Девушка без лица

ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

Моя рука онемела, как камень, была испорчена. Бок Чой и Джинни уносили Хуа со двора. Доктор Вэй поправил очки, моргнул пару раз в дыму и сказал:

— Отдыхай, Ли-лин. Все кончилось.

— Нет, — сказала я. — Самое сложное впереди.

Подъем на ноги был как пытка. Я тянула ноги по двору, чтобы забрать меч. Как только пальцы здоровой ладони сжали рукоять, я ощутила себя сильнее и способнее.

Но хватит ли умений? Сила древнего дерева была из крохотного стебля, огонь духа пылал жарко и разрушительно, мог сжечь мой мир.

Я приближалась к прорастающему дереву, которому была десять тысяч лет. Подняв меч, я направила всю энергию небес в него, всю энергию земли через себя, опустила оружие на растущее дерево.

Оно не доставало до моего колена, но тонкий ствол был полон твердых почек. Я ударила по стволу, пригибая его к земле, но дерево росло дальше, стало защищаться.

Почки раскрылись сразу цветами. И каждый лепесток стал трепетать, как листья на ветру, хлопать крыльями.

И они взлетели, двор озарила красота красок, стая бабочек.

Мириады крыльев разных цветов переливались, собрались вместе, замирая и кружа. Они стали знакомой формой: все вместе бабочки были похожи на существо, стоящее на двух ногах с телом, двумя руками и головой. Человекоподобный силуэт из бабочек сиял красками хлопающих крыльев.

— Человек-бабочка, — прошептала я.

Его голова была из пульсирующих ярких бабочек, и среди крохотных крыльев раскрылась темная брешь, будто рот.

Красота существа ослепляла. Оно подняло руку (из бабочек) и из места, где была бы ладонь у человека, полетели бабочки на ярких крыльях. Они трепетали, красные, как кровь, черные, как оникс, изумрудно-зеленые, бирюзовые, как море, слепя.

Их было слишком много, они быстро летели во все стороны.

Я попыталась попятиться от яркой радуги их крыльев. Я размахивала мечом, отгоняя стаю. Те, по кому я попадала, становились дымом, но их оставалось все еще много. Воздух ожил от движений оранжевых и черных монархов, синие морфо сияли, черны крылья были с зелеными вкраплениями. Они были всюду вокруг нас в тишине.

Прикосновение бабочки было легким, едва заметным, но когда первая села на мою здоровую ладонь, показалось, на меня упал камень, стал мной. Я стала как камень. Онемение поднималось от ладони и других мест, где садились бабочки. Мои глаза и кожа были как клетка, я не могла помешать бабочкам летать над двором.

Первым закричал отец. Я узнала в его голосе ярость зверя, древнюю боль и жуткую потерю. Раздался голос Джинни, потом доктора Вэя. Миссис Вэй упала на землю, извиваясь и визжа. Потом Бок Чой присоединился к вою. Ужас и боль в криках заставляли мою кровь застывать.

И, может, я тоже кричала при виде моих жутких красных ладоней в крови. Она текла, горячая, и я не кровоточила. Она была из старых ран, от потери любимых людей, когда я не сделала ничего, чтобы спасти их.

Откуда была вся эта кровь? Я так старалась ее смыть.

Убегая, я бросила мать наедине с убийцей, и мои попытки убрать ее внутренности в тело после этого были напрасными. Если бы я не убежала… Я не могла восстановить разбитую жизнь, исцелить убитую мать. Я подвела ее. Было глупо думать, что я уже не была запятнана кровью женщины, которая родила меня и погибла, защищая меня. Она снова была тут, истерзанный труп лежал у моих ног. Отрубленная ладонь лежала как комок воска в крови и грязи рядом с ее нефритовым браслетом.

Кровавый сон топил меня. Я плыла в кровавом море кошмаров.

Без костей, словно медуза, рядом с трупом моей матери был мой муж. Высокий, добрый и мертвый, но все еще как-то умирающий, постоянно, с открытыми ранами от выстрелов. Пронзенный пулями, потрясенный, с опустевшими глазами. Его кровь тоже лилась на меня. Как я не смыла всю эту кровь давным-давно? Как моя мать и мой муж все еще истекали кровью?

Ничто не могло меня отмыть. Я вдыхала влажный воздух, воняющий кровью. Кровью людей, которых я подвела. Это был Кровавый сон.

