— Чего продают?
— Вон, вон, выходят! Оба.
— Кто?
— Да говорят тебе, молодые! Свадьба.
— А мне бы пивка.
Пожилой невзрачный пенсионер с базарной авоськой в руке повернулся и с насмешкой, сочувственно с ног до головы оглядел пивного любителя, тоже пенсионера, но намного моложавее. Тот не заметил дядькиной укоризны, попросил прикурить.
— И охота людям жениться. На такой-то жаре…
— Приспичит — так женисса.
— Я?
— И ты. Я, что ли?
— Я-то еще в своем уме. А ты как хошь. Свадебный поезд из трех такси с места берет большую скорость. Розовые шары и ленты бьются от встречного воздуха. На капоте, привязанная, сидит пучеглазая пластмассовая кукла. Она изображает, видимо, будущее потомство.
Сегодня воскресенье — день свадеб. Следующие три машины ждут очередную пару, родня, свидетели и новые зрители толпятся около. Тут же и двое наших мужчин-пенсионеров. Они разговорились, поминутно собираются уйти и никак не могут этого сделать. Молодые выходят из подъезда, их поздравляют, целуют и фотографируют.
— Невеста-то, — моложавый пенсионер тычет локтем дядечку с сумкой.
— Чего?
— Да лицо-то… В два цвета. И сама широконька.
— Точно, с брюхом. Не могла потерпеть-то.
— А ежели он прижал? Дотерпи тут. Он вон какой верзила здоровый!
— Да я бы как дал, так он бы и отлетел! На два метра! Оне что, уж и не ухаживают теперь? За девками-то?
— Кто за кем ухаживает! Теперь девки сами ребятам на шею вешаются.
— Не всякая!
— Да почти всякая. А я вон, бывало, женился-то… Три года ходил за своей Натальей. Бывало, не коснись. Держала дистанцию.
— Ну уж… Поди, врешь.
— Нет, не вру. Дело прошлое.
— Дело забывчиво, тело заплывчиво. Тоже, наверно, шалил.
— Мне какой интерес врать? — Дядька трясет от возмущения сумкой. — А теперь вон какая мода пошла, откуда чего берется. Меня на первый май зовут, значит, на свадьбу. И родня-то такая, что смех! Семая вода на десятом киселе. А пошел ведь! Дурная голова… Тоже тут расписывались. Свидетели с двух сторон. Одна свидетельница до того бойка, что туфлю еще на улице потеряла. Искали всем миром. Ну, расписались, значит. А невесту из загса, гляжу, выводят под руки. Только отъехали — бух! На той же машине прямо в родильное помещение! А дома уж столы сдвинуты. Куда столько закуски девать? Салаты прокисли. Вину, тому, правда, ничего бы не сделалось. Стояло бы хоть и до Нового года. АН нет! Не устояло! Пошли пазгать без невесты, как век не пивали. Добрались. Жених в черном костюме, при галстуке. Один сидит, как на суде. Ну, выпили один раз, другой, он и зашевелился. А тут «горько!» кричит какой-то дурак. Да все и остальные заорали: «Горько! Горько!» Ну, думаю, и правда несладко жениху-то. А он хоть бы тебе что. Тещу сгреб. А та хоть бы и сама замуж, так не прочь, раскраснелася. Плясать пошла после таких поцелуев. Напились дозела. Теща поет, молодяжка под радиолу ноги выкидывает. Сват уснул. Я пошел на воздух. Гляжу, жених в коридоре невестину свидетельницу вот жмет, вот жмет! Нет, думаю, добром это не кончится, надо домой. Разве это свадьба? Не свадьба, а что-то вроде дарового банкета. Хозяйку поблагодарил да и шапку в охапку, на автобус.
— Да…
— Вот так. Теперь мужскому полу не то что раньше…
Небольшая толпа у подъезда тает, дядечка решительно берет сумку:
— А ты не воронежской?
— Нет, всю жизнь тут живу, только на войне и бывал.
И оба расходятся по своим делам.