Эгоист

Глава 16

Уильям сидел в своем кабинете возле заваленного бумагами стола, но не мог сосредоточиться ни на одном письме.

Прошло уже два дня с того ужина, а он так и не рискнул больше найти встречу с Шарлоттой. Боже правый, Шарлотта! Едва он думал о ней, как сердце замирало в груди, в голове туманились, а руки дрожали от потребности снова обнять ее. Только на этот раз он четко знал, что если обнимает ее, она не станет возражать. Ни за что не остановит его. И он не остановится.

Ее податливость можно было отнести к неведению незамужней девушки, в которой пробуждалась страсть, и все же дело было в другом.

Была в ней некая сила, перед которой он чувствовал себя совершенно беспомощным. Ее безоговорочная готовность подчиниться ему внушала даже страх. Ни одна женщина не обнимала его так, будто это было для нее настоящим блаженством. Ни одна женщина не касалась его с такой искренней нежностью, что у него подгибались колени. Ни одна женщина не целовала его с таким упоением, чтобы он почувствовал себя совершенно особенным и единственным для нее. Так, что он снова чувствовал, будто не один во всей вселенной.

Шарлотта могла осудить его, могла пронзить его гневным взглядом, могла даже винить в непостоянстве, но никогда не вела себя безрассудно, если дело касалось его самочувствия. И никогда не лгала или не играла, когда он обнимал ее. Она была честна с ним, даже когда это причиняло ей боль. Когда он обнимал ее, всё происходящее казалось ему таким же серьезным, как это было для нее. Он был в этом уверен, видел это по ее глазам, когда заглянул в них в ту ночь. В ту ночь она отдавала ему слишком много, и Уильям был уверен, что ей даже в голову не пришло остановить его, если бы он сам не остановился.

Это поражало, умиляло и пугало одновременно, потому что Шарлотта даже не попросила его верности, которую он уже был готов отдать ей, лишь бы она осталась в его жизни.

Устало вздохнув, Уильям откинулся на спинку кресла, бросил перо и закрыл глаза.

Уже одиннадцать лет он жил в пустоте. Пустота почти поглотила его, не оставив места ни для чего. Он был уверен, что и его сердце очерствело, просто одичало. С того проклятого дня, когда он проклял собственного отца за поступки, за которые ненавидел его тогда. И отец умер, потому что он проклял его.

Черт, в нем не осталось ничего стоящего. Ничего, что он мог бы предложить Шарлотте, этой удивительной девушке, которая продолжала потрясать его своей нежностью. Если сперва это была непереносимая сила притяжения, которая влекла к ней, теперь его тянуло к ней по пугающе глубоким причинам. Он должен был быть рядом с ней просто для того, чтобы видеть ее. Будто сердце не могло найти покой, если бы он не нашел в этом дне Шарлотту.

Она была удивительно сильной духом девушкой. И невероятно смелой. Не только потому, что позаботилась о нем в ту страшную ночь. Она могла смело посмотреть ему в глаза и сказать правду, которую никто до нее не рисковал произнести перед ним. А потом обнимала его и целовала с такой сладостью, что он мог сгореть прямо в ее объятиях.

«Не могу…»

Такие простые слова, но они пошатнули весь его мир.

Потому что даже его поцелуев было недостаточно, чтобы покорить ее. Удивительно, единственная способность, которой он обладал, оказалась совершенно бесполезной, когда дело коснулось Шарлотты. В ней была особая сила, с которой он не мог справиться, но теперь Уильям не только хотел этого.

Он должен был найти способ, чтобы завоевать ее. Любой ценой. Она затронула в его душе слишком глубокие чувства, и это Уильям не мог оставить без внимания.

Поэтому он не пошел к ним, чтобы навестить ее на следующий день после ужина, отправив ей только букет из гиацинтов.

Он не попытался найти с ней встречу и сегодня, оставшись дома и на второй день.