Душа моего мужа годами была в тесноте, почти в тюрьме, а я даже не знала, что могла его спасти. Вернуть. Но теперь было поздно, я даже не помнила имя Ракеты.

Я забыла имя мужа! Та рана сочилась свежей кровью. Как я могла потерять имя мужчины, которого любила? Как я могла так подвести его, позволив украсть его имя?

Бок Чой неподалеку стоял на коленях, всхлипывал под призраком повешенной женщины. Капли крови текли как слезы с ее пальцев, капали на его лицо в его Кровавом сне.

Джинни сжалась, рыдая, сжимая ненастоящее тело мальчика. Его вес был мертвым в ее руках. Кровь лилась из мальчика, окрашивая Джинни в красный. Она сотрясалась, рыдала в своем мире тайн в своем Кровавом сне.

Даже Сю Шандянь, призрак, чье тело цвело в саду синих цветов, пострадал, эта часть его души широко открыла глаза и выглядела разбито под слоем красной крови духа. Вокруг него разбитые тела мужчин и мальчиков, закованные в цепи на запястьях и лодыжках молили спасти их в его Кровавом сне.

Доктор Вэй отклонился на столе, шатаясь. Бледный, он сжимал очки двумя пальцами, вокруг него истекали кровью люди в одеяниях из лазарета. Мой муж как-то оказался и с доктором, умирал под опекой доктора Вэя, пока умирал и в моем Кровавом сне.

Миссис Вэй выла, ее племя пропадало в тенях вокруг нее. Она хотела, чтобы они танцевали, пели, пряли и готовили, но она видела их в своем Кровавом сне, и они были мертвы, забыты.

Отец остолбенел. От его Кровавого сна мое сердце застыло. Отец рыдал у горы трупов, и неподалеку парила в белом платье, которое двигалось, словно дул ветер, Беловолосая демоница.

Никто не злил меня больше Бай Фа Мону. Никто не пугал меня сильнее.

И она была тут, в видении отца, появилась снова в бойне. Она была спиной ко мне, но ее длинное белое платье развевалось вокруг нее, ее волосы были такими, как я помнила. Каждая прядь ее бледных, как кости, волос шипела. Паря в воздухе, она выглядела гордо и красиво, источала наслаждение, паря над кусками людей, которых убила.

Что-то ощущалось не так в ее присутствии тут. Она не вязалась с кошмарами остальных во дворе. Кроме нее, все было невинным, мы видели свои истории, людей, которых потеряли, подвели или бросили… Никто не видел демонов. Не было смысла для нее быть в страданиях отца. Отца не терзала вина за убийство существа, которое истерзало и погубило всех, кого мы любили. Демоница лишила его всего.

Но тогда что она делала в кошмаре отца? Я с мечом шагнула к видению. А если она не была воображением? А если демоница как-то вернулась к жизни, чтобы снова ударить по нам? Часть меня подозревала, что я столкнусь с ней однажды… но не сейчас.

Я не была готова к ней.

Если бы демоница вернулась сейчас, я бы ничего не достигла. Ее жестокость и сила затмили моего отца, когда он был на пике силы. Что я могла достичь посреди ночи с крупицей силы, не такая обученная и куда слабее физически, чем он, когда с трудом выжил в бою с ней?

Я побрела по кровоточащим кошмарам во дворе к изображению демоницы. Это не могла быть она. Не могла. Я еще не была готова. Мне нужно было время. Мне нужно было обучиться лучше, повысить сан. Мне нужно было стать намного сильнее.

Шаг за шагом, и я оказалась за ней. Она медленно развернулась, и я увидела ее мертвенно-бледное лицо, зловеще радостное. Я глядела. Глядела. Что-то разбилось во мне. Мой разум не мог принять то, что я видела. Ее лицо…

Можно было подумать, что со всеми травмами, что развернулись во дворе, ничто не могло ранить больше, чем все то вместе. Но это могло.

Я не могла отвести взгляда от ее лица. Я завыла как раненое животное.

Я была ребенком, когда увидела Беловолосую демоницу, но я не могла забыть ее облик. Радость на ее губах, пока она резала моих друзей, довольный вид, с которым она рвала моих кузенов, оставляя их гнить. Она играла с нашими жизнями и смертями, словно злой ребенок, отрывающий крылья мухам и глядящий, как они корчатся.

В Кровавом сне моего отца бледная убийца вернулась, и я увидела ее лицо.

