Его счастье

Глава 25

Свечи давно потухли. Лишь в камине мерцали догоравшие угли, едва освещавшие рядом пространство. Уличный ветер разогнал тяжелые темные тучи, оставив в синем небе полную луну. Ее лучи прокрались в спальню, а затем украдкой заползли на кровать. Через некоторое время свет скользнул на лицо Оливии.

Ее кожа казалась фарфоровой и такой чистой. Саймон не смог удержаться и провел пальцами по овалу лица. Она шевельнулась, приоткрыв рот. Ее карамельные волосы волнами разложились по подушке, а губы стали пухлыми от его поцелуев. Милые маленькие веснушки казались крошечными пятнышками. Оливия напоминала Саймону сирену, которая своей чарующей красотой и мелодичным голосом заманивала в свои сети. И ему очень повезло, раз он оказался первым из них. Куда только смотрели мужчины? Очевидно, ей попадались какие-то неотёсанные болваны, не разбиравшиеся в тонкостях женской красоты. Все юные девушки стремились к одному модному идеалу: худобе, овальному лицу, белокурым волосам, а также образцу податливой и послушной жены. Но Оливия была особенной, отличающаяся от всех этих канонов. Это и делало ее собой, заставляя его глаза все время обращаться к ее свету. Будто она — единственный маятник посреди бесконечного и бескрайнего океана. И сейчас это сокровище спит в его кровати, нежно прижимаясь к нему своей грудью.

Саймон не мог поверить ни глазам, ни рукам, касавшимся ее, что Оливия теперь с ним. Ведь это реально! Она лежит здесь, невинная и беззащитная, согревая его своим теплом. Хотя уже не совсем невинная. И теперь, когда это произошло, Саймон ни за что ее не отпустит.

Когда Оливия с трудом открыла глаза, Саймон еще спал. В комнате было светло, и она не знала, который час. В области влагалища все еще немного болело, но от этого Оливия нисколечко не жалела. Наоборот, ей хотелось закричать во весь голос от преисполнившей ее радости! Она никогда не пожалеет о близости, которая произошла между ними, потому что это было прекрасно. И память о блаженстве, испытанным этой ночью, заставляла желать его еще. Оливия вспоминала каждый его взгляд и поцелуй, каждое сладкое прикосновение и сказанное слово. И вчера Саймон признался ей в любви.

Он сказал, что любит ее. Ее, Оливию Уотсон, дочь графа Брайтшир! Трепетное ликование захлестнуло ее. Она знала, что Саймон не охотник за приданным, поскольку его состоянию может позавидовать даже ее отец. Но вряд ли Саймон считал свои чувства искренними. Его слова были произнесены в момент их соития, в момент пика наслаждения, при котором можно пообещать и корону Георга третьего. Вероятно, Саймон уже и забыл, что он тогда говорил.

Было кое-что еще, что немало омрачало ее счастливое утро. Это отъезд. Так или иначе, Оливии придется уехать уже послезавтра. Дни приема заканчивались. Она понимала, как нелегко будет прощаться ей с Саймоном. Это ее самая большая потеря на дороге к самостоятельной жизни. И, тем не менее осуществление ее мечты не могло полностью перевесить печаль утраты. От намечавшейся грусти, смешанной с тоской, в груди все сжималось, а сердце не желало отпускать Саймона.

Оливии необходимо как можно скорее вернуться в свою комнату, пока не заметили ее пропажу. А может, уже заметили. Оливия медленно повернулась на другой бок и застыла. Саймон еще спит. Она, придерживая одеяло к груди, аккуратно села в кровати. Оливия повернулась, а глаза Саймона были закрытыми. Тихонько выдохнув, она бегло искала глазами свою одежду. Часть ее сорочки выглядывала из-за кровати. Оливия приготовилась и начала вставать.

— А! — Ее резко выбросило назад и она плюхнулась прямо на кровать, прикрывая кусочком ткани наготу.

Открыв глаза, она увидела лицо Саймона. Улыбающегося Саймона.

— Куда это мы собрались? Я вас еще не отпускал. — Его глаза зажглись искрами.

Оливия залилась краской, открывая и закрывая рот.

— Я… собиралась идти к себе, Саймон. Меня уже, должно быть, ищут. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — И будет худо для обоих, если найдут в твоей постели.

Саймон взглянул на часы, которые Оливия увидела только сейчас, и его смех раскатился по комнате.

— В семь часов утра тебя даже прислуга не станет искать. — Саймон поцеловал ее. — И, если ты помнишь, дверь на этот раз я закрыл, любимая.

