Его сокровище

6

СОФИЯ

Мы с Милой провели бесчисленные часы, мечтая обо всем, что хотели сделать во внешнем мире: какие места желаем посетить и чем будем там заниматься. Мы называли это нашим Списком Желаний, и я уже могла вычеркнуть первый пункт: полет на самолете.

Конечно, я не думала, что окажусь на частном самолете с широкими, мягкими сиденьями и стюардессой, приносящей закуски и шампанское. Я быстро улыбнулась ей, взяв упаковку шоколадного печенья. Она была великолепна, платье подчеркивало ее формы, и я почувствовала вспышку ревности, особенно когда увидела, как она смотрит на Маттео.

Я старалась сосредоточиться на том, как здорово было находиться выше облаков, видеть, как закат окрашивает небо в оранжевые и розовые оттенки, пока мы мчались к пункту нашего назначения, но в горле стоял ком. Мой новый муж ясно дал понять, что я никогда не выполню несколько пунктов из моего списка — быть любимой, создать счастливый дом для детей.

Это было детской глупостью — даже включать их в список. Какая женщина в моем мире была счастлива? Мы учились жить без счастья. Несчастные заканчивали, как моя мать — пустыми оболочками, уничтоженными жестокими мужьями. Счастливицы без мужей проводили свои дни, заботясь о детях, делая покупки и жалуясь подругам.

Маттео был грубым и серьезным, но признаков жестокости я не заметила. Он не комментировал мою инвалидную коляску, не называл меня «обузой», как отец сегодня утром, когда увидел меня в ней. Маттео даже нес меня на самолет, его прикосновение было нежным, вместо того чтобы заставить меня подниматься по лестнице на заднице.

Я бы хотела встретиться со своим мужем в день, когда здоровье будет лучше, но проснувшись сегодня утром, как и во многие последние дни, поняла, что колени и бедра готовы подвести в любой момент. Был бы Маттео заинтересован в настоящем браке со мной, будь я красивее, стройнее или менее ущербной?

— Как тебе полет? — спросил Анджело, вырывая меня из меланхоличных мыслей.

Я повернулась к охраннику с улыбкой.

— Потрясающе.

— Ты никогда раньше не путешествовала?

— Я никогда не покидала Чикаго.

На самом деле, я едва ли покидала восточное крыло нашего дома. Когда мы с Милой были моложе, до того, как мое состояние ухудшилось, мы иногда посещали вечеринки или выезжали с няней. Но казалось, что это было вечность назад.

— Нью-Йорк — великолепный город. Думаю, тебе там понравится, — сказал он.

— Ты прожил в нем всю свою жизнь?

— Да. Родился и вырос. Я рос в бедности и как-то случайно попал во все это, — он махнул рукой на нашу роскошную обстановку, — Когда был моложе. Босс был добр ко мне.

Я встретила его взгляд, пристально вглядываясь в глаза, пытаясь понять, говорит ли он правду. Мила всегда говорила, что я слишком доверчива, но я предпочитала верить, что люди добры, нежели всю жизнь прожить в ожидании лжи и боли. Может быть, я родилась не в том мире.

— Можешь рассказать мне больше о нем? — прошептала я.

Маттео ушел в хвост самолета какое-то время назад, но Ромео сидел через проход от нас, а на диванах располагались охранники — да, на чертовых диванах, что вряд ли было нормой, — и я не хотела, чтобы они подслушали.

Анджело подарил мне добрую улыбку.

— Ты, наверное, уже поняла, что он не слишком эмоционален. Но он справедливый Дон. Награждает тех, кто верен ему.

Невысказанные слова повисли в воздухе — что случается с теми, кто не верен?

— У него есть семья? — спросила я.

— Только сестра. Она живет в том же доме, что и он. Ты знаешь, что его родителей убили?

Я нахмурилась и покачала головой. Я ничего не знала о своем муже, кроме того, что он хорошо выглядит в костюме.

— Его дядя, — тихо сказал Анджело. — Боссу потребовалось два года, чтобы свергнуть предателя и вернуть себе Нью-Йорк.

— Когда это было? Как долго он на посту Дона?

— Тринадцать лет назад.

Мои глаза расширились.

— Сколько ему лет?

Ромео засмеялся через проход, и я поняла, что слишком громко спросила. Я покраснела и сжалась. Мой отец не выносил, когда я задавала вопросы.

— Не волнуйся, — сказал Ромео, подмигнув. — Босс сбежал, так что теперь ему придется расхлебывать последствия.

