Глава 8 Адриан и Мари

После кровавой свадьбы Элоди и Фирмена Варандо вечером в «Бори» ощущалась напряженность. Семья сплотилась вокруг Адриана, который никак не мог оправиться от потрясения. Еще бы, его прилюдно назвали убийцей! Но еще больше он терзался тем, что не смог спасти молодого Паскаля.

— Если бы только у меня был с собой мой медицинский саквояж! — повторял он. — Если бы только я смог довезти его до больницы!

— Прошу тебя, Адриан, перестань корить себя! — откликалась Мари и брала его за руку.

Поужинали быстро, тем более что ни у кого не было особого аппетита. Камилле это всеобщее уныние было не по душе, поэтому она поспешила увести своих маленьких племянников поиграть в парк, остальные члены семейства собрались в гостиной. Все сидели с мрачными лицами и думали об одном и том же, но никто не решался снова заговорить о пережитой драме. Наконец Лизон нарушила молчание. Она знала, что лучше не откладывать неприятный разговор, лучше сразу «вскрыть нарыв», как сказали бы местные старожилы.

— Это просто ужасно! — начала она. — Мы могли бы привлечь Элоди к ответу за клевету! Счастье, что я ушла до того, как началась эта отвратительная потасовка! Я бы не хотела, чтобы мой маленький Жан увидел, как один человек убивает другого!

— Слава Богу, что он этого не видел! — подхватила Матильда. — А я рада, что успела вовремя увести Камиллу. Просто позор — так напиваться! А ведь этот парень с ножом за пять минут до этого строил мне глазки! Вот уж остолоп так остолоп! От него уже тогда воняло этим дешевым вином… Элоди тоже была пьяна! Она никогда бы не сказала такого, если бы не перебрала вина и шампанского. Когда протрезвеет, будет себе локти кусать!

Сидевший у камина Адриан печально покачал головой.

— Ну кто бы мог подумать, что эта свадьба закончится кровопролитием? Я был там… и ничего не смог сделать! Мой долг был спасти несчастного юношу! Но он умер у меня на руках. И, в довершение всего, меня назвали убийцей! Я чувствую себя грязным, обесчещенным! Но ведь я совсем не доктор Петио! У того было двадцать четыре убийства на совести, и он в апреле понес за это заслуженную кару! Ставить меня в один ряд с этим преступником! И перед моей семьей! Какой стыд!

Мари задохнулась от возмущения. Как и большинство жителей страны, она следила за развитием скандального дела по публикациям в прессе. Процесс над кровавым убийцей вызвал в обществе шквал эмоций, и желтые газетенки успели на этом неплохо поживиться. Слышать, как Адриан сравнивает себя с этим чудовищем, было для нее невыносимо. Мари встала, подошла к супругу, обняла его за плечи и заставила посмотреть себе в глаза. Твердым, уверенным голосом, четко выговаривая каждое слово, чтобы речь ее звучала более убедительно, она сказала:

— Адриан, я запрещаю тебе так о себе говорить! То, что случилось сегодня, и преступления доктора Петио нельзя ставить на одну доску! Ну подумай сам! Ведь не всех раненых удается спасти. Вспомни, ты сам мне рассказывал, что во времена Сопротивления некоторые умирали, несмотря на все твои усилия. Ты и сам прекрасно знаешь, что шансы выжить у получившего такую рану ничтожны, особенно если у доктора под рукой нет ни лекарств, ни инструментов… Нож перерезал артерию… Ну что ты мог поделать, если отсюда до ближайшей больницы десятки километров? Мне тоже очень жаль этого юношу и его родителей. Но не ты виноват в том, что он умер! Ты слышишь меня?

— Мама права! — воскликнул Поль. — Поверьте мне, Адриан, в Прессиньяке никому не придет в голову обвинять вас в чем бы то ни было!

— Ты сам не знаешь, о чем говоришь, — поморщившись, словно от боли, отозвался отчим. — Теперь они будут без конца обсуждать этот случай и вслух говорить то, о чем многие успели подумать: «Будь он хорошим доктором, смог бы спасти этого парня!»