Прежде такое длительно заточение непременно вызвало бы в нем острое желание вырваться на свободу, пойти найти сомнительное удовольствие, чтобы забыться. Но теперь, когда в его жизни появилась Шарлотта, ему не нужно было забываться, не нужны были развлечения, от которых оставался горький осадок. Рядом с ней в его душе как будто всё вставало на свои места, мир не дрожал под ногами, а небеса не стремились обрушиться на него. Когда она смотрела на него, ничего на свете не имело больше значения. Когда она оказывалась рядом с ним и касалась его, в нем появлялась удивительная сила и вера в то, что он справится с самыми опасными трудностью.

Он остался дома не только, чтобы подумать. Уильям хотел дать временную передышку и Шарлотте, не вселив однако в ней убежденность в том, что он отступил. Нет, как раз наоборот. Он не переставал думать о ней и… чертовски соскучился по ней за эти два дня. Соскучился по ее голосу, по тому, что обожал дразнить и видеть, как она то краснеет, то поджимает свои до одури притягательные губы. И очень хотел верить в то, что и она думает о нем, скучает по нему. Вспоминает тот момент безумной страсти, который они разделили друг с другом.

Подняв голову, Уильям обнаружил, что часы показывали четыре часа дня. Что ж, у него было достаточно времени, чтобы подняться в свою комнату, привести себя в порядок, поправить наконец небольшой изъян в бакенбардах, которые в прошлый раз неаккуратно подбрил рассеянный Томпсон, а потом Уильям планировал посетить бал, на котором обязательно должна была быть Шарлотта, чтобы снова быть с ней, может даже станцевать, просто стоять рядом с ней и…

Странное тепло и нетерпение охватили его, как будто он собирался вернуться к чему-то… родному, знакомому, необходимому.

Уильям встал и покачал головой, увидев полный беспорядок своего кабинета.

Может ему пора нанять нормальный штат слуг?

Шарлотта стояла, как пригвожденная к месту, глядя в глаза лорда Хамфри, который взял ее за руку. Посреди бальной залы, в окружении множества свидетелей.

— Пожалуйста, согласитесь стать моей женой, — сказал он мягко, глядя ей в глаза.

За последние два дня она уже получила рекордно много предложений, целых два. И если в первом случае она не могла дать согласия, то этого предложения она совершенно определенно ждала, хотела… Но ее охватил такой холод, такой неподдельный страх, что она не могла дышать. Она не могла раскрыть рот и ответить согласием. Что же случилось? Почему она не могла ответить? Это же было то, к чему она так отчаянно стремилась, ее спасение от всего того, что произошло два дня назад.

Шарлотта сжалась, вспомнив всё в самых мельчайших подробностях то, что произошло два дня назад. И не только на террасе.

С тех пор она не видела Уильяма. Он как будто провалился сквозь землю. Исчез. Нет, она была не до конца честна. Он прислал ей совершенно невероятной красоты букет гиацинтов с одним коротким посланием:

«Они срезаны не из сада моей матери».

И всё.

Он преследовал ее с тех пор, как явился к ней домой и поцеловал в нижней гостиной. С тех пор, она не знала покоя, мечтая избавиться от него.

Прошли два дня. Все ее мечты исполнились. Она избавилась от Уильяма. И получила предложение от лорда Хамфри, только…

Все, чего ей сейчас хотелось, это спрятать лицо в ладонях и разрыдаться.

У нее не просто болело сердце. Она задыхалась от боли, которая охватила всё ее существо.

— Шарлотта, — осмелел лорд Хамфри, сжав ее пальцы. — Я напугал вас?

Как странно слышать свое имя из чужих уст. Она сглотнула и осторожно высвободила свои пальцы из его.

— Я… я просто не ожидала этого.

Когда шла на бал с матерью и сестрой, она даже не думала о подобном развитии событий.

— Простите, я не хотел этого, — виновато молвил он, продолжая стоять перед ней. — Я просто… не могу больше молчать.