«Любимая» — ее уши жаждали слышать это слово каждый день!

Оливия думала, что сейчас минимум часов двенадцать.

— Ну, если так, можно и задержаться. — Лукавству, с каким Оливия играла, позавидовал бы сам лис.

Надо сказать, что флиртовать она умела с огоньком! Саймон сунул руку под одеяло, водя ею от икры и поднимаясь выше. Особое внимание он уделил ямочке под коленом. Он целовал ее страстно, жадно впиваясь в мягкие губы, которые были слаще клубничного джема по утрам. Закончив, Саймон выстилал дорожку из поцелуев к шее.

Ей стало щекотно, когда он коснулся ее руками в области ребер. Саймон вопросительно глянул на нее, но она продолжала смеяться. Когда Оливия смеялась в его руках, Саймон ощутил себя самым счастливым человеком на этой земле. Улыбнувшись, он продолжил целовать ее, что приостановило извержение смеха.

Оливия вдохнула запах его кожи, который напоминал мыло. Саймон спустился к ее груди, накрывая своей ладонью ее руку. Она задыхалась, желая, чтобы он поскорее вошел в нее.

— Саймон, прошу… — прошептала она, сквозь зубы.

Его горячий восставший жезл касался ее бедер, отчего огонь внутри еще больше разгорался. Саймон прильнул к ней своим телом, прижав к кровати, и пристально посмотрел на нее. Его плоть коснулась входа между ног и отпрянула. Затем снова кончик его естества скользнул по отверстию и отступил назад. Его улыбочка вырисовалась на лице.

— Саймон, не дразни меня.

Ее настойчивый взгляд еще сильнее завел его.

Она подалась бедрами вперед. Он проделал с ней это еще пару раз, заставляя ерзать в пучине искушения. Но вот что действительно его ошарашило: Оливия схватила обеими руками его ягодицы и придвинула к своему тазу. Глаза Саймона чуть не выпали, а Оливия улыбалась ему, будто так и должно быть.

«Пусть на сей раз будет по-твоему».

Он подчинился и вошел в нее.

— О! — Толчок был резкий и сильный.

Саймон испугался, что взял ее слишком грубо. Но на ее лице он не прочел никакого намека на боль, скорее, удовлетворение. Бедра Саймона выходили и входили наполовину. Темп ускорялся. Оливия стонала, пристально глядя на него зелеными очами. Теперь он хорошо разглядел, как ее щеки зарделись в розовых тонах, нежели ночью.

— Ты моя, Оливия. Моя навсегда! — хриплым голосом прокричал он, отдаваясь сладкому наслаждению.

Она была влажной для него одного. Так и будет. Ни один другой мужчина не познает ее, потому что теперь Оливия принадлежит ему. Их громкие обоюдные стоны и крики вполне могли как минимум привлечь к комнате ненужное внимание. Но Саймону было все равно. Да и это уже было неважно, потому что Оливия выйдет за него замуж. Им не придется скрываться и прятаться от кого бы то ни было.

Когда они разрядились, он успел вытащить свое естество в последний момент. Она ухватилась за его шею, возможно, в страхе, что Саймон вновь слезет с нее. Хорошо, он останется на ней какое-то время. Саймон уткнулся ей в шею, вдыхая сладкий запах ее волос и кожи. Оливия удерживала его шею одной рукой и поглаживала пальцами крепкую спину другой. Он слегка оперся на локти, чтобы облегчить ей груз. Саймон отметил про себя, что улыбается. Он никогда еще не был так счастлив! Саймон стал целовать мочку ее уха, отчего Оливия захихикала.

— Я так люблю тебя, малышка, — нашептывал он, покусывая ее ушко.

Оливия, открыв рот, взглянула на него, словно перед ней был не Саймон, а незнакомец.

— Что это значит? — спросила она.

Лоб Саймона стал рельефным.

— «Я тебя люблю?» Это значит, что я тебя обожаю, превозношу, боготворю…

— Я не о том, — Оливия приложила ладонь к его губам. — Я знаю, что это значит. Я не понимаю, почему ты сказал это.

Саймон перевалился на бок, поддерживая голову рукой. Его пальцы накручивали прядь ее волос.

— Я сказал это тебе еще вчера, если ты помнишь.

— Я думала, ты сказал это просто так. Я не предполагала, что это всерьез.

Саймон изогнул брови.

