Его счастье

Глава 24

Что будет, когда через пару дней Оливия отправится домой? Все закончится. Она исполнит свою мечту — станет художником, будет жить вдали от мирской суеты, где нет ограничений света и его запретов. Оливия станет вольна делать то, что хочет. И не будет осуждений насчет сегодняшнего платья или неверно сказанного слова. Не нужно будет ходить на званые ужины или приемы, балы с толпами едва знакомых людей. Все это сгинет в прошлое. Как и Саймон.

За все дни, проведенные вместе, они смогли сблизиться. И не как друзья, но нечто большее. Оливия призналась, что он нравится ей. С его стороны это также очевидно. Горящие огоньки в голубых глазах ясно говорили, что Саймон хочет ее. Он не видел в ней ничего предосудительного, как другие. Саймон даже восхищался ее красотой, которой, по ее мнению, она не обладала. И Оливия верила его словам, принимая за чистое небо без тени облачка.

Она заметила за собой некую странность: когда они с Саймоном расставались, уходя каждый к себе, она грустила. Ее чувства к нему в разлуке заставляли ощутить необычайную, неведомую ранее тоску. При мысли о том, что Оливия уедет, разлучившись с Саймоном, горький ком подступал к горлу. Она отправится навстречу своим мечтам, оставив Саймона и все то, что между ними произошло.

Оливия сидела поздним вечером в гостиной, наблюдая, как все гости мирно пили чай на диванах и креслах за бурным обсуждением. Наверное, беседа шла о плохой дождливой погоде, о радости пребывания в поместье герцога Лендского или о любой другой банальности. Но она была далеко отсюда. До того момента, пока краем ушка не услышала имя Саймона.

— Герцог Лендский, как я говорил, — лорд Джекинсон отхлебнул глоток чая, — несколько суров. Это заметно по его колючему взгляду. И я ни в коем случае не осуждаю, просто констатирую факт. Его светлость сам не свой в последнее время. Слишком он задумчив, а иногда мрачнее тучи.

— Ты преувеличиваешь, дорогой. — Тучная леди Джекинсон хлопнула веером тыльную сторону ладони мужа. — Взгляд его светлости суров оттого, скорее, что справедлив. Несомненно, он обладает лучшими человеческими качествами. Например, я могла бы сказать, что его светлость еще и понимающая личность.

Оливия откинулась назад, скрестив руки. Что за чушь они говорят! Саймон совершенно не такой. Он не всегда может быть понимающим человеком, как, например, с Оливией. Он не хочет принимать ее позицию своих стремлений и целей.

— Герцог Лендский, между прочим, — вступила в разговор Лили, — открытый человек.

«Ну и бред» — думала Оливия.

Саймон не открывал ей тайну о Лонгстри и не захотел говорить о своих переживаниях о том, что он бастард. «Он очень открытый».

Лили продолжала:

— Этот мужчина из тех, который поддерживает теплые отношения с родителями, со своей матерью. Наверняка, они очень близки. Это видно со стороны.

Еще один выстрел мимо.

«Если это видно со стороны, то тебе пора надевать очки» — так и вертелось у Оливии на языке.

Душа постепенно наполнялась раздражением, а щеки покрылись красными пятнами. Погода не могла так плохо повлиять на людей, сполна лишив их малейшего проницания. Она считала мнение Саймона преувеличенным по поводу того, что люди не видят его настоящего, но только его оболочку, его положение и титул. Оказывается, этот образ настолько укрепился в сознании людей, что они и не пытаются рассмотреть что-то большее в человеке. А может, это обыкновенная лесть. Наверное, такое происходит с каждым, у кого есть деньги и связи.

— Леди и джентльмены, вы недостаточно честно отзываетесь о герцоге Лендском, — вступила в разговор Шарлотта, покосившись на Оливию. — Несомненно, у всех людей есть недостатки. Но его светлость очень удачно их скрывает. Однако, пока я не нашла в нем и капли человеческого порока.

— Я думаю, — добавила еще одна молодая дама с темными волосами, — стоит уважить хозяина дома и прекратить обсуждать его личные качества…

Оливии претило обсуждение Саймона в цветах лести и лжи. Она еле себя сдерживала, вставая с места.

