Две половинки демона (СИ)

Глава седьмая, в которой княжий оберег попадает в нужные руки

Ванька с троллями до этого совершенно не знался, видел их только издали, и теперь, оказавшись среди громогласных панов-великанов, поначалу даже пожалел, что не остался в намного более спокойном замке. К счастью, оглушающие приветствия, душевытрясательные похлопывания и костедробительные обнимания (всё немножко невсерьёз, конечно, но Ванька-то поверил!) надолго не затянулись, и вскоре уже начались обычные расспросы, рассказы и, само собой, угощения.

Дядьке Неусвистайло, как выяснилось, пришлось задержался по делам в Проторе, но пасечник обещался вскоре подъехать, так что «ты, Стеслав, не журись, повидаетесь ишшо». О чудесном выздоровлении князя вслух никто не говорил, но по взглядам, бросаемым на мальчишек, по улыбкам и смеху, по всеобщему воодушевлению нетрудно было догадаться, что ни для кого это уже не тайна. У таёжников появилась надежда, и они хорошо знали, чьими стараниями она к ним вернулась. В общем, было здорово, хотя на Ванькин взгляд слишком шумно.

Вопреки опасениям, лагерь ополченцев даже близко не напоминал буйную вольницу, часто изображаемую в фильмах про казаков или, например, викингов. Здесь не бражничали днями напролёт, упиваясь до изумления; не сидели безвылазно у костров, отрезая ножами куски горячего мяса от целиком запечённых туш; не ссорились, то и дело испытывая друг на друге крепость своих кулаков или остроту мечей; не хохотали громогласно, сжимая в одной руке обгрызенную кость, а в другой — наполненный пивом рог; не похвалялись былыми подвигами и неизбежными грядущими победами… Здесь просто жили — привычно, без натуги и где-то даже весело, — жили, деловито и спокойно готовясь к тому, что в скором времени придётся воевать и, может быть, даже умирать. И никого это особо не напрягало и не пугало. Не в первый раз, отроче, не в первый раз. Али мы не мужики? Али не тайга наш дом? Опробуют ещё все те, кто за рекой пристроился, какова на вкус таёжная сталь, помяни моё слово. Без боя не сдадимся и на колени им нас не поставить. Мы и не таковских обламывали.

Драк и пьяных споров здесь не случалось, старшины следили за этим строго, но молодых ополченцев ветераны неустанно и с нескрываемым удовольствием гоняли в хвост и в гриву. Тут и там звенели мечи, вонзались в мишени тяжёлые стрелы, стучали по щитам булавы и шестопёры. Удержаться было невозможно, и мальчишки старательно обошли почти весь лагерь. Интересного было много, но дольше всего они задержались там, где молодой улыбчивый вурдалак отбирал годных для мечного боя новобранцев. Понаблюдав за тем, как он играючи отбивается сразу от трёх противников, успевая при этом шутить и ехидно комментировать их промахи, Ванька толкнул локтем Стёпку и многозначительно подмигнул:

— Давай.

— Чего тебе давать?

— Попробуй, говорю. Выйди против него. Потренируешься заодно.

Стёпка вспомнил поединок с Боявой, вспомнил боль в отбитых рёбрах и поморщился:

— Я со своими не дерусь.

— Значит, сдрейфил, — довольно заключил Ванька. — Ох, и наваляет тебе Всегнев!

— Может и наваляет, — не стал спорить Стёпка. — Я ведь сам на мечах сражаться не умею. Меня же никто не учил. Просто когда нужно с каким-нибудь гадом разобраться, мне гузгай помогает. И получается, что как будто я самый крутой… А потом чик — и я опять обычный. До следующего разозления.

Вурдалак тем временем с завораживающей лёгкостью обезоруживал одного соперника за другим. Причём ухитрялся проделывать это так, чтобы выбитые мечи, вонзались в землю у него за спиной.

— А ты так сможешь? — спросил Ванька. — Мечи выбивать?

— Запросто. Если гузгай захочет.

— Вообще это, конечно, круто! — признал Ванька. — Я даже обзавидовался весь. Только на эту гадость внутри я всё равно не согласный, понятно. Даже и не проси.

— А при чём тут я? Твой гузгай, если захочет, сам из тебя вылезет. И разрешения не спросит.

Ванька испуганно прижал руки к животу:

— Он что, уже там сидит?!

— Конечно, сидит. Только не в животе, это же не Чужой. Он… — Стёпка замялся, подыскивая нужные слова. — Ну, это примерно как компьютерная программа. Когда надо включается и ты её чувствуешь… Ну, не совсем так, конечно… В общем, сам потом узнаешь.

— А нельзя как-нибудь без него крутым стать? Заклинание какое-нибудь сказал и — готово!

— Наверное, нельзя, — Стёпка проводил взглядом вонзившийся в траву меч последнего бойца. — Видишь, все тренируются. И никакой магии… Ладно, пошли к троллям. Догайда обещал рассказать, как они в прошлом году в Оркланд ездили. Заодно и перекусим.

В весёлой и суматошной вечерней круговерти Стёпка не заметил, куда и как запропастился Ванес. Только что, вроде бы, сидел рядом, слушая с открытым ртом Перечуевы байки о стычках с элль-фингами, и вдруг выяснилось, что его за столом уже нет. Свинтил по-тихому, даже не предупредив. Впрочем, Стёпка за друга не беспокоился, знал, что ничего плохого с конопатым экзепутором в таёжном лагере случиться не может. Вокруг все свои, а чужие сюда и сами не сунутся.

Уже в сумерках, когда вовсю разгорелись жаркие костры и когда пришла пора подумать о возвращении в замок, набрели вдруг на него Щекла с Глыдрей. Оба щеголяли в новеньких кожаных доспехах, не чета боярским, конечно, оба в круглых элль-фингских шишаках с султанчиками (появилась в последнее время у молодых гоблинов такая мода — подражать степным бага-элль-тырам), у обоих за спинами приторочены широкие лесные тесаки. Ни дать ни взять — крутые ополченцы. Даром, что молоды ещё и вполне безусы.

— Привет, контрразведчикам, — обрадовался Стёпка, увидев, как они деловито усаживаются рядом с ним за стол. — Чем занимаетесь? Кого ловите?

Гоблины о неприятной стычке на постоялом дворе успели напрочь забыть. Мосластый Щекла снял шишак, пристроил его на лавку и, важно кашлянув, пробасил:

— И тебе, Стеслав, поздорову. Токмо мы здеся не ловим, нас здеся как бы самих не изловили.

Гоблины довольно заржали, потом Щекла пояснил:

— Упарил нас дядько Заступень, в сечи ишшо не побывали, а руки уже отваливаются. Поддоспешник нонче, не поверишь, два раза отжимал. Боимся, когда на рать позовут, силов у нас вовсе не останется. Вот мы и сбежали от него. Пущай на том краю нас ищщет, а мы пока здеся с тобой отдышимся.

— А он вас за то из ополчения не турнёт?

— Не-е, — отмахнулся Щекла. — Вечер ужо, он и сам притомился. Там ить с нами два десятка молодых воинской сноровке обучаются… Все разбежалися.

Они опять засмеялись. Глыдря с наслаждением осушил ковш с заварухой, склонился через стол к Стёпке.

— Слышь, Стеслав, — жарко зашептал он ему в лицо. — А куда ты дракона свово дел? Неужто он у тебя вырвалси?

— Да здесь он, здесь, — успокоил его Стёпка. — В тайге пасётся. Он без меня никуда.

