19

Некоторые пьют от счастья. И по количеству выпитой ракии и вина можно судить о размере этого счастья. Иванчев, к примеру, пьет после обеда анисовку из маленьких бутылочек, которые он называет ампулами. Говорит, что ему нужно две «инъекции» в день, чтобы работа спорилась. Драго не привередничает, пьет, что попадется: вино так вино, ракия — давай ракию. Любит приглашать к себе домой на карпа или утку. Бояджиевы распивают домашнее вино на природе, в компании. Лачка «закладывает» дома, в одиночку, закусывая хрустящим огурчиком. В этом он немного похож на Иванчева. Виолета пьет коньяк, потому что люди искусства, сколько их есть в нашем городе, употребляют именно этот горячительный напиток. Что касается меня, то я «пропускаю» на скорую руку в забегаловке и получаю от этого большое удовольствие. Иных радостей у меня нет, а на поучения и назидания плевать! Только Векилову дозволяется лезть ко мне с советами, но он их дает с точки зрения чистой медицины. Пью и буду пить. Начальник автоинспекции тоже пьет, хотя и преследует за это нашего брата шофера. Однажды он и меня заставил дыхнуть ему в нос. Я проделал это с превеликим наслаждением, вложив в это все свое презрение к нему. Могу дыхнуть в нос всякому, кто пожелает, и это нисколько не ущемит мое достоинство. Как рассказывают сведущие люди, сейчас придумали аппарат, который показывает, какую именно дозу алкоголя поглотил водитель. Но и на это мне наплевать, потому что выпиваю я вечером, когда, как выражается мой бригадир, «движение парализовано». Он, кстати, позволяет себе выпить и тогда, когда оно не парализовано — он ведь механик, а не водитель. Мы с ним отлично понимаем друг друга. Любим посидеть и потолковать о новой бензостанции, где работает одна особа. Она носит брюки в обтяжку, которые очень выгодно подчеркивают ее полные бедра. Иванчев всегда опустошает в ее честь одну из своих «ампул». Мне она тоже нравится, но я предпочитаю вахтершу на химическом комбинате, которая козыряет и подмигивает, пропуская в ворота мой грузовик. Мы с нашим бригадиром ладим и поэтому частенько сидим вечерами под навесом автобазы, пропахшие бензином, в состоянии душевной уравновешенности, преисполненные уважения один к другому.

— Ты очень добросовестный, — сказал мне как-то Иванчев, — но выдвинуться не сможешь, потому что нелюдим.

Он прав и, что гораздо важнее, прямодушен. Такого бригадира поискать надо. Очевидно, счастье переливает в нем через край, потому что корзина с опустошенными «ампулами» уже полна. Бригадир решил было сдать их, но потом отказался от этого намерения, потому что не скупердяй. Он просто высыпал «ампулы» в канаву, и мое уважение к нему выросло, ибо я еще раз убедился, что в этом отношении мы схожи. Мы сходимся с ним по всем пунктам. Он не любит рассказывать о прошлом, и я не люблю ворошить былое. А это очень важно, потому что воспоминания всегда размагничивают людей. Мы с нашим бригадиром — народ суровый. Я ему сказал однажды, что он ведь тоже нелюдим. И он не обиделся: поверил моим словам, как я верю ему. Мы не обманываем друг друга, не грубим, как это делают некоторые водители, — может быть, оттого, что оба молчаливого характера. Сквернословят обычно слабохарактерные типы и пустомели. Мы же с Иванчевым — люди железные, не поддаемся мелочным порокам.

Как-то Гергана встретила бригадира возле проходной и сказала язвительно:

— Что-то вы, товарищ Иванчев, за последнее время очень сдружились с Масларским.

— А разве это плохо?

— Не то чтобы плохо, но как-то очень уж индивидуально. Надо быть в коллективе.

— Не разберу, товарищ Бояджиева, в чем смысл ваших слов.

— Очень просто. Толкаете его на пьянство.

— Все пьют… А мы с Масларским выпиваем только вечером, когда движение парализовано. Это не пьянство.

— Другими словами, соблюдаете правила движения?

— Вот именно.

Гергана продолжала:

— А что стало с бригадой коммунистического труда? Не видно ее и не слышно. План-то выполняете?

— Даже перевыполняем.

— А культура, воспитание?

— Дела идут. Ходим в кино, читаем романы.

— И много читаете?

— Да. Но поскольку библиотекарша отсутствует, положение в последнее время парализовалось. Просвещать нас некому.

— А как с овладением второй профессией?

— Мы с Масларским и механики, и водители. Он даже начальником может быть, да не желает.

В общем, заткнул ей рот.