— Я, пожалуй, пойду к себе. У меня легкое недомогание, извините.

Все уставились на нее. Джентльмены встали.

— Что такое? Может, вызвать врача, леди Уотсон? — Шарлотта прикрыла рот рукой, одновременно прищурив глаза.

— Спасибо, не стоит, — сухо бросила она, не обращая внимания на ее язвительность.

Оливия вышла из гостиной, и джентльмены уселись на свои места. За дверью она услышала, как их беседа вновь стала шумной и живой. Она пошла в свою комнату.

Бесчисленное количество свечей были на люстрах и канделябрах коридора, которые создавали романтическую обстановку. Оливия шла медленно и взглянула на темно-синее небо через огромное окно. На нем горела яркая одинокая звезда. Наполнив грудь прохладным воздухом, Оливия двигалась дальше. Впереди она заметила некую полосу света на полу. Он исходил от дверей библиотеки. Она тихо подкралась и приложила ухо к поверхности двери. Никаких звуков: ни шорохов, ни разговоров, даже дыхания не было слышно. А если там Кэтрин? Тогда ей лучше убраться отсюда и поскорее, пока эта миссис Высоко поднятый нос не вышла. Иначе Оливии не избежать словесной перепалки и новой порции негативных эмоций.

— Заходи, — от низкого голоса Оливия дрогнула так, как в детстве во время грозы.

Оливия вошла и закрыла за собой дверь. Ее поразило, с какой точностью Саймон определил, что именно она стоит за дверью. Ведь двери были не стеклянными.

Вокруг книг было не счесть! Большие под потолок шкафы и полки, а стены будто сделаны только из них и все забито книгами напрочь. Не было ни одного пустого места. Разве что несколько стен выделены для больших окон и картин. Оливия шла по дорожке из темного ковра прямо к Саймону, который сидел спиной к ней в кресле. В камине огромных размеров горел огонь.

— Ты всегда так скребешься под дверями, притворяясь иностранным шпионом? — Саймон потягивал бренди, вытянув ноги в сапогах на маленький, но крепкий журнальный столик.

Оливия усмехнулась, проводя пальцами по корешкам книг разных жанров и размеров. Взяв одну из них, она вскользь пролистала ее. Оливия, прикрыв глаза, вдохнула аромат хрустящих страниц и комнаты, в камине которой приятно потрескивали дрова.

— Из меня бы он вышел гораздо лучше, чем из тебя, когда тебе было тринадцать. — Она повернулась к нему, поставив книгу на место. — Я всегда находила тебя, когда ты следил за мной или пытался отыскать.

Саймон лениво посмеялся, грея глаза в пламени.

— А я-то думал, что мы играли. Оказывается, ты по-настоящему пряталась от меня. Я и не знал тогда, что стал объектом твоей ненависти. — Он сделал большой глоток бренди.

От Саймона веяло легкой хандрой и ей тоже вдруг стало печально. Она прошла и села рядом в другое кресло.

— Я вовсе не ненавидела тебя. Не любила, но не ненавидела. А сейчас все по-другому.

Он пронзил ее взглядом.

— Да, сейчас все по-другому. — Саймон протянул ей руку, и Оливия медленно протянула свою.

Их глаза встретились. Ладони у него были теплые. Неудивительно, что Шарлотта потеряла из-за него голову: Саймон был очень привлекательным с немалой долей обаяния. Дыхание Оливии перехватило. Однако, кажется, что не только Шарлотта сходит по нему с ума, но и она.

Оливия чувствовала, как начинает растворяться в нем, утопая все больше и больше.

— Ты выглядишь…

— Соблазнительным? Притягательным?

Оливия слегка посмеялась. Странно! Неделю назад эта фраза раззудила бы ее, и полились бы колкости с ее языка. А теперь это наводит на нее смех. Что с ней случилось?

— Ты выглядишь усталым, помятым. С тобой все хорошо?

— Все в порядке, — немногословно бросил он.

Оливия сделала еще попытку и спросила снова.

— Не забивай себе голову, малышка. Поверь мне на слово, что все хорошо.