— Джентльмен не может разбрасываться такими заявлениями просто так. Тебе так сложно в это поверить? Что я способен любить? Я люблю тебя и не могу без тебя жить! Если захочешь, об этом завтра же будут трещать лондонские газеты во всем городе.

Оливия испуганно замотала головой, зная по собственному опыту, что иногда он вполне может принимать импульсивные решения.

— Нет-нет! Не нужно.

Саймон тихо рассмеялся.

— Вот и хорошо. — Саймон погладил ее по лицу. — На днях после приема мы поедем в Лондон. Я поговорю с твоим отцом и сразу же поеду к викарию.

Выражение глаз Оливии было ошеломительным. Она чуть не подавилась воздухом.

— Что? Стой-стой! Зачем к отцу и к викарию?

— Что за вопрос? Или ты не хочешь венчаться в Лондоне?

Оливия села в кровати, сложив руки вместе.

— Саймон, я не хочу венчаться. Я не готова к этому.

Выражение лица Саймона сейчас было еле отличимо от куска камня.

— Я что-то не совсем понимаю. Ты хочешь выйти замуж, как полагается, через шесть месяцев? Зачем ждать так долго, когда я могу ускорить этот процесс?

Оливия глубоко вздохнула. Только бог мог видеть, как тяжело ей было об этом говорить. Хотя замуж насильно тоже не хотелось.

— Нет, я вообще не собираюсь замуж.

Саймон наскоро сел.

— Я тебе говорила с самого начала, что женитьба не входит в мои планы. Я хочу реализовать себя, занимаясь написанием картин. Это мой талант. Это то, что я умею лучше всего, и ты это знаешь. Но, будучи герцогиней, я не смогу этим заниматься в силу занятости, понимаешь?

Саймон сжал руку в кулак, рассматривая дальний угол спальни. Его мозг отказывался верить в ее слова.

Оливия, отдышавшись, продолжила:

— Саймон. — Она взяла его руку. — Ты мне нужен.

— В качестве кого я тебе нужен? — Его глаза тяжело посмотрели на нее. — Друга? Любовника? Спонсора? Или, — он сжал ее руку, и в его голосе появился проблеск надежды, — как муж?

Оливия закусила губу. Конечно, в качестве друга! Ведь именно это было ее целью, когда она ехала сюда, верно же? Вот только почти достигнутая задача не приносила в душе приятного удовлетворения. Наоборот, ее сердце отвергало дружбу с Саймоном, как если бы Оливия вместо сытного и вкусного бекона на завтрак съела бы лишь конфетку. Вкусно, но крайне мало! Одной конфетой сыт не будешь. И все-таки она ответила:

— Пока что в качестве хорошего друга.

Слабый свет в его глазах потух. Обвалившаяся на голову крыша дома показалась бы Саймону намного легче по сравнению с тем, что сейчас выдала Оливия. Ему стало невыносимо находиться в этой комнате, будто воздуха стало катастрофически мало, и он задыхался.

Саймон убрал свою руку, на которой лежала ее ладонь, и Оливия опечалилась. Оба молчали: она ждала, пока он скажет то, что думает, а он, в свою очередь, даже и не знал, что говорить или думать.

Саймон любил Оливию. И этой ночью он занимался любовью со своей, как он думал, невестой. Но это был призрак его надежд. Она хотела независимости и свободы, а Саймон хотел ее и ничего больше. Если бы она любила его, то осталась бы с ним не задумываясь. Но правда в том, что он не пробился к ее сердцу. Саймон не нашел нити, ведущие к выходу. Они спутались, уводя его глубже в пустоту.

Саймон встал и начал натягивать брюки со всей остальной одеждой. Оливия непонимающе глядела на него.

— Ты меня любишь? — вдруг спросил ее Саймон, застегивая пуговицы на ширинке.

Взгляд его был пристальным, поражающим насквозь. Оливия недоуменно захлопала ресницами.

— Я не знаю, Саймон. — Симпатия это одно, а любовь совсем другое. Однако, стараясь исправиться, она поспешно добавила: — Ты мне очень нравишься.

Саймон издал нервный смешок, как если бы ему продавали битое стекло, убеждая, что это алмазы.

— Нравлюсь?! — Он натянул рубашку и заканчивал с жилетом. — Знаешь, Оливия, я и не подозревал, что ты настолько далека от меня, чтобы понять.

Оливия вскипела как никогда. Уж кому и говорить о понимании, то не ему точно.

— А я и не смела предположить, что ты способен на понимание! — Она повысила тон. — Это слишком большая цена для тебя. Эгоизму не престало водиться с пониманием, ибо они ходят разными дорожками.

