Глава 31. Дом

Я дома.

Первое чувство – ужас, и не тот, с которым я впервые очнулась в лесу Дриммора. Тогда во мне скорее было больше любопытства, где-то проскальзывало облегчение от того, что мой преследователь куда-то исчез, а я жива и невредима. Конечно, было и смятение, и страх неизведанного. Сейчас же я в глубоком потрясении, в голове полный раздор. Моя родная комната уже не вызывает чувства безопасности, а, я практически все свое пребывание в том мире так сильно желавшая вернуться домой, теперь отчаянно хочу обратно. Марк… Что он предпримет после моего исчезновения. Пойдет снова искать меня? Сделает то, что собирался, и убьет Дэна?

Что же мне делать?

Поднявшись на ноги, выхожу из комнаты и прислушиваюсь. Никого нет, дома тихо. Снимаю обувь и брожу из стороны в сторону, разрываясь между желанием наконец увидеть родителей, показать им, что я жива и здорова, и страхом за Дэна. Останавливаюсь напротив зеркала, встроенного в шкаф. Видок тот еще: хвост растрепался, пуловер нацеплял на себя мелкий мусор от кустарника, правый рукав порван.

Все равно, как я выгляжу, и родители подождут, а Дэн нет. Осталось разобраться, как вернуться в Пандору. Зажмуриваюсь, представив себе это место. Не выходит. Приходится вырисовывать в голове страшные картины убийства хантеров – опять ничего.

"Давай, ну давай же!"

Как ни стараюсь, не получается. Пытаюсь подумать логически и прихожу к выводу, что оба раза я телепортировалась в момент опасности. И что, мне выйти на дорогу и броситься под машину? Может, я и не совсем умная, и отчасти сумасбродная, но не до такой степени. Дэн тоже. Он не раз сражался с темными и выжил. Да, когда была драка с Марком, он едва не погиб, но все происходило на эмоциях, и он не предполагал, что тот будет применять свою силу. Конечно, он не знает, что никакого Максима нет, и кто такой Марк, однако в курсе, что он может быть опасен. И в случае нападения, Дэн, не увидев меня рядом с ним, поймет, что его планы потерпели крах. Он должен понять… И бежать от него как можно дальше. Если он телепортируется в лагерь хантеров, вместе они одолеют Марка. Теперь я буду крутить в голове эту мысль каждый раз, как начну волноваться за Дэна. Пока не вернусь к нему, как и обещала.

Переодевшись и обработав рану, ложусь на кровать и почти час роняю слезы на свою подушку. Душу терзает буквально все: то, что загадочный Максим оказался на самом деле Марком, в которого я была влюблена добрую часть своей жизни, что он меня использовал и хотел убить, что мой хантер возможно сейчас в опасности, и что я вернулась домой в самое неподходящее для этого время. Вдоволь нарыдавшись, иду в ванную комнату, умыть опухшие от слез глаза и наконец расчесать спутанные волосы. Выйдя из ванной, слышу звук поворота ключа в замке и следом вошедших в дом родителей. Скорее всего, они были в магазине или на рынке, шуршат пакетами, о чем-то разговаривают. Набрав в грудь побольше воздуха, иду в коридор встречать их. Предстоит очень серьезный разговор.

Конечно, первым делом они оба начинают ругаться и причитать, мама кричит, расхаживая по кухне, отец ворчит, разбирая пакеты, а сижу и жду, пока они оба успокоятся.

– Мы с ног сбились! Все морги и больницы обзвонили, заявление написали, волонтеры тебя везде искали, и ничего, как сквозь землю провалилась! Потом письмо это твое дурацкое… Даша, давай признавайся, где ты была, и на что тебя подсадили? – Она уже плачет. Руки дрожат, сама трясется от переживаний. – Наркотики? Кто? Говори, кто, мы сейчас в полицию все вместе поедем и он у меня надолго сядет, сволочь проклятая, тварь, чтоб ему пусто было, господи…

– Мам, какие наркотики, – пытаюсь сказать я, но она будто не слышит. Папа, все это время вторящий ей, насупившись, молчит. Он должен что-то знать. – Пап, как звали твою маму, мою бабушку?

– Валя… Валентина, – бубнит отец.

– Причем тут бабушка твоя? Даша, где ты была? – не унимается мама.

– Но она меняла имя, вообще, раньше ее звали Валенсией, – добавляет папа, уже не слушая мамины причитания.

– Тогда ты должен знать, где я была. Я же писала.