Когда он рассказал мне эту историю, я долго смеялся и все хлопал его по плечу, словно подушку взбивал. Он улыбался, показывая свои два зуба — остальных уже не было, выпали. И стал мне еще симпатичнее.

— Так и надо! — кричал я, продолжая взбивать подушку.

Иванчев захохотал в полный голос, потом поперхнулся и кашлял так долго, что я начал опасаться, как бы не вылетели и эти последние зубы. Принес ему воды. Он выпил, и кашель прошел.

— Видно, крошка попала в дыхательное горло, — объяснил, он с полными слез глазами. — Надо принять еще одну «ампулу», для прочистки.

Отбив горлышко о край пустого бака, стоявшего рядом, он задрал голову, будто курица, когда она пьет, и вылил содержимое «ампулы» в рот. Я смотрел на него и видел только два зуба, торчащие еще на своих местах.

— Сейчас полегчало, — Иванчев отшвырнул пустую «ампулу».

— Рад за тебя.

— Очень это опасно, когда крошка не в то горло попадает.

— Да, верно.

— Анисовка прижигает, вычищает все лишнее.

— Конечно.

И мы долго еще сидели под навесом автобазы, пропахшие бензином и всякими там смазочными маслами.

Не знаю, сколько продолжалась бы моя дружба с Иванчевым, если бы однажды вечером идиллия не оказалась нарушенной. Произошло это совершенно неожиданно.

Только мы разрезали дыню и собирались приняться за нее, как перед нами, словно из-под земли, предстала Виолета. С большим чемоданом. Она так запыхалась, так раскраснелась, будто долго бежала. Я попробовал было встать, но сил не хватило. Иванчев тоже попытался подняться, да толкнул корзину с пустыми «ампулами» — они со звоном покатились к ногам Виолеты. Бригадир замер, не смея шевельнуться. Мы молча глядели на Виолету. Она не выдержала первая, выкрикнула:

— Ну, чего вытаращились? Найдется свободная машина?

— Найдется, — ответил Иванчев. Опершись на меня, он снова попытался встать, но не смог.

— Твой грузовик здесь? — обратилась ко мне Виолета.

— Здесь, — ответил я и тоже попробовал встать.

— Отвези меня домой.

— Конечно.

Я наконец поднялся, но при этом задел бак, и он с грохотом покатился ей под ноги. Хорошо еще, что был пустой и все обошлось. Виолета ловко увернулась, и бак, уткнувшись в чемодан, остановился.

— Да, грузовик здесь, сию же минуту поедем.

— Он поедет, — говорил Иванчев, — я разрешаю.

— Живей, живей! — торопит Виолета. — У меня нет времени ждать.

— Сейчас, — отвечаю я, направляясь в глубину двора к машине.

Прежде всего надо сообразить, где именно стоит моя машина, и доказать Виолете, что я вовсе не пьян, как она наверняка думает. С большим усердием взялся я за это дело, которое, конечно же, было моим долгом. Все давалось почему-то с трудом, и лишь благодаря Иванчеву мне удалось сравнительно легко и последовательно выполнить то, что я наметил. Виолета нетерпеливо ждала, впившись в меня недоверчивым взглядом. В какой-то миг слышу, как она мне говорит, что я пьян в стельку, но я тут же возражаю, что это совсем не так.

С помощью Иванчева грузовик был найден, я забрался в кабину и запустил мотор. Как и всегда, это заняло две секунды. Затем я начал маневрировать, чтобы выбраться из скопища других машин. Сначала дал задний ход, потом передний, чуть-чуть влево, потом вправо. Все проделал безошибочно. Иванчев стоял в сторонке и махал мне длинными ручищами, показывая, что и он тоже трезв, но я не обращал на него никакого внимания, потому что был занят своим делом… Так, еще раз влево, назад, вперед, и вот уже машина выбралась на открытое место. Распахнув дверцу, приглашаю Виолету. Иванчев поднимает чемодан в кузов. Я смотрю прямо перед собой, стиснув баранку, словно опасаюсь, как бы она не вырвалась. И все это вовсе не потому, что я пьян, как это думают некоторые, наблюдающие за мной.

— Готово? — спрашиваю я, выжимая сцепление. Перво-наперво нужно выжать сцепление, потом дать газ и одновременно отпустить ручку тормоза. Все это я знаю назубок и всегда проделываю машинально, но сейчас нарочно слежу за своими действиями, потому что некоторые думают, будто я пьян и совершенно не соображаю, что делаю.