Я видела восторг ее зла. Видела лоб, глаза, нос, рот, щеки и челюсть злодейки, что слизывала страдания людей как вкусный соус. Мерзость в облике женщины, которая мучила отца, приходила в его кошмары. Я видела, как она яростно хмурила брови. Волосы демоницы были жемчужно-белыми и ниспадали по ее спине, но это была не Беловолосая демоница, убившая мою мать.

Под белой гривой волос демоницы, облаченной в одежду женщины, убившей все, что мы любили, монстр в видении отца был с моим лицом.

Я глубоко вдохнула. Взглянула на отца. Так он меня видел? Такой мерзостью. Я знала, что он осуждал меня за нарушение правил, нечистую магию, но это…

В его Кровавом сне, где получили облик его вина и страх, он видел свое величайшее поражение, и им была я.

Он видел меня как это гадкое злое существо, кровожадное, терзающее всю деревню ради веселья.

Я думала, он не видел меня вовсе, но ошибалась. Он видел меня, видел, как я нарушала правила, не слушалась приказов, дружила с монстрами, грязно сражалась, стала находить свой голос и обретать силы. И всю жизнь он видел только одну женщину такой, только одну женщину, которой хватило наглости забрать себе мантию власти мужчин и носить ее как свою, бросая вызов порядку. Он встречал только одну сильную женщину, и она убила мою мать и весь наш город.

Я помнила, как она написала как мотылек в воздухе над двумя подростками из нашей деревни. Они были близнецами. То, что она сделала с ними, было ужасным, но еще хуже было слышать ее смех при этом. Она смеялась радостно, игриво.

И это видел мой отец, глядя на меня.

Что означало для него видеть, как я становлюсь сильнее? Он всю жизнь сдерживал мою силу… По его опыту женщина могла быть хорошей или сильной. Не все сразу.

Отец боялся меня?

Я не могла это терпеть, смотреть на свое лицо, ставшее демоническим. Я вернулась к себе, к своему окружению. Я посмотрела на мужа, на мать, их кровь была красной, горячей, воняла железом, лилась, как краска из ведер, на все. Мир рыдал красными слезами через их убитые тела. Я ощущала горячую кровь любимых на своем лице, и я хотела бы силу изменить все.

Я всю жизнь была лишена нужной силы.

Я убегала маленькой от демоницы, мне не хватило сил защитить маму. Когда пули пробили моего мужа, мне не хватило сил. А теперь мои союзники утопали в крови мучительных воспоминаний, и Кровавый сон окутал меня травмами и трагедиями, и мне не хватало сил остановить это.

Никто сильный не придет на помощь. Мой отец не появится над звездами, не разобьет ад на щепки, не в этот раз. И у меня никогда не было такой силы… или не было никакой силы.

Самый сильный человек из всех, кого я знала, кричал, охрип, его разрывали открывшиеся раны прошлого. Сила не могла нам помочь.

Или, может, могла, но не наша сила.

Сила была во вселенной. В небесах и земле. В Дао.

Отец видел меня демоницей, но ошибался. И теперь пришло время. Показать ему, что он не видел. Пора было проснуться от Кровавого сна, который снился мне годами.

Я начала двигаться. Начала танцевать.

Танец был древним, втекал в мое тело. Моя душа пила молоко звезд и росу дня. Я взывала к духовному огню, чтобы сиять ярче, и агат на моем лбу загорелся.

Пора.

Пришло время.

И оно наступило сейчас. И все происходило сейчас.

Прошлое проявилось в настоящем. Я подняла ладонь, сжала звезды, танцуя их. Звезды танцевали через меня, и это происходило сейчас. В этот нереальный миг я стала древней, вечной, доисторической и будущей. Я была всем, что было и будет. О, поверьте, под холодно пылающими звездами я танцевала нескладный ритм, я хромала с важностью Великого Ю. Мои ноги подбрасывали щепки, пока я тянула грязь по земле двора. Я воплощала короля-шамана давних времен, его хромающая походка скрывала силу.

Я одна в мире в этот миг знала тайну Ю, первобытную и священную тайну силы короля-волшебника. Хоть он мог видеть будущее, говорить с драконами, становиться медведем, превращать великанов в водопады, это не было его истинной силой или целью.

Тайной Великого Ю было это: у него была только одна сила — сила понимать, что сломано в сломанном мире.