Венсан вздохнул и посмотрел в окно, выходившее в сад. Адриан был отчасти прав. В сельской местности люди легковерны, и часто хватает одного дурного слова, чтобы породить слух, который прокатится по поселку или деревне со скоростью лавины. Очень быстро все забудут, как все было на самом деле, но людская молва умолкнет не скоро… И даже если будущее покажет, насколько глупыми были слухи, зло, которое они породили, сделает свое дело. Венсан не мог понять, что нашло на Элоди, как она осмелилась бросить Адриану в лицо такое гнусное обвинение. Какую нужно иметь черную душу, чтобы измыслить такое! Взгляд его остановился на Камилле и детях, освещенных розовым светом заходящего солнца. Девочка качала Жана на качелях, а маленькая Бертий, которую усадили на простеленном на земле одеяльце, смотрела на них и заливисто смеялась. Эта картина подействовала на него умиротворяюще, и он предпринял попытку успокоить своего тестя:

— Дорогой Адриан, все не так уж плохо! Поверьте, здесь Элоди все знают, доброй славой она не пользуется, и так было всегда. И ее супруга, Фирмена, тоже не особенно любят. Местные жители относятся к нему с опаской. Им не по нраву его богатство, нажитое за последние годы и неизвестно каким путем. В сентябре, когда начнутся занятия, я приведу в пример этот случай на уроке нравственности. Мои ученики — славные мальчишки, они передадут мои слова своим родителям. И это послужит им живой иллюстрацией того, к чему приводит злоупотребление спиртным и жестокость!

Нанетт, которая прислушивалась к разговору, сидя в удобном кресле, сочла момент подходящим, чтобы высказать свое мнение:

— Венсан прав! Мой зять, не стоит так убиваться! Элоди в Прессиньяке никто и в грош не ставит! Так повелось еще с дней ее молодости. Мы не первые, кому она насолила за свою жизнь! Вспомните, сколько денег она из вас вытянула на воспитание своего сына, Клода… Это было не слишком-то честно! А помнишь, Мари, как она явилась жаловаться в Обазин? Наверняка хотела посмотреть, как ты живешь, в достатке ли… И сдается мне, что это она постаралась, чтобы Макарий тебя поскорее нашел. Руку готова дать на отсечение! Вот уж две гадины! Славная из них получилась бы парочка! Как говорится, рыбак рыбака видит издалека… Когда вспоминаю про этого Макария, у меня мороз по коже! И этот грязный тип осмелился арестовать нашу Матильду!

После этой тирады в гостиной, где и так было невесело, повисла тягостная тишина. Венсан, Поль и Адриан одновременно посмотрели на Нанетт, и все трое — с очевидным удивлением. Матильда сделала вид, что любуется своими туфельками на высоких каблуках, которые ей и правда очень нравились. Она не знала, как быть, ведь мать взяла с нее, Лизон и Нанетт слово никому не рассказывать об этой ужасной истории с гестапо. Молодая женщина прекрасно помнила те несколько часов, проведенных в штабе гестаповцев в Тюле, но понятия не имела о том, какую жертву принесла мать, чтобы ее отпустили. Она часто задавалась вопросом, как матери это удалось, но для сохранения своего душевного спокойствия решила ни о чем не спрашивать. В конце концов, Макария и Мари связывало подобие родственных отношений, и это, возможно, помогло им найти общий язык.

Мари не дала дочери возможности высказать свое мнение о той истории. Предваряя неизбежные расспросы, она поспешно сказала:

— Ты зря так говоришь, Нан, дорогая! Макарий и без помощи Элоди узнавал все, что хотел знать. Он всегда был в курсе, где мы живем. Зачем снова вспоминать о войне? Ради бога, забудем об этом!