Глыдря многозначительно покивал:

— Энто правильно. Нам он шибко может подмогнуть, ежели весичи с орклами сговорятся. Супротив дракона им ни в жисть не выстоять.

— У них такого дракона точно нет, — согласился Стёпка, благоразумно умолчав, что вовсе не собирается воевать на драконе с весичами и орками.

— Слышь, Стеслав, а ты на ратные состязания придёшь? — спросил Щекла. — Там и элль-финги биться будут и орклы. Самых сильных, как водится, выставят… Ну и наши поединщики собралися показать, что таёжные тоже не за полкедрика куплены. Ох, и весело будет!

Стёпка вздохнул. Когда он вспоминал о предстоящем поединке с Всегневом, у него сразу начинало портиться настроение. И он подозревал, что чем меньше времени останется до рокового момента, тем хуже он будет себя чувствовать. Потом-то, конечно, всё наладится и образуется, проснётся гузгай, появится решимость, но пока… Даже думать об этом поединке не хочется.

— Приду, конечно, — сказал он. — Куда же я денусь.

В замок демоны возвращались уже в полной темноте. Догайда предложил им остаться до утра, и Ванька, было, согласился, но уже испытавший на себе все прелести походной жизни Степан, благоразумно рассудил, что лучше спать в тёплой комнате на мягкой постели, чем на земле у костра, пусть даже и укрываясь шкурами.

И теперь они неторопливо шагали по ночному Предмостью, жизнь в котором, несмотря на поздний час, не утихала. Впрочем, самые шумные улицы они уже благополучно миновали (в том смысле благополучно, что больше никого не пришлось на поединок вызывать) и теперь шли мимо тёмных окраинных лабазов. Красиво очерченная множеством самосветок громада замка возвышалась впереди, занимая чуть ли не половину ночного неба.

— Ну и где тебя носило? — спросил Стёпка, косясь на довольную физиономию друга.

— Пока ты там с твоими троллями языком попусту чесал, я, между прочим, серьёзным делом занимался, — похвалился Ванька. — Меня там шаман один пригласил в свой шатёр… Прикинь, он оказался настоящим элль-фингом! Я чуть не обалдел.

— Его случайно не Зарусахой зовут?

— Не, — мотнул головой Ванька. — Хорши… Хорма… Да не запомнил я! Неважно. Его там все почему-то балай-игызом называли.

— Игыз — это колдун элль-фингский.

— Точно, колдун. Вот мы там с ним и колдовали.

— Ага, — догадался Стёпка. — Ты, наверное, в дуделку свою волшебную свистел.

— Свистел, — признался Ванька. — А ты всё всегда знаешь, да? И не скучно тебе жить?

— Не скучно, — сказал Стёпка. — Просто догадаться было нетрудно.

— Ну, тогда я тебе, такому умному, больше и рассказывать ничего не буду.

— Да ладно, не пузырись. Честное слово, я про элль-фингов почти ничего не знаю. Я вообще только с одним и разговаривал. Он в Проторе живёт… Ну и как всё прошло?

Подувшись для приличия ещё с минуту, Ванька подробно и со вкусом поведал о втором сеансе лечебного свиста. Оказалось, что он помог вылечить старшего сына элль-фингского посла. «Прикинь, степные колдуны семь дней шаманили, но так и не смогли снять с него проклятие… А я когда свистнул, он сразу и выздоровел. Из него даже никто не вылезал. Просто заклинание какое-то взорвалось под ногами и всё. Они мне за это саблю обещали подарить… — Ванька с сожалением вздохнул. — Только я от сабли отказался. Тяжёлая такая, неудобная, как они только с ней везде ходят! Вообще-то мне хотелось, но этот свисток опять в голове зазудел, что за лечение плату брать нельзя. Я элль-фингам так и сказал, что если я саблю возьму, проклятие назад вернётся. Ну, они и отстали. Благодарили очень и в гости звали».

— Та-ак, — протянул Стёпка. — А откуда они узнали про твой свисток? Про то, что он от проклятий лечит, а? Получается, что они и про князя Могуту уже знают? Ты там случайно не проболтался? Нас же предупреждали!

— Ха-ха! — Ванька выразительно постучал себя по лбу кулаком. — А я уже почти поверил, что ты и в самом деле шибко умный… Этот Хорми… шаман этот сам меня просил, чтобы я ничего, никому про свой свисток не рассказывал. А про князя он даже и не заикнулся ни разу. Я ему на золотой тарелке страшную кровавую клятву дал, что буду молчать как чёрный камень Бо-Улын. Во, видал! — и Ванька сунул Степану под нос указательный палец.

— И что?

— А то, что мне его разрезали и кровью на священном блюде тайный знак нарисовали. И я даже не застонал, — понятно было, что Ванька страшно гордится своим поразительным мужеством и небывалой выдержкой.

— А потом что было?

— Ничего не было. Ушёл я потом… А-а, ещё заклинание сработало и блюдо это магическим огнём засветилось, синим таким. Видишь, у меня палец тоже теперь немного светится.

Вокруг пальца и в самом деле наблюдались едва заметные переливы магической сущности. Честно говоря, со стороны это выглядело довольно комично — почти неразличимый в темноте Ванька, гордо несущий перед собой светящуюся фиолетовую закорючку указательного пальца.

— Ну и зачем ты мне про это сейчас рассказываешь? — зашипел Стёпка, изо всех сил стараясь сохранять серьёзность. — Ты же клятву дал, балбес! Щас как прихлопнет тебя этим самым камнем Бо-Улыном. Вон, смотри, он уже на тебя падает!

Ванька, естественно, тут же задрал голову, с испугом уставясь в тёмное небо. И лицо у него при этом сделалось глупым-глупым. Стёпка захихикал, но порадоваться своему розыгрышу не успел.

На них напали.

Здесь на выходе из Предмостья, где дорога уже начинала крутой подъём, сейчас было тихо и безлюдно. Едва различимая в свете далёких огней дорога круто поднималась к замку, дойти до которого оставалось всего ничего — если не торопиться, то минут пятнадцать от силы… Кто-то просчитал, что именно здесь удобнее всего устроить засаду. Хоть режь, хоть руби, хоть руки заламывай — никто не услышит и не вмешается. Некому потому что вмешиваться. Эвон как подвезло, что беспечные демоны без охраны попёрлися, лучше и не подгадаешь…

Из-за забора одна за другой беззвучно выскользнули фигуры, тёмные на тёмном фоне. Лица замотаны, глаз не видно, неужто вновь немороки? Тускло блеснули лезвия ножей. Ванька ничего не успел сообразить. Стёпка почувствовал беду буквально за секунду до нападения. Столкнув друга в канаву, сам скатился следом, ломая засохшие ветки бурьяна. Что-то звякнуло, злобно впился в бревно стены арбалетный болт, кто-то ругнулся вполголоса. Стёпка нашаривал в кармане нож, пихал Ваньку в спину. Беги, мол, скорее. Они рванулись вперёд вдоль покосившейся ограды. Чёрные фигуры мчались следом. Навстречу тоже кто-то бежал, не понять — свои или чужие. Впрочем, откуда здесь взяться своим? Удирать в темноте по канаве — то ещё удовольствие, сплошные камни и корни. Ванька споткнулся и упал, ойкнув от боли в ушибленном колене. Не успеем, не успеем! И не надо, хищно отозвался гузгай, демоны не отступают. С глаз словно повязку сдёрнули, ночной мрак посветлел, и Степан отчётливо, как в чёрно-белом фильме, увидел набегающих врагов. Четыре стремительные фигуры с одной стороны, две — с другой. И ещё пара арбалетчиков на крыше лабаза. А тот, что бежит впереди, двигается до боли знакомо, этак по-вампирски стелется над дорогой, и балахон за спиной развевается нетопырьими крылами…

Рука привычно выхватила рукоять, вырвавшаяся на волю эклитана очертила сверкающий полукруг. Если бежать некуда, надо принимать бой. За себя Стёпка не боялся, по опыту зная, что гузгай не подведёт. А вот за Ваньку переживал всерьёз. Убить его, конечно, не убьют, а вот покалечить могут вполне, не говоря уже о том, что могут просто схватить, скрутить и уволочь… И внезапно пришло к нему страшное понимание — почему-то только сейчас, в минуту реальной опасности сообразил он, что бояться-то надо им обоим. Как там старый ведун пояснял? «Токмо ежели у обеих половинок разом сердце мечом пронзить или голову там снести. Да и то навряд… А поодиночке ты их ничем не возьмёшь». И вот теперь они с Ванькой были не по одиночке. И потому вполне уязвимы, и для меча, и для ножа, и, наверное, для магии. Ой, как плохо!