– Думаешь, я это помню? Мне было тогда от силы года три или четыре, когда мы уехали оттуда, – вздыхает папа. Вопросов не задает, сегодня эта роль принадлежит маме.

– А Диану ты помнишь? Свою сестру?

– Какую сестру? Даша, Влад, вы, что, сговорились что-ли? Не было у него никакой сестры, – обратившись ко мне, говорит мама. – Не было же? – спрашивает у отца.

– Была. Она умерла, когда я был маленьким ещё. Когда мы жили там. Даш, но мать мне ничего вообще не рассказывала. Это все, что я помню.

Мама смотрит на него со стеклянными глазами, видимо пытаясь понять, что это, коллективное помешательство, или мы намеренно издеваемся над ней. И тут она, наконец, обращает внимание на мои глаза.

– Что с глазами у тебя?

– Ничего, – мямлю я, поначалу не понимая, к чему она клонит. – А что у меня с глазами?

– Либо они цвет сменили, либо ты линзы носишь, зачем?

– А… Да, сменили цвет, мам.

Отец, только взглянув, садится обратно за стол, и, отвернувшись к окну, машет рукой. Мама вертит мою голову так и сяк, разглядывает глаза под разным углом, бормоча себе под нос:

– Всю жизнь были карие, а теперь как у кошки. Ничего не понимаю. – Садится обратно на стул, тяжело вздыхает. – Ладно. А теперь рассказывайте оба, что происходит, иначе я за себя не ручаюсь.

Я рассказываю все с самого начала, как пошла с Катей в клуб, пьяную доставила домой, как таксист отказался меня везти, и пришлось идти пешком. Рассказываю о погоне, о перемещении в лес Дриммора, при этом называя вещи своими именами и по ходу разговора объясняю, что к чему и почему. В это время мои глаза тянутся к окну, за которым вовсю идет снег. От вида тихо летящих по воздуху крупных снежинок печаль и тоска в душе нарастают все сильнее, однако я держусь и стойко выдаю всю информацию, которую родители должны знать. За исключением той, которую не должны, вроде наших отношений с Дэном, перешагнувших ту грань, после которой люди как правило либо расстаются, либо начинают жить вместе. Его самого, конечно, упоминаю, и делаю это столько раз, что мама, хоть и пребывая в шоке от услышанного, начинает подозрительно смотреть на меня. Рассказываю и про Марка, который назвал себя Максимом, и про его историю с Дианой, не сказав лишь то, что он собирался убить меня – если они узнают, ни за что не отпустят меня туда. Впрочем, когда заходит речь о том, что я хочу вернуться, мама начинает качать головой.

– Нет. Нет уж, дорогая. Завтра мы с тобой записываемся к врачу. Лучше сразу к платному, чтобы не ждать пятилетку, и сначала ты сдаешь анализы на наркотики, а потом будем лечить твою психику. Вот эти твои глазки тоже неспроста цвет поменяли, какие-то новые наркотики, или я не знаю…

Внутри меня все опускается. Неужели, я зря тут распиналась?

– Надь, – вмешивается отец. Давно пора. – Да не врет она. У меня правда была сестра Диана, и жили мы с матерью не пойми где, я даже названия города не знаю, отца своего я не помню. Свидетельство о рождении мне сделали уже здесь, старое утеряно. Мама скрывала от меня вообще все, ни фотографии ее молодости, ни документов, ничего не было. Постоянно плакала ночами, я даже сейчас это помню, как она закрывалась в комнате и рыдала часа два подряд. И так каждый день на протяжении лет двух, если не больше. Откуда Даша могла узнать про Диану?

– Мне непонятно только почему про нее до сих пор не знаю я, – сердито отвечает мама. – Ох, что ж мне делать с вами…

– Да, и она снилась мне лет с десяти. Почти каждую ночь вся ее жизнь. Тебя я только там не помню, – говорю я папе. Мама хватается за голову и уходит выпить таблетку. – Пап. А у тебя есть какие-нибудь способности? Должны быть, если мне они достались по твоей линии.

Отец отрицательно качает головой. Лицо вытянулось в изумлении. Я вижу, как ему тяжело переварить эту информацию, но, в отличие от мамы, он неплохо держится.

Мама слышит наш разговор, приходит, встает напротив меня руки в боки и говорит:

– Ну давай. Раз ты не врешь, и у тебя есть какие-то там способности, показывай. Иначе завтра пойдем сдавать анализы, Даша. Давай-давай, показывай, что ты там умеешь, если уж добивать мать, так до конца.

