Душа. Пепел несбывшихся надежд

Глава 23. Казнь

Диана плачет долго. Всхлипывает, истерика душит ее, на время затихает, потом снова пускается в слезы. Я только жду, когда все это закончится – больше ничего не остается. Самой мне из этого состояния, похоже, не выйти. Значит, я должна что-то увидеть. То, чего я видеть совсем не желаю даже в страшном сне, не то, что наяву.

"Ты знаешь, что у нас делают с убийцами?". Конечно, их казнят. Диану ждет та самая казнь, и сидит она здесь в ожидании исполнения приговора. Знает ли она об этом, догадывается ли? Похоже, что догадывается, полицейский давал недвусмысленные намеки…

– Марк. Почему ты не отвечаешь мне? – произносит она вслух хриплым голосом. – Почему я больше не слышу тебя?

Что происходит? Она сходит с ума или правда пытается достучаться до своего парня, которого лишила жизни собственными руками.

– Марк, ответь мне, пожалуйста, почему ты молчишь? Они сказали, что я убила тебя, но я не убивала, я знаю, что ты жив, Марк, отзовись! – почти кричит, снова безудержно рыдает. – Забери меня отсюда. Пожалуйста…

Все это не укладывается у меня в голове. Диана совсем не похожа на сумасшедшую. Значит, она и вправду ничего не помнит, или же не понимает. И что означают ее слова? Телепатическая связь? Странно, что я ничего такого не видела в своих снах. Общение было только вживую, и все, никто никому не лез в голову, и не пытался. Она зовет его, просит помощи, но он не слышит. И не услышит никогда. Успеет ли она понять это, прежде чем ее казнят?

Примерно через полчаса я слышу тяжелые шаги по коридору. Диана быстро встает и подходит к двери. Казалось бы, я не должна ничего чувствовать, например, боль после избиений, но мне кажется, что дверь очень холодная, когда она прикасается к ней. Сквозь маленькое и очень грязное окошечко вижу тень, остановившуюся около камеры.

– Пожалуйста, послушай меня, – говорит она. Голос дрожит, еще бы, смерть подкралась к ней, а шансов на то, что они поменяют свое решение почти нет. – Я правда никого не убивала! Позовите хантеров, моих родителей, они докажут вам это.

Человек за дверью молчит, стоит неподвижно, силуэт его темный и расплывчатый, как у призрака. Может, это и есть призрак? Может, они все здесь такие. Диана так точно, но она кажется более живой, чем я сама.

Приближается кто-то еще. По меньшей мере двое, слышны как твердые шаги, так и шаркающие, заплетающиеся. Звон ключей, звук поворота ключа в замочной скважине, и дверь резко отворяется. Это полицейский. Диана вжимается в стену, в ожидании самого худшего, быстро осматривает его руки на предмет оружия, но в них ничего нет. Подходят еще двое мужчин – один такой же высокий, другой пониже, первый швыряет второго в комнату и закрывает дверь.

Диана бросается к двери, но видит, а точнее я вижу ее глазами, только два удаляющихся силуэта. Мужчина кидает на нее испуганный взгляд, обреченно кивает головой и опускается на пол. Ему на вид лет тридцать – тридцать пять, он неплохо сложен и довольно симпатичен для своего возраста, но выглядит жалко, особенно с ярким фингалом под глазом и разбитой губой.

Диана испуганно жмется к стене напротив него, а потом и вовсе забивается в угол. Я быстро понимаю, что здесь происходит. Двое в одной камере смертников, значит оба провинились настолько, что заслужили смертную казнь.

– А тебя за что, красавица? – не поднимая головы, спрашивает мужчина.

– Говорят, что я кого-то убила, – едва слышно отвечает девушка.

Он кивает головой и бросает на нее удивленный взгляд.

– Никогда бы не подумал. А я предатель. Предал великих хантеров и связался с темными. Представляешь? И знаешь, что они со мной за это сделают?

Диана молчит, не сводя с него глаз. Конечно, он намекает на то, что его казнят, и она это, похоже, понимает.

– Ты же должен был защищать людей, – неожиданно произносит она. И откуда в ней это? Нависла смертельная опасность, а она думает о нравоучениях.

– Ха, должен, как же, – усмехается мужчина, – никому я ничего не должен! Думаешь, мне все это нужно? Хантеры, великие охотники на нечисть, знаешь, кто они такие? Кто мы такие, если речь об этом? Кучка неудачников с завышенным чувством собственной важности!

– Но это не так…

– Нет, дорогая, все именно так. Я… я хотел уйти от этого. Многим удалось, они забыли, кто они такие, кем были их предки, но… знаешь почему многие отчаянно рвутся в бой?

– И почему же?