Вампир был уже в нескольких метрах, и Стёпка уже примеривался к первому выпаду, когда сверху с мягким шумом упала большая крылатая тень, клацнули челюсти, струя горячего воздуха лизнула дорогу, оставляя за собой багровый раскалённый след. Нападавшие с похвальным проворством бросились в стороны, на не пожелавшем уворачиваться кровососе алыми искрами вспыхнула накидка. Твёрдые когти бережно подхватили Степана, и он почувствовал, что поднимается в воздух. Лабазы и дорога с нападавшими быстро уплыли вниз. Посланный почти наугад болт с гудением прошил воздух далеко в стороне. В ответ знакомо защёлкали крохотные арбалеты, над крышами замельтешили похожие на летучих мышей тени. Гномлинские наездники в упор расстреливали врагов, те, ругаясь и охая, отступали. Разгром был полный. Покушение не удалось. Вампир в дымящейся одежде смотрел вслед улетающему дракону, не обращая внимания на кружащих над его головой гномлинов. Его пылающие злобой глаза сверкали едва ли не ярче всех огней Предмостья. Узнать его в лицо Стёпка, естественно, не успел, но отчего-то он был уверен, что это Згук.

Замок стремительно приближался. Прохладный воздух холодил спину под задравшейся рубахой. Ванька очумело сипел и безуспешно пытался вырваться из драконьих когтей.

— Не дёргайся, — сказал ему Стёпка. — Если свалишься, я тебя вылечить уже не смогу.

Ответом ему был полубезумный взгляд вытаращенных глаз.

— Бо-Улын! Бо-Улын! — пробулькал Ванька. Решил, видимо, что его в самом деле настигло элль-фингское проклятье.

— Сам ты Бо-Улын! — засмеялся Стёпка, убрав совершенно ненужную уже эклитану и ухватясь для верности за лакированную чешуйчатую лапу. — Это дракон! Он нас спас! Смотри, как здорово! Красота же, красотища!!!

Дрэга на лету повернул голову, обрадовал на мгновение изумрудным отблеском, зубасто улыбнулся. Стёпка в ответ помахал рукой: лети, мол, чудовище, побыстрее, а то не слишком удобно болтаться в твоих когтях.

Прошуршали в воздухе стремительные росчерки теней — это гномлины на маленьких дракончиках сопровождали своё крылатое божество. Разглядеть их в ночном мраке было почти невозможно, только в воздухе едва слышно хлопали крылья, да поскрипывала сбруя на крутых виражах.

Надо ли говорить, что Стёпка ничуть не удивился, когда они приземлились на дозорной башне рядом с камнемётом. Что ни говори, а удобнее места для посадки не придумаешь. Дрэга разжал когти, аккуратно опустив мальчишек на тёплые камни, сам сел чуть в стороне, чтобы никого ненароком не задеть. С его спины тут же кубарем скатился Смакла, бросился ощупывать и осматривать демонов на предмет смертельных ран или торчащих из головы арбалетных болтов.

— Ну, гоблин! — только и смог выговорить Стёпка, радостно отпихиваясь от его рук. — Ну, дракончий чёртов!.. Да целы мы, целы! Как ты догадался, что на нас нападут?

— Меня Купыря послал. Они с Серафианом в отвечай-зеркале чевой-то там увидали нехорошее. А тут ещё и Зебур с гномлинами примчался. Выручайте, кричит, своего демона! Засаду на него устроили! Хорошо, что Дрэга на башне спал. А то бы не поспели.

— Спасибо, — сказал Стёпка. — Вовремя вы. Я уж решил в одиночку отбиваться, — он задрал голову и крикнул в небо: — Зебур, благодарим за помощь! Мы у тебя в долгу!

— Не стоит благодарности, Стеслав! — сказал густым басом гном откуда-то снизу. Он, оказывается, тоже уже спешился и теперь сидел на деревянной станине, растрёпанный и взопревший. — Ведал бы, что так маетно на драконе летать, лучше бы на камнемёт согласился. С него весельше, право слово! — и сам же захохотал.

Из небесной темноты в ответ раздался знакомый смех.

— Досточтимый Чуюк, спасибо! — крикнул Стёпка. — Мы ваши должники!

— Будь здоров, штрезняк! — уносясь прочь отозвался Чуюк. — До завтрева-а-а…

Ванька с предельно обалделым видом таращился на нереально огромную тушу лежащего дракона. В свете факелов чешуя на Дрэге отблескивала чёрным металлом, в прищуренных глазах плясали весёлые огоньки.

— Это дракон! — сказал Ванька. — Стёпыч, это же настоящий дракон!

— А я тебе что говорил. А ты не верил.

Стёпка подошёл к Дрэге, погладил его по морде, прижался к тёплому боку.

— Здорово, зверюга. Соскучился? А у меня для тебя подарочек есть. Правда, я думал, что ты будешь маленьким, но всё равно — жуй.

Он вытащил из-за пазухи завёрнутый в чистую тряпицу брусничный пирог. Угощение слегка пострадало во время схватки, но дракону это было безразлично. Проглотил в один жевок и просительно заглянул в глаза: нет ли ещё кусочка?

— Как был проглотом, так и остался, — улыбнулся Стёпка. — Всё, пирогов больше нема. Вон, Ваньку можешь сжевать. Он толстый и в тебя не верит.

— Но-но, — попятился за камнемёт Ванька. — Сам ты толстый. И нечего на меня всяких драконов своих натравливать. Я и так уже весь перепуганный. Когда он меня там внизу схватил, я думал: всё, кранты, допрыгался, Бо-Улыном щас прихлопнет… А как его зовут?

С дозорной башни вид на окрестности открывался просто волшебный. Внизу сияло факелами Предмостье, огоньки передвигались по улицам, мерцали в окнах домов, отражались в тёмных водах Лишаихи. Лагерь таёжного ополчения яркой россыпью усеивал левый берег, и он был большой, и огней было не счесть. Левее правильным квадратом горели синие огни оркландцев. Их тоже было много, но всё же намного меньше, чем даже весских. Ещё дальше трепетали огни элль-фингских костров, но они были так далеко, что сливались в одно сплошное мерцание.

— Как тебя к элль-фингам занесло? — спросил Стёпка. — Их лагерь вон где, а мы были вон где.

— Они сами за мной пришли. Специально. Этот Хорши… как его… на костях нагадал, что только я посольского сына вылечить могу. Вот они к ополченцам и припёрлись всем кагалом. А что? Пока всё мирно, войны нет.

