ГЛАВА 18 НЕЦИВИЛИЗОВАННАЯ ТЕРРИТОРИЯ – ГЕНЕРАТОР ЛЮДЕЙ С ВЫДАЮЩИМИСЯ СПОСОБНОСТЯМИ. ИЛИ КАК ГОТОВИЛИ СПЕЦНАЗ ТОГО ВРЕМЕНИ

О подготовке людей, имеющих отношение к войне, написано много. В разные исторические эпохи подготовка спецназа отличалась от подготовки армии, выступая более специфической и углубленной системой, с дополнительным акцентом на выносливость, психофизиологические качества и волевые качества. Подразделения специального назначения, как правило, выполняли задачи в специфических условиях, а это требовало высокого уровня подготовки личного состава: моральной, психологической, идеологической, физической и боевой. Качество личного состава — главный отличительный признак спецподразделений. Часто приходилось выполнять задачи автономно в экстремальных условиях, в отрыве от основных сил, в том числе за линией фронта и в глубоком тылу противника. В случае невозможности получения огневой поддержки и эвакуации (что, бывало, часто), в силу поставленных задач — сражаться на чужой территории, спецназ обязан уметь сражаться с гораздо большей эффективностью, чем военнослужащие регулярных частей. И соответственно, чтоб такую боевую эффективность приобрести нужны подобающие условия. Правильно организованные условия и профессиональные инструктора — это все, что надо, чтобы вывести личный состав на пик моральных, психологических, идеологических, физических и боевых качеств.

В предыдущих главах мы уже заключали, что для подготовки и тренировки такого контингента требуется территория вдали от цивилизации. И часто такими территориями выступали горные массивы, пустынные территории и острова. Только в удалении от всего мирского, цивилизованного можно погрузиться в соответствующую среду подготовки — среду войны и смерти. С этого все и начинается, с обрыва связей с внешним миром. В римской военной практике можно найти некое подобие «курса молодого бойца», когда новобранцы (tirocinium, от tiro — «новобранец») проходили начальное обучение, продолжавшееся обычно около четырех–шести месяцев. Однако римляне всегда подчеркивали необходимость постоянных тренировок и повышения квалификации. «Курсы повышения квалификации» проходили солдаты и младший офицерский состав от шести месяцев до двух лет, а то и более, что позволяло дослужиться до командного состава императорской армии: центурионов (средний офицерский состав) и старших офицеров сенаторского и всаднического ранга. В Риме не существовало ни военных училищ, ни академий для подготовки командных кадров — все кадры ковались в баталиях и на тренировочных полигонах.

По словам Я. Ле Боэка, римские военачальники эпохи принципата были подготовлены к выполнению различных задач и смотрели на войну как на науку:

«…Долгое время хулимый, этот командный состав заслуживает реабилитации. Занятия физическими упражнениями давали его членам силу и энергию, а военная наука приобреталась чтением, которое было составной частью образования каждого хорошо воспитанного молодого человека, а также упражнением в командовании, представлявшим собой в первые месяцы пребывания в армии нечто вроде практического освоения и применения теоретических знаний».

В Египте, куда Август запретил приезжать членам сенаторского сословия без специального разрешения императора, обязанности наместника возлагались на префекта из числа всадников, назначаемого лично императором. Поэтому расположенными в Египте легионами III Cyrenaica и XXII Deiotariana, к которым позже добавился II Траянов, командовали префекты легиона из всадников. Центурионы представляли собой те кадры, на которых держался профессионализм римской армии. По словам Вегеция:

«В центурионы должен выбираться человек большой физической силы, высокого роста, умеющий ловко и сильно бросать копья и дротики, постигший искусство сражаться мечом или манипулировать щитом, который вполне усвоил искусство владения оружием, бдительный, выдержанный, подвижный, более готовый исполнять, что ему прикажут, чем разговаривать (об этом), умеющий держать в дисциплине своих товарищей по палатке, побуждать к военным упражнениям, заботящийся о том, чтобы они были хорошо одеты и обуты, чтобы оружие у них всех было хорошо начищено и блестело…».[97]

Продвижение по службе осуществлялось путем перевода из когорты в когорту.

«Как бы по некоему кругу воины двигались вперед по различным когортам и различным отделам, так что, начиная с первой когорты, воин, двигаясь по известной ступени повышений, доходил до десятой когорты и от нее обратно с повышением жалованья и с более высоким чином проходил по всем другим до первой. Таким образом, центурион первого ранга (primi pili), после того как он по порядку пройдет все командные должности по когортам в различных отделах, в первой когорте достигал такого высокого положения, которое давало ему бесконечные преимущества сравнительно со всем остальным составом легиона…».[98]

В каждом легионе было 60 центурионов — 60 центурий — 10 когорт. Получается, что центурион, начиная из рядовых, а затем и командира 60‑й центурии, проходил циклично 60 ступенек карьеры?

Аналогично тому как государственную карьеру сенатора венчала должность консула, венцом карьеры центуриона был пост примипила (primus pilus — дословно «первое копье»). Длинная служебная карьера открывала возможность войти в сословие всадников, — второе высшее сословие римского общества. Некоторые солдаты мечтали об этом в самом начале своего боевого пути, подобно примипилу I Италийского легиона Л. Максимию Гетулику, который в 184 г. после 57 лет службы исполнил Августовой Победе Всебожественной Святейшей обет, принесенный им, когда он еще был новобранцем в ХХ Валериевом Победоносном легионе.[99]

КАК ЖЕ ПРОИСХОДИЛА ПОДГОТОВКА СПЕЦИАЛИСТОВ ВОЕННОГО ДЕЛА И ЧТО ПОСЛУЖИЛО ПРОТОТИПОМ МЕТОДИКИ ТРЕНИРОВКИ СПЕЦНАЗА ДРЕВНОСТИ?

Египет, будучи римской провинцией, безусловно влиял на римлян в религиозно–философском аспекте, и многие идеи, в том числе концепция души человека, нашла отражение в подготовке военных людей. А египтяне считали, что человек состоит из физического тела, духовного тела, сердца, двойника, души, нематериального эфирного духа, образа и имени. Все эти составляющие тесно связаны меж собой, и благосостояние одной определяло благосостояние всех остальных. Египтяне, так же, как и римляне, скифы, эллины, и многие другие народности верили в перерождение души. В предыдущих главах мы уже писали, к примеру, о древнеегипетском празднике Хеб–сед, на которых фараоны проходили обряд «омоложения» и «перерождения». По прошествии определенного времени правитель должен был всенародно доказать свою состоятельность, дабы продолжать властвовать; если он не мог этого доказать, его умерщвляли и заменяли молодым. В некоторых источниках пишут о времени - раз в 30 лет, но есть свидетельства, что фараон Эхнатон на 4 году своего правления проходил такую процедуру, а царица Хатшепсут — в 16 году своего правления.