От Поля не укрылось волнение матери. Ей не хотелось вспоминать тот эпизод из прошлого, это было очевидно. Ему было бы очень любопытно послушать эту историю, но он не стал настаивать. Когда-нибудь, в более благоприятной обстановке, она, быть может, им расскажет, как все было… Уважение его к матери было настолько глубоким, что он безропотно мирился с тем, что о каких-то событиях она предпочитает умалчивать. Венсан ощутил неловкость, однако последовал примеру Поля, тем более что умоляющий взгляд Лизон дал ему понять: она не хочет, чтобы он пускался в расспросы. Но Адриан решил по-другому.

С тревогой глядя на супругу, он спросил:

— Что я слышу? Матильда была арестована? Когда? Почему я об этом ничего не знаю? Мари, как могло случиться, что ты никогда мне это не рассказывала? Похоже, об этом известно всем, кроме меня!

— Прошу, не надо, это уже в прошлом! — взмолилась испуганная Мари. — К чему ворошить неприятные воспоминания, особенно после того, что случилось сегодня? Я все объясню тебе позже, Адриан. Это было просто недоразумение, я хочу сказать, что Макарий чего-то недопонял… И доказательство тому то, что все быстро уладилось…

Мари прекрасно знала, что супруг не удовольствуется этим уклончивым ответом. Адриан ничего не знал об аресте Матильды, и сейчас точно был неподходящий момент для такого рассказа. Ей удалось выиграть время, однако рано или поздно ей придется вернуться к этой теме. Тогда она и решит, как быть. Расстроенная этой новой неприятностью, Мари укоризненно посмотрела на Нанетт. Та, прекрасно понимая, что провинилась, вдруг закашлялась и с невинным видом объявила:

— Венсан, помоги-ка мне подняться с кресла! Не скажу, что оно неудобное, но мне будет уютнее на кровати. Я иду спать! Святые предержители, ну и день выдался!

Лизон пошла проводить бабушку на второй этаж. Повисло неловкое молчание. Адриан нахмурился. Его удивило выражение лица жены. Она явно пребывала в замешательстве, была испугана. Мари скрывала от него что-то важное, он это чувствовал. Сейчас она, разумеется, ничего ему не скажет, однако Адриан пообещал себе, что, когда они останутся наедине, любой ценой добьется признания.

— Что ж, ты, разумеется, права, — сказал он сухо. — Это давняя история, и главное, что Матильда здесь, с нами, не так ли? Венсан, ты, помнится, предлагал выпить после ужина по рюмочке? Сегодня я точно не стану отказываться. Глоток сливовой настойки поможет мне забыть о сегодняшних злоключениях.

Вошла Камилла, а следом за ней — маленький Жан. Сидевшая на руках у тети Бертий отчаянно зевала. Появление детей разрядило обстановку.

— Думаю, малышам пора в кровать, — сказала Камилла. — Мы хорошо поиграли, и они очень устали…

— Это очень кстати, дорогая, — негромко сказала Мари, с благодарностью глядя на младшую дочь. — Лизон поднялась наверх вместе с бабушкой.

Трое самых младших обитателей дома вышли. Поль помог Венсану налить «по капельке», как сказала бы Нанетт. Мари отметила про себя, что вид у сына задумчивый, да и говорил он в этот вечер совсем мало.

— О чем, вернее, о ком ты думаешь? — шепотом спросила она у него. — Не о той ли девушке?

— Угадала, мамочка! Я бы хотел еще ее увидеть. Она хорошенькая и неглупая… Если бы празднество не закончилось так ужасно, я бы побыл с ней подольше. Жаль… Но я узнал, что она живет на окраине Прессиньяка, это по дороге в «Бори». Думаю, теперь я стану чаще навещать нашу Лизон!

— Камилла расстроится. Ей так хочется, чтобы ты женился на Мари-Эллен! Но, конечно, тебе самому решать, кого выбрать. А вдруг эта девушка уже помолвлена?

— Вот это точно нет! Поэтому я хочу попытаться ее завоевать, — с легкой улыбкой ответил Поль.

И тут в тишине большого дома отчетливо прозвучали три удара во входную дверь. Все, кто в эту минуту находился в гостиной, вздрогнули и обменялись взглядами, в которых читалась тревога. Матильда собралась было выйти в холл, но мать жестом остановила ее:

— Я сама открою!