— Пока, — повторил Стёпка. — Вот именно, что пока.

Спать не хотелось совершенно. Он сел на тёплый ещё камень, только что ноги вниз не свесил. Ванька пристроился рядом.

— Испугался? — спросил Стёпка. — Ну, когда эти выскочили?

— Не успел, — честно признался Ванька. Хорохориться и строить из себя крутого ему сейчас не хотелось. — Ничего не понял, никого толком не видел. Глаза только у одного разглядел. Злые такие, кровавые. Это ведь вампиры были?

— Тот с глазами — точно вампир. Згук. Мы его утром за воротами встретили. Та ещё сволочь. Жаль, что Дрэга его не до конца сжёг. Без таких Згуков на земле дышать легче станет.

Они замолчали, разглядывая переливающиеся внизу огни. Говорить ни о чём не хотелось. Было тепло и очень уютно. В стороне Смакла, почёсывая у дракона за рожками, что-то негромко рассказывал Зебуру и дежурившему сегодня незнакомому вурдалаку. Гном и бывший младший слуга, забыв прежнюю вражду, общались вполне мирно, даже посмеивались чему-то, не иначе веники вспоминали с гномоловками. Вурдалак косился на дракона с некоторой опаской, что было вполне объяснимо. Не каждый день на тебя с неба валится такая жутковатая зверюга. Но со стороны и облачённый в кольчугу стражник и весь чешуйчатый с головы до хвоста дракон удивительно подходили друг другу, словно одним художником нарисованные. «Когда Смакла повзрослеет, он вот так же будет рядом с Дрэгой смотреться, — пришла неожиданная мысль. — Жаль, что мы этого не увидим. А было бы здорово.»

— Битва четырёх армий, — вдруг сказал Ванька.

— Чего? — не расслышал Степка.

— Битва четырёх армий, говорю. Почти как в «Хоббите», когда они сокровища Смога поделить не могли, — Ванька покосился на Дрэгу. — И даже дракон взаправдашний есть. Только сокровищ почему-то не наблюдается.

— Они не из-за сокровищ сюда пришли. Они Таёжное княжество делить будут.

— Ну да, — согласился Ванька. — Тоже почти сокровище. Эвон земли сколько. Дели не хочу.

— Гады они все, — сказал Стёпка. — Припёрлись и делят чужое, у хозяев не спросясь. Захватчики.

— А так всегда и бывает. Кто сильнее, тот и прав, — заключил Ванька, и Стёпка слегка удивился — непривычно ему было слышать от Ванесса такие глубокомысленные заключения.

— И будет у них теперь орко-вампирское иго, — сказал Ванька. — И я им почему-то совсем не завидую.

Стёпка вспомнил проторских пацанов и на душе у него стало как-то тускло и погано. И всё очарование тёплой ночи бесследно испарилось, и захотелось сделать что-нибудь такое… демонское, могучее, пугающее и победное. Камнемёт, например, взвести, положить в ковш сразу десять горшков с громобоем да и запулить их прямо в оркландский лагерь. Чтобы знали, гады, чтобы драпали отсюда в свой Горгулен без остановки.

— Пошли, Ванька, вниз, — сказал он, поднимаясь с камня. — Завтра рано вставать.

— А чего это рано-то? — вяло возмутился Ванька. — Я здесь подолгу спать привык.

— Ну и спи, — не стал спорить Стёпка. — Мы и без тебя с призраком князя Крутомира встретимся.

— Во-во, — подскочил Ванька. — Чуть что интересное — так сразу без меня! И попробуй только не разбудить!

Стёпка подошёл к дракону, взял его за морду, заглянул в умные глаза:

— Спасибо, Дрэга. Ты молодец, — он покосился на гоблина. — Вы оба молодцы. Мы спать пошли. Ты с нами, Смакла?

— Не, — отказался гоблин. — Я энто… Не сподручно мне чевой-то у магов… Я у дядьки Червилы лучше. Там спокойнее. А дракона я сам посля отпущу. Мы тут ещё погутарим немного.

Стёпка шагал вслед за Ванькой по крутой лестнице и вздыхал. Настроение у него совсем испортилось. Представлялось ему, что он с Дрэгой уже навсегда распрощался, хотя он и знал, что это совсем не так. Просто раньше дракон принадлежал только ему, а теперь он уже почти полностью стал Смаклиным. И это было, конечно, очень правильно, потому что ведь Стёпка скоро отсюда совсем исчезнет. Но в то же время это было и очень неправильно, потому что расставаться ни с гоблином, ни с драконом не было никакого желания. Стёпкина душа разрывалась меж двух миров, и это причиняло ему почти физическую боль. Почему почти никогда нельзя сделать так, как тебе хочется? Почему всё так несправедливо?

Они вернулись в гостевую, и вездесущий Феридорий, разумеется, тут же высунул из стены своё лицо и сердито пошевелил бровями. Но ничего говорить не стал, видимо, просто проверил, вернулись ли неугомонные демоны и не натворили ли они чего непоправимого.

Но, видимо, кому нужно всё же сообщил, потому что минуты через три в дверь вежливо постучали. Это был Купыря.

— Отец-заклинатель хотел бы с тобой поговорить, — сказал он. — Ежели ты не устал.

— Да, конечно, — согласился Стёпка. — Я не устал.

Честно говоря, он даже и не удивился. Он наоборот удивлялся тому, что его не позвали «поговорить» раньше. Он вообще думал, что чародеи будут долго и дотошно расспрашивать его о всех приключениях, а они, как оказалось, этими удивительными на его взгляд приключениями даже и не заинтересовались. Так, покивали немного своими шибко умными головами, что, мол, да — дракон, да — избавитель… И всё!

А у них, похоже, просто времени на него не находилось. А теперь нашлось. Значит, надо идти.

— Ладно, Ванька, не скучай. Я недолго.

Купыря хмыкнул, видимо, догадываясь, что «недолго» может затянуться очень даже надолго. Ванька же, услышав, что вызывают одного Степана, откровенно обрадовался. Ему совершенно не хотелось идти к отцу-заклинателю, потому что это было похоже на то, как вызывают к директору школы. Даже если ты ни в чём не виноват, всё равно страшновато и чувствуешь себя не в своей тарелке.

— Смаклу-то куда дели? — поинтересовался Купыря, оглянувшись на идущего следом Стёпку. — Рассорились или как?

— Он на дозорной башне с драконом остался. Он же теперь у нас этим… дракончим стал. И мы с ним не ссоримся. Смакла, он… он молодец. Маленький только ещё. Но молодец. Правильный гоблин.

Купыря ещё раз хмыкнул.

— Вовремя он за вами успел?

— В самый раз, — подтвердил Стёпка. — Подхватил в последний миг. Чуть-чуть нас вампиры не схватили. Спасибо вам, кстати, за то, что отправили его на помощь. И от меня, и от Ваньки.

— Не за что, Стеслав, не за что. Серафиана благодарить надо. Он за вами приглядывает… А вот ежели бы вы не шлялись где ни попадя, то и выручать вас не пришлось бы.

— А мы не шлялись, мы… — Стёпка запнулся, потом сообразил, что от Купыри-то всяко тайн быть не должно и закончил: — Мы князя Могуту вылечили.

Купыря только руками развёл:

— Ну тут мне и сказать нечего. Это вы молодцы. Доброе дело исполнили.

Выходит, уже не тайна, уже в замке все, кому надо, знают.

Отец-заклинатель на этот раз проводил вечер в одиночестве. Не было рядом с ним ни Серафиана, ни Феридория. Купыря тоже тотчас ушёл, прихватив со стола запечатанный свиток.