В позднейшие времена правители выполняли эту обязанность лишь символически, согласно установленному ритуалу. Фараона бинтовали и помещали в саркофаг, который опускали в шахту пирамиды, где под присмотром жреца, он находился какой–то период времени до определенного психофизического состояния — грани между жизнью и смертью. Потом происходило «воскрешение» фараона и он, обновленный, появлялся на плаце храмового комплекса перед людьми. Перерождение — одна из центральных тем и древнеегипетского праздника Ипет, на котором проводилась церемония повторной коронации фараона. Этот символизм присутствовал и при подготовке специального контингента. При подготовке специального подразделения, одного символизма недостаточно. Прежде чем пройти этап перерождения и причаститься к культу Смерти, умереть для прошлой жизни и родиться для новой, стать профессионалами в своем деле, новобранцы проходили три предварительных этапа подготовки, сродни технологии изготовления клинка: надлома индивидуальности и изменений убеждений на новые; ковки навыков; и закалки характера. По сути, реализовывалась та формула судьбы, о которой писали в предыдущих главах.

Первый этап — изменение убеждений, перестройка мышления — некий «надлом» мировосприятия новобранца, ломка его индивидуальности. И огромную роль в этом играет выстроенный идеологический, религиозно–философский фундамент.

Когда мы говорим о Египте, именно в районе современного Каира (стар. Вавилон Египетский, плато Гиза, Мемфис) вновь прибывшим меняли убеждения. Вавилон Египетский, Мемфис в свои эпохи являлись распределительными пунктами. В эпоху правления Октавиана Августа в Вавилоне Египетском размещался штаб сразу трёх легионов, обеспечивавших римскую власть над Египтом. В Notitia Imperii Вавилон упоминается как место расположения казарм XIII Парного легиона. В Мемфисе (20 км. южнее Вавилона Египетского) пролегала граница Верхнего и Нижнего Египта, и он являлся политическим, ремесленным, религиозным и сельскохозяйственным центром всего Египта. Это был центр древней оборонной промышленности: в Мемфисе изготавливали лучшие боевые колесницы Древнего мира. Здесь находился центр культа бога Птаха и священного быка Аписа и были воздвигнуты главные египетские храмы и монументы в их честь. Здесь же находился тренировочный лагерь Саккара (название происходит от имени бога мёртвых Сокара) с храмовым комплексом пирамиды Джосера. Учебный плац (campus) находился на территории храмового комплекса, в центре которого находится каменный трибунал (трибуна), с которого командиры и инструкторы могли наблюдать за процессом учений. Саму пирамиду и прямоугольную территорию вокруг нее окружает внушительная стена со сторонами 554 на 277 метров. Стена имеет 14 ложных дверей и только один вход. Campus мог использоваться для тренировок с оружием и отлаженной работы в группах, а также для проведения парадов и воинских сходок, ритуальных и игровых состязаний. К примеру, древнеримский гарпастум, предшественник регби и футбола, являлся одним из видов военной тренировки римских легионеров. По её правилам, воинам следовало провести мяч между двумя стойками. Дух состязательности приветствовался в древнеримской армии, а такие игры закаляли характер и подготавливали физически. Кроме того, здесь проводили ритуальные состязания в беге и состязания человека с быком.

«И, собрав отовсюду людей самых пригодных для военной службы, вы придумали, как получить от этого наибольшую пользу. Вы решили, что если даже те, кто отроду лучше и крепче всех, все–таки долго упражняются, чтобы в играх и состязаниях получить победный венок, то те, кому предстоит биться и побеждать в настоящих великих сражениях во славу такой державы, даже если они самые сильные, способные и отборные, все равно должны упражняться, чтобы победить».[100]

«Само наше слово «войско» (exercitus) происходит от слова «упражнение» (exercitatio). <…> А сами упражнения легионов, их бег, стычки, битвенный шум — разве это не труд? Здесь учится душа принимать боевые раны; сравни с обученным воином необученного — скажешь, что это баба».[101]

По словам Иосифа Флавия, римляне:

«не ждут начала войны, чтобы пустить в ход оружие, и в мирное время не остаются праздными… но словно они были рождены с оружием в руках, никогда не прекращают упражняться, не дожидаясь подходящего для этого времени. Их учения не отличаются от настоящего сражения, и каждый воин упражняется каждый день с таким рвением, как если бы это была настоящая война. Потому–то они с такой легкостью переносят трудности сражения: благодаря приобретенной привычке к правильному построению их строй никогда не рассеивается в беспорядке, воины никогда не покидают своего места из–за страха, и никакой труд никогда не изнуряет их… Так что их военные упражнения по справедливости могут быть названы бескровными сражениями, а их сражения — кровавыми упражнениями».[102]

В отличие от армий Нового времени, римляне не делали акцент на строевой муштре, которая проводилась в плотно сомкнутом строю. В римской тактике, особенно если это касалось специальных подразделений, упор делался на ближний бой на коротких мечах, который предполагал более свободный строй, позволяющий отдельному солдату иметь достаточно пространства, чтобы эффективно применять такой меч. Что интересно, у подразделений, которые были сравни современным диверсионным, отсутствовала военная маршевая музыка и сигнального рода инструменты: барабаны, флейты, трубы. Ведь для таких подразделений важен фактор внезапности и скрытности. Зато римляне широко применяли инженерные, строительные работы, включая разбивку лагеря, для укрепления боевого духа и сплоченности подразделений. Наличие специалистов–иммунов в легионе: по устройству подземных ходов под крепостными стенами противника; медиков и ветеринаров; архитекторов и строителей (дорог и речных судов в том числе); инженеров и ремесленников различных специальностей, кузнецов — обеспечивало автономность. Такое самодостаточное формирование, обеспечивая и свои собственные разнообразные нужды, как собственно военные, так и хозяйственно–бытовые, могло предоставлять необходимый персонал и грамотных специалистов для провинциального управления. На какой бы территории не находилось такое автономное подразделение, они рассчитывали только на себя, не было нужды ждать подкрепления для организации каких–либо мероприятий. Вегеций на этом делал акцент:

«…будучи во всех отношениях целостным, не нуждаясь ни в какой внешней помощи, — такой, легион обычно может победить какую угодно толпу врагов».

Были примеры, когда инженерные подразделения легиона для штурма крепости Масада (на вершине одной из скал Иудейской пустыни, поднимающейся на 450 метров над Мёртвым морем) вынуждены были провести дороги и нанести землю для сооружения осадного вала вокруг крепости, штурмового пандуса и площадок для метательных машин и тарана. По сути, для штурма высокогорной крепости повстанцев римляне рядом соорудили новую гору с пологим склоном.

