Как кончился палеозой. Подведение итогов

Это все свершилось в мезозое, пока же мы оставались еще в пермском периоде, наши далекие пращуры изобрели разнообразные по виду и назначению зубы. В ранней перми дела обстояли так же, как в мезозое, — постоянно нарастала конкуренция между существами малых размеров. О высокой конкуренции среди существ малых размеров как о причине гигантизма динозавров, напомню, писала Дэрил Кодрон с коллегами[164]. Конкуренция действительно сильно повлияла на гигантизм динозавров (механизм я пытался описать). В эпоху господства ранних синапсид она тоже не убывала, потому что есть крошки также не могли почти ничего, кроме друг друга и насекомых, а если ели растения, то в силу пока плохого развития конечностей и малой питательности растений палеозоя превращались в малоподвижные бочонки, которых ели все остальные. Это, в отличие от диногигантов, для которых любой лес становился накрытым столом из листьев и приблизиться к которым боялись даже самые отважные хищники. И все-таки ситуация была не столь критична, как в тогдашнем будущем — при динозаврах. Во-первых, на мелкоту давление было меньше, потому что юные синапсиды могли-таки рассчитывать на поддержку родителей, во-вторых, благодаря зачаткам жевательных способностей и отменным зубкам наши предки из перми и раннего триаса могли более эффективно перерабатывать растительный корм (по крайней мере палеозойскую флору). В-третьих, хищники могли убивать и есть не только «всякую мелюзгу», но и добычу, не отличавшуюся сильно от них размерами, на что уже не будут способны будущие хозяева мира. Со временем наши травоядные предки (родичи предков) смогли эффективно переваривать корм, не становясь такими уж увальнями. Но все же ситуация была не слишком радостная. Наши пращуры обзавелись сравнительно высокой температурой, но это же создало дополнительные проблемы — высокая температура приводит к более интенсивному испарению, что вновь требовало большей заботы о потомстве, а потомство по-прежнему было микроскопически мало по сравнению с родителями.

А вот в мезозое начинается уже настоящее безобразие (то есть конкуренция между живностью малых размеров достигает максимума) — тогда, во-первых, распространяются вышеупомянутые гинкговые, которые есть уже очень тяжело, и хвойные, которые также не слишком аппетитны, а параллельно на арену выходят новые суперхищники, пока еще малого размера — продвинутые архозавры, благодаря освоению «птичьего» типа дыхания получившие достаточно энергии и достаточно крепкую спину, облегчившие скелет (как минимум череп), чтобы не просто встать на задние ноги, но сделать бипедализм основным типом локомоции, и крайне скоростной локомоции. Этими хищниками, как неоднократно здесь сказано, были предки динозавров. Они, напомню, на первых порах могли эффективно охотиться только на то, что было заметно меньше их самих. Как позднее детеныши уже динозавров-гигантов, сами первые хищные динозавры могли становиться объектом охоты крупных хищников. Сосуществовать им приходилось и с пока еще крупными синапсидами и с нединозавровыми архозаврами (в том числе бипедальными). Скорость первым хищным динозаврам нужна была не только для того, чтобы догнать жертву, но и для того, чтобы самим скрыться от возможного преследования, поэтому челюсти у них были еще весьма легкими, а жертвы совсем маленькими. Крохам стало совсем плохо. И выхода отсюда было два — или лучше оберегать малышню (чем занялись предки млекопитающих), или поскорее вырасти, и чем больше, тем лучше, чтобы и кушать было что, и всякая зубастая гадость не покушалась (чем и занялись травоядные динозавры).

Впрочем, произошло это не сразу. Постепенно динозавры, оставаясь хищниками, наращивали прессинг на прежних травоядных, а тех становилось все меньше, в какой-то момент хищников стало гораздо больше, чем добычи, и тут уже самим бывшим хищникам, точнее некоторым из них, пришлось искать новые источники питания, а ими и оказались растения, но теперь это были хвойные и гинкговые. И эта смена произошла не сразу, но новые растения явно не отличались питательностью. Так как жевать динозавры пока не умели, все, что они могли, — это превратиться в брюшко на ножках. А это делало их уязвимыми перед собратьями, не ставшими вегетарианцами. Но они могли, повторяю, их перерасти: те же приспособления, которые позволили им подняться на задние ноги, пригодились и для превращения в гигантов. Травоядные диногиганты оказались более эффективны и постепенно полностью вытеснили из этой ниши синапсид. На это повлияло и изменение флоры, вызванное распространением этих гигантов, и то, что до появления настоящих млекопитающих в челюстях у наших предков оставались «лишние» кости (в будущем превратившиеся в косточки слухового аппарата), а это значит, что и жевалось им все-таки (несмотря на косвенные признаки наличия этого умения) скверно — челюсть была более хрупкой и плохо двигалась. Но, главное, травоядные родичи наших пращуров не успевали перерастать хищных динозавров, в отличие от травоядных же динозавров.