Стёпка поздоровался и сел на уже знакомую лавку.

Почти все самосветки были притушены; в уютном полумраке по завешенным гобеленами стенам, по корешкам стоящих на полках книг, по закрытым ставнями окнам неторопливо передвигались разноцветные тени. Сразу в четырёх отвечай-зеркалах тоже протекала вдумчивая, неспешная жизнь. Там, в зыбкой стеклянной глубине неосязаемые их хозяева так же сидели за столами, так же размышляли о чём-то вечном… или просто бездумно подражали хозяину кабинета, притворяясь столь же важными и могучими.

Отец-заклинатель некоторое время молча смотрел на Степана. Обычно так смотрел, усталым взглядом донельзя заработавшегося человека. Потом спросил:

— Не голоден?

Стёпка помотал головой:

— Нет, нас у троллей накормили. Очень хорошо.

— Сюда на драконе прилетели, — утверждающе сказал отец-заклинатель.

— Да. Вампиры в Предмостье засаду устроили, а Смакла с драконом нас спасли. И прямо на дозорную башню высадили.

— Троих отроков дракон легко поднимает?

— Он и четверых поднимет, — сказал Стёпка. — Он же не крыльями летает. Он это… Он с помощью магии в воздухе держится. Не так, как гномлинские дракончики.

— Поведай, мне, Стеслав, будь добр, как ты его такого обрёл. Если это не тайна.

Стёпка пожал плечами:

— Да какая тайна. Обычно обрёл. Когда на нас гномлины ночью в тайге напали, они мне дракончика подбросили…

Отец-заклинатель слушал внимательно, иногда трогал кончиками пальцев разложенный перед ним лист пергамента, и Стёпке думалось, что всё то, что он рассказывает, само собой на этот пергамент записывается, как на диктофон, чтобы потом можно было ещё не раз внимательно перечитать. А, может быть, и записывалось. И ещё Стёпка вдруг вспомнил, как отца-заклинателя зовут: Диофан. И правда, немного похоже на диктофон.

А когда Стёпка закончил, отец-заклинатель разгладил обеими руками пергамент и сказал, глядя Степке прямо в глаза:

— А ведь не бывает таких драконов, Стеслав. Под этим небом не бывает.

Вы это Дрэге скажите, чуть было не ляпнул Стёпка, но вовремя прикусил язык и ответил по-другому:

— Их таких раньше не бывало, а теперь один такой уже есть. Он живой и настоящий.

— Он такой, потому что ты захотел, чтобы он был таким, — сказал отец-заклинатель. — И в этом нет ничего плохого, разумеется. Если тебе суждено выполнить предназначение, то, видимо, дракон тебе в этом и поможет. А когда вы вернётесь, он…

— Он опять станет маленьким, — сказал Стёпка. — Так будет лучше… Всем.

— Женщины тебе не слишком досаждают?

Стёпка слегка покраснел. Отец-заклинатель понимающе усмехнулся.

— Не слишком. Они…

— Благодарны тебе за то, что ты избавил Миряну?

Стёпка кивнул.

— Удивительно тебе в нашем мире?

— Да, удивительно, конечно. Очень удивительно.

— А что тебя больше всего удивляет?

— Магия, — сказал Стёпка. — У нас всё это волшебство и превращения только в сказках бывают. А тут — на самом деле.

— Каково это — жить без магии? Трудно?

— Нет, не трудно. Обычно. У нас ведь вместо магии техника всякая. Машины там, компьютеры. Очень похоже на волшебство. Только работает без заклинаний.

— А вот ответь мне, Стеслав… У тебя здесь не случались вещие сны? Такие, чтобы ты проснулся утром — и знал, как следует поступить и что с тобой вскоре произойдёт?

— Случались. Один раз мне приснилось, как я к наместнику в Проторе ходил… И я потом в самом деле с ним разговаривал. А ещё раз приснилось, что вампиры захотят на деревню напасть. Это когда Глукса потом немороков из воды сколдовал. А что?

— А то, что сны вещие — это, как я понимаю, мой тебе подарок. Я ведь тоже был одним из тех, кто тебя вызывал. Правильнее будет сказать, одним из тех, кто пытался помешать вызову настоящего демона. О том, что появятся два отрока, мы не догадывались. Не приснился мне в тот раз вещий сон, к сожалению. И получилось так, что в вас есть частичка умения от каждого, кто вмешался в заклинание вызова. А ты думал, что это ты сам такой всезнающий?

— Я думал, что это мне гузгай помогает.

— Гузгай, — усмехнулся отец-заклинатель. — Как я мыслю, про гузгая тебе колдун какой-нибудь степной поведал? Ну, можно и так сказать, конечно. Будем надеяться, что этот гузгай поможет тебе отыскать склодомас. И уничтожить его. Или забрать из нашего мира навсегда… Иди, пожалуй, отдыхать. Завтра трудный день, — и в ответ на невысказанный Стёпкой вопрос добавил: — У нас трудный день будет, а вас мы постараемся не тревожить. Спокойных тебе снов. И спасибо вам за Могуту. От всех нас спасибо.

Стёпка замялся, потом всё-таки решился спросить:

— А почему его никто вылечить не смог? Не смогли или… не захотели?

— А потому что, как я уже тебе сказал, мне тоже иногда снятся вещие сны, — усмехнулся отец-заклинатель. — Пояснять не надо?

— Не надо, — подумав, согласился Стёпка.

Видно было, что Ваньке до смерти хочется поболтать обо всём, особенно о драконе, но Стёпка, отмахнувшись от расспросов, сразу завалился в постель. Ему даже притворяться уставшим не пришлось. Моментально заснул, как будто заколдовали.

Утром Ванька, убедившись, что друг уже не спит, первым делом пихнул его в бок и потребовал:

— Стёпыч, скажи, что это был сон. Ну, про дракона.

— Конечно, сон. А мы с тобой сейчас лежим связанные у оркимагов в плену, и нам всё это снится.

— Значит, правда! — обрадовался Ванька. — А про призрака ты всерьёз сказал? Мы идём его смотреть или нет? Вообще-то я призраков уже видел, но мне всё равно интересно. Это же ведь другой призрак, не рыцарский, да?

— Конечно, идём, — Стёпка потянулся, соскочил с кровати. — Нас же там Боеслав ждать будет. Нехорошо княжича обманывать.

Потом Стёпка умывался. Потом завтракал. Обстоятельно и не спеша. Ваньку сжигало любопытство, он в нетерпении бегал от стены к стене, едва удерживаясь от того, чтобы не вывалить сразу все накопившиеся вопросы.

— Ну ладно, — сжалился Стёпка, допив сок и облизав сладкие губы. — Давай. Начинай.

— Чего тебе давать? — окрысился Ванька.

— Спрашивай. Я же вижу, что ты меня о чём-то спросить хочешь. Ну так спрашивай.

— Видит он, — бормотнул Ванька. — Глазастый какой. Короче… Или ты мне сейчас всё рассказываешь или… Или я как дам тебе по шее раза два, понял. И никакой твой дракон тебе не поможет. Откуда у тебя меч? Где взял? Думаешь, я не видел, как он у тебя в руке появился? Себе, значит, добыл, а про лучшего друга и думать не подумал, да? А я, может, тоже хочу. Я, может, всю жизнь о таком мечтал! Знаешь, как трудно мне было у элль-фингов от сабли отказываться!