Кошусь на папу в поисках моральной поддержки, он только пожимает плечами, мол, делай как сказала мать.

– Хорошо, – обреченно вздыхаю я.

В левой ладони загорается небольшое пламя, и я сразу тушу его, сжав руку в кулак. Папу будто превратили в статую, мама же падает на стул, бледнеет, но молчит. Смотрит на меня совершенно иным взглядом, будто на моем месте сижу не я, а какой-то подменыш, выглядящий точно как ее дочь.

После этого мама уходит в их с папой спальню, и, пока мы готовим обед, не показывается оттуда целый час. Потом, конечно, оттаивает и, подойдя ко мне, крепко обнимает. Просит прощения за то, что накричала и не поверила моим словам. Папа присоединяется к объятиям, и тут уже не выдерживаю я, даю волю слезам.

Во время трапезы мама спрашивает меня, где все мои вещи. Честно отвечаю, что они остались там. Одежда, сумка, мобильник. Папа говорит, что я могу насчет этого не переживать – купят новые. Только новые мне не нужны, но я пока что не говорю об этом. Так же в сумке были документы – паспорт, в паспорте страховое свидетельство. Все это нужно восстановить – твердят родители в один голос, и в этот раз я протестую:

– Я вернусь туда и все заберу!

Если будет, что забирать. Надеюсь, с Дэном все в порядке, и он позаботится о моих вещах, если ему не придется экстренно бежать из Пандоры. Мама снова начинает ругаться, и папа сдерживает ее как может, мол, дай ребенку отдышаться, прийти в себя.

После обеда я ухожу в свою комнату и первым делом открываю ноутбук. Сперва пытаюсь найти хоть какую-то информацию о Дримморе, но все тщетно. Все ссылки с похожими названиями ведут на какую-то ерунду. Здесь его не существует. Захожу в соцсети, натыкаюсь на целую кучу сообщений от Кати, одногруппников, даже Катин парень, Костя, написал. Отвечаю всем одним сообщением:

"Я вернулась. Меня ударили по голове и увезли в неизвестном направлении. Оттуда я сбежала, но потеряла память, и какое-то время жила у одной женщины в деревне. Потом все вспомнила. Спасибо за беспокойство".

Катя в сети, и, прочитав сообщение, тут же строчит на него ответ:

"Привет, господи, как я рада, что с тобой все хорошо! Телефон твой недоступен, ты его потеряла? Да, неважно, давай встретимся? Как сможешь, конечно".

"Давай", – отвечаю я подруге. – "Можно завтра. Напиши мне, как освободишься".

Остальные сообщения я начисто игнорирую. Расспросы любопытствующих – это последнее, что меня сейчас интересует. Все, что я хочу – увидеть Дэна живым и здоровым, вцепиться в него и не отпускать. И чтобы родители проявили понимание и не противились моему решению. Дэн никогда и ни за что не согласится жить здесь, со мной или без меня. А мне, по большому счету все равно, где жить, и я не буду заставлять его жертвовать всем ради меня. Собственно говоря, жертвовать-то и нечем. Родителей навещать я смогу и так. Учеба в колледже мне не нужна, стану хантером, и присоединюсь к команде, совершающей импорт. Буду согласна на все, что угодно. Лишь бы он был жив…

Засыпаю под вечер со слезами на глазах, а просыпаюсь в четвертом часу ночи. Оказывается, вечером моя маман сообщила всему свету по секрету, что блудная дочь, пропавшая около месяца назад, вернулась, и ночью в наш дом явилась полиция. Двое мужчин чуть старше моего отца допрашивают меня, сонную, где я была все это время. Сюрпризы на этом не заканчиваются – все мои соцсети уже давно взломаны, и полиция в курсе того самого сообщения, которое я отправила многим друзьям и знакомым. Знала ли я, что будут последствия? Конечно, нет.

Пытаюсь оправдаться, что только пошутила, и никто меня не похищал. На ходу придумываю историю о том, что влюбилась в парня и сбежала к нему от родителей. К счастью, они на моей стороне, поэтому мою версию охотно поддерживают. Само собой, офицер спрашивает, что это за парень, где живет и как зовут, на что я смело отвечаю, что уже совершеннолетняя, все было добровольно, и такую информацию давать им не обязана. Получив от меня объяснительную, они уходят, напомнив родителям связаться с волонтёрами и дать отбой, а я спокойно возвращаюсь в свою комнату.