– Потому что они хотят что-то значить. Быть не просто точкой на страницах истории. Ты знаешь, что хантеры делают сейчас в Пандоре, например? – спрашивает мужчина, неистово сверля Диану взглядом так, что мне становится не по себе.

– Я не знаю…

– Они думают, что они – это не все что осталось. Хотя, это так и есть. И ради чего все это нужно? Им осталось недолго, я тебе точно говорю. Нам с тобой еще меньше, но им осталось недолго. Вот увидишь. Хотя, не увидишь, как и я.

– Что вы имеете в виду? – чуть ли не шепчет она. – Что с нами сделают?

– Ты что, еще не поняла? Дура! Они придут сюда и нас поджарят. Как кур на вертеле. Это комната смерти, я сам когда-то вынес приговор кому-то вроде тебя и видел, как они убивают. Вообще-то не именно здесь. – Он оглядывается. – Хотя, на стенах такой слой побелки… Изверги они. Нет, чтобы пустить пулю в лоб, они сжигают. Экономят пули, сволочи.

– Я правда ничего такого не сделала, – Диана снова начинает плакать. Ноги подкашиваются, и она опускается на пол. Я даже представить себе не могу, насколько больно ей было тогда это слышать.

– А ты что, не знала?

Она отрицательно качает головой, продолжая вытирать слезы дрожащими руками.

– Странно. Мне вчера приговор вынесли. Пришли они, сидят с умными видом, а на самом деле – никто. Идиоты в белых костюмах. Тебя не проверяли? А что ты сделала, напомни-ка?

– Он сказал, что я устроила пожар. Сожгла десять человек, – отвечает Диана. – Может, я и правда это сделала. Только совсем ничего не помню. Когда мы вернулись из Пандоры, все как в тумане…

– Не завидую тебе, – хмыкает мужчина, пожав плечами.

"А я вам обоим", – думаю я в это время. Их скорее всего сожгут, и все это произойдет у меня на глазах, которые я даже закрыть не смогу, чтобы ничего не увидеть. Хорошо, что настроение Дианы мне не передается – только то, что она видит, а я уже сама решаю, как все воспринимать.

Какое-то время они сидят молча, а потом где-то открывается дверь и раздается стук тяжелых подошв о каменный пол. Идут.

Диана поднимает голову, замирает в ожидании. Хантер сидит как и сидел, поникший и побледневший. Девушка совсем замерзла в тонком платье и дрожит от холода, а может быть и от страха. Будь я на ее месте, уже бы металась в панике по этой камере.

– Скоро согреемся, – говорит хантер, и в этот момент открывается дверь. За ней полицейский с какой-то бумагой и двое мужчин в закрытой форме с противогазами и огнеметами в руках. Никогда не видела вживую это оружие, только в фильмах, но, увидев его однажды, даже на фото, ни с чем не спутаешь.

– Диана Спенсер, вы приговариваетесь к смерти путем сожжения. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – твердым тоном произносит полицейский, и, махнув рукой, быстро уходит. Короткая речь, ничего не скажешь. Никаких судов, адвокатов, апелляции, даже последнее слово сказать не дали. Сразу в огонь. Ту, чье естество и есть огонь. Почему же она сама не сожжет их прямо сейчас? Что ты медлишь, Диана, чего же ты ждешь?!

Все, что происходит после этого навсегда отложится в моей памяти, как самое жуткое, что я когда-либо видела своими глазами.

Они выпускают огонь, столько огня, что хватит сжечь несколько людей, не то, что двоих. А потом уходят, оставив дверь открытой.

Хантер горит, я вижу как пылает его куртка, как плавится кожа на его лице и слышу его душераздирающий крик, который в несколько раз громче крика Дианы. Ее платье горит все ярче, пламя вздымается к потолку, а черный дым уходит в вентиляционное отверстие благодаря которому она может дышать, но не понимает этого, потому что думает, что находится в предсмертной агонии. Всем известно, что самовнушение – достаточно сильная штука и может серьезно навредить психике или даже убить. Она уверена, что умирает, пока горит огонь. Вскоре он, съев ее одежду и уничтожив хантера, попросту тухнет.

Кашляя от дыма, Диана опускается на пол по стенке, скидывает с себя трясущимися руками ошметки сгоревшей одежды, и когда внимание переключается на обгоревший труп хантера, до нее похоже наконец доходит, что произошло: что никакой боли она не чувствует, кожа на руках цела, целы так же волосы и брови, никаких ожогов, только судя по тому, как все плывет перед глазами, голова кружится от дыма. Из ее горла вырываются сдавленные рыдания, переходящие в хрипы. Одна, почти голая, рядом со обгоревшим трупом… Страшно ли это? Настолько, что я сама едва ли не теряю голову от ужаса.