Я приподняла брови, пораженная тем, как он говорил о своем Доне. Если бы кто-то так говорил о Пахане, даже его правая рука, он был бы наказан.

— Маттео тридцать восемь, — продолжил Ромео. — Старый ублюдок.

Анджело фыркнул.

— А сколько тебе?

Ромео показал ему средний палец.

— Тридцать семь, — ответил он нехотя, и я не смогла сдержать смех. Ромео снова подмигнул мне.

Мне было трудно поверить, каким молодым был Маттео, когда стал Доном, и я почувствовала внезапный прилив сочувствия к своему новому мужу. Неудивительно, что он такой серьезный. Он был ответственен за весь Нью-Йорк так долго. Я прикусила губу, думая о семнадцати годах разницы между нами. Разница в возрасте меня не беспокоила, но это, вероятно, еще одна причина, по которой Маттео не был заинтересован во мне. Я была молодой и наивной… Зачем ему проводить со мной время?

— Расскажи нам о себе, София, — сказал Ромео.

Я пожала плечами.

— Нечего особо рассказывать. Я не очень интересная.

— Напротив, я ожидаю, что ты привнесешь массу волнений в нашу жизнь, — сказал он, откидываясь на спинку кресла.

Я подарила общительному заместителю командира нерешительную улыбку.

— Мне нравится печь и читать. Скучно, как я и говорила.

— Ты умеешь печь? — спросил Анджело, потирая живот.

— Не уверена, — пожала я плечами. — Моя сестра и наш телохранитель, кажется, любили мою выпечку.

Родители никогда не заходили на кухню, мы часто проводили там время с Милой в окружении отзывчивого персонала. Но здоровье лишило меня и этого, так как стало труднее подниматься и спускаться по лестнице. Интересно, будет ли в моем новом доме лестница?

— На самом деле я не знаю, какие традиционные русские десерты существуют, — сказал Ромео.

— Я умею печь пирожки и блины. Но в основном я училась по американским и британским кулинарным шоу, поэтому чаще всего пеку печенье, капкейки и тому подобное. — сказала я.

— А итальянские десерты? — с интересом спросил Анджело, его глаза загорелись. — Мой любимый — тирамису.

— Никогда не пекла, но с удовольствием попробую, — ответила я.

У меня была тетрадь с моими любимыми рецептами и списком тех, которые хотела приготовить. Список значительно вырос за год, который я провела в постели.

— Мой любимый — канноли, — сказал Ромео. — А я куда важнее этого парня, так что ты должна сначала приготовить мой десерт.

Анджело фыркнул и скрестил руки. От их перепалок в моем животе поселилось тепло. Возможно, у меня не будет любящего мужа, но в этих небольших взаимодействиях уже было больше доброты, чем я когда-либо получала дома. Мы с Милой старались создать свой собственный мир в нашем крыле, и наш охранник Николай поддерживал эти выходки. Но, за редкими исключениями, когда нас навещал Дмитрий, мы были отдельным островком среди холодных, жестоких мужчин.

— Придется приготовить оба, — сказала я. — А какой любимый десерт у Маттео?

Ромео нахмурился.

— Знаешь, я не уверен, что когда-либо видел, как он ест десерт.

И в этот момент появился сам Маттео. Я не услышала его приближения и немного вздрогнула.

— Ах, как раз вовремя, Маттео, — сказал Ромео. — Какой твой любимый десерт?

Ледяной взгляд Маттео остановился на мне, как будто он знал, что это я задала вопрос. Он быстро отвел глаза, проигнорировав меня, и мое сердце немного сжалось.

— Мне нужно поговорить с тобой в задней части самолета, — сказал он, кивнув головой. Ромео преувеличенно вздохнул, прежде чем встать и последовать за Доном.

Анджело, видимо, заметил мое огорченное выражение, потому что похлопал меня по руке.

— Боссу пришлось столкнуться со многими проблемами на своей территории. Это отнимает у него много времени.

Я кивнула, повернувшись обратно к окну. Наступила ночь, и мигающие огни на крыльях самолета сливались со звездами, освещая небо. Мой отец не верил, что женщины должны знать что-либо о делах Братвы, и, вероятно, в моем новом доме будет так же.

У нас оставался еще час полета, и я решила, что позволю себе погрязнуть в жалости к себе до посадки. А потом буду готова встретить новую жизнь и сделать все возможное, чтобы она сложилась как можно лучше.