— Хорошо, мам. А я поднимусь поцеловать детишек на ночь.

Мари не удивилась, увидев Элоди. Она ожидала ее прихода. Женщины обменялись настороженными взглядами и остались стоять где стояли: одна, с неприступным видом и рассерженная, — на пороге, другая, сокрушенно понурив голову, — на ступеньке ведущей к парадной двери лестницы. От наряда невесты остался только увядший цветок, приколотый к блузке. Мари молча ждала, что Элоди ей скажет. Наконец та проговорила, запинаясь, извиняющимся тоном:

— Я виновата перед вами, мадам Мари! Ну, вы понимаете… в том, что сказала такое о вашем муже. Из-за этой кутерьмы я расстроилась, конечно же… И весь праздник насмарку из-за этого окаянного родственника Фирмена! У парня слишком горячая кровь! Мой муж сказал, что мне надо пойти извиниться. Вы понимаете, он ни с кем не хочет ссориться… Ну вот, мне очень жаль, что все так вышло! Вы и так уже поняли. Мне правда жаль… Я и сама хлебнула лишнего, не стану спорить. Но где, как не на собственной свадьбе, можно разгуляться от души?

— С этим не поспоришь, — подхватила Мари. — Но понимаете ли вы, Элоди, как обидели нас такими обвинениями? Мой муж до сих пор сам не свой! Это было несправедливо, вы не имели права так говорить!

— Знаю, знаю, — пробормотала посетительница, потирая подбородок. — Но я ведь на самом деле так не считаю. Объясните это доктору! Передайте ему!

— Разумеется передам, — сказала Мари, которой было с каждой секундой все противнее смотреть на Элоди. — Возвращайтесь домой. Спасибо, что проделали такой долгий путь, чтобы сказать нам все это.

Элоди, явно испытывая облегчение, протянула ей руку. Мари пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы пожать ее. Уроки, усвоенные в юности, до сих пор приносили свои плоды: как говорила мать Мари-де-Гонзаг, «нужно прощать обиды…»

— Я передам ваши извинения Адриану, Элоди. Доброй вам ночи и много счастья в супружеской жизни!

— И я вам того же желаю, мадам Мари. И будьте настороже: Макарий-то, может, и умер, но он понаделал детишек по всему краю… Я не о законной супруге говорю, как вы понимаете… Будьте настороже! Кое-кто желает вам зла.

— Я вас поняла, Элоди, — оборвала ее Мари. — И я достаточно взрослая, чтобы себя защитить. До свидания!

Мари закрыла дверь и прижалась к ней спиной. У нее дрожали ноги. Она глубоко вздохнула. Этот день истощил ее силы. Она на мгновение закрыла глаза, но перед ее мысленным взором тотчас же появился истекающий кровью сын бакалейщика и обезумевшие от горя родители, стоящие на коленях рядом с ним. Мари разделяла их горе, их возмущение. Ну почему жизнь иногда бывает так жестока? Если бы только можно было повернуть время вспять, сделать так, чтобы этого ужасного несчастья не случилось! Но — увы! — это случилось, и оставалось только смириться.

К усталости добавлялась и еще одна забота. Адриан не успокоится, пока не узнает, что произошло в Тюле в тот день, когда арестовали Матильду. Как только они останутся одни, он начнет ее расспрашивать, а ей… ей придется солгать.

«Он никогда не узнает!» — пообещала себе Мари.

Пора было возвращаться в гостиную.

— Это была Элоди, — довольно-таки спокойным тоном сказала Мари. — Она пришла перед всеми нами извиниться. Она сожалеет, что говорила о тебе плохо, Адриан. Тебе не стоит так переживать. Давайте не будем больше говорить об этом.

Венсан и Поль, похоже, вздохнули с облегчением, но доктор Меснье оставался угрюмым. Мари оперлась локтем о каминную полку из белого мрамора. Она ничего не сказала о странном предостережении Элоди. Так обычно говорят герои детективных фильмов: «Кое-кто желает вам зла!»