Новобранцев в таких тренировочных центрах держали до того момента, пока убеждения не изменятся. Все эти пирамидальные комплексы были предназначены для этого, они способствовали смене убеждений. Луксорский и Карнакский (Ипет–сут егип. — избранное место) храмовые комплексы, расположенные на территории древних Фив — столице Верхнего Египта, действительно как избранные места, предназначались для ритуалов посвящения в Жрецы Бога Амона — подготовки Рыцарей культа Смерти. При фараонах XI династии Среднего царства (21 в. до н. э.) культ Амона сблизился с культом бога войны Монту, одного из главных божеств–покровителей этой династии. В 27 до н. э. фиванские храмы пострадали от сильного землетрясения, а к началу н. э. культ Амона был постепенно вытеснен культом Осириса (царь и судья в загробном мире).

Выражение «по ту сторону реки» у спецподразделений не просто обозначает государственную границу, ее переход и работу в тылу врага. В Древнем Египте река Нил — это граница между миром живых и мертвых. Все храмовые пирамидальные комплексы сооружались по ту сторону реки Нил, в долине мертвых, там же и проходили свою подготовку специальные подразделения. Такая обстановка способствовала погружению в боевую среду. Религиозно–мистическая среда с ее грандиозными масштабами, как нельзя лучше подготавливала воина в морально–психологическом, идеологическом плане. Воинская дисциплина у римлян изначально рассматривалась как особый порядок, устанавливаемый и освящаемый богами. При Адриане появился и культ дисциплины как обожествленного понятия. Без монументальных храмовых комплексов с изображениями картин доблестных побед фараонов (римских императоров в образе фараонов) над врагами, — не возможны формирование устойчивой психики новобранца и возникновение философии легионера. Так в речах Тита, приводимых в «Иудейской войне» Иосифа Флавия[103], отмечается, что римляне борются за более высокие блага, чем иудеи, сражающиеся за отечество и свободу, ибо для них превыше всего стоят слава и честь римского оружия. В другом месте своего труда[104] Иосиф Флавий устами Тита, который призывает штурмовать стену, говорит, что смерть в бою почетна и сулит бессмертие:

«Кому из доблестных мужей не известно, что души, отторгнутые от тела мечом в боевом строю, находят радушный прием в чистейшем из элементов — эфире и размещаются на звездах, являясь своим потомкам в лице благих духов и героев–покровителей…»

Почетная смерть у римлян ради отечества уходит на задний план или отсутствует вовсе, а главное ударение делается либо на героической смерти как высшем проявлении доблести, либо на воинской чести и славе как таковой. Во время осады Иерусалима войсками Тита, Иосиф Флавий рисует идеологическую картину всеобщего экстаза, соревнования воинов:

«Некое божественное воодушевление охватило воинов, так что, когда окружность будущей стены была разделена на части, началось соревнование не только между легионами, но даже между когортами внутри каждого из легионов. Простой воин стремился отличиться перед декурионом, декурион — перед центурионом, центурион — перед трибуном, трибуны стремились снискать одобрение военачальников, в состязании же между последними судьей был сам Цезарь».



Религиозно–философская подготовка была настолько существенной, что приверженность легионеров своей боевой части являлась сакральной идеей, и находила отражение в широко распространенном культе Гениев легиона. Посвящения этим Гениям часто непосредственно связаны с почитанием тренировочного плаца, легионного орла и императорского культа[105]. Для покровительствования своего плаца, препозит и инструктор по обучению солдат (campidoctor) из VII Сдвоенного легиона в 182 г. сделал посвящение Марсу Campestri[106], a campidoctor преторианской когорты исполнил обет Священной Немезиде Campestris[107]. Учебный плац не мыслим был без храма, так в Дура–Европос в начале III в. после расширения учебного плаца на нем был возведен храм[108]. О императорском культе мы писали в предыдущих главах, и это было обожествление человека. В разных частях императорской армии существовали собственные традиции почитания легионных святынь. Гений легиона, его орел и знамена, как показывает известная надпись из города Новы, были неотделимы в сознании солдат от покровительства военных богов и понятия доблести. В этой надписи сообщается, что примипил Марк Аврелий Юст 20 сентября 224 г. принес дар «Военным богам, Гению, Доблести, Священному орлу и знаменам I Италийского Северианского легиона»[109]. Знамена для воинов являлись божественной сущностью и играли в торжественных военных мероприятиях важную ритуально–церемониальную роль. Неслучайно в баталиях римляне использовали весьма действенный, сугубо римский прием: знаменосец или военачальник бросал знамя в строй или лагерь врагов, либо сам со знаменем в руках устремлялся вперед, вынуждая воинов, чтобы спасти знамя, отчаянно сражаться[110]. Римлянами целенаправленно насаждался и культивировался определенный образ войны, запечатленный в слове, в изображениях, в массовых зрелищах; он использовался и в целях официальной государственной пропаганды, и для самовыражения тех людей, для которых война была профессией и (или) средством снискать славу.

Жизнь сегодняшнего человека, это череда «надломов»: спонтанно возникших ситуаций, неизвестных двигательных задач, сверхзадач, от которых он страдает, в силу своего невежества, и которые заставляют его перестраиваться и менять убеждения. В отличии от гражданского человека, военному такие «надломы» создают искусственно инструктора.

И то, как он этот этап пройдет, предопределит его «гибель» или «перерождение», и становление на новую ступень развития. Командиры и инструктора знали, как обратить «надлом» во благо. Мастер гончарного ремесла постоянно ломает геометрию изначальной глиняной массы, пока она не обретет форму. Отличный наглядный пример смены убеждений продемонстрирован в фильме «Солдат Джейн». Там элитным бойцам предстоит пройти специальный курс обучения по программе 12 недель. Сложные условия программы под силу выдержать только крепким и опытным мужчинам. До 60% новобранцев проходит отсев в первую же неделю. Для того, чтобы покинуть это место нужно всего лишь три раза ударить по корабельной рынде, которая висит на плацу возле казармы.

А что же было в Египте? Во–первых, интересны первые требования к новобранцам в римский легион и вспомогательные подразделения. Даже Вегеций полагал:

«Для военного дела больше подходит народ из деревни — все, кто воспитан под открытым небом, в труде, вынослив к солнечному жару, не обращает внимания на ночную сырость, не знает бань, чужд роскоши, простодушен, довольствуется малым, чье тело закалено для перенесения всяких трудов, у кого еще из деревенской жизни сохранилась привычка носить железные орудия, копать рвы, таскать тяжести».[111]

Вегеций, подробно рассуждая о том, из каких провинций и народов, из каких социальных и профессиональных групп лучше набирать солдат, подчеркивает единство социальных, физических и моральных критериев отбора новобранцев:

«Благо государство в целом зависит от того, чтобы новобранцы набирались самые лучшие не только телом, но и духом; все силы империи, вся крепость римского народа основываются на тщательности этого испытания при наборе. Ведь молодежь, которой должна быть поручена защита провинций и судьба войн, должна отличаться и по своему происхождению… и по своим нравам».[112]

А по словам Колумеллы:

«Истинные потомки Ромула, проводившие время на охоте и в полевых трудах, выделялись физической крепостью; закаленные мирным трудом, они легко переносили, когда требовалось, воинскую службу. Деревенский народ всегда предпочитали городскому».[113]