Оливия не стала настаивать. Но ее немного обижала его несговорчивость. Она перевела взгляд на стакан в его руке, поблескивающий в свете огня.

— А мне казалось, что ты заклятый сторонник безалкогольного образа жизни. Как ты можешь выпивать сам и требовать от Фредди абсолютной трезвости? Это же лицемерно.

Саймон неустанно поглаживал большим пальцем тыльную сторону ее ладони. Ее кожа была столь гладкая и бархатистая на руке, что он не мог представить, насколько она у нее мягкая под платьем. В голове поселились образы ее упругого и белоснежного тела. В паху чувствовалась знакомая боль, требующая с каждой пульсацией взять Оливию. Наверное, бренди усилил его тягу.

— Малышка, в отличие от Фредди, я обладаю самоконтролем и дисциплиной.

«Ага, твоя восстававшая плоть просто кричала про твой «самоконтроль»» — мысленно порицал себя Саймон.

— Необходимо учесть, что у Фредди эта зависимость передалась по наследству.

Ее прекрасные зеленые глаза с горящими искорками пламени выразили изумление. Вот же колдунья!

— Ты знал его родителей?

Саймон провел ее ладонью по своей щеке, не отводя взгляд. Она ощутила небольшую колющую щетину, которая норовила скоро появиться. Оливия была очарована им. Сердце готово выскочить из груди с минуты на минуту от одного только взгляда.

— Не знал. Но склонность к алкогольным пристрастиям всегда передается по наследству. Ясно, что родители или родственники Фредди имели такие же проблемы.

Возникла необъяснимая тяга расстегнуть верхние пуговицы его рубашки, стянув ее, и дотронуться до горячего и сильного тела. Низ живота тянуло, а дыхание стало прерывистым. Оливии вдруг стало жарко и не понимала, от камина ли это. Но ей хотелось скинуть с себя эти юбки и чулки, предаваясь свободе и воздуху. Голубые глаза, казавшиеся ей иногда ледяными и суровыми, подогревали в ней уверенность и желание. Два чистых, как небо, озера любовались ею. Оливии невероятно сильно захотелось в них утонуть вместо того, чтобы говорить о родословной лакея.

— Иди сюда, — произнес Саймон хриплым голосом, поставив стакан на столик и хлопнув по колену.

Оливия немного неуверенно пересела к нему. Саймон глядел на нее, нежно поглаживая затылок. Выдернув у нее из прически несколько шпилек, вся конструкция развалилась. Длинные волнистые волосы расстелились по плечам и спине. Перейдя от затылка к шее, Оливия закрыла глаза и выдохнула. Ее голова откинулась назад, открывая спереди бархатистую шею. Губы Саймона прильнули к ней. Он целовал ее так, будто его мучала жажда, и он слизывал с нее капли свежей росы. Каждый сантиметр был одарен поцелуем. Саймон повел губами выше к мочке уха, отчего он услышал ее стон. Саймон внезапно остановился, посмотрев на нее. В глазах Оливии читалось разочарование и одновременно смятение.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Оливия?

Замешательство сменилось игривостью. Она провела пальцами от открытого ворота рубашки к торсу и остановилась прямо перед отвердевшей плотью. У Саймона подступил ком к горлу.

— Я хочу тебя.

— Ты уверена? Милая, если мы сделаем это, обратного пути не будет. — Он говорил со всей ответственностью, как командующий взводом. — Ты станешь моей, понимаешь?

Оливия приложила пальцы к его губам.

— Я понимаю, Саймон. Но это то, чего я хочу всем сердцем.

Саймон, взяв ее пальцы, поцеловал их. Притянув ее к себе ближе, он схватил ее за бедра. Оливия почувствовала его теплое естество сквозь брюки и потерлась о него. Саймон зарычал сквозь зубы. Оливия начала стягивать с него рубашку, но он остановил ее.

— Если тебе суждено стать моей, то это произойдет в более достойном для тебя месте, но не в кресле библиотеки. — Он взял ее на руки и пошел к боковой двери.

Оливия не могла не думать о том, испытывает ли Саймон тяжесть, держа ее на руках. Она была достаточно тяжелой и знала это. Но оттого, как он с легкостью поднял ее и нес, казалось, что она ничего не весит.