Она погладила статуэтку, которая стояла на каминной полке еще при жизни Жана Кюзенака. Прикосновение к прохладному гладкому фаянсу подействовало на Мари успокаивающе.

«Несчастная, она сама не знает, что говорит! — подумала она. — Совесть у меня чиста. Ну кто может желать мне зла?»

Легким шагом в гостиную вернулась Лизон. Она была в атласном пеньюаре. Хозяйка дома предложила всем отправиться спать.

— Думаю, мы все очень устали. Бедняжка Нанетт уже спит. Матильда принимает ванну, а Камилла просила передать от нее всем «доброй ночи». Наша юная мадемуазель уже легла. Она так рада, что ей позволили устроиться в той комнатушке на чердаке! Мама, мне кажется, она играет в игру «Мари из “Волчьего Леса”», представляя себя маленькой горничной, которой так одиноко под крышей Большого дома…

Услышав эту тираду, Адриан улыбнулся. Мари стало легче на душе. Супруг зевнул, и она подумала, что, возможно, он быстро уснет. Она заблуждалась…


***

Лизон разместила родителей в комнате, некогда служившей спальней Жану Кюзенаку. Они не первый раз оставались в «Бори» на несколько дней, но никогда раньше не спали в этой комнате, из окон которой были видны внутренний двор и конюшни. Здесь ничего не изменилось, если не считать нового ковра и занавесок.

— И вся мебель на прежнем месте, — прошептала Мари, прижимаясь к Адриану, когда они уже лежали на широкой кровати. — Знал бы ты, сколько раз я стирала пыль с этой статуэтки лошади на каминной полке! И с рамы портрета на стене. Это моя прабабка Аделаида. Мне очень нравится в этой комнате. Я бы не хотела спать в той, где умерла Амели Кюзенак. А здесь я чувствую себя под защитой папы…

Адриан ничего не сказал. Он слишком порывистым движением выключил лампу, хотя очень ценил эти минуты близости, когда они, обнявшись, рассказывали друг другу о событиях уходящего дня, о его радостях и заботах. Сегодня он не мог поделиться с супругой ничем, кроме своего отвратительного настроения. Он едва удержался от того, чтобы напомнить ей, что и Макарий несколько лет прожил в этом доме и здесь остались следы его присутствия. Он сразу же вспомнил о словах Нанетт и спросил:

— Странно, что ты ничего мне не сказала. Я говорю об этой истории с Макарием… Выходит, по его распоряжению арестовали Матильду. Почему я до сих пор ничего об этом не слышал? Зная, как обращаются полицаи со своими жертвами, ты наверняка места себе не находила от ужаса! Не понимаю, как ты могла скрывать от меня это происшествие, пусть даже все и закончилось хорошо? Поставь себя на мое место! Естественно, у меня масса вопросов…

— Любовь моя, давай поговорим завтра, — вздохнула Мари. — Я очень устала. Не порти эту ночь, которой я ждала с таким нетерпением… Я так рада, что мы будем спать здесь, ты и я… Я так сильно люблю тебя, ты же знаешь…

Мари придвинулась к мужу, обняла ногами его ноги, чтобы быть к нему еще ближе. Указательным пальцем она провела по неподвижной руке Адриана, опустилась к ладони и легонько ее пощекотала. Но он не ответил на ласку. Однако Мари на сдавалась: ее рука проникла под пижамную куртку мужа и погладила его мускулистую грудь. Как она любила к ней прижиматься! Пребывая в объятиях Адриана, она верила, что ничто и никто не сможет причинить ей боль. Наконец ее пальцы коснулись светлых волос внизу его живота.

— Любимый, я так по тебе истосковалась! — прошептала она.

Стыдливость мешала сказать больше. Благодаря Адриану она познала счастье любить душой и телом, и их взаимное желание не остыло с годами. Мари приблизила свое лицо к лицу супруга и нежно прикоснулась губами к его губам, которые умели быть такими лакомыми и страстными…

— Мари, прекрати! — сердито сказал он. — Сейчас не время! Я хочу услышать твой ответ, и прошу тебя, говори правду. Тебе пришлось одной выпутываться из этой ситуации — я имею в виду арест. И я хочу знать, как тебе это удалось. Но почему они схватили Матильду? Что она сделала?