Она вздохнула и опустила голову.

— Я… понимаю…

Господи, что она несет? Идиотка! Очнись и сделай что-нибудь, иначе просто окончательно разрушишь свою жизнь.

Но разве ее жизнь уже не была разрушена? У нее до сих пор болела грудь, которую ласкал Уильям. Ласки, которые она не только не могла позабыть. Она не представляла, что кто-то другой может так же, как он, касаться ее. Или вообще не коснуться…

Боже…

Лорд Хамфри вновь взял ее за руку.

— Шарлотта, прошу вас, не бойтесь меня. Мои намерения чисты.

Она слишком хорошо это знала.

— Да, милорд.

— Роджер.

Она взглянула на него.

— Что?

— Прошу вас, называйте меня по имени. Меня зовут Роджер.

Она даже понятия не имела о том, как его зовут.

— Х-хорошо.

— И прошу вас, не торопитесь. Я готов ждать вашего ответа столько, сколько угодно.

Боже, он был… слишком великодушен! Но Шарлотта испытала такое облегчение, что едва не расплакалась.

— Спасибо.

Он улыбнулся, медленно поцеловал ее пальцы и отпустил ее.

— Тогда я не стану больше тревожить ваш покой, пока вы не дадите мне своего ответа.

Он ушел, а она осталась стоять на месте и чувствовала себя так, будто разверзлась бездна, и она падала.

Нервно оглядевшись, Шарлотта заметила стол с полными бокалами шампанского. В горле царапало, ей было трудно дышать. Невыносимо стоять тут. Невыносимо при мысли о том, что она уже два дня не видела Уильяма и не знала, как он.

Дрожа всем телом, она двинулась к столу, схватила первый бокал и стала пить.

Где он? Что с ним случилось? Неужели он нашел свою треклятую леди Хартли?

Опустив на стол пустой бокал, она потянулась за другим.

Боже правый, он уже потерял интерес? Забыл о ней? Разве не этого она ждала? Он мог говорить ей красивые слова, мог зацеловать до одури ее губы и грудь, отчаянно просил, чтобы она стала его женой, но прошло два дня, и след его простыл.

А лорд Хамфри был рядом. Он сможет позаботиться о ней, сможет дать ей спокойствие, безопасность и надежду на безмятежное будущее, если она примет его предложение.

Она должна была принять его предложение. Другого выхода у нее просто не было. И Уильям… Разве она не говорила ему, что никогда не согласится стать его женой?

«Ты выберешь меня, Шарлотта. Я обещаю, что ты выберешь меня. И никогда не пожалеешь об этом».

Как-то быстро он сдался, быстро отступил. Но ведь… прежде он держался и того меньше, разве она не видела это собственными глазами на протяжении семи лет? Как могло что-то измениться за эти семь лет?

«Шарлотта, ты думаешь, я могу целовать тебя, а потом пойти, найти другую женщину и целовать так же ее?»

Как складно он говорил.

«И что будет, когда ты получишь, чего хочешь?»

И что он ответил ей на это? Ничего, снова сбил с мысли, снова заговорил о том, что было просто невозможно. Ему даже в голову не пришло дать хоть какие-то обещания, лишь упреки и жгучие ласки, которыми едва не испепелил ее.

И прост исчез.

И она должна была принять предложение Роджера.

Шарлотта не заметила, как осушила третий бокал. Сердце ее ныло, глаза горели от непролитых слез. Ноги дрожали так, что она едва могла стоять на ногах, но Шарлотта умудрилась взять еще один полный бокал, а потом… Ей стали невыносимы громкие голоса, жар, рев музыки и духота. Она хотела уйти отсюда, выйти на свежий воздух, тем более погода стояла теплая.

Каким-то чудом она нашла двери, ведущие в сад. У самого порога она вдруг застыла, ощутив как покалывает затылок и замирает сердце. Она резко обернулась, но… едва не упала, схватившись на ручку дери. Нет, ей определенно лучше выйти в сад.