Саймон держал ее крепко, как сокровище, которым не желал делиться ни с кем. Он пронес ее через боковую дверь по коридору, который Оливия никогда не видела. Преодолев с ней несколько пролетов, как видно, по коридорам и лестницам для прислуги, они оказались на знакомом этаже, где были расположены их комнаты. Аккуратно повернув дверную ручку, они вошли в его спальню. В воздухе стоял запах воска от горящих свечей. В его камине тоже горел огонь. Саймон поставил Оливию на пол.

Повернув ее к себе спиной, Саймон начал расстегивать пуговицы ее платья. Он проделывал это не раз и не два с разными девушками. Но только сейчас его пальцы дрожали и не слушались, как в первый раз. Он будто подросток, который впервые остался наедине с девушкой. Пальцы все не слушались, а пуговица не хотела подчиняться. Саймон занервничал. Оливия терпеливо ждала. Спокойно выдохнув, он постарался не спешить и медленно снял петлю с пуговицы. Одна за другой и вот он уже на последней. Потянув вниз плечи ее платья, Саймон высвободил Оливию из него, и оно упало на пол. Она, сняв туфли, переступила через обвивающую ее ноги ткань, и повернулась к нему лицом. О, как она была прекрасна!

Оливия помогла ему снять с себя рубашку, которая словно стискивала его движения. Сняв сапоги, Саймон страстно притянул ее к себе и поцеловал. Ее мягкие губы раздвинулись, открывая ему возможность просунуть язык. Оливия отвечала со всей теплотой. Саймон медленно повел ее к кровати. Откинув одеяло, он уложил ее на холодную, не обогретую постель.

— Подожди, милая, — Саймон стал удаляться от нее.

— Что случилось? — застонала она.

Саймон подошел к двери и повернул в ней ключ.

— Это, чтобы нас больше не побеспокоили, — Оливия хихикнула, — иначе я буду уже не в силах остановиться, даже если сюда войдет Кэтрин.

Он одарил ее горячим взглядом, отчего Оливия перестала дышать. Саймон вернулся к ней, присев на кровать. Она лежала и ждала, пока он стянет с нее чулки. Первый… и второй. Его рука скользнула по ее ноге и вверх, задирая подол сорочки.

Саймон хотел снять с нее все, что только было возможным. И эта прозрачная ткань мешала ему видеть ее и чувствовать. Он потянул ее ладонями вверх, касаясь живота и грудей. Оливия присела, стянув сорочку как тяжелый груз и рухнув на мягкие простыни и подушки.

Саймон встал. Изгибы ее тела были изящны и женственны. Обнаженные грудь, животик, темный уголок рядом с влагалищем и ноги — все это возбудило его плоть до предела. Он не мог налюбоваться ею. Саймон приступил расстегивать пуговицы, снимая с себя брюки.

Сначала Оливия чувствовала стеснение, но потом это чувство прошло. Наполненные желанием глаза Саймона, такие голодные и страстные, переубедили ее. Теперь она ощущала себя сильной женщиной, имеющей власть над мужчиной. В ней пробудилась неведомая сила, которой она притягивала Саймона к себе, словно Афродита. Оливия знала, что, о чем бы сейчас она не попросила, он сделает абсолютно все. Невероятное чувство!

Саймон стоял перед ней полностью обнаженный. Его восставшее естество было длинным и достаточно толстым, не так, как на рисунках медицинской энциклопедии. Набухшая верхушка по размеру была больше остальной части. На его бронзовом теле играл свет пламени камина и свечей. Саймон был как древнегреческий бог: чертовски красив и силен. Его мускулы и мышцы манили провести по ним рукой. Ее взгляд вернулся к его плоти, напоминавшей жезл.

— Я представляла его иначе, он даже не похож на иллюстрации в медицинских книгах.

Удивленное выражение лица Саймона заставило Оливию покраснеть.

— Ты читала медицинскую энциклопедию? Значит, ты знала, как выглядит мужской орган.

— Да. Но на картинках он был…

— Меньше?

Оливия кивнула, не отводя взгляд от паха.

— Ты сделала его таким. Он набухает, когда мужчина хочет женщину.

