысл в моих словах, а потом она тепло рассмеялась.
— Ты гадаешь, почему я вышла за мужчину на пару дюймов ниже меня, тощего как палочка для еды? Почему выбрала в мужья клоуна и убийцу?
Я молчала, не желая оскорблять начальника еще сильнее.
— Позволь задать тебе вопрос, Ли-лин. Ты хоть раз видела отца, так много внимания уделяющего своей дочери?
Хуа. Конечно. Джинни была роскошной, но у Бок Чоя была дюжина проституток на работе, и все же он выражал любовь к своей дочери сильнее, чем все родители, которых я видела в жизни, к девочке.
— Мой муж нервный, смешной и низкий, — сказала она, — и он убил полдюжины людей. Но я вышла за него, потому что он сделает все, чтобы уберечь свою семью, даже убьет. Он сдвинет небеса, только бы у Хуа была хорошая жизнь.
Я на миг задумалась, как это ощущалось, если бы мой отец так меня ценил. Мой отец всегда был далеким, его разум блуждал среди звезд, а не обращал внимания на ребенка в доме.
Я отчасти завидовала Хуа, ее растили оба родителя, сильно любили ее. Но, когда я представила своего отца, ведущего себя со мной как Бок Чой со своей дочерью — обнимая меня, целуя в щеку, гладя мои волосы и воркуя со мной — мне стало не по себе.
Я хотела, чтобы отношения с отцом наладились. Но я не хотела такой близости.
— Джинни, — сказала я, — вы можете рассказать что-нибудь о Сю Анцзинь?
Она сосредоточилась.
— Девочка всегда была сдержанной, Ли-лин. Мужчины играли в кости, а девочки — между собой.
— Вы не заметили, что Анцзинь чувствовала к своему мужу?
— Она была очарована им, Ли-лин. Она любила его и как отца, и как суженого.
— Суженого? Не мужа, Джинни?
— Они были официально в браке, Ли-лин, но она смотрела на него так… в ее глазах был восторг. У них был брак на бумаге, но она говорила, что хотела больше всего вырасти и стать ему настоящей женой.
— Ясно, — сказала я.
— Моя дочь тоже им восхищена, Ли-лин. Все девушки считают его чудесным, — через миг она сказала. — Тебе стоит принять это во внимание.
Я этого не отрицала.
— Бог игры щедрый, красивый, игривый, его удача — знак положительных отношений с его предками и силой характера. Я еще не видела от него ничего, кроме доброты, и никто не говорил о нем плохого. И все же…
— И все же его жена необъяснимо умерла, и вы думаете, что он может быть связан с этим.
Она кивнула.
— Мне всегда нравился мистер Сю, — сказала она. — Но он был здесь тем вечером. Принес моему мужу колы, — она закатила глаза, — и они поиграли немного, и…
— И что, Джинни?
— Хуа подошла к нему. Он погладил ее по голове, дал ей конфету и орехи, а я думала. Его жена была ненамного старше моей дочери, и она умерла ужасным образом в тот день. Никто не знал, почему или как. А здесь Сю Шандянь был с моей дочерью, которая считает его чудесным.
Она притихла.
— Джинни, — сказала я, — вы не знаете, откуда у мистера Сю его акцент?
Она была удивлена.
— Он вырос в Перу, Ли-лин.
— Перу?
— Ты не знала? Ли-лин, Сю Шандянь был кули. Одним из уехавших.
Я резко выдохнула. Я давно не думала о них. Десятки лет назад по всему Китаю пели о сияющей надежде Золотой горы. Мужчины покидали дома и отправлялись в Америку. Некоторые бежали от гражданской войны, других влекли возможности. Они уходили волнами по несколько тысяч. Никто не знал, как много ушло. Может, четверть миллиона.
Но не все добрались до берегов Калифорнии. Тысячи мужчин нечаянно попадали на корабли рабов, их увозили в Кубу или Перу, где продавали. Они были в цепях и клетках, их били хлыстами. Их заставляли работать весь день, таскать навоз, разбивать камни или собирать урожаи на плантациях, и им не платили за работу. Даже еда была инструментом контроля: слушайся и трудись, не то будешь голодать.
Когда правительство Перу отменило рабство, освободившиеся китайцы разбежались. Многие вернулись в Китай, где пытались восстановить свои жизни, многие поселились в Перу. А некоторые отправились к другим берегам.
Такой ужасной судьбы никому не пожелаешь. Но я подумала о дереве-вампире, с которым мой отец столкнулся в Пекине. То был подарок принцессе, присланный из Южной Америки. Он был из Перу?
— Может, будет лучше, — сказала я, — чтобы ваша дочь не пересекалась с Сю Шандянем, пока мы не убедились, что он не опасен.