И в этот древний миг, это «сейчас» я забрала этот дар себе, сделала своей силой и целью. Разве был мир, сломанный сильнее этого? Где девочки страдали, умирали или сталкивались с силами природы, которые были загрязнены трупами людей, прибывших ради гор золота и оказавшихся в рабстве?

Я видела раны мира, танцевала, чтобы исцелить их. Чтобы принести покой убитой девочке, отомстить за безликую девочку. Я танцевала.

Чтобы покончить с мужчиной, чье время истекло. Я танцевала.

А еще было древнее дерево, чьи десять тысяч лет сна и священный эликсир исцеляющих видений были испорчены страданиями людей, которых поработили. Я танцевала сейчас и для этого.

Чтобы исцелить раненую вселенную. Чтобы мир обрел снова смысл. Чтобы отогнать потоки страданий и жесткости, пробудить всех от Кровавого сна. Чтобы одолеть дерево, которому было десять тысяч лет, чтобы очистить его, я танцевала.

В этом раскрывающемся Сейчас под вечным огнем мерцающих далеких звезд я танцевала ради всех нас.

Сейчас был ритуал, хотя между нами могли пройти века, я танцевала и для вас, и всегда буду.

Мой голос был сильным и четким. Я сказала:

— Я прощена, — и слова были правдой. — Мой муж прощает меня. Моя мама прощает меня. Я прощена. Любовь и история смывают кровь. Я помню и я прощена.

Я прошла к доктору Вэю с разбитым сердцем стоящему среди пациентов, которых он на смог спасти.

— Доктор Вэй, — сказала я голосом древних звезд, — вы прощены. Вы старались, спасли много жизней, исцелили много болезней, вправили много костей. Некоторые пациенты не выжили, но я знаю, что вы старались. Изо всех сил. Вы прощены.

Я подошла к миссис Вэй, сжавшейся среди угасающего племени в Кровавом сне, рыдающей по утерянному народу.

— Вы прощены, — сказала я голосом горного ветра. — Вы им не вредили.

Она глядела на меня со скорбью, глаза были старше ветра.

— Я забываю их все больше каждый день, Ли-лин, это почти то же, что убивать их. Как я могу забывать их? Забыть их — это дать даже их песням пропасть.

— Они не будут забыты, — сказала я на родном языке миссис Вэй. — Я приду и выучу все, чему вы меня научите. И я поделюсь знаниями с другими. Ваш народ не забудут. Но вы, — я как-то правильно произнесла ее настоящее имя, — вы прощены.

Я подошла к Джинни. Она подняла голову, сжимая мальчика в руках, смотрела на меня сквозь пряди волос, мокрые от слез.

— Ты прощена, — сказала я ей голосом богинь. Она крепче прижала к себе видение мертвого сына. — Ты можешь хранить свои тайны, Джинни. Ты прощена.

— Знаю, — сказала она. Ее красивое лицо было печальным. — Знаю. Прошу, дайте еще пару минут с ним.

Я кивнула и прошла к боссу. Бок Чой рыдал под кровоточащим трупом повешенной женщины.

— Ты прощен, — сказала я голосом с силой солнца и луны. — Я не знаю, по чьей смерти ты скорбишь, но…

— Я отказываюсь от прощения, — сказал он. — Я — не часть твоего ритуала спасения, Ли-лин. Спасай души, которые можно спасти. Я отказываюсь от искупления.

Первобытные силы плясали во мне. Я дышала светом звезд и слышала все крики. Но, глядя на босса, я была не уверена. Я глядела на него глазами природы, но не могла понять, кем был Бок Чой, в чем он нуждался.

Я прошла к призраку Сю Шандяня.

— Ты не прощен, — объявила я с властью судей Ада.

— Иди ты и твои предки, — прорычал его призрак. — Дерево вернет меня из мертвых. Я особенный! Я не могу умереть как обычный человек.

— Ты ничего не понял, испорченный мальчик? — я говорила с древней печалью. — Голос, что ты слышишь — боги и пророки, поющие через горло человека, Семь Звезд говорят. Ты умер больше века назад, умрешь сейчас, умрешь скоро. Ты убит, обвинен и не прощен. Но смотри, Сю Шандянь, какая вселенная.

Я показала ему все. Как проходит время, как было давно, когда небеса были отделены от земли. Я позволила увидеть ему, как он жил тут, сравнить с прошлым и будущим.