— А можно потрогать?

Саймон кивнул, подойдя к ней ближе. Оливия легонько провела пальцами руки вдоль всей длины, отчего Саймон содрогнулся. Она убрала руку.

— Тебе больно?

Он настойчиво простонал:

— Нет, продолжай.

Оливия набралась решительности и крепко охватила ладонью жезл. Саймон стал глотать воздух. Она вопросительно посмотрела на него.

— Легче, родная, — сказал он сдавленным голосом.

Оливия ослабила хватку, двигаясь то вверх, то вниз. Это пробуждало в ней новую волну желания. Саймон закрыл глаза, купаясь в наслаждении, а его дыхание было неровным.

Действия Оливии были невообразимо приятными. Но сейчас главное доставить удовольствие ей, поэтому он остановил ее. Саймон навис над ней сверху, поцеловав ее в губы. Не спеша, он играл с ее языком, целуя нежно и проникая глубоко внутрь. Оливия чувствовала вкус бренди на его губах. Саймон покрыл поцелуями все ее лицо и мочки уха. Накрыв ладонью теплую нежную грудь, Оливия выдохнула от наслаждения. Он ласкал губами ее шею.

— Саймон, — шептала она его имя. — Саймон, я… О!

Его губы нашли розовый сосок, облизывая и покусывая его.

— Ты обворожительная. Такая красивая и вся моя, — произносил Саймон. И он не лукавил. — Я не могу не думать о тебе.

— Продолжай. — Ее громкие стоны возбуждали Саймона, что он не мог уже терпеть, но было еще рано. И он не понял, молила она не останавливаться говорить или ласкать ее?

— Ты проникла в мое сердце с первой нашей встречи. — Саймон покрывал поцелуями ее живот. — Твои зеленые глаза околдовали меня как пленника, твои волосы привязали меня к тебе, а улыбка заставляет глаза слепнуть. Моя малышка.

— Саймон, милый! Дай мне то, что я хочу.

Он поднял к ней голову.

— Еще рано.

Оливия поглаживала волосы на его голове. Низ ее живота повело от его слов. Они были, словно зефир — такие же сладкие и воздушные. Сердце гулко билось в стенку груди, будто просилось на волю, разливая тепло по телу. Саймон ласкал ее ягодицы, иногда крепко прихватывая, проводил ладонями вдоль всего тела. Оливия извивалась под ним, испытывая невероятное наслаждение. Но она помнила из энциклопедии, что следует после прелюдии.

— Саймон, я больше не могу… Я хочу тебя. Войди в меня, умоляю! — Она потерлась бедрами о его горячее естество.

Саймон взглянул ей прямо в глаза.

— Я люблю тебя, малышка. — Оливия взглянула на него, как будто только сейчас его увидела.

Серьезно нахмурившись, она погладила его по щеке.

— Что ты сказал?

Саймон улыбнулся ей, подарив свои ямочки.

— Я тебя люблю. — Оливия рассматривала его, будто не могла его узнать.

Она притянула его и поцеловала со всей своей страстью, какую только испытывала к нему. Сначала она изумилась, потому что не ожидала, что сможет когда-нибудь кого-нибудь по-настоящему влюбить в себя.

Саймон прижался к ней всем телом, бросив на нее тревожный взгляд.

— Возможно, тебе будет больно.

— Да, я готова.

— Но я постараюсь сделать все возможное, чтобы ее было меньше. Скажи мне, если будет больно.

Оливия мило улыбнулась. Его забота о ней окончательно растопило ее сердце. Еще никто и никогда так трепетно о ней не заботился. Из ее век вырвалась капля слезы и покатилась по щеке. Саймон поцеловал ее.

Кончиком жезла он коснулся влажного влагалища. Мягким толчком он медленно вошел в нее и замер. Оливия ухватилась за его сильную спину, почувствовав боль. Саймон продвинулся немного вперед. Оливия ахнула. Он старался двигаться медленно, плавно и осторожно для нее. Еще толчок заставил Оливию вцепиться в него кончиками пальцев.

— Подожди, — произнесла она тихо.

Саймон, забеспокоившись, напрягся.

— Тебе больно?

Ее сморщенное лицо говорило сказало все за нее.