А не надо было на экскурсии всякие без спроса ходить, чуть было не брякнул Стёпка, но вовремя сдержался — ссориться с Ванькой ему совсем не хотелось. Впрочем, скрывать историю чудесного обретения эклитаны он и без того не собирался. Давно бы уже всё рассказал, не будь Ванька поначалу столь пренебрежительно настроен к его таёжным похождениям. Ну что ж, теперь, если он сам просит, можно ему и рассказать и показать… О, идея!

Стёпка ехидно ухмыльнулся, встал в картинную позу, простёр вперёд руку с зажатой в кулаке рукояткой ножа и торжественно произнёс:

— Смотри, Ванес, и не говори, что не видел. Сейчас ужасный демон-экзепутор проДЕМОНстрирует тебе волшебное демонское оружие.

— Слушай ты, экзепутор, — Ваньке шутить сегодня не хотелось, — кончай прикалываться. Показывай меч.

Эклитана, вырвавшись из Стёпкиной руки, со свистом рассекла воздух в нескольких сантиметрах от конопатого носа. Сверкающая полоса отточенной стали на фоне вполне мирных диванов и кресел смотрелась чужеродно и даже зловеще. Ванька натурально испугался, отскочил к стене, разозлился и даже побелел весь:

— Ты что, совсем псих отмороженный? Я тебе знаешь что за такие шуточки сделать могу?

За его спиной, в бликующей стеклянной глубине седобородый хозяин отвечай-зеркала наслаждался бесплатным спектаклем.

— Ты ничего не можешь сделать мне, смертный, — замогильным голосом сказал Стёпка. — Я непобедимый демон. Меня убить нельзя. Я вечный и всесильный Повелитель тёмной стороны силы. Смотри и трепещи.

Он размахнулся и рубанул эклитаной сначала по своему левому запястью (Ванька по-детски ойкнул), а затем кровожадно оскалился, медленно перерезал себе горло, закатил глаза, вывалил язык и пошёл к Ваньке, тяжело переступая на прямых ногах, словно оживший мертвец.

— Придурок, — прошипел Ванька, на всякий случай отступай подальше в угол. — Ну ты и придурок. А я на самом деле испугался. Подумал, что ты себе руку… А меч-то, оказывается ненастоящий. Ну и нафиг мне такой нужен. Толку от него — только дураков всяких… Людей нормальных только пугать. Лучше бы ты себе башку на самом деле отрезал. Она тебе, такому психу, только мешает.

— Ненастоящий? — усмехнулся Стёпка, перестав притворяться мертвяком. — Ну, смотри.

Он огляделся. Ненужных вещей в комнате не обнаружилось, и он решил пожертвовать пустой подставкой для факела-самосветки, благо таких подставок на каждой стене было сразу по три штуки. Взмах, стремительный удар, возмущённый звон рассекаемого металла — и по ковру покатился короткий обрубок.

— А чужие мечи он так же рубит? — спросил Ванька, подобрав обрубок и разглядывая идеально ровное место среза.

— Нет, мечи он почему-то не рубит, — признался Стёпка. — Да и не интересно тогда сражаться будет. Ну разрубишь ты все вражеские мечи и копья, и что? Стоишь один, как дурак, с мечом, а все вокруг безоружные.

— Ну и круто. Раз — и всех победил. Дай мне теперь попробовать.

И тут Ваньку ждало разочарование. В его руках эклитана не работала. Даже обычный ножичек открываться не захотел.

— Знает зараза хозяина, — с нескрываемым сожалением вынужден был признать Ванька. — Ладно, утрёмся. Показывай, что у тебя ещё есть.

Одна за другой предельно дотошно были рассмотрены зажигалка-огниво, совершенно опустевший уже мешочек с клеем-снадобьем и, под конец, уже знакомый Ваньке увеличительно-разоблачительный кристалл.

В отличие от эклитаны кристалл исправно работал в чужих руках. Некоторое время Ванька забавлялся разглядывая всё подряд, но, к его разочарованию, по-настоящему волшебными в комнате оказались только самосветки. При ближайшем рассмотрении их погасшие при свете дня фитили оказались ничем не примечательными прозрачными камешками.

— Неинтересно, — сказал Ванька. И в голосе его явно прозвучал неудовлетворённая жажда настоящего чуда.

— А хочешь, я тебя ещё раз удивлю? — предложил Стёпка.

— Голову ещё раз себе отрежешь, да?

Стёпка поднёс кристалл к своей руке. Умная вещица увеличивала только и именно то, что ты хотел увеличить. Поэтому, глядя, например, на лежащее на ладони огниво, ты видел зажигалку, а ладонь так и оставалась обычной человеческой ладонью. Но когда ты наводил кристалл на пустую руку…

Стёпкина виртуальная лапа Ваньке понравилось:

— Круто! Я всегда знал, что ты на самом деле такой пупырчатый урод. Ну и когти! Ты их не стрижёшь, что ли?

— Да ты на свои посмотри. Может, у тебя там вообще плавники какие-нибудь.

Но там были очень даже не плавники. Сквозь линзу Ваньки на рука выглядела бронированной суставчатой лапой. Тоже весьма неприглядной на вид, четырёхпалой и почему-то слегка заржавевшей.

— А ты у нас оказывается этот, как его… киборг. Тебя маслом смазывать надо.

— Это, наверное, твой закусай меня уже заразил. Я, наверное, уже в железного человека потихоньку превращаюсь, — Ванька восторженно разглядывал свои ржавые конечности. Определённо, ему нравилось быть монстром. — Видал, какая броня! С заклёпками!

— Не закусай, а гузгай. Ты на лицо моё лучше посмотри.

Ванька тут же посмотрел на Степана сквозь линзу и округлил глаза:

— Вот это морда! Такую харю во сне увидишь, заикой на всю жизнь останешься. А на меня теперь глянь.

Стёпка посмотрел и вынужден был признать, что у его друга физиономия тоже весьма впечатляющая. Особенно удивляли зрачки, похожие на объектив фотоаппарата. Лепестковая диафрагма в них то расширялась, то сужалась, словно у прицеливающегося снайпера.

— Ну и уроды мы с тобой, Ванька. Даже как-то неуютно делается.

— Я тоже что-нибудь такое хочу, — спохватился вдруг Ванес. — Почему у меня ничего нет? Почему всё тебе одному?

— Ну, не всё. Ты про свисток уже забыл, что ли?

Ванька покривился. Свистка, даже исцеляющего, ему было явно мало.

— А что у тебя ещё в карманах было?

— Да ничего не было. Ключ от квартиры был. Только он вывалился, наверное, когда мы сюда с тобой падали. Мама меня убьёт, третий раз теряю… Да ещё какая-то штуковина не пойми откуда взялась. Во, видал, какая фигня дырявая. На глаз похожа.

Стёпка посмотрел на фигню через кристалл. Это были ключ и брелок. Причём, если ключ превратился в не слишком замысловатый бронзовый штырёк (совершенно бесполезную со всех сторон вещь), то брелок, в обычном мире представлявший из себя простой пластиковый кругляш с улыбающимся смайликом, теперь выглядел, как каменный глаз с продолговатым отверстием вместо зрачка. Глянув в кристалл, Ванька страшно удивился.

— А я выбросить хотел, думал случайно что-то чужое в карман сунул?

Потом они долго ломали головы, гадая для чего ключ с брелком (правильно говорить «брелоком» — ехидно уточнил Стёпка, «иди на фиг» — отмахнулся Ванька) могут пригодится в магическом мире. А в том, что они тоже сделались магическими, сомневаться не приходилось. Достаточно было посмотреть на все остальные вещи, попавшие сюда в их (в основном, конечно, Стёпкиных) карманах. Ничего придумать не удалось. Ванька, разумеется, первым же делом попытался использовать ключ по прямому назначению, но не сумел засунуть бронзовый штырь ни в одну из обнаруженных замочных скважин. Глаз-брелок, приложенный к Ванькиному глазу тоже не сработал и посмотреть с его помощью сквозь каменную стену не получилось.