Во–вторых, в Египте никакой корабельной рынды нет; того, кто морально — психологически сломался, никто обратно с пайком усиленного питания в Европу на кораблях доставлять не будет. Кто не выдерживает, тот погибает — дороги назад нет. Случались и самоубийства. Кто хочет отсеяться — только на тот свет, в мир мертвых. К числу важнейших стимулов солдатского поведения в бою и учениях следует отнести также оценку со стороны собственных товарищей и командующего. Сослуживцы могли сами лишить жизни труса, никому не надо под боком слабое звено. По словам Полибия, страх перед неизбежным позором и обидами от своих же товарищей не меньше, чем страх наказания, заставлял римского воина, к примеру, потерявшего оружие, отчаянно кидаться в ряды неприятеля[114]. Рассказывая о битве при Бедриаке, Тацит пишет, что каждый солдат, сражаясь на глазах у всех сослуживцев, которых он знал издавна, против противника, вел себя так, будто от его мужества зависел исход войны[115]. Дезертирство каралось достаточно сурово, но при этом наказание устанавливалось дифференцированно, в зависимости от причин и условий побега, чина, обязанностей; учитывалось также время, проведенное в дезертирстве. Кара зависела от того, в мирное или военное время совершалось дезертирство. В последнем случае наказанием была смертная казнь: отдавался на растерзание зверям или подлежал казни через повешение[116].

Возвращаясь к фильму, то там все пришли со своими убеждениями. И инструктора начинают планомерную замену убеждений на новые, цитируя строки из стихотворения Д. Г. Лоуренса:

«Я не встречал в природе жалости к себе. Любая птаха, коль с ветки упадёт, закоченев от стужи, не испытает жалости к себе!»

Инструктор «Чиф» Ургейл для особо непонятливых сразу заявил:

«Приливы и отливы Атлантики, дрейф континентов, положение солнца на эклиптике. Это лишь малая часть того, что мне подвластно в этом мире.»

А кому–то было не ясно. А теперь представьте себе, на секундочку, что это не сегодняшний мир, а мир Древнего Египта и Римской империи, там, где кому неясно, — его просто убили бы. Удар кинжалом — и все всем ясно вокруг. Видите, там все быстрей и прозаичней происходило. Все эти вещи очень быстро меняли убеждения людей. Те люди, которые были готовы умереть за свои убеждения, — их убивали сразу. А кто был готов поменять убеждения на новые, эффективные для того времени, их тренировали и делали очень эффективными воинами. В этом весь смысл.

И вот первая Адская неделя — это то, что меняет убеждения человека. Люди превращаются в нецивилизованных, ведь спецназ не может быть цивилизованным. Во время Адской недели кандидаты проходят непрерывное обучение в течение пяти с половиной дней. Каждый кандидат спит не более четырех часов в течение всей недели, пробегает более 200 миль (320 км) и занимается физическими упражнениями более 20 часов в день. Психофизическая нагрузка, грязь и отсутствие личной гигиены, еда с земли с отведенным временем на обед в 4 минуты — вот как людей делают нецивилизованными, превращают в зверей. Так ведут себя только звери.

Следующим этапом подготовки являлась выработка стойкости у новобранца и формирования воинских навыков — этап «закалки» и «ковки». Античные авторы неизменно подчеркивают бесспорное превосходство военных порядков и дисциплины римлян. Они связывались с такими ключевыми понятиями, как выдержка, стойкость, честь, повиновение, воинские упражнения и труды и не мыслились без эпитета «суровая». Гай Кассий Лонгин, будучи в 45 г. н. э. наместником Сирии, восстанавливал во вверенных ему войсках старинные порядки, тщательно упражняя легионы, поскольку этого, по его мнению, требовало достоинство его предков и рода[117].

Инструктор «Чиф» Ургейл в фильме «Солдат Джейн» говорил:

«Боль — ваш друг и союзник. Она даст вам знать, когда у вас будет серьёзное ранение. Она сделает вас бдительными и злыми. Она же подскажет, когда нужно свернуть работу и отчалить нафиг домой. Но знаете, что главное? Боль означает, что вы ещё живы!»

И человек вынужден постоянно воспитывать в себе стойкость, то есть дойти до того уровня, чтобы ему не нужно было вот так менять убеждения.

«Шестьдесят процентов курсантов недотянут до конца занятий. Откуда я знаю? А это исторический факт. А теперь плохие новости. По традиции я нахожу одного такого в первый же день, и пока не найду, занятия будут продолжаться»,

— из слов инструктора ясно, что останутся только самые стойкие.

То есть, по сути своей это тупик. Кто–то должен сломаться. И новобранец может в любой момент ударить в рынду и валить — но в Египте так не получится. В римском Египте подготовительный и тренировочный циклы построены таким способом, что, когда легионер — новобранец преодолевает дистанцию с Каира в Асуан, он вынужден демонстрировать эту стойкость — ведь нет дороги назад.

700 километровый марш — бросок с Каира в Асун с полной боевой выкладкой; минимальные запасы еды и воды; раскаленный, вязкий песок; температура воздуха за 40° по Цельсию, — идеальные условия для проверки стойкости. Участки, где приходилось преодолевать дистанцию по водному пути, были особенно сложны, так как река Нил берёт начало на Восточно–Африканском плоскогорье и впадает в Средиземное море — надо было грести против течения. Надсмотрщики (pausarius и pitulus) задавали темп гребли, в то время как strigilarius или subunctor следил, чтобы гребцы были намазаны маслом для защиты от солнечных ожогов.

Император Траян, по свидетельству Диона Кассия[118], в походах не только шел пешим со своими солдатами, но и использовал это время для совершенствования в различных видах маневров: приказывая двигаться то одним порядком, то другим, он иногда даже заставлял своих разведчиков сообщать ложную информацию о противнике, с тем чтобы приучить воинов всегда быть наготове, быстро совершать необходимые перестроения и ничего не бояться. Подобным образом поступал в свое время и Цезарь. Как пишет Светоний[119], он часто устраивал марши даже без надобности, особенно в дожди и праздники, а когда распространялись устрашающие слухи о неприятеле, он даже преувеличивал их собственными выдумками. Снаряжение, оружие и припасы легионеры переносили на себе, так что, по словам Иосифа Флавия[120], они мало чем отличались от навьюченных мулов. Цицерон подчеркивал, что надо «нести на себе полумесячное довольствие, нести повседневную утварь, нести колья для вала!», и что:

«Щит, шлем и меч, — пишет он, — я не причисляю к этому грузу, как не причисляю плечи, мышцы, руки, — ведь оружие для солдата все равно что часть тела».[121]