— Нет-нет, — солгала она. — Я перевожу дух. Продолжай.

Оливия заставила себя расслабиться. Саймон с тенью сомнения посмотрел на нее, но продолжил. Движение за движением заставляло Оливию чувствовать, словно там внутри все разрывается. И хотя ей было неимоверно больно, она не сказала, чтобы Саймон не испугался за нее и не передумал.

— Потерпи, малышка, уже недолго.

В конце концов, он вошел в нее полностью, застыв на какое-то время. Движением бедер он высунул жезл из нее и, не спеша, снова ввел до упора. Он снова повторил это, и Оливия почувствовала, что боли стало меньше. С каждым толчком темп увеличивался, и появлялся прилив наслаждения.

— Саймон, — сладостные слова, срывавшиеся с ее губ, приводили его в экстаз.

Он двигался нежно, наращивая скорость нежных толчков. Оливия подстроилась под его ритм и отталкивалась от кровати навстречу ему. Их бедра ударялись друг о друга.

— Скажи, что я нужен тебе, — прошептал Саймон ей на ухо.

Оливия громко стонала, извиваясь под ним от удовольствия. Саймону было уже все равно, если их стоны кто-то услышит.

— Скажи это! — прорычал он.

Оливия будто не слышала. Саймон остановился, а она пыталась заставить его двигаться, схватившись руками за ягодицы. Она взглянула на него с лаской.

— Ну конечно, ты мне нужен.

У Саймона словно отлегло от сердца, отчего оно забилось сильнее. Он снова вошел в нее в медленном темпе.

— Ты нужен мне, Саймон! — Ее слова ускоряли его движения.

Толчки становились сильнее и быстрее. По стонам Оливии он понял, что она готова к разрядке. Еще немного и… Готово! Она вскрикнула, выгнувшись дугой и содрогаясь в его руках от каждого прикосновения.

Оливия чувствовала, будто маленькие теплые искорки разливались из живота по всему телу. Это напоминало фейерверк! Когда она выгнулась, то никак не ожидала от себя такой гибкости. Каждая клеточка ее тела будто размякла, ощущая невероятное блаженство и легкость.

Саймон любовался ею, словно чудом, спустившимся к нему с неба. Он поцеловал ее и через пару минут снова заработал бедрами. Она ахнула от неожиданности. Саймон был почти готов. Оливия также помогала ему, двигаясь в том же темпе. И в последний момент он с выдохом вынул свою горячую плоть, упав прямо на нее. Оливия обвила его руками, а улыбка ее горела от счастья, как звезда. Полежав на ней какое-то время, он перекатился на другую сторону. Оливия беспокойно посмотрела на него, попытавшись перетянуть на себя.

— Я довольно тяжелый. — Он лег на бок, опираясь на локоть.

— А вот и неправда. Мне совсем не тяжело!

Саймон, улыбнувшись, погладил ее по щеке. Он схватил угол одеяла, накрывая ее и себя мягким прохладным облаком ткани. Оливия прильнула к нему, водя пальцами круги по грудной клетке. Саймон заложил одну руку под голову, а другой обнимал Оливию.

— Как ты?

— Хорошо. А ты? — спросила она, поднимая к нему голову.

— А как по-твоему? — он поцеловал ее в макушку.

— Очевидно, не как мужчина, потерявший девственность. У тебя наверняка было много женщин.

Саймон изобразил серьезность на лице.

— Ни одной.

Оливия, взглянув на него, рассмеялась.

— Не лги мне, ты же не девственник!

— Откуда добродетельной леди это известно? Сомневаюсь, что в медицинских справочниках есть такой раздел, как: «Как распознать мужчину-девственника» или «Пять признаков девственности вашего избранника».

— Прекрати! — Оба рассмеялись.

— В любом случае, — сказал Саймон без шуток, — сегодня я понял, что девственность потеряло мое сердце.

В глазах Оливии стоял блеск. Они поцеловались.

Через несколько минут Оливия зевнула, прикрывая рот ладонью и постепенно засыпая в его объятиях. Саймон понял, что всегда будет заботиться о ней и любить ее до последнего вздоха. Он нашел ее. Это его счастье.