Не высказать, насколько чужой она кажется сейчас. Словно никогда не принадлежала мне. Одна. Я здесь совершенно одна, и только мне одной известно, что творится у меня в душе. Даже шокирующие новости о Марке и Диане кажутся какими-то незначительными и ненастоящими, в отличие от моей тоски по Дэну. Да и не только по нему. По его дому, по нашим тихим вечерам, проведенным за просмотром старых фильмов. По отсутствию рядом людей, желающих выпотрошить все нижнее белье из моего шкафа. Даже по Дриммору. Словно я сама родилась именно там, и мне предназначено судьбой прожить тихую жизнь вдали от этого мира.

Все равно, что жизнь хантеров не назовешь тихой.

Утром, после того, как папа ушел на работу, мама приходит ко мне в комнату, напомнить об ожидающих нас очень важных делах.

– Сейчас идем в паспортный стол, напишем заявление на восстановление паспорта…

– Мам, – перебиваю я, – Во-первых, так уже не делают, надо заранее записываться в *МФЦ, а во-вторых, не нужно ничего восстанавливать, я все верну. Заберу документы из колледжа, и все. Больше дел никаких нет.

От моих слов мама снова бледнеет и медленно опускается на кровать.

– Ну, в кого ты у меня пошла? Куда ты собралась опять. Только вернулась, и хочешь назад? Посмотри, что там с тобой сделали. Худая, как щепка стала, побитая вся, – причитает она. Другого я и не ожидала.

– Ничего не худая, и не побитая, мам, я только руку поранила, и то, потому что меня ноги не держат, – парирую я – Мне очень нужно туда. Правда я пока не знаю, как это сделать.

На лице матери появляется вдруг довольная ухмылка. Как же быстро, однако, меняется ее настроение. Моя мама всегда была хитрее меня, и умело манипулировала как мной, так и отцом. А мы этого и не замечали.

– Вот и не нужно, вот и сиди дома. С колледжем мы твоим разберемся. Семестр доучиться поможем до нового года, а дальше как-нибудь сама.

– Мам, ты меня слышишь вообще? Я не буду доучиваться. Я вернусь туда, как найду способ!

И тогда она все понимает. Приподняв одну бровь, смотрит на меня с прищуром.

– Да ты же влюбилась. Отвечай, кто он, что это за человек.

– Влюбилась, мам. Это Дэн. Я рассказывала о нем, он все это время помогал мне. И я не знаю, что с ним сейчас, жив он или нет, – вырывается у меня. Закрываю рот руками, но это уже не поможет. Слова услышаны, эмоции просканированы. Придется врать, иначе она меня посадит на цепь, и никуда больше не выпустит. Но какую ложь придумать, чтобы в ней присутствовал совсем минимальный риск опасности лично для меня? – У них с этим Марком вражда, и мне кажется, если они ещё раз подерутся, то убьют друг друга.

– Когда кажется, креститься надо, – отвечает на это мама, и я выдыхаю с облегчением. Кажись, пронесло. Чуть не наделала делов своим длинным языком. – Давай поступим таким образом. Считай, что эти твои парни драться не стали, и оставайся дома. Мы тебя сколько ждали? Вот, и тот, как его там, столько же тебя подождет.

– Только он не знает, куда я исчезла.

Мама разводит руками:

– Так, и мы не знали. Он молодой, потерпит, немного попереживает, а я сколько этих таблеток от бессонницы выпила, сколько раз давление подскакивало!

– Мам, тебе сорок пять. Ты не старая, – бурчу я. Конечно, он потерпит. В крайнем случае, отправит за мной Елену, она должна знать адрес, если, конечно, не выбросила ту бумагу. А если даже и выбросила, они заставят ее вспомнить.

После завтрака возвращаюсь в комнату, включаю ноутбук и снова ложусь на кровать. Проверяю сообщения. Среди множества неотвеченных от знакомых, замечаю новое от Кати.

"Привет! Я сегодня чуть раньше освобожусь. Пошли в ваш "Дворик" часов в шесть вечера, ок? У меня новый парень, если что, ты не против, что он будет с нами? И Костя тоже хочет тебя увидеть".

Я закатываю глаза. Только не это.

"Хорошо, договорились", – отвечаю подруге и, закрыв ноутбук, снова впадаю в уныние. Нужно найти способ вернуться…

*Многофункциональный центр предоставления государственных и муниципальных услуг

Загрузка...