Вес снаряжения колебался от 12 до 40 с лишним килограммов. Согласно Вегецию[122], отряд, идущий обычным «военным шагом» (militari gradu), проходит примерно 4,7 км в час, а «полным шагом» (pleno gradu) — 5,7 км в час. На одну ночь или на несколько дней разбивался походный лагерь. В некоторых местах археологи находят следы лагерей, расположенных один над другим, что указывает на то, что легион мог возвращаться тем же маршрутом и использовать одно и то же место для стоянки, что говорит о цикличности маршрута. Даже в самых сложных обстоятельствах римляне никогда не пренебрегали возведением лагеря. В 321 г. до н. э. римское войско попало в засаду самнитов в Кавдинском ущелье. По рассказу Ливия[123], поняв безвыходность своего положения, римляне сначала опешили, но потом без всяких понуканий и приказаний принялись сооружать лагерь. Столь велика была сила привычки! Тот же Ливий пишет о прославленном полководце II в. до н. э. Эмилия Павла, который дал характеристику военно — полевого лагеря:

«Предки наши считали укрепленный лагерь гаванью при всех превратностях военной судьбы: можно и выйти оттуда на битву, и там укрыться от бранных бурь… Лагерь победителю — кров, побежденному — убежище. Сколько раз бывало, что войско, не добившись удачи на поле и загнанное в лагерь, улучало время и порой, и очень скоро, мощной вылазкой обращало победоносного врага в бегство. Вторая отчизна, где вместо стен вал, а вместо очага и дома палатка, — вот что такое лагерь».[124]

Новобранцев обучали и тренировали командиры и инструкторы: campidoctores, magistri campi, exercitatores. Для специальной боевой подготовки были наставники, отвечавшие за конкретную специализацию: doctor armorum (или armatura) — наставник по фехтованию; doctores ballistarum — наставник стрелков из баллист; discens armaturarum (дословно «инструктор по проведению учений»). Солдаты проходили обучение соответствующей воинской специальности: discens equitum (ученик всадников), discens signiferorum (ученик знаменосца) …

Онасандр в своем трактате подчеркивает, что хороший военачальник должен постоянно упражнять вверенные ему войска, лично руководя учениями[125]. Император Адриан, сделавший в новых военно–политических условиях принципиальную ставку на постоянную и тщательную подготовку войск, личным примером стимулировал войска, лично участвуя в военных учениях и трудах, в том числе проходя по двадцать миль в полном вооружении вместе с воинами[126]. О боевой выучке солдат Адриана свидетельствует известная стихотворная эпитафия воину Сорану из батавской когорты, который был удостоен императором первенства за то, что переплыл через Дунай в полных доспехах и отличался исключительной меткостью в стрельбе из лука и метании копья. Надпись завершается примечательным призывом последовать его подвигам[127]. Тоже касается и императора Траяна. Понятно почему солдаты испытывали уважение и любовь к своему полководцу:

«Когда в военных упражнениях с пылью и потом солдат смешивался и пот полководца и, отличаясь от других только силой и отвагой, в свободном состязании ты то сам метал копья на большое расстояние, то принимал на себя пущенное другими, радуясь мужеству своих солдат, радуясь всякий раз, как в твой шлем или панцирь приходился более сильный удар; ты хвалил наносивших его, подбадривал их, чтобы были смелее, и они еще смелели, и когда ты проверял вооружение воинов, вступающих в бой, испытывал их копья, то, если какое казалось более тяжелым для того, кому приходилось его взять, ты пускал его сам».[128]

По своей программе тренировка воина имела цель повысить выносливость и физические данные, и обучить военным упражнениям с оружием (armatura). Начиналось все с обучения движению в строю: новобранцы учились сохранять правильные ряды, двигаться быстро и ровно[129], производить повороты, смыкать и размыкать ряды[130]. Легионеры регулярно совершали марш–броски в полной экипировке, таскали на себе дополнительные тяжести (весом примерно в 20 кг). «Уставы» Августа и Адриана предписывали, чтобы легионеры три раза в месяц совершали «военные прогулки» (ambulatura), проходя 10 миль (около 15 км) во всем вооружении, в том числе и по пересеченной местности, причем некоторую часть пути проделывали бегом[131]. Во время марш–бросков новобранцев учили разбивать полевой лагерь. Все новобранцы много бегали, преодолевали препятствия, учились метать камни из пращи, дротики и копья (которые для тренировок делались тяжелее, чем настоящие), стрелять из лука[132] и верховой езде.

«Такое внимание уделялось этому обучению, — пишет Вегеций, — что новобранцев учили вскакивать и соскакивать не только с правой, но также и с левой стороны, при этом с обнаженными мечами или пиками».[133]

Новобранцев учили также плавать, причем не только пехотинцев, но и всадников, их коней и обозных служителей[134].

В программу военных тренировок входило прежде всего индивидуальное обучение владению различными видами оружия и другими необходимыми навыками. Ключевое значение придавалось упражнениям в фехтовании. Ими новобранцы занимались дважды в день, используя деревянные чучела и учебное оружие — сплетенный из прутьев щит и деревянные дубины (и те и другие имели двойной вес, чтобы, как поясняет Вегеций, «новобранец, получив настоящее, более легкое оружие, как бы избавившись от более тяжелого груза, сражался спокойнее и бодрее»). При этом особое внимание обращалось на то, чтобы новобранец в первую очередь учился наносить колющие удары и, стремясь нанести рану, сам не открывал ни одной части своего тела[135].

После усвоения воинских основ и прохождения физической подготовки легионеры переходили к коллективным упражнениям и тактическим маневрам (decursiones). Они включали разного рода шанцевые работы по строительству различных видов укреплений, а также учебные сражения — пехотинцев против пехотинцев или против конницы[136]. В частности, «они строились четырехугольником, плотно сомкнув над головами щиты; первый ряд стоял прямо, второй — пригнувшись, следующие — ниже и ниже, посередине стояли на коленях; так делалась наклонная, точно скат крыши, «черепаха». Потом два человека при оружии… взбегали вверх по скату по сомкнутым щитам и там, передвигаясь свободно, как будто по твердой земле, то как бы отражали противника с краев «черепахи», то вступали в схватку друг с другом, сходясь посередине»[137]. Подобного рода «черепаха» (testudo) применялась и в сражениях императорского времени.[138]

Здесь отрабатывались различные тактические элементы: маневрирование, развертывание в боевые порядки, действия в атаке, действия в обороне, преследование, штурм крепостных стен. Такие площадки, как храмовый комплекс пирамиды Джосера с крепостными стенами, позволяли отрабатывать все эти элементы.