— Ли-лин, — сказала Джинни. — Когда ты узнаешь, кто убил девочку, что ты сделаешь?
— Отомщу за нее, — сказала я без колебаний.
Она обняла меня снова.
— Прошу, отпустите меня, — сказала я.
Она так и сделала и тепло улыбнулась мне.
— Я должна пожелать спокойной ночи.
— Погодите, — сказала я, — давайте я сделаю защитный талисман для вашей дочери.
— Что за талисман?
— Простая бумажная фигурка, похожая на нее, с ее Восемью деталями, чтобы проклятие, направленное на нее, перепутало бумагу с вашей дочерью.
Джинни напряглась и посмотрела на меня со страхом в глазах.
— Ты хочешь детали об имени и дате рождения моей дочери, — сказала она.
Я кивнула.
— Чтобы уберечь ее, Джинни.
Она смотрела на меня, взгляд то ускользал, то возвращался. Я не понимала эмоции, решения и страхи, влияющие на нее. Чего она боялась?
— Джинни, я защищу Хуа, а не подвергну опасности.
— Спасибо за предложение, Ли-лин, — сказала она. — Может, позже.
— Джинни, это простые чары. Это поможет уберечь ее.
Жена начальника встала без слов.
— Джинни, прошу, — сказала я. — Я просто хочу защитить вашу дочь, — она не смотрела на меня. Она прошла к двери и оставила меня одну в моей комнатке. Я не понимала, почему она отказалась. Что скрывала Джинни?
Я переоделась в простую хлопковую ночную рубашку, быстро исполнила сокращенную версию ночных молитв и упражнений, а потом легла на кровать. Солома напиталась затхлым запахом из-за влажного воздуха Сан-Франциско. Мне нужно было заменить солому в скором времени. Купить ее. Но вскоре я забыла о том, о чем думала, услышала шорох своего дыхания. И уснула.
Во сне я шла по лесу ночью. Я знала, что это был сон, шагала уверенно с мечом в руке. Мой муж вырезал меч и подарил мне, и это делало меня сильной. Я ощущала себя во сне непобедимой, сжимая его. С ним я могла разрезать огромных змей, казнить демонов и пронзать…
Я поскользнулась. Я пыталась устоять на ногах, но они ехали вперед на масляной субстанции под подошвами. Я согнулась, но от этого чуть не упала лицом на землю. Я отдернулась, размахивая руками в глупой панике. Я склонилась, пытаясь подавить движение, что толкало меня упасть то в одну сторону, то в другую. Я двигалась неуклюже, как рыба на суше. Было глупо, но во сне я не могла отыскать свой центр. Я склонялась в стороны, не могла найти опоры из-за жидкости, размазанной на земле под моими ногами.
Во сне я ощутила запах железа, пока раскачивалась. Кровь. Мои ноги ехали, потому что земля была в теплой крови. Я попыталась выпрямиться еще раз, согнувшись, отклонившись, пошатнувшись. Кровавая лужа под моими ногами была слишком скользкой. Я смогла выпрямить спину, но съехала в сторону. Я неслась к ветке дерева. Я пригнулась, от этого накренилась вперед, еще сильнее теряя равновесие. Я пыталась и пыталась восстановить его, но влажная кровь под ногами отчаянно боролась со мной.
Сон становился красным. Кровь была всюду. Откуда она была? Чья она была? Ответ был очевидным: кровь моей мамы снова лилась из ее тела, кровь, что текла по моим рукам, когда я пыталась затолкать ее жизнь — и внутренности — в нее. Эта кровь наполняла море в Аду. Это была кровь моего мужа, льющаяся на улицу, когда он умер. Это была кровь моего отца, льющаяся из глаза, которым он пожертвовал из-за меня, словно он плакал красными слезами.
Кровь поглощала мой сон, захлестывая меня. Как было часто до этого. Я была смелой и сильной, если у меня была опора для ног там, где не было открытых ран моей жизни, кровоточащих под моими ногами. Вместо этого во сне я могла только дергаться в стороны, скользя, потеряв равновесие, ноги катились по крови всех моих поражений.
Ничто не могло смыть всю ту кровь. Она топила мой мир. Кровавый сон запятнал даже небо. Я как-то вспомнила Великого Ю, который смог вернуть мир после потопа. Как он это сделал? Что за сила позволила ему вернуть мир после потери? Такое было возможно? Я могла только поддаться потоку, тонуть в море крови.
Я проснулась в своей кровати, одна, в темноте, и не могла дышать, потому что существо, похожее на скелет, обвило своими тонкими костями мое лицо и высасывало из меня жизнь.