Пошатываясь, Шарлотта зашагала по каменной террасе, которую освещали небольшие фонари, прикрученные к каменной балюстраде. Снаружи было тепло и темно. Светила луна, освещая темную растительность сада, потревоженная только редкими парами, которые там прогуливались. С трудом передвигая словно сделанные из облаков ноги, Шарлотта осторожно спустилась по ступенькам и двинулась в дальний угол сада, едва освещенный и безлюдный, где ее никто не посмел бы побеспокоить.

Найдя железную скамейку, Шарлотта пошатываясь подошла и со стоном облегчение едва ли не упала на нее. Склонившись вперед, она опустила локти на колени и прикрыла лицо свободной рукой, придерживая бокал шампанского, который наполовину опустел, пока она шла сюда.

Боже, почти четыре бокала! Она никогда столько не пила. И что ей теперь делать?

Она не хотела шампанского. Ее тошнило. А еще, ей ужасно хотелось спать. Голова кружилась, в теле бродила приятная слабость, но почему-то сердце не переставало болеть, чтобы она ни делала.

Может выбросить его? Бокал, разумеется. Чтобы избавиться от ставшего ненавистным шампанского. Если бросить бокал, он упадет и разобьется на мелкие осколки. Как наверное разбивается сердце. Утром слуги найдут осколки и решат, что это сделал какой-нибудь пьяный дурак. Пьяный, да, но… Под подозрение ведь не сможет попасть благородная девица из порядочной семьи? Даже старая дева. Самая обречённая, самая глупая старая дева!

Господи, о чем она думает?

— Можно мне присоединиться к тебе?

Шарлотта так резко выпрямилась, что у нее закружилась голова, и она едва не свалилась на землю.

А потом она оказалась прижатой к теплой, твердой груди, и на нее смотрели самые невероятные бархатистые карие глаза, взгляд которых пробрал ее насквозь.

— Уильям, — пробормотала она потрясенно, подняв руку и коснувшись его щеки, чтобы убедиться, что он настоящий. — Боже, откуда ты взялся?

Он незаметно отобрал у нее бокал. Взгляд его стал укоризненным.

— А откуда у тебя вот это? — Он принюхался и нахмурился. — Позволь спросить, сколько ты уже успела выпить?

У нее продолжала кружиться голова. Проклятое шампанское. Всё дело именно в этом!

— Этот четвёртый, — тихо ответила она и вдруг к полному своему стыду икнула. Так неприлично и громко, что покраснела до самых ушей. — Прости, — молвила Шарлотта, опустив ставшее пунцовой лицо.

Уильям покачал головой и прижал ее к своей груди.

— Я глазам своим не поверил, когда увидел, как ты шатаешься. Я думал, мне это снится.

Шарлотта уткнулась лицом ему в грудь, в мягкие складки его сюртука, жилета и шейного платка, вдохнула запах знакомого сандала и блаженно закрыла глаза. Боже, как ей стало хорошо, спокойно и… тепло! Как ей этого не хватало! Как будто она все это время мерзла. Еще и потому, что почувствовала, как его тяжелая рука медленно обнимает ее за плечи. Она снова была в его объятиях. Разве возможно такое блаженство?

— Да, иногда нам сняться странные сны, правда? — прошептала она, вдруг задрожав. — Иногда такие коварные, что мне хочется поймать их и уничтожить.

Уильям не смог сдержать улыбку, утопая в аромате ее волос, в тепле ее расслабленного, прижимающегося к нему тела.

Боже правый, он даже не надеялся найти ее так быстро, когда пришел на этот бал. Тем более в таком состоянии. Состояние, которое не на шутку встревожило его, потому что было очевидно, что что-то довело ее настолько, что она выпила целых четыре бокала шампанского прямо на балу. Вопиющий скандал, если хоть кто-то узнает об этом.