Я показала ему глубину вселенной, пространство между звездами, даль. Я позволила ему увидеть, как сильна природа, как она огромна, дала ему шанс понять, каким маленьким он был на фоне этого.

Душа Сю Шандяня стояла на коленях и плакала.

— Я не знал, — сказал он.

— Чего ты не знал?

— Я не знал, как это красиво. О, Ли-лин, как я не понимал, какой я маленький? И каким маленьким всегда был?

Я молчала, позволяя его видению стать четче.

— Я думал, все было во мне, но я — не центр всего. Я не центр ничего. Я просто человек, растерянный, пытающийся жить…

Я крутила время руками, пока не нашла то, что ему нужно было увидеть. А вот и оно. Мы смотрели на его прошлое: группа мальчиков трудилась среди сахарного тростника. Солнце жарило их, ладони мальчиков были стерты от инструментов, которые они держали весь день, а мужчины следили с хлыстами в руках. Каждый мальчик страдал в оковах. Один предложил сбежать, бросил друзей и братьев. Он освободился, а они и дальше страдали в оковах.

— Нет, — сказал он стоном. — Я не могу… Это не правда. Я должен быть другим… Должен быть повод, почему меня освободили, а их — нет. Я был избран… Должен быть повод, Ли-лин! Если повода нет, то я их бросил. А я не мог так сделать, ведь причина была. Какой она была, Ли-лин? Скажи, почему я не спас их из цепей?

Я плакала, но не знала, за него, его товарищей или за мир.

— Тебе не понравится ответ, Сю Шандянь: причина, по которой ты не спас остальных, в том, что тебе было проще жить, словно они не важны. Ты рассказал себе историю — или дерево рассказало — которая сделала их незначительными персонажами в жизни «Бога игры». Маленькая ложь, но ты верил в нее год за годом и потерял человечность.

— Ли-лин, что я могу сделать? Мне нужно вернуться, спасти их. Я не могу позволить им и дальше страдать в цепях…

— Ты поступил ужасно, Сю Шандянь. У тебя была сила освободить их, но ты ее не использовал. Но Перу отказалось от рабства годы спустя, их давно освободили.

Агония исказила его лицо снова.

— Моя жена, — сказал он. — Анцзинь. Она была моим другом, Ли-лин. Она мне нравилась. И я… я…

— Ты убил ее.

— Да, я сделал это. Я сделал это с ней…

— Ты убил ее.

— Я не должен был делать то…

— Ты убил ее.

— Да. Это так. Девочка по имени Анцзинь жила со мной, была моей подругой, и я…

— Ты убил ее.

Он глубоко вдохнул.

— Я убил ее. Она была просто девочкой, доверяла мне, а я убил ее.

Звезды летали вокруг нас, окружили нас вихрем. Мы парили среди облаков, наши ноги были над землей. Он сказал:

— И то, что я пытался сделать с тобой, Ли-лин…

— Не продолжай, — сказала я. — Любые извинения будут для твоей выгоды, не моей. Ты не прощен.

— Что я могу сделать, Ли-лин? — он смотрел на меня с детским отчаянием. — Как это исправить?

— Мне жаль, — мой голос был хриплым от ветров времени. — Мне жаль. Ты никак не можешь это исправить. Тебе нужно только признать свои поступки. Или, может, мне нужно услышать это от тебя. Но твой путь завершается тут. Тебя не ждет ни перерождение, ни наказание в Адах, ни блуждания призрака, ни существование на территории духов. Это решено. Узри чудо вселенной, Сю Шандянь, возрадуйся ему. Я верну каждую частичку тебя природе.

Ладонью, сияющей божественной энергией я стерла остатки души Сю Шандяня, убирая его и Ады, что ждали его. Это был серьезный момент, ни я, ни кто-то еще больше не увидит Сю Шандяня. Я молчала минуту, глядя, как жизнь могла пойти так неправильно.

Когда я была готова, я прошла к отцу. Он, всхлипывая, согнулся возле видения меня в облике Беловолосой демоницы.

— Ты прощен, — сказала я голосом его предков и моих, его рода и моего. — Я была там. Я знаю, как храбро ты сражался, чтобы спасти нас.

Он плакал, сжавшись, как жук. Его горе было поглощающим. Он смотрел на видение, на демоническую версию меня, и сказал:

— Я подвел тебя. Подвел тебя, дочь.