Виолета поднялась в кабину. Иванчев захлопнул за ней дверцу, отошел в сторону. Я дал газ. Все мое внимание на дорогу, не до Виолеты. Выехали с территории автобазы и пронеслись мимо почты. Утка заметалась перед машиной, но я точно знал, что не раздавил ее, потому что имел верное представление о скорости, с которой вел машину, и расстоянии между колесами и уткой. Потом очень ловко объехал телеграфный столб, не задев повозки, которую кто-то поставил совсем не там, где полагается. Я все увеличивал скорость. Завод, автобаза, почта остались позади. Я даже успел заметить, что окошки верхнего этажа в общежитии светятся, из чего вывел, что Драго и Злата сейчас дома. Промчались мимо бани, в ее окнах тоже был свет — трудящиеся мылись после рабочего дня, дело житейское. Вот и театр. Сегодня там дают болгарскую пьесу. Перед входом толпится народ, много желающих попасть на спектакль. Виолета с любопытством взглянула на афиши. Я читаю ее мысли, потому что хорошо знаю ее. Потом мы проезжаем мимо летнего ресторана, там Виолета однажды ужинала со мной и оставила свои цветы. Помню все до мельчайших подробностей. Выбравшись из центра, еще сильнее давлю на педаль — правила позволяют. При резком повороте Виолета хватается за ручку дверцы.

— Не беспокойся, — говорю ей, — я знаю, что делаю. И не держись за ручку, а то вылетишь за милую душу.

Она сосредоточенно смотрит перед собой и не отвечает. Но все ее мысли я знаю наперед. Подъезжаем к пригороду, где она живет. Скорость под восемьдесят километров. Пожалуй, не стоит больше, все же со мной живой человек, незачем играть у него на нервах. Я всегда считаюсь со своими седоками. На большой скорости перемахнули мост через Марицу, обогнали какую-то легковушку и углубились в квартал Виолеты.

Она не выпускает ручку дверцы. Слышу ее голос:

— Остановись здесь. Тут уже близко. Я пешком дойду.

Это меня обидело.

— Неужели совсем мне не доверяешь?

— Доверие тут вовсе ни при чем, — отвечает она.

— Почему же тогда возражаешь? Я тебя доставлю до места назначения.

— Я не багаж, чтобы меня доставлять до места назначения. — Она даже побледнела, так ее возмутили мои глупые слова.

— Знаю, что не багаж, но я должен выгрузить там, где положено. Это моя обязанность.

Хотелось добавить еще: «Знаю, что ты не суперфосфат», но сдержался, потому что ни на секунду не утратил контроля над собой, да и не было причин вступать с ней в пререкания. Машины я не остановил. Напротив, сделал еще несколько поворотов, выехал на свою улицу, промчался мимо дома Лачки. В кухне горел свет, и я представил себе, что там происходит. Нарочно дал сигнал — побеспокоить хозяина. Виолета снова потребовала остановить машину, но я не сделал этого, сказал, чтобы не забывала о тяжеленном чемодане.

Пока мы препирались, машина подкатила к ее дому. И опять я не остановил: пришлось поманеврировать, потому что улица здесь очень узкая, а мне хотелось обязательно подать «зил» вплотную к воротам. Виолета так и обливала меня презрением. Я старательно крутил баранку.

— Дуришь все! — сказала она, когда я наконец затормозил. — Нервы мне все истрепал!

— Извини, надо же было доставить тебя до места назначения. Так уж у нас заведено.

Я выбрался из кабины, занялся ее чемоданом. В сущности, он был не очень тяжел, и я без труда вытащил его из кузова. Виолета хотела забрать чемодан, но я не позволил. Сказал, что сам внесу во двор, и выполнил обещанное. Она шла следом, поправляя растрепавшуюся прическу. Нервы у нее расходились, это я отлично понимал.

Чтобы услужить ей до конца, надавил на кнопку звонка и отодвинулся в сторонку. Это ее окончательно взбесило.

— Чего хозяев беспокоишь! — напустилась она на меня. — Иди давай! У меня ключ есть!

Она достала из сумочки внушительных размеров ключ. Такой большой, что я даже испугался, как бы она меня им не огрела по голове.

— Ну, до свидания! — сказала она. — Спасибо за услугу. И не делай глупостей.

— Ключ-то подходит?

— Подходит, подходит.

— А то попробуем отмычкой.

— Ладно, всего хорошего!

— До свидания, Виолета…

— Ты поосторожней, а то всю ночь буду думать.

Вот тебе и раз!.. Я подождал — может, она еще повторит это. Нет, не повторила, завозилась с замком. Наверное, мне просто показалось, ничего она такого и не говорила. И все же на душе было приятно. Хорошо, что я ее подвез, хорошо, что она снова вернулась в наш квартал, сможем теперь видеться, помогать друг другу, если нагрянет беда. Друг ведь в беде познается, не так ли?

Я сел в машину, даже не оглянувшись на Виолету. Склонясь к замку, она все никак не могла отпереть его своим огромным ключом. Рванул с места и, мчась на бешеной скорости, переполошил весь район.

Загрузка...