— Что случилось? — спросил он, бросив на мягкую траву бокал, который даже не издал ни единого звука, а потом привлек к себе Шарлотту и обнял двумя руками. Боже, Шарлотта. Как же он скучал по ней! — Что произошло с тобой?

Она теснее прижалась к нему, бередя ему душу. Так доверчиво, какой он уже не надеялся заполучить ее.

— Ничего, — послышался ее тихий голос.

Он мог поклясться, что она прикусила губу.

— Ты прикусила сейчас свою губу?

— Как ты догадался?

Что-то щемило в груди, что-то так сильно давило на сердце, что он боялся задохнуться. Но Уильям взял себя в руки, чуть отстранил ее от себя и, когда она подняла к нему свое бледное, до боли родное лицо, Уильям спросил уже серьезно:

— Что тебя так расстроило?

Глаза ее вдруг потемнели, а нижняя губа… задрожала. Он похолодел, испугавшись того, что она вот сейчас заплачет, и у него навсегда разобьется сердце. Уильям никогда не видел ее такой… расстроенной.

— Ты не поймешь, — удручённо ответила Шарлотта, снова прикусив губу. Только на этот раз для того, чтобы скрыть своё волнение и дрожь.

— А если я всё же пойму? — осторожно спросил он, продолжая обнимать ее. — Попробуй рассказать мне, в чем дело, и я помогу тебе.

— Ты не сможешь, — с еще большей грустью заявила она, что едва действительно не разбило его сердце.

Уильям нахмурился, осознав, что дело весьма деликатное и серьезное. И связано с ним. Неужели это он так… плохо действует на нее? Это ранило его куда больше, чем он мог признать себе, ранило так же, как сознание того, что она никогда не подумает о нем хорошо, что он не справится с тем, что так мучило ее. Как будто она не верила в него. Как будто он не был уже ни на что годен.

Ему хотелось не только помочь и прогнать ее печаль. Уильям вдруг осознал, что хочет стать обладателем всех ее мыслей, всех тайн и тревог, чтобы найти дороги к ним и развеять их.

— Шарлотта… — прошептал он, но она вдруг подалась вперед и коснулась пальцами его щеки.

— Не шевелись! — попросила Шарлотта слегка заплетающимся голосом, водя пальцем по его лицу.

Уильям замер не только от ее просьбы. Его парализовало от той нежности, с которой она коснулась его. Его поразила и мысль о том, что она ни за что не повела бы себя так. Если бы не была пьяна. Никогда бы не говорила то, о чем думает. Он до боли хотел узнать, о чем она думает, что делает ее такой печальной, чтобы наконец понять ее и понять эту упрямую причину, по которой она отказывала ему.

— Я не двигаюсь, — зачарованно обронил он, даже затаив дыхание, когда она добавила к правой руке левую, взяв его в кокон своих теплых, любопытных пальцев. Боже, какие у нее теплые пальцы!

Продолжая касаться его щек, Шарлотта вдруг нахмурилась. Луна, выглянувшая из-за облачка, осветила ее задумчивое, прелестное лицо.

— Н-не могу понять, как… как ты отрастил их?

Она поигрывала его бакенбардами, изучая из так, будто он было научным экспонатом. Погладила поросль волосы на его щеках с такой нежностью, что у него замерло сердце. Уильям чувствовал себя так, будто его околдовали.

— Я просто не сбриваю щетину по бокам.

Она нахмурилась еще больше.

— Да, в этот раз углы правильные и острые, — заметила она, словно делала научное заключение.

Уильям был потрясен тем, что она не только обращала внимание на его бакенбарды, но что до такой степени изучила их форму, что могла заметить разницу.

— Что ты сказала?

Она продолжала водить по его лицу пальцами, сбивая его с мыслей.

— Ты сам бреешься?

Боже, она была неисправима! И до ужаса упряма. Просто божественна.