Обратите внимание на слова, которые применяли и применяют в отношении стойких, подготовленных людей: закаленный, твердость духа, железная воля, прожженный, старой закалки, не боги горшки обжигают, выковал характер, закаляйся как сталь, прошел огонь и воду. Процесс ковки, закалки (обжиг и охлаждение) клинка прототипологично отображает такой процесс и в «перерождении» человека. Дух сначала развоплотился, тело как сосуд очищен и подготовлен, можно и воплощаться. Разборка — сборка! Так как там с выражением, что нас не убивает, то делает нас сильнее? Баня, которую любили римляне, как раз ярко демонстрировала процесс закалки и преобразование человека. Испытания — это необходимое условие для желающих обрести силу духа! На Руси, кстати, был такой ритуал: бабка–повитуха слабых новорожденных детей замазывала по самую маковку в тесто, клала этот пирог на хлебную лопату и засовывала на некоторое время в теплую печь с различными причитаниями. Там ребенок «допекался», становился сильнее и жизнеспособнее. Подобным образом лечили детей постарше, если они заболевали: их сажали на лопату и осторожно подносили к горящей печи. В этом случае считалось, что болезни сжигаются и вместе с дымом выходят через трубу, а «заново перепеченный» ребенок становится более здоровым. Выполняла этот ритуал деревенская знахарка. Таким образом человека проводили через огонь с последующим обмыванием — человек становился собранным, совершенно «новым».

На третьем этапе подготовки, в Луксорском и Карнакском храмовых комплексах, в Асуане происходил процесс приобщения к культу Смерти. Здесь самыми главными понятиями становились долг, доблесть, честь, а ведь легионеру было не все равно как умирать. Если смерть все равно не отодвинуть, то умереть надо достойно, и это достоинство выражалось не в гибели за Отечество, за кровных родственников, за религиозные взгляды, а отражалось в доблести, чести, и выполнении долга. Страх потерять репутацию в глазах тех, с кем воин жил и воевал бок о бок долгое время, часто был, очевидно, сильнее страха за собственную жизнь.

Римляне очень хорошо понимали, что важнейшим фактором вооруженной борьбы является моральный дух сражающихся и то, на какие ценности они ориентируются. Были вещи, которые, благодаря перерождению человека, оказались ценнее собственной жизни и борьбы за Отчизну.

«Чувство чести, — писал Вегеций, несомненно, выражая распространенное мнение, — делает воина более подходящим, чувство долга, мешая ему бежать, делает его победителем».[139]

Но это не все. Доблесть (virtus) и дисциплина, во многом определили специфику римской военной организации в целом. Именно римская virtus обусловливала особую состязательную агрессивность римских воинов в бою, а дисциплина выступала как сила, противоположная ей по своей цели, и была призвана сдерживать честолюбивые порывы отдельных бойцов. С одной стороны поощрялась индивидуальная отвага, искусное владение оружием и боевая ярость, а с другой стороны, римское военное искусство предполагало умение воина стойко держать свое место в тактической картине боя, следовать сигналам и беспрекословно повиноваться приказам.

Именно в боевой обстановке в полной мере разворачивается действительно бескомпромиссное, ревностное соперничество в храбрости, в котором участвуют и отдельные воины, и целые подразделения, и отряды разных родов оружия, и противоборствующие армии. Легион состязается в храбрости с легионом, легионеры соревнуются в храбрости со всадниками и пехотинцами вспомогательных отрядов, воины одного крыла — с воинами другого, новобранцы — с ветеранами, знаменосцы — со знаменосцами[140], центурион — с центурионом[141].

Характерно, что предпочтение, оказываемое одним воинам перед другими при выборе бойцов для какого–либо опасного предприятия, считалось почетом, обязывающим к героическим усилиям, и вызывало зависть остальных[142]. Состязательный дух легионеров был так высок, что сражение, по существу, превращалось в их личное дело. Так, Аппиан, рассказывая об ожесточенном сражении во время гражданской войны двух легионов Антония с Марсовым легионом Октавиана при Мутине, отмечает, что первые боялись позора потерпеть поражение от вдвое меньших сил, а вторых воодушевляло честолюбивое стремление победить два легиона противника, поэтому:

«Они ринулись друг на друга, разгневанные, обуреваемые честолюбием, больше следуя собственной воле, чем приказу полководца, считая эту битву своим личным делом»; при этом ветераны удивляли новобранцев тем, что бились в образцовом порядке и в полной тишине, а когда уставали, то расходились для передышки, как во время состязаний.[143]

Боевые награды у римлян, как отмечал еще Полибий[144] (VI. 39), даются не тогда, когда воин ранил нескольких врагов или снял с них доспехи в битве, или участвовал в штурме города, но только тогда, когда враги убиты в отдельной стычке и:

«Вообще при таких обстоятельствах, которые нисколько не обязывали отдельных воинов отваживаться на опасность и в которых солдаты… по собственному побуждению шли в дело».

Вспоминается выражение из фильма «В бой идут одни старики», что:

«сбивать самолёты противника — это не подвиг, это, так сказать, обязанность истребителей, наши будни».

А вот выполнение сверхзадачи, того, что не входит в обязанности воина — это подвиг. Доблесть военачальников и рядовых солдат отождествлялась у римлян и с воинскими трудами, включая строительные работы, и со стойкостью в лишениях. Сравнивая характерные особенности македонского и римского войск, Ливий подчеркивает[145], что с римским легионером никто не может сравниться в усердии и перенесении трудов. В речи Мария у Саллюстия[146] в контексте рассуждений о доблести перечисляются такие истинно воинские качества, как умение поражать врага, нести караульную службу, одинаково переносить холод, зной, голод и труды. Приобретение всех этих качеств без посвящения в культ Смерти просто невозможно!

КАК ЖЕ ВЫГЛЯДЕЛ ПОЛНЫЙ ЦИКЛ ПОДГОТОВКИ ВОИНА?

Каждый регион, поселение, храмовый комплекс во время похода являлись новым этапом в подготовке война, отдельным классом в подготовке новобранца. Так же как легионер, перемещаясь из когорты в когорту по кругу, повышался по службе, новобранец специальных подразделений пройдя тренировочный цикл с совр. Каира в Асуан и обратно, — становился совершенно другой боевой единицей. Если взять современные названия поселений, то через Александрию новобранцы водным путем попадали в распределительный центр — Каир, далее поход (комбинированный наземный и речной) в Асуан (Египетская Венеция) через Луксор и Карнак. Через какой–то промежуток времени контингент возвращался в Каир. Цикл замкнут. Тот, кто вернулся, уже стал бессмертным, под стать фараонам, он дважды умереть не может, а полководец получал статус фараона. Только пройдя все тяготы и невзгоды можно стать Рыцарем культа Смерти. Так же, как и погибшие от меча, по словам Тита, они становились звездами, героями — покровителями.