Почему суперхищниками мезозоя не стали наши предки? Отчасти оттого, что не имели крепкой, приспособленной к «птичьему» дыханию спины, а также потому, что эволюция их конечностей шла другим путем. Дело не только в двуногости как таковой. Ноги наших предков приспосабливались не столько к скоростным забегам, сколько к тому, чтобы как-нибудь не раздавить заботливо оберегаемое потомство. Не могли они стать гигантами и потому, что у них отсутствовала пневматизация скелета и черепа, столь помогавшая динозаврам увеличиваться в размерах. Были и другие факторы, определившие развитие млекопитающих, их родичей и предков в начале мезозоя — я уже сказал выше, что переход «на темную сторону», то есть к ночному образу жизни, был связан с неэкономными почками и высокой влажностью их покровов. Однако день надо было все-таки где-то и как-то переждать, по возможности избежав излишнего испарения, надо было где-то заныкаться, еще в пермский период они осваивают азы создания подземных сооружений. Конечность, эволюционировавшая в направлении рыть глубже и быстрее, и конечность, созданная для спринта, — две разные конечности. Скорость изначально не была большим козырем будущих млекопитающих и синапсид в целом. Они не стали и первооткрывателями бипедальной локомоции, тем более не могли «изобрести» быстрого бипедального хищника. Даже в дальнейшем, когда в мезозое такое строение стало мейнстримом, они ничего подобного не придумали. Кроме всего прочего, слишком массивными, чтобы нести их высоко над землей, были их тяжелые головы, несущие снабженные сильной мускулатурой и длинными клыками челюсти, да и весь плечевой пояс у них был массивным. Часто был слишком мал и слаб хвост, чтобы использовать его как противовес. В триасе, когда динозавры уже вовсю сновали на своих двоих тут и там, наши пращуры оставались верны своей четвероногости. Как уже сказано, появление двуногих сверхбыстрых суперхищников в очередной раз поставило под удар мелкое потомство наших предков. Потомство было непроворно и уязвимо. А так как забота о детях уже должна была быть для многих синапсид чем-то важным, они интенсировали развитие в уже избранном направлении, стали оберегать его еще интенсивнее, научились сначала закреплять яйца на собственном туловище, а затем и вовсе изобрели систему крепежа, сосцы и губы, сумчатость и так далее. Но более интенсивная забота о потомстве автоматически исключила наших предков из гонки на гигантизм. Крупный динозавр мог охранять свои микроскопические (по динозавровым меркам) яйца, а после вылупления на свет своего микропотомства удалиться с полным сознанием выполненного родительского долга, не боясь это потомство передавить по неосторожности или подвергнуть другим опасностям, он мог не заботиться даже о кладке. Нашим же пращурам, раз они взвалили на себя тяготы родительской заботы, надо было как-то с этим потомством возиться, стараясь при этом не повредить. Они могли быть довольно крупны, но не беспредельно крупнее своих крошечных отпрысков. Конечно, среди сумчатых бывали гиганты, но даже крупнейшим плацентарным они в размерах серьезно уступали. Максимум, что создала их эволюция, — существо размером с гиппопотама, дипротодонта. Неплохо, солидно, но в сравнение с динозаврами не идет (да даже в сравнении с крупнейшими наземными плацентарными дипротодонты не кажутся такими уж выдающимися существами). Возможно, если бы на планете не было плацентарных и сумчатые эволюционировали в гордом одиночестве, им удалось бы создать и кого-то крупнее, но помимо того, что потомство предков млекопитающих и млекопитающих было слишком мало, оно становилось постепенно и слишком немногочисленным, чтобы участвовать в размерных гонках на вырастание с динозаврами. Поскольку сами родители были меньше, то и детенышей у них было меньше, чем у диноконкурентов. Кроме того, сумчатым из-за рождения детенышей на очень ранних стадиях дольше приходилось выкармливать потомство, а это само по себе сказывалось на его количестве: одно дело выкармливать одного-двух детенышей и другое — голодную ораву а-ля кайентатерий. Наши предки проигрывали на первых порах динозаврам в размере и, возможно, в скорости. Конкуренция в малом размерном классе все нарастала — травоядные гиганты-динозавры продолжали порождать сотни крошек-детенышей. Хищники тоже: голодные «соседи» не разбирались, вырастет ли из этой крохи мирный зауропод или коллега-теропод — ели всех. Растительная пища становилась для животных сравнительно небольшого размера все менее доступной.

Загрузка...