Динозавры против млекопитающих: история соперничества, которая не закончилась до сих пор

Летучие существа пониженной плавучести

Кстати, об освоении морей. Среди многочисленных мезозойских птерозавров не появилось, кажется, ни одного вида, который отказался бы от полета в пользу полуводного образа жизни (эдакого четвероногого мезозойского пингвина). У птерозавров могли быть те же проблемы с освоением океанов, что и у многих других архозавров, но для них могли быть существенны и другие сложности. Учитывая трофическую связь многих птерозавров с водоемами вообще и океанами в частности, о них стоит сказать отдельно. Среди них действительно были плавающие, возможно, даже ныряющие. Давным- давно, в мезозое, жила полуводная протоблоха Saurophthirus[108]. Жила она, скорее всего, на ком-то с очень кожистыми крыльями. Конечно, не обязательно это должен быть птерозавр, может быть, это был какой-то динозавр. Да, авторы, исследовавшие недоблоху, указывают, что она идеально приспособлена именно для того, чтобы удерживаться на кожистых крыльях, но такие крылья в мезозое встречались все-таки не только у птерозавров: попадались и перепончатокрылые динозавры. Возможно, вообще приспособление этих насекомых к пребыванию в воде не было связано с жизнью существ, на которых они паразитировали, а возникло в результате обретения очень специфического жизненного цикла (их личинки могли обитать в воде). Но все эти оговорки только ради напоминания: в действительности все может оказаться не так, как на самом деле. Скорее всего, это паразиты, жившие на птерозаврах, много времени проводивших в воде. Тем не менее птерозавр, отказавшийся от полета в пользу мореходства, нам не известен.

Кажется, летучие ящеры косвенно все-таки подтверждают, что моря мезозоя были весьма теплыми и то разнообразие, которого достигли мезозойские морские ящеры, никак не связано с температурой морей. Как мне подсказала в одной из дискуссий Лидия Каташук, в тропическом климате морскому пернатому гораздо выгоднее быть кем- то вроде фрегата — животным, способным к долгому парящему полету, а не к плаванию. Особенно показательно, что фрегаты, морские птицы, происходящие от вполне способных к плаванию предков (их родичами являются бакланы и пеликаны), в результате приспособления именно к жизни над морем — длительному парящему полету над океаном — способность к плаванию полностью утратили.

Дополнительную сложность птерозаврам доставило, видимо, то, что основной маршрут их эволюции шел в сторону увеличения размеров. Разумеется, и среди птерозавров были крошки, такие как выше упоминавшийся анурогнат (Anurognathus ammoni) — практически летучая мышь юрского периода (и по внешнему виду, и, видимо, по образу жизни). Но в целом они шли к увеличению размеров, а большие размеры для любого летающего позвоночного означают и облегчение скелета. В меловом периоде, когда птерозавры были представлены уже исключительно бодрыми здоровячками с размахом крыльев около 10 метров и более, переход к жизни в воде стал для них, видимо, в принципе невозможен.

Оговорюсь, все-таки и в конце мелового периода миниатюрные птерозавры встречаются, по крайней мере один такой науке известен[109]. Однако у меня все же есть сомнения, кто именно перед нами: взрослое существо или детеныш крупного аждархида (род меловых птерозавров). Конечно, надо постараться, чтобы перепутать взрослое животное и детеныша, но в палеонтологии всегда есть место неожиданностям. Вариант, что какой-нибудь «многоэтажный» птерозавр имел детеныша размером с кошку, не кажется мне невероятным, а совсем наоборот. И так как они должны были быть при такой разнице в размерах не слишком заботливы, то и выглядеть детеныш мог как практически уже «готовое к употреблению» (к полету, охоте и т. д.) взрослое животное. Наконец, даже если верно (а скорее всего, это так), что перед нами таки взрослый аждархид редкостно малых размеров, все же пока это выглядит как исключение, отклонение от основного направления эволюции позднемеловых птерозавров.

Крупному летуну требуется легкий скелет, при переходе же к жизни в воде, как я говорил, рассказывая о первых переселенцах с континента в океан, на первых порах необходимо нечто совершенно противоположное: требуется сделать скелет массивнее, чтобы за его счет уравновесить наполненные воздухом легкие.

Вообще, птерозавры оказались мало приспособлены к созданию наземных или водных форм, в отличие от птиц. Мы пока не знаем не только птерозавров, отказавшихся от полета и переселившихся в море, но и птерозавров, мирно бегавших по лесам мезозоя (если первых я назвал птеропингвинами, то этих, условно говоря, можно было бы звать птеростраусами). Конечно, были птерозавры — обитатели изолированных островов, предпочитавшие «пеший строй», подобно сегодняшним, эндемичным для островов птицам — я уже сказал выше о хацегоптериксе, — но это именно результат островной изоляции, к тому же, как я писал выше, не уверен, что способность к полету хацегоптериксы утратили окончательно.

Отчасти среди прочего неспособность птерозавров породить что-то водное или бегающее была связана со строением их опорно­двигательного аппарата. У птиц две конечности (крылья) используются для полета и две — для независимого передвижения на земле. Чтобы освоить жизнь в новой среде, они могут модернизировать одну пару конечностей, не меняя до поры до времени вторую. Вероятно, именно сохранение эволюционной «пластичности» задних конечностей, возможности эффективного использования их для передвижения по земле, воде, эффективного хватания (крепления на поверхности, манипуляций с предметами — об этом далее) сделало двукрылую «модель» птиц наиболее эффективной и единственной сохранившейся до нашего времени.