Мари какое-то время лежала молча. Сердце гулко билось у нее в груди. Потом она положила голову Адриану на грудь. Она ощущала его напряжение. Ситуация была для него столь же неприятна, как и для нее, однако он дал понять, что не сдастся, пока не получит объяснений. И это упрямство потрясло ее.

— Тогда слушай, — начала она. — Матильда в то время жила в Тюле. Макарий без труда узнал, кто она такая. Он пытался получить от нее сведения о Поле, поскольку подозревал, и не без оснований, что тот стал членом одной из региональных групп маки. Она держалась молодцом, твердила, что ничего не знает. На самом деле бедняжка умирала от страха, но потом она клялась мне, что ни за что бы не предала своего брата, и я ей верю. Макарий организовал этот арест только для того, чтобы причинить мне боль. Однако он проявил несвойственную ему прежде заботу, поскольку проследил за тем, чтобы нашу Ману не били и не издевались над ней… Без сомнения, он это сделал, памятуя о наших родственных связях.

— В те времена такой доброты от полицаев ожидать не приходилось! — пробормотал Адриан. — И мне с трудом в это верится. Подлецы, которые шли на службу в гестапо, не испытывая угрызений совести, пытали, а то и убивали своих собственных соседей! Матильду должны были подвергнуть пыткам! Знала бы ты, Мари, что они делали с некоторыми женщинами!.. Когда я об этом вспоминаю, стыжусь того, что я тоже мужчина!

— Мне все это известно, — сказала она, напуганная горечью, звучавшей в его последних словах. — Но дай мне закончить. На следующее утро Макарий явился в Обазин с двумя подручными. Они забрали меня. Но без грубости, уверяю тебя!

— Боже мой! — сорвалось с губ Адриана, и все тело его содрогнулось от ярости.

— Было раннее утро, и никто не видел, что меня увезли. В Тюле Макарий стал меня допрашивать. Но на этот раз перед ним была не Матильда. Меня испугать не так легко. Я слишком хорошо его знала, чтобы реагировать на его угрозы и уловки. Мне не в чем было признаваться, и я уговорила его отпустить Матильду. Против нас не было никаких улик, ему пришлось это признать. Вот и все!

— Как это «вот и все»? — удивился он. — Ты правда хочешь, чтобы я поверил, будто этот тип, этот развратник, это дерьмо — прости, но я буду называть вещи своими именами! — повел себя как принц благородных кровей и так просто отпустил тебя и Ману? Вот уж чудо из чудес! Прости, но такие случаи редки в военное время. Если мне не изменяет память…

Мари отодвинулась от супруга. Ей стало трудно дышать. Она не знала, как отвести подозрения Адриана, и воспоминания, о которых она так старалась забыть, камнем давили на грудь. Муж заметил ее смятение. После недолгого раздумья она произнесла голосом, в котором, несмотря на все ее усилия, улавливалась фальшь:

— Конечно, все было не так просто… Но у меня были аргументы: я напомнила ему о тете, которую он любил, об Амели Кюзенак, о моем отце, о наших родственных связях… Я уговаривала его отпустить нас. Доказывала, что ему нет резона нам вредить. С нас нечего было взять, поскольку усадьба «Бори» и так принадлежала ему. На многочисленные вопросы о Поле я отвечала, что он поступил на службу в Красный Крест, чтобы помогать тебе. И он мне поверил. Возможно, в глубине души он и не был таким уж злодеем…

Голос Мари сорвался. Перед глазами возникла та сцена в штабе гестаповцев в Тюле… К горлу подкатила тошнота.