— Жаль, — вздохнул Ванька. — А я уже почти поверил, что это — всеоткрывальный ключ. Такой, которым любую дверь открыть можно. Даже, например, в тюрьме.

Всеоткрывальным был Большой Гномий Отговор, но владеющий им демон пожалел друга и промолчал. Ванесу и так хватило выше крыши. И то подумать — у Стёпки и меч магический, и порошок исцеляющий, хоть он и кончился уже, и кристалл истинного зрения, и даже всесжигающее огниво, а что у Ваньки? Фигня одна у нашего Ваньки. Свисток дурацкий (о том, что с помощью этого свистка удалось излечить двух уже почти умерших людей, владелец его успел забыть), бронзулетка бесполезная, ни на что не годная и камень с дыркой. Тут любому обидно станет.

— Ладно, — сказал Стёпка. — Пошли на башню. Боеслав, наверное, уже там.

Княжич уже был там. Задолго до назначенного срока прибежал. Да и кто бы на его месте не прибежал?

Пришёл он, разумеется, не один — у входа на лестницу подпирали стены широкими плечами бдительные телохранители. Стёпка видел их впервые, но они, тем не менее, дружелюбно кивнули ему, даже не сделав попытки задержать.

Службу на этот раз нёс не Гвоздыря, а Мохошкур — грузный, седой, похожий на Тараса Бульбу вурдалак. Он что-то рассказывал княжичу, то и дело показывая рукой куда-то вдаль.

Увидев демонов, оба замолчали. Боеслав заметно волновался.

— Так, — сказал Стёпка. — Всем доброе утро. Боеслав, ты готов?

Княжич облизал пересохшие губы и кивнул.

Мохошкур с сомнением покрутил головой.

— Второй год на этой башне дежурю, никого здесь не видал. Слыхать-то слыхал, конечно… А оно вон как. Мыслю я, что не каждому он является?

— Не каждому, — подтвердил Стёпка. — И очень редко. Но я знаю, что сегодня он точно появится, — и пояснил, в ответ на недоверчивый взгляд вурдалака: — Мне отец-заклинатель об этом сказал.

На самом деле ему этой ночью приснился очередной вещий сон. А поскольку дар предвидения ему достался как раз от чародея Диофана, то получается, что Стёпка почти и не лукавил, просто не хотел вдаваться в излишние подробности — сон не сон, какая разница! Главное, чтобы призрак явился. С вещим сном, между прочим, на этот раз получилось довольно интересно. Сначала Стёпка своей головой додумался до того, чтобы показать княжичу призрачного деда, а уж потом правильность этого решения подтвердилась довольно сумбурным, надо признать, сновидением, оборвавшимся как обычно на самом интересном месте.

Ванька тихонько стоял в сторонке и таращился на окружающий мир с таким же восторженным выражением лица, какое было, наверное, у самого Стёпки, когда он впервые сюда поднялся. Ночью здесь было здорово, днём — просто захватывало дух. От высоты, от простора, от вращающегося над головой неба и убегающей за горизонт тайги. От того, что всё это взаправду и всерьёз. От того, что всё это происходит с тобой и вокруг тебя. Странно, что за две недели любознательный Ванес так и не удосужился здесь побывать. Не иначе, виной тому было ещё одно хитрое заклинание.

Стёпке было не до окружающих красот. Он медленно обходил камнемёт, внимательно вглядываясь в каменные плиты под ногами и пытаясь припомнить поточнее подробности прошлой встречи с призраком. Вот оно — то самое место у лестницы. Вот и едва различимый силуэт. Если не знать, то ничего и не заметишь.

— Я тогда вот здесь стоял, — сказал он Боеславу. — Смотрел туда. Потом оглянулся…

Он всерьёз ждал, что и сейчас сразу увидит призрачного князя. Но нет, не сработало. Редко так бывает, чтобы всё получалось с первого раза, тем более, что и по времени, кажется, рановато.

— Подождём немного, — сказал он. — Тогда это случилось как раз после двузвона… Ещё ведь не звонили?

Княжич отрицательно мотнул головой, не отводя взгляда от указанного места. Одет он на этот раз был, как обычный студиозус — простой серый кафтан, брюки, полусапожки, ничего лишнего, только небольшая элль-фингская сабля на поясе добавилась. Стёпка не сомневался, что княжич умеет с ней обращаться.

Во дворе замка два раза ударил колокол. Звонкий его голос поплыл над зубчатыми стенами, над Предмостьем, над давно уже проснувшимися воинами всех четырёх лагерей. Двузвон. Девять часов. Стёпка точно не помнил во сколько он тогда увидел Крутомира, но почему-то у него в голове прочно отложилось, что это было после двузвона. Да и солнце тогда, кажется, стояло как раз над той башней… А он ещё всё драконов высматривал, не знал, какие они здесь на самом деле. Где-то там сейчас Дрэга, одиноко ли ему в тайге, вот было бы здорово, вздумай он сейчас сюда прилететь…

Призрак на этот раз появился сразу и был он почти непрозрачный. Соткалась из воздуха высокая фигура в сверкающих доспехах, запели беззвучную песню клинки… Князь сражался с невидимым врагом или даже с несколькими врагами. Происходило всё это в полной тишине, но Стёпке казалось, что он отчётливо слышит яростный звон сталкивающейся стали.

Тронув Боеслава за плечо, он показал одними глазами: туда смотри! Княжич побледнел, уставился перед собой, но сразу было понятно, что видит он только воздушную пустоту.

Крутомир разделался с врагами, оглянулся, крикнул что-то неслышимое, и облик его — на краткий миг ставший почти реальным, таким, что до него, кажется, можно было дотронуться, начал вдруг выцветать… Как будто маятник качнулся в другую сторону. Как будто силы у призрачного князя не хватило на то, чтобы, прорвавшись сквозь прошедшие десятилетия, окончательно вернуться к жизни. Сквозь бледнеющую кольчугу на его груди проступало ошарашенное лицо стоящего чуть поодаль Ваньки. Второму демону тоже позволено было узреть явление призрачного князя.

Боеслав медленно, словно во сне, пошёл вокруг, словно надеясь найти ту точку, с которой ему будет виден его знаменитый дед. И вдруг споткнулся — и замер на полушаге. Увидел, с облегчением догадался Стёпка. Увидел. Не зря я его сюда привёл. Он теперь, наверное, на всю жизнь запомнит эту встречу с погибшим дедом.

Стёпка осторожно перевёл дыхание, оказывается, он от волнения перестал дышать. Примерно на этом месте вещий сон оборвался… Что произойдёт дальше и произойдёт ли вообще — уже неизвестно, впрочем, гадать ни к чему, потому что ничего ещё не закончилось.

Насупившийся Мохошкур встал за спиной княжича, осторожно положил руки ему на плечи. Вурдалак видел только трёх уставившихся в пустоту мальчишек, но он знал, на кого сейчас смотрит княжич, знал, свидетелем чего он окажется, и поэтому счёл за нужное поддержать Боеслава.