Саймон смотрел на нее и не видел. Это ли его Оливия Уотсон? Он не мог узнать в этой сидящей в смирной позе леди свою чувственную девушку, с которой провел ночь. Злая и оскорбленная Оливия смотрела в окно, сложив руки. И Саймон понял, что больше здесь нечего делать. Она назвала его эгоистом, но он ли эгоист?

Саймон выбрал путь, на котором они оба могли быть счастливы друг с другом. Они могли каждый день наслаждаться обществом друг друга, согревать холодными ночами в горячих объятиях, растить детей и состариться вместе. Однако Оливия выбрала свою дорогу сама, на которой ему нет места. Она выбрала самостоятельность и свободу, делая обоих несчастными. Они обречены друг без друга. По крайней мере, Саймон, ведь Оливия еще может повстречать джентльмена. Хотя он не верил, что тот сможет ее осчастливить. Не желал верить — слишком больно. И если Оливия еще не понимала, что путь одиночки тяжек и тосклив, то поймет в будущем.

Саймон, не сказав ни слова более, вышел, громко хлопнув дверью. Оливия сидела и долго смотрела на закрытую дверь. Мокрая слеза скатилась по ее щеке, затем хлынула вторая. Вот уже она сидела, закрыв ладонью лицо, мучаясь в собственном море отчаяния и боли. И все, что раньше ей казалось ясным и очевидным, вдруг перестало быть таким. Ее ориентир, ее компас сбился, и она не знала, куда идти. Оливия заблудилась в собственной пучине чувств, среди своих желаний и целей. Вокруг нее все смешалось в один большой ком, из которого не видно было солнца, не видно было выхода наружу.

Вечером Саймона не было видно за ужином. И это было к лучшему, ибо Оливии не хотелось с ним пересекаться, потому что все еще сердилась и потому, что он также зол на нее. Весь день они друг друга избегали, словно провинившиеся дети, которые прятались от взрослых. Оливия интересовалась у слуг, где находился их хозяин и обходила места, в которых он мог бы быть.

Весь остаток дня Оливия ходила, будто в трансе. Пропал аппетит, в голове кто-то до боли отбивал молотком чугун, а ноги еле переносили ее по комнатам. Окружающие любопытствовали о ее состоянии и чем вызвано такое плохое настроение.

«Как будто вам не все равно, леди и джентльмены» — мрачно отвечала она в мыслях.

Тем же утром Лили не без сияющих глаз сообщила ей, что Сара написала ей письмо, которое отнесли в ее комнату на письменный стол. Со всем произошедшим она и думать забыла про Сару, отчего почувствовала себя немного виноватой. Оливия оставила эту приятность на вечер. Она крайне давно не слышала ничего от своей подруги, словно та провалилась под лед. Обычно Сара не заставляла себя ждать и всегда отправляла минимум дюжину писем с известиями или новыми стихотворениями, когда они расставались. Спустя столько дней ее письмо стало для Оливии настоящей радостью, а в свете последнего события — настоящим спасением.

Уединившись в спальне, Оливия нашла маленький квадратный конвертик с восковой печатью — семейным гербом Сары. Она отчаянно надеялась, что в этом конверте только хорошее, которое в силах скрасить ее грусть.

«Моя дорогая Лив!

Как ты там? Вы с Шарлоттой уже достаточно обменялись любезностями, чтобы начать открытую атаку? Прости меня за позднее письмо. Я знаю, ты думаешь, что я забыла про тебя, но уверяю тебя, что это не так. Не было ни дня, чтобы я не вспомнила свою лучшую подругу. И, тем не менее я должна объясниться с тобой насчет своего странного поведения.

Дело в том, что, как я тебе уже рассказывала, я повстречала на балу Джекинсонов джентльмена, лорда Вайтшира. О, он такой замечательный и тоже влюблен в поэзию! Во время танца мы не могли наговориться. А на следующий день после того, как мы с тобой встретились у тебя дома, мы отправились на прогулку не без моей уважаемой и милой компаньонки Миссис Гласгори. Лорд Вайтшир послушал несколько моих строк и восхитился ими до блеска в глазах. Правда! Они были открытыми и искренними. Конечно, как со мной всегда бывает, я случайно наступила ему на ногу… Уж не знаю, как это произошло! Милорд шел прямо передо мной, увлеченно рассказывая про места, где он путешествовал. Повезло, что на мою неуклюжесть он отреагировал всего лишь легким смехом.