Именно такие люди становились руководителями легионов, специальных подразделений — вексиляций (небольшой отряд легиона, реже когорты, манипулы или нумерия, выделенный для специфических боевых действий), ауксилии (вспомогательное войско, которое римляне набирали из подвластных им народов), воинами–хранителями храмовых комплексов и т. д. Передние ряды боевых порядков стремились формировать из таких маньяков, чье мужество и доблесть могли вызвать ревность их сослуживцев. Римские полководцы всячески побуждали в своих воинах ревностное соперничество в славе и доблести, и этот мотив часто появляется в речах военачальников, обращенных к войскам перед сражением[147]. Это были легенды, иконы, звезды среди остальных воинов. Пример такого человека — иконы, который будучи выходцем из незнатной и бедной семьи, вырос до высот древнеримского полководца и государственного деятеля — Гай Марий. Марий пошёл на военную службу, «едва возраст позволил ему носить оружие», то есть в 17 лет, и заслужил высокие оценки благодаря исключительно храбрости от главнокомандующего Сципиона Эмилиана. Плутарх повествовал, что:

«Сципион заметно отличал его (Мария), а однажды, когда на пиру зашла речь о полководцах и кто–то из присутствующих, то ли вправду, то ли желая сказать приятное Сципиону, спросил, будет ли ещё когда–нибудь у римского народа такой же, как и он, вождь и защитник, Сципион, хлопнув лежащего рядом с ним Мария по плечу, ответил: „Будет, и, может быть, даже он“».

Позже Марий выдвинул свою кандидатуру в военные трибуны и, хотя никто не знал его в лицо, получил голоса всех триб благодаря своим воинским подвигам. О его заслугах на военном поприще может говорить и перечень наград, вложенный в уста Мария Саллюстием: почётные копья (hasta pura), флажок (vexillum), фалеры «и другие воинские награды». Реорганизовал римскую армию, воевал с нумидийцами и довёл до победного конца Югуртинскую войну, спас Рим в двух сражениях от вторжения германских племен. Как государственный деятель семь раз занимал должность консула. В результате в последние годы II века до н. э. Марий был самым могущественным человеком в Риме. Вот такой путь от простого парня из бедной семьи до самого могущественного человека в Риме.

Второй пример из наследия такой традиции — жизненного пути от простого человека до обожествления, можно привести из более раннего времени. Зодчий Имхотеп, будучи сыном чиновника Канефера — начальника строительных работ Верхнего и Нижнего Египта, в последствии стал главным жрецом Египта и был обожествлен. Имхотеп прежде, чем был приобщен к жреческому сословию и стал Рыцарем культа Смерти, имел отношение и к воинской стороне жизни, будучи врачевателем военных и гражданских. Египетская хирургия и врачевание выросли и окрепли исторически благодаря военной стороне жизни. Римляне и египтяне имели хорошо отлаженную военно–медицинскую службу, хороший инструментарий, позволявший успешно проводить сложные операции. В медицинских трактатах, в частности у Авла Корнелия Цельса (начало I в. н. э.), приводятся способы извлечения различных наконечников метательного оружия, указываются необходимые для этого медицинские инструменты, способы остановки кровотечения и предотвращения воспалительных процессов, а также ампутации конечностей[148]. Медицинские инструменты, очень напоминающие современные, были найдены при археологических раскопках римских крепостей, как на территории Европы, так и Египта; изображения хирургических инструментов найдены в храме Ком–Омбо (храм в Верхнем Египте (мухафаза Асуан)). Храм Ком–Омбо является обучающим классом. Ясное дело, что военная–полевая хирургия наиболее эффективная и практичная, по сравнению с гражданской. Развиваясь в военных условиях, египетская, а с ней и римская медико–хирургическая школа опередили все остальные на тот период времени. Больницу — часовню в Саккаре, где лечил Имхотеп, называли Асклепейоном. Именно в честь Имхотепа у греков потом появился бог врачевания Асклепий, а в римской мифологии — бог Эскулап. Когда на ступенчатой пирамиде в Саккаре были закончены раскопки, там были найдены фрагменты статуи фараона Джосера.

На её пьедестале вместе с именем фараона Джосера была написана следующая надпись:

«Имхотеп — хранитель сокровищницы царя Нижнего Египта, первый после царя в Верхнем Египте, распорядитель великого дворца, наследник Бога, главный жрец Гелиополя, строитель, архитектор, ваятель каменных ваз».

С годами Имхотепа стали почитать как сына бога Птаха и богини Сахмет, и поклонялись ему вплоть до эпохи Птолемеев. В честь обожествленного Имхотепа строились храмы в Карнаке и Саккаре. Имхотепа начали отождествлять с зооморфным обликом птицы ибис, как и Тота — бога мудрости, создателя наук и иероглифов.

Нецивилизованные люди крайне ценят выносливость, смекалку, стойкость, ведь это качества, которые дают возможность сохранить себе жизнь и своим подчиненным. Звери уважают своего вожака. Вожак часто шел во главе походной колонны. Так поступал Цезарь, идя впереди войска, обычно пеший, иногда на коне, тоже с непокрытой головой, несмотря ни на зной, ни на дождь[149]. Так же вели себя и Веспасиан[150], и его сын Тит, который «делил с рядовыми бойцами труды и тяготы походной жизни, никак не роняя при этом свое достоинство полководца»[151], и Септимий Север[152], разделявший с солдатами тяготы походов. Даже Отон, по словам Тацита, «в походе не выказывал ни изнеженности, ни любви к роскоши: в железном панцире, просто одетый, он шел перед строем, впереди боевых значков»[153]. Такой личный пример, несомненно, имел знаковый характер: убирая необходимость посредников между полководцем и солдатом, подавая пример стойкости, командир тем самым возвышал и героизировал обычные солдатские обязанности, что, несомненно, поднимало дух войска.

Такие люди, в конце концов, образовывали целые династии. Римляне фанатично стремились укрепить дисциплину и сплоченность своих легионов и малых подразделений, а формирование воинской доблести (bellica virtus) и воинской чести (honestas) помогали обеспечивать психологическое превосходство римского воина над его противником.

Резюмируя все написанное, можно сказать, что тренировочная программа выстраивалась по определенной геометрии, где каждый храм или храмовый комплекс — это отдельный образовательный или тренировочный класс. В сегодняшней подготовке спецназа можно найти аналог в форме «плакатного метода обучения», ведь никто конспекты в диверсионных школах не пишет. Пример тому, остров Майский под Очаковом. Военная часть по подготовке диверсантов находилась в двух милях от Очакова в устье Днепровско–Бугского лимана, остров покрыт густой растительностью, скрывающей от любопытных глаз свои тайны. Остров был создан искусственно — как форпост, преграждавший путь по фарватеру турецким кораблям в Днепровско–Бугский лиман. А инженеры конца ХIХ века называли искусственный остров «выдающимся гидротехническим сооружением, не имеющим аналогов в мире». Все учебные классы были расписаны изображениями для подготовки, а само теоретическое обучение происходило по плакатам. Ну чем не египетские храмы?

Возвращаясь к Египту, новобранцу надо было пройти через какое–то количество храмов за определенное время, то есть человек перемещался от одного учебного храма к другому, постигая те азы и науки, которые были необходимы для воина, и в конце концов становился легионером. После четырех или более месяцев обучения новобранцев заносили в списки и приводили к военной присяге.