Адриан попытался представить себе этот допрос в стенах столь ужасной организации. Внезапно ему вспомнилась другая сцена: осенний вечер 1932 года, площадь в Обазине и Мари, которую силой пытался поцеловать незнакомый мужчина… Не помня себя от ярости, он кинулся к ним, готовый убить насильника. Им оказался Макарий. Адриан прочел на его бесцветном некрасивом лице похоть и садистское желание, презрение и ненависть. Он не смог бы забыть день, когда это случилось, уже потому, что за несколько часов до этого отвратительного события Мари сказала, что беременна. Камилла родилась через семь месяцев, сделав его самым счастливым человеком на земле. Он так мечтал о дочери…

Адриан за годы своей медицинской практики повидал множество людей. Когда в теле возникает недуг, характер человека проявляется во всей красе, становятся явными все его слабости и недостатки. Ему доводилось лечить как людей добрых и милосердных, так и отъявленных каналий, наихудших представителей рода человеческого. Последние не поддаются никаким увещеваниям, ведут себя скорее как животные, которыми управляют низменные инстинкты.

— Мари, мне трудно в это поверить! — воскликнул он. — Этот мерзавец не мог отпустить тебя просто так, не получив ничего взамен! Он ведь пытался тебя изнасиловать, когда ты была юной девушкой, здесь, под крышей этого дома! Однажды ты призналась мне в этом. И там, в Обазине, он пытался силой тебя поцеловать, и это в нескольких шагах от нашего дома! Этот тип хотел тебя! Ты оказалась в его власти, он просто не мог не воспользоваться этим. Матильда была лишь приманкой, или я не прав? Что ты от меня скрываешь? Скажи! Я имею право знать!

Мари, которая себя не помнила от волнения, повернулась и включила лампу. В горле у нее так пересохло, что она не могла издать ни звука. Ей нестерпимо хотелось пить. Лизон оставила графин с водой на столике у изголовья. Мари налила себе целый стакан, стараясь, чтобы Адриан не заметил, как дрожит ее рука, и опустошила его несколькими глотками.

— Сильная жажда выдает сильное волнение, — прокомментировал Адриан с легким сарказмом.

— Зачем ты так? — возмутилась Мари. — Кому бы понравился допрос с пристрастием? Ты говоришь со мной так, словно я в чем-то виновата.

Мари всей душой желала сохранить свой секрет. Она знала Адриана. Не будучи столь ревнивым, как ее первый супруг, он любил ее чувственной и требовательной любовью. Как он отреагирует, если узнает правду? У него может возникнуть отвращение к ней, не говоря уже о том, что он сильно огорчится… Справится ли его любовь с испытанием, каким может стать это признание? Она не была в этом уверена, поэтому предпочла не рисковать. Единственное, о чем она думала, — это сохранить свое супружеское счастье.

— Признаю, это было нелегко, — пробормотала она. — Макарий воспользовался ситуацией, чтобы поиздеваться надо мной, но не больше! Ему просто хотелось видеть, как я мучаюсь. Наверняка он наслаждался этим, ведь я никогда не скрывала, что презираю его. И потом, прошло много лет, и я была уже не той женщиной, которую он желал. К тому же не надо забывать о том, что он приходился мне дальним родственником. Он не зашел слишком далеко…

— Поклянись, что так и было, Мари! — серьезно и тихо попросил Адриан. — Если ты поклянешься, я никогда больше не заведу об этом разговор, обещаю!

Адриан прекрасно понимал, о чем просит. Он знал, что для его искренней верующей жены клятва священна. Он был уверен, что она не сможет нарушить предписания религии, поступить вопреки собственным представлениям о порядочности. Для Мари это стало ужасным испытанием. Однако ее решимость сохранить любовь Адриана оказалась сильнее. Она тихо произнесла:

— Клянусь тебе!

И тут же пообещала себе исповедаться матери Мари-де-Гонзаг. Она одна могла помочь ей выйти из этой сложной ситуации. Подсказать, как искупить эту ложь…

Адриан наконец расслабился и погладил жену по щеке.