Я говорила голосом богов и природы, но не знала, что сказать. Предки и боги не могли говорить с его болью. Из всех сердец во всех временах и мирах только один голос мог помочь ему. Я сделала последний наполненный силой вдох и отпустила древнюю мощь богов и природы. Они покинули мое человеческое слабое тело.

Мы были в настоящем, а то случилось в прошлом.

Я стояла во дворе, ощущала холод. Жжение в ладони все еще пульсировало с онемением, холодное, но сильное. Тело было тяжелым, уставшим. Я повернулась к отцу. Я уже не была ведомой звездами, и мне нужно было обратиться к нему так, как мог только один человек в мире.

— Прошлое в прошлом, отец. Ты делал выбор, порой ошибался. Ты много раз ранил меня, но, когда я рискнула многим, чтобы спасти тебя, ты отказался от меня. Прогнал из своей жизни и своего мира. Ты подвел меня? Да. Но не так, как ты думаешь. Ты не смог понять меня. Я не монстр. Я не демоница, и ты увидел бы это, если бы смотрел на меня. Я… злюсь, отец. Злюсь на тебя. Я не могу пока что тебя простить. Но могла бы, если бы ты сделал кое-что для меня.

— Повышу тебя до шестого сана?

— Нет, — сказала я. — Просто наблюдай за тем, что я делаю, пойми, кто я, по моим поступкам. Ты веришь, что сила женщины — демоническая сторона. Я не прошу тебя менять это мнение, но я хочу стать сильнее. Дай шанс показать тебе, кто я. Дай шанс показать, что ты ошибаешься.

Он молчал, но мой призрак в облике демоницы исчез. Он потер рукой рот, нахмурился и сказал:

— Надеюсь, ты покажешь, что я ошибаюсь.

Я кивнула. Пока я могла просить только об этом.

— Нам все еще нужно убить дерево.

— Его нужно убрать как можно скорее, — сказал отец. — Еще минуты, и оно станет слишком сильным. Мне не хватит магии грома, чтобы ударить молнией снова. Без силы Пяти громов его не стереть.

— Есть способ, — сказала я.

Моя сумка осталась там, где я ее бросила часы назад, хотя за те часы я чуть не умерла и говорила вечным голосом звезд. Мои ноги были тяжелыми, пока я шла по двору за сумкой. Я развязала шнурок, вытащила бумажные подношения, которые заказала заранее.

Люди увидели, что я держала, и охнули.

Я подняла бумажные спички и красные бумажные трубки. Каждая трубка была с английскими буквами на боку, на конце был бумажный фитиль. Я прошла к деревцу-духу, растущему на краю двора, где дерево, которому была тысяча лет, пускало корни в землю духов. Я воткнула бумажный динамит вертикально вокруг деревца. Фитили соединились в один, который был в дюймах от земли.

Я подожгла бумагу, чтобы это построение стало настоящими спичками и динамитом в мире духов.

— Ли-лин, осталась пара минут, и дерево не остановить, — с тревогой сказал отец. — Нет смысла выходить из тела и зажигать ту духовную спичку. Ритуал будет слишком долгим.

А росток дерева ускорил свой рост. Он впивался корнями в землю. Я ощущала его гнев, враждебность пульсировала в земле и воздухе, загрязняя наш мир той же злобой, которой люди загрязнили растение.

Я вытащила маленькую флейту и наиграла короткую мелодию, повторила четыре раза.

Молочно-белый шар в три дюйма высотой с маленькими ручками и ножками вышел из ниоткуда. Его там не было, а потом он появился.

— Мистер Янци, — сказала я. — Ты мне нужен. Будь моим пушечным ядром. Будь мечом в моей руке.

Призрак глаза отца поднял спичку в ручках, сжимал ее, как копье. Вооруженный спичкой с него ростом, он подошел к динамиту. Он взмахнул спичкой, неся ее как весло, чиркнул по камешку, торчащему из земли.

Чиркнул снова.

И снова.

И снова.

И снова.

На пятый взмах я услышала шорох, запахло фосфорным дымом. Огонек спички озарил дух глаза, отразился на его блестящей поверхности. Ничто не выглядело так красиво, как мистер Янци в тот миг. Мой страж, мой спаситель, он поднял горящую спичку к духу-динамиту, держал там, пока фитиль не загорелся, а потом я схватила его и побежала в укрытие перед взрывом.