«Воины клянутся, что они будут делать старательно все, что прикажет император, никогда не покинут военной службы, не откажутся от смерти во имя римского государства»

— так необычайно четко подчеркнуты Вегецием задачи, которые стояли перед легионерами.

Вегеций уделял большое внимание вопросу прохождения службы командным составом:

«Высших должностей командир должен достигать не иначе как путем по–следовательного прохождения службы.»

Таким образом, старшие начальники имели большой опыт и выделялись своим знанием военного дела, и передавали знания младшим.

Последовательное прохождение службы для легионера, который стремился до младшего или среднего офицерского чина, выглядело в увеличении программы обучения в два раза, например, если для легионера достаточно пройти обучение через 12 храмов за полгода, то на офицерское звание — через 24 храма. Прошедший 72 храма (72 класса), даже если требовалось для этого и два года, — достигал высшего офицерского чина, становился полководцем, тем кто способен вести за собой легионы. Такая фигура для всех остальных — икона, фараон. Храмовые комплексы (как учебные заведения) были посвящены не только идеологии войн и методике тренировки.

Самых способных оставляли учиться дальше, а всех остальных — средних… ими укомплектовывали подразделения. После окончания службы, таким нецивилизованным людям, прошедшим горнило войн, нельзя жить среди цивилизованных, поэтому их оставляли в провинциях, выделяли наделы земли для ведения хозяйства. По сути, захваченная и сделанная нецивилизованной территория, стала их домом, вдали от цивилизованной столицы. Не все конечно приживались на новых территориях и в новой социальной роли, и некоторые возвращались в Италию. Но основная масса ветеранов заводила семьи на нецивилизованных территориях и строила новое государство. Таким образом третья сила генерировалась постоянно: на место ветеранов приходили новобранцы, обучались и участвовали в геополитических войнах; а ветераны обустраивали новую жизнь, и были залогом стабильности в этой местности. Когда попадаешь в Египет, такое впечатление, что попал в безвременное состояние — туда, где нет времени. И это еще один способ превращение вот этих людей в маньяков, потому что у цивилизованного человека все во времени происходит, все по расписанию. У легионеров часов нет на руках, у них все время настоящее, нет ни ясного будущего, ни прошлого. Никакого времени нет, и это безвременное состояние и делает человека маньяком в том числе. В глазах цивилизованных людей легионеры воспринимались как варвары. Впечатляющую картину рисует Тацит, рассказывая о пребывании солдат Вителлия в Риме:

«Одетые в звериные шкуры, с огромными дротами, наводившими ужас на окружающих, они представляли дикое зрелище. Непривычные к городской жизни, они то попадали в самую гущу толпы и никак не могли выбраться, то скользили по мостовой, падали, если кто–нибудь с ними сталкивался, тут же разражались руганью, лезли в драку и, наконец, хватались за оружие».[154]

Дион Кассий укоряет Септимия Севера тем, что он, открыв доступ в гвардию легионерам (имеются в виду главным образом паннонцы, которые для Диона вообще суть воплощение варварства):

«Наполнил город разношерстной толпой солдат самого дикого вида, с ужасающей речью и грубейшими манерами».[155]

Так создавалась та самая нецивилизованная Третья сила, которая в последствии решит даже исторический вопрос. Потому что эти люди решали исторические задачи, даже не геополитические, они захватывали целые континенты. Для кого? Для того, кто впоследствии станет базилевсом, фараоном, императором.

«…В их руках судьба Рима, государство расширяет свои пределы благодаря их победам, и их именем нарекаются полководцы».[156]

Такое своеобразное, цикличное прохождение обучения характеризовало кольцевую функцию судьбы. Так устроена реакция психики человека — по кольцевому принципу, так выглядит и судьба человека — закольцована из трех элементов и равна методике Постамента. По сути, инструктора вывели для себя такую методику подготовки, которая как нельзя лучше нагружала психику курсанта и выявляла ее реакцию на возникающие психологические и физические препятствия. Было это сделано эмпирическим путем методом долгого наблюдения и экспериментов, или общенаучным — можно только предполагать. Скорее всего и тем, и другим.

Почему Рыцари культа Смерти были настолько подготовленными и взяли судьбу под контроль? Потому что из Постамента происходит судьба человека. Человек, который «умер для этого мира», он избавляется от главного своего врага — страха, он как «пустой сосуд» для наполнения. У человека существует три стадии жизни, и от этих трех стадий жизни зависит кем он будет, что он будет из себя представлять, и как сложится его жизнь.

Первая стадия, как говорил академик Попов, называется формированием текущей разумной модели авторитетов, что перерастает в видимые для нас убеждения, как вы понимаете.

Вторая стадия — это стойкость. Обратите внимание, как много этому уделено внимание в кинематографе, в изобразительном искусстве и литературе.

• И третья стадия, самая важная — это бессмертие. Культ Смерти (а с ним «культ Предков», «культ погибших товарищей») сильнее, чем сегодняшний любой религиозный культ, потому что это вторая, тайная вера любого человека. И пусть внешне он Христианин, глубоко в душе, в своих внутренних переживаниях, он благоволит и трепещет перед Смертью, и всем что с ней связано. Смерть, как и рождение, является одной из основных частей человеческой жизни, поэтому божества смерти зачастую были одними из самых важных божеств религии.

Боги, которым назначена функция осуществления контроля над смертью, всегда были в приоритете у различных народов: Осирис и Анубис в Древнем Египте, Танатос и Аид в Древней Греции, Мара — Морена в славянском язычестве и в буддизме, Санта Муэрте в Мексике, Нергал в вавилонской мифологии, Миктлантекутли в мифологии ацтеков, Яма в индуизме и буддизме, Плутон и Оркус в древнеримской религии, ангел Азраиль в иудаизме и исламе, Яхве и ангелы Смерти в иудаизме и христианстве, западное описание Смерти как скелета с косой. Культ Смерти на бытовом уровне превалировал над религией государства.

Культ смерти это и есть благо для человека. Памятники близким людям и героям, с изображениями батальных сцен; монументы, воздвигнутые в честь одержанных побед, и небольшие рельефы, украшающие надгробия отдельных солдат и офицеров; мемориальные комплексы с архитектурой военных сооружений будут посильнее, по воздействию на психику человека, чем церкви и соборы вместе взятые.

Три части судьбы человека составляют цикл, который у человека в жизни может повторяться многократно, что и представляет собой концепция «мельница судьбы человека». И так реализуется «управляемое перерождение»; так, когда новобранцы попадают в военно–тренировочный лагерь, у них одна судьба, но, когда они проходят тренировочный цикл, у них начинается другая судьба. Грамотно сформированные условия и профессиональный инструкторский состав тренировочного центра преобразовывали нецивилизованных людей в цивилизованных настолько, чтобы данный контингент способен был усваивать учебно–тренировочную программу; стал управляемым, с одной стороны, и научился вести эффективный образ жизни, с другой.

Загрузка...