И две призрачные стрелы вновь пробили призрачную кольчугу, и княжич вздрогнул, словно они вонзились в его грудь, и вновь умирающий воин посмотрел прямо в Стёпкины глаза, и вновь тому показалось, что призрак разглядел его сквозь толщу ушедших лет. Князь кивнул чуть заметно и с трудом протянул руку. В широкой окровавленной ладони лежало что-то… Теперь-то Стёпка знал, что это был княжий оберег. Утраченный символ власти. Символ, который нужно было вернуть. Чего проще — протяни руку в ответ и возьми. В прошлый раз он так и поступил. Кончилось ничем. Провалился призрачный оберег сквозь ладонь неощутимо и безвозвратно.

Но сейчас Стёпка всё сделал правильно.

Решение пришло само собой, нетрудно было догадаться, в самом-то деле. Он взял руку Боеслава в свою и заставил протянуть вперёд. Оберег упал в маленькую растопыренную ладошку… И никуда не провалился, не исчез, не канул в вечность. Он обрёл вес и цвет, и княжич непроизвольно зажал его в кулаке, глядя на умирающего деда. Тот улыбнулся с невыразимым облегчением и упал…

Князь лежал, неловко подломив руки, и призрачный ветер прошлого шевелил оперение на стрелах, и призрачная лужица крови уже натекла на вполне осязаемые камни дозорной башни.

Чья-то жадная рука обломила стрелу, дёрнула ворот кольчуги. Убийцы надеялись найти оберег, которого у князя уже не было. Голова мёртвого князя мотнулась в сторону, на неё наступили сапогом, затем… Боеслав вздрогнул. Стёпка не мог, конечно, знать о том, что княжичу очень хорошо известны все, даже самые пугающие подробности гибели его деда. И видеть всё это своими глазами, разумеется, было очень тяжело. Но Боеслав вздрогнул не только из-за этого. И смотрел он не на спокойное лицо погибшего Крутомира, он смотрел на того, кто пытался найти на убитом князе оберег, кто осквернил своим сапогом его тело, кто обнажил свой меч, чтобы надругаться над поверженным правителем Таёжного княжества… Ни Степан, ни Ванька этого гада — или даже нескольких гадов — не видели, только княжичу кем-то свыше было дозволено увидеть всё…

Они долго молчали. Бледный Ванька смотрел, как расплывается на камнях призрачная кровь, которая почему-то всё не исчезала и не исчезала. Мохошкур неверящим взглядом смотрел на зажатую в детском кулачке давно утраченную и вдруг вновь обретённую, появившуюся буквально из воздуха, вещицу. Стёпка смотрел на побледневшее и как-то враз повзрослевшее лицо княжича.

Боеслав, не замечая зажатого в руке оберега, что-то шептал неслышно и не двигался с места.

— Они убили его, — сказал он вдруг, выделив слово «они». И понятно стало, что он знает, кто эти «они».

Княжич разжал ладонь, посмотрел на оберег. Утерянный двадцать лет назад, пропавший, казалось, навеки. На первый взгляд — ничего особенного, обычный медальон, похоже, серебряный, вполне скромный, без единого самоцвета, с выгравированным в центре крылатым драконом. На серебряной же, тонкого плетения цепочке ещё видны были следы крови.

— Надо отнести его отцу, — сказал Боеслав.

Вурдалак взял оберег и, аккуратно расправив цепочку, повесил его на шею княжичу:

— Дед передал его тебе, только ты вправе теперь носить этот знак. Твой отец будет счастлив. Теперь у нас есть свой князь. Теперь у нас вновь будет Таёжное княжество.

И тут Стёпку что называется проняло. Дошло до него, что он только что сотворил и чем это аукнется для всех его друзей и врагов. И он сразу страшно собой возгордился. Очень приятно было сознавать, что именно благодаря тебе свершилось такое великое дело.

Но гордился он собой недолго. Всего несколько минут. А затем на башню поднялся Купыря, оглядел всех собравшихся: донельзя довольного Стёпку, восторженно-хмурого Мохошкура, слегка озадаченного Ваньку и — отдельно — придавленного навалившейся вдруг на него ответственностью Боеслава с блистающим на груди княжьим оберегом. Увидел всё это Купыря, помрачнел, сел на станину камнемёта и сказал совсем не радостно:

— Что же ты наделал, Стеслав! Что же вы все наделали!

— Ну и что мы такого, интересно, наделали? — тут же окрысился Ванька. — И не мы, между прочим, а сам призрак. Мы у него ничего не просили. Просто посмотреть пришли. А он сам эту штуковину княжичу отдал. А раз отдал, значит, так и нужно было.

А Стёпка подумал и сказал:

— Мы никому об этом рассказывать не будем. И Боеслав тоже не будет. И оберег спрячет, чтобы его пока никто не видел. Так?

— Кому надо, те всё и сами поймут. Такое от магов и чародеев не укроешь.

— Тогда сделайте так, чтобы рядом с княжичем всё время кто-нибудь был. Телохранители, ближники, ополченцы там… И побольше. И чтобы охраняли его всё время.

— Если захотят княжича извести, никакие ближники не спасут, — мрачно сказал Купыря. — Но что теперь… Придётся голову поломать. Может быть увезти княжича в Ясеньград? Подальше отсюда.

— Я без отца никуда не поеду, — гордо вскинул голову Боеслав. — И вообще прятаться не собираюсь. Я никого не боюсь.

— Похвально, что ты за себя не боишься, ну а как же все остальные? Как мы? Как все те, кто теперь будет с надеждой смотреть на будущего князя? И что они будут делать, если тебя вдруг убьют? А ведь тебя постараются убить, можешь мне поверить. Посмотри вокруг. Знаешь, сколько среди весичей тех же людей, не самых плохих, заметь, которым твоя смерть теперь будет очень даже выгодна и желанна? А сколько у тебя теперь появилось заклятых врагов среди оркландских рыцарей, я и говорить не буду. А ведь есть ещё и таёжные воеводы, которым ты теперь и вовсе поперёк горла. Они-то ведь уже себя основательно под Весь примерили, места при царском троне распределили, отца твоего похоронили, а тут вдруг ты — князь новоявленный. Дня лишнего не проживёшь.

Боеслав при упоминании таёжных воевод лицом потемнел, в глазах такая боль и обида появилась, что Стёпка вдруг отчётливо понял, кого княжич имел ввиду, когда сказал «они его убили».

И спускаясь вниз вслед за Купырей, он тихонько спросил у княжича:

— Это воеводы там… твоего деда?

И Боеслав кивнул и невольно прижал к груди спрятанный под рубашкой оберег.

— Пойдёшь со мной, — тоном, не допускающим возражений велел Купыря Боеславу. — Будем с отцом-заклинателем думать, как тебя уберечь.

Уходя, княжич оглянулся:

— Спасибо вам, демоны. За отца и за деда спасибо.

— Пожалуйста, — вздохнул Стёпка. — Рады были помочь. Ты там поосторожнее. Береги себя.

— Вот так всегда, — сказал Ванька, когда Купыря с княжичем и телохранители скрылись за поворотом. — Сделаешь хорошее дело, а тебя потом за это так похвалят, что и не рад будешь.

— Он за княжича переживает, — отозвался Стёпка. — Его ведь и вправду теперь тоже убить захотят. Деда его убили, отца чуть не отравили, сейчас за него примутся.

— Да уж. Сделали пацану подарочек, нечего сказать.

— А ты бы отказался? На его месте. Отказался бы, да?

Ванька честно подумал, потом пожал плечами:

— Не знаю. Я же ведь не князь. Нет, если бы кто моего деда там или отца… И чтобы отомстить… А князем мне становиться неохота. Это же не так, чтобы на троне сидеть с короной на ушах и всеми мудро править. Это же морока такая. Да и скучно. А что мы сейчас делать будем?