Что произошло дальше? Вряд ли я когда-либо это узнаю. Флэшбэк наконец-то отпускает, и я снова чувствую свое тело, почему-то лежащее на полу с чем-то мягким под головой. Максим сидит рядом и держит меня за руку. Перевожу на него взгляд, открываю рот, чтобы спросить, как я оказалась на полу, но спазм в горле не дает вымолвить и слова. Глаза наполняются слезами. Черт, а ведь буквально минуту назад я радовалась тому, что скоро все закончится. Теперь, когда напряжение спало, весь ужас остался позади, только и остается, что лить слезы, разряжая нервную систему.

Как же настрадалась эта девочка? Для меня это было только видение, а для нее – реальность, в которой она думала, что вот-вот умрет. Как же она кричала… Может быть, она испытывала фантомные боли? Вполне вероятно, она-то не знала, что не будет гореть, да и никто этого не знал, иначе нашли бы другой способ избавиться от нее. Может, и нашли, только после того, как проснулся вулкан. И почему мне до сих пор кажется, что она и вправду ничего не сделала?

После моего рассказа Максим помогает мне встать на ноги, и прижимает к себе.

– Прости, что не был рядом, когда это случилось. Я смог бы этому помешать. Прости, пожалуйста. Это я во всем виноват.

– Я сама предложила тебе разделиться, – говорю я, отстранившись. Он долго смотрит мне в глаза, и, будто опомнившись, кивает головой.

– Да, я помню. Ну что, идем отсюда? Ты выяснила, что хотела?

Выяснила ли я, что хотела? Конечно, нет. Появилось еще больше вопросов. Все были уверены в ее вине безоговорочно. Весь ее вид, слова и поведение говорили о том, что она невиновна. Даже наедине с собой она это не признала, и пыталась достучаться до своего парня, которого уже на тот момент не было в живых. Все это наводит на мысль, что в этой истории был кто-то еще. Возможно, он все время был неподалеку и подталкивал ее к действиям. Но, кто?

– Кто-то из темных, не иначе, – отвечает Макс на мое предположение. Мы уже приближаемся к выходу, держась за руки. Вот он, злополучный турникет, я вспоминаю странную, сработавшую от нашего вторжения сирену, и в этот же момент слышу мужской голос у нас за спиной.

– Ах, постойте, подождите, мы же с вами еще ничего не обсудили!

Все происходит очень быстро, Максим поворачивается, оттаскивает меня назад, и загораживает собой. Но я все равно вижу того, кто произносил эти слова. Мужчина, довольно высокий, и даже прилично одетый, а за спиной у него… темные. Конечно, не те же самые, тех-то я убила, но очень на них похожие. Отличие есть только у мужчины. Он неплохо сложен, темные волосы аккуратно подстрижены, одет в удлиненный пиджак темно-зеленого цвета и черные брюки, смуглый, на лице легкая щетина. Я бы приняла его за хантера, не будь черноглазой компании у него за спиной.

– Нам с тобой не о чем разговаривать, – сквозь зубы отвечает Максим.

– А подруге твоей? Ты чего это ее спрятал?

Они разговаривают так, будто давно знают друг друга. Или мне только кажется? Дэн рассказывал, как темные забрали всю его семью, неужто они пришли за нами. По разговору не похоже, чтобы нас хотели убить, иначе бы уже напали.

– У нас, как у этой девушки, так и у меня, для вас совершенно ничего нет, – произносит Макс, четко проговаривая каждое слово. Мужчина приближается к нам, жестом приказав другим оставаться на месте. Я стою неподвижно, затаив дыхание, как перед крупной и злой собакой – если не делать никаких движений, она не набросится на тебя, порычит, полает и уйдет. Максим настроен иначе, и я понимаю это, когда пытаюсь взять его за руку. Ладонь обжигает лед, я оттягиваю руку, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли.

– Дай-ка мне рассмотреть ее поближе, – говорит мужчина, остановившись от нас на расстоянии вытянутой руки. – Выходи, не бойся, я просто посмотрю на тебя. А потом мы возможно уйдем и оставим вас в покое.

Возможно? Вот это щедрость. Была ни была. Делаю шаг вправо, дав ему возможность поскользить взглядом по моему лицу и телу с головы до ног.

– Прекрасно, – произносит мужчина, остановившись на моих глазах. – Но я вижу, ты еще не готова. Это ненадолго. – Подмигивает своими бледно-серыми глазами и, развернувшись, удаляется. Я чувствую жар в руках. Не просто тепло, а именно жар. Макс, стоя в том же положении, провожает темных взглядом, а я, воспользовавшись моментом, смотрю вниз, на свои руки. Огонь вернулся. Он тухнет, как только я сжимаю ладонь, но он вернулся. Максим же ничего не замечает, берет меня под руку, и мы покидаем полицейский участок.