Ты, наверное, спросишь, как же меня отпустила с ним моя мама? Да, она все еще против него. По правде говоря, ее неприязнь к моему джентльмену крепнет с каждым днем. Матушка пытается повлиять на отца и меня, без конца твердя, что он повеса и не достоин моей руки, что ему нельзя доверять. Мама будто пытается нам это внушить. Однако папа не выражает никаких мыслей на его счет. И только с помощью миссис Гласгори я смогла выбраться на прогулку с лордом Вайтширом. Хоть она и запросила двойную цену, поскольку риск быть уличенными очень высок. По этой причине я попросила лорда Вайтшира прогуляться в менее людном месте.

В другую нашу встречу в театре, где я также была с компаньонкой, я осмелилась рассказать ему о том, что моя мать против нашего общения. Слава богу, лорд понял, и теперь мы стараемся встречаться тайком. Могу заверить тебя, что я без оглядки влюблена в объект своего обожания!

Ох, Оливия! Мне так страшно и я так счастлива! Мне очень сильно тебя не хватает, милая. Надеюсь вскоре встретиться с тобой. Ты бы придала мне уверенности и сил, как всегда. Без твоей поддержки я как ветка без ствола. Жду от тебя ответных новостей.

Хоть ты и говорила, что ни за что не выйдешь замуж, я все же питаю надежды, что ты будешь счастлива».

С любовью,

Твоя подруга Сара.

Оливия улыбчиво положила письмо обратно в конверт. Она поспешила спрятать его в сундук с вещами от чужих глаз. Запрятав письмо на дне деревянного ящика, Оливия присела обратно за стол. Чувство радости за лучшую подругу отвлекло ее от собственных проблем. Тихоня Сара, вот надо же! Кто бы мог подумать! Счастливый смех Оливии прокатился эхом по хрустальной вазе на столе, что та звякнула.

Оливия приготовила листок и чернила с пером для ответа. Она описала здешнюю красоту земли, какие мероприятия проходили в доме. Оливия рассказала, что Шарлотта неустанно пытается привлечь внимание Саймона к себе. Она тяжело вздохнула, а глаза снова стали влажными.

«Саймон» — бесшумно произнесла она в пустоту.

Оливия не стала рассказывать о произошедшем с Саймоном. Она не хотела омрачать счастье подруги переживаниями за себя и свою судьбу. Она решила, что рассказать лично будет куда лучше, да и писать об их ссоре как-то не было желания.

Оливии взгрустнулось, грудь сдавило. Она откинулась назад, вертя перо в своих руках. Саймон не понимает ее. Он никогда не понимал, как ценны для нее некоторые вещи. И то, чего Оливия хочет, тоже обесценилось в его глазах.

«Но он говорил, что любит меня» — подсказывал навязчиво ей голосок в голове, будто спустился ангел-хранитель Саймона.

Если любовь Саймона была бы истинна, то он отнесся бы к ней с пониманием и дал свободу. Она хочет чего-то добиться сама, а не потому что она вышла за кого-то замуж и получила от этого привилегии или потому что родилась дочерью графа. Неужели Оливия не способна на большее, чем просто сказать мужчине «да», и все препятствия, и проблемы в миг исчезнут по взмаху герцогской руки? Если она бросит свое дело, Оливия так и не узнает, стоит ли она чего-то. А если нет, то она ничуть не лучше тех дурочек, которые бегают за богатыми женихами, кокетливо и навязчиво хлопая глазками, только бы в этом сезоне ее заметили.

Оливия знала это, потому что сама долгое время притворялась таковой. И, когда каждый из женихов обнажал свою сущность, как с дерева слезает стружка, и показывал свое истинное лицо, она переставала притворяться кокетливой и глуповидной девицей. Оливия не скрывает, кто она есть, не скрывает свой характер и любимые увлечения, свой ум в конце концов. Но если Оливия обретет успех, то сможет гордо и презренно смотреть на каждого в свете, кто сомневался в ней. Она сможет не бояться быть собой. В этом залог ее счастья.

«А как же Саймон?»

Если Саймон до завтрашнего дня поймет свою ошибку, то он придет, а если нет… Саймон сможет и в праве найти другую невесту, хоть ту же Шарлотту Уоррен. Оливия бросила косой взгляд на кровать. Она будет ждать его сегодня и не будет ночью ей сна. Ее пульс участился. Она отчаянно швырнула перо на стол. Какая же глупость все эти чувства и переживания!