— Не будем больше об этом, дорогая. Выходит, вам с Матильдой повезло, что вы попали в лапы к Макарию. Если, конечно, это можно назвать везением…

— Да, — прошептала она. — Я не рассказывала тебе об этом, потому что не хотела тебя расстраивать. Вернувшись домой из партизанского отряда, ты был такой ранимый! Ты ведь тоже не говорил со мной о войне. Что я знаю о том, как ты жил среди твоих товарищей-маки? Моих расспросов ты избегал, заявляя, что хочешь жить будущим, наслаждаться нашим обществом — меня и нашей дочери… Ты не сказал мне ни слова о том, как умерла Леони. Я ничего не знаю, ничего… Поэтому могу только представить, что ей довелось перенести, и это разбивает мне сердце!

Мари чувствовала, как к глазам подступают слезы. Силы оставили ее. Эта ужасная свадьба, поведение Адриана и вот теперь воспоминания о Леони… Она все еще остро переживала боль потери.

— Она была моей сестрой, моей подругой!

— Успокойся, Мари! — взмолился Адриан. Он уже злился на себя за то, что несправедливо обрушил свой гнев на жену. — Я сожалею, что мучил тебя своими вопросами. Прости меня, любимая! Ты права: мы оба живы, и мы сейчас в доме, который ты так любишь. Давай забудем обо всем остальном! Держу пари, наша Камилла сейчас читает книжку в твоей бывшей спальне на чердаке…

Мари разразилась рыданиями. Адриан нежно привлек ее к себе, обнял. Она тотчас же прижалась к нему — своему прекрасному возлюбленному, своему защитнику… Он страстно прижался к ней. Когда она стала успокаиваться, он ласково вытер слезы с ее щек, провел пальцем по ее ресницам, проследил очертания высоких скул. Сердце его переполняла бесконечная нежность к этой прекрасной женщине. Как он сожалел о том, что выплеснул на нее раздражение, накопленное за этот ужасный день!

— Твоя прелестная Лизон отдыхает рядом со своим мужем. Венсан — очень хороший человек. Рядом с ними Бертий; она, должно быть, сосет пальчик и видит сладкие сны. Маленький Жан тоже спит, прижимая к себе плюшевого медвежонка…

При упоминании о своих детях и внуках Мари попыталась улыбнуться. Адриан продолжал, целуя ее в лоб:

— А теперь Матильда, наша кинозвезда! Я представляю ее в шикарной ночной сорочке, курящей сигарету прямо в постели… Мне не терпится познакомиться с ее женихом. Если ему удастся добиться главенства в их паре, я сниму перед ним шляпу!

— И ты туда же! — воскликнула Мари, не зная, смеяться ей или плакать. — Продолжай!

— Остается только Поль. Твой красавец сын, так похожий на тебя, наверняка мечтает о романтической прогулке при луне с рыжеволосой Лорой, которая, быть может, заставит его отказаться от холостяцкой жизни. Наш Поль, у которого золотое сердце, по-настоящему весел только здесь, в «Бори». Уверен, он любит землю, работа страхового агента ему не по душе и он предпочел бы засевать поля, косить сено… Словом, жить в деревне, на свежем воздухе.

Мари прижалась лицом к шее Адриана и легонько его поцеловала. Потом добавила более уверенным тоном:

— А теперь скажу я! Ты позабыл о нашей славной Нанетт, которая каждый раз чувствует себя «не в своей тарелке», ночуя под крышей дома муссюра, как она называла моего отца. Ты слышал, как она отказывалась остаться в доме на ночь? Она хотела лечь спать у Луизы, в бывшем флигеле Алсида. Мне жаль, что ты не успел с ним познакомиться. Каждое утро старый слуга заходил в кухню, и я наливала ему стаканчик местной водки. Он мне подмигивал, принимая его. Ты знаешь, прислуга в доме всегда должна стоять друг за друга… Он был прекрасным человеком, разве только никогда не торопился браться за работу. Мне часто приходилось ходить за дровами, когда он ложился передохнуть днем или когда наступали сильные холода.

Адриан улыбнулся. Он еще крепче обнял Мари и теперь уже сам нежно поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй. Это стало искрой, воспламенившей костер ласк. Отдавшись ощущениям, они растворились в удовольствии. Они любили друг друга страстно, а потом уснули обнявшись, как юные любовники, освещенные лунным светом, который проникал в открытое в летнюю ночь окно.

Загрузка...