— Иногда это делает мой камердинер.

Она смотрела на него так, будто он сообщал ей важное научное открытие.

— В день ужина… это делал он?

Уильям с трудом кивнул.

— Да.

Она так же удовлетворенно кивнула.

— Тогда понятно. — Потом заглянула ему в глаза и ошеломила его, добавив: — Ты делаешь это гораздо лучше. Хотела бы я на это посмотреть.

Господи, он будет счастлив показать ей это каждое утро, которое она согласится разделить с ним. До конца жизни…

Сглотнув, Уильям снова обхватил ее за плечи и привлек к себе, но даже это не отвлекло ее от того, что она продолжала изучать его лицо. Как будто видела впервые. Касалась, будоража сознание и вызывая такие острые чувства, что он начинал терять голову. Пристально глядя на него, она прошлась большими пальцами по его подбородку, задержавшись на неглубокой ямочке, погладила по щекам и снова вернулась к его бакенбардам, будто не могла оторваться от них. Уильям был сражен до глубины души.

— Шарлотта, — с тихим отчаянием прошептал он, чувствуя, как в ответ на ее ласки напрягается его тело.

Она вдруг нахмурилась.

— Какие у тебя красивые губы, — прошептала она ошеломленно, ошеломляя в ответ его. — Никогда не видела таких красивых губ.

И она не лукавила. За последние семь лет она видела столько мужских губ, но никогда таких, как у него…

— Шарлотта, — уже задыхаясь обронил Уильям.

Она провела по его нижней губе большим пальцем, заставив его цепенеть.

— А что, если я тебя сейчас поцелую?

Удивительно, Шарлотта ни разу не подумала поцеловать лорда Хамфри, Роджера, не думала так ни об одном из знакомых ей мужчин, но не могла думать ни о чем кроме того, чтобы поцеловать сейчас Уильяма. Потому что… Хотела только его поцелуев, хотела только его объятий. Господи, она пропала окончательно и бесповоротно, если позволяла этим чувствам овладеть собой до такой степени! Но сейчас, сидя возле него, прижимаясь к его груди и глядя в его завораживающие карие глаза, Шарлотта твердо знала, что хочет только его. И это ужасало ее до потери пульса.

— Тогда я поцелую тебя в ответ, — продолжая задыхаться, промолвил Уильям, умирая от желания поцеловать ее.

Но знал, что в таком состоянии ни за что не тронет ее.

— Это будет нечестно.

Он был поражен тем, что она прочитала его мысли.

— Почему?

Ее глаза потемнели еще больше, когда она заглянула ему в глаза.

— Скольких женщин ты уже перецеловал?

Уильям похолодел и застыл. И чувствовал себя так, будто небеса рушатся на него. Рушится то, чего он так сильно боялся. Проклятье!

— Так, хватит вопросов! — велел он и тут же замолчал, увидел, как от боли искажается ее лицо.

«— Стало быть, ты считаешь, что мужчины не способны на верность?

— Да…»

Уильям вдруг почувствовал себя ничтожным в ее глазах, но… Разве человек не может измениться? Почему она не могла поверить в то, что он мог… захочет измениться? Тем более, когда была для этого веская причина…

Глядя ей в глаза, Уильям спросил о том, о чем не спрашивал ни одну женщину до нее.

— Ты больше не хочешь целовать меня? — заговорил он тихо, решив, что вызвал в ней глубокое отвращение. Так что она больше никогда не захочет касаться его.

И снова она поразила его в самое сердце. Убрав от его лица свои руки, она опустила голову ему на грудь, доверчиво прижалась к нему своей щекой и закрыла глаза.

— Глупенький, конечно, хочу. Но не стану.

Он обнял ее, прижал к себе и зарылся лицом в ее мягкие, пахнущие сиренью и жасмином волосы.

— Почему?

— Потому что это неправильно.

Ну вот опять, опять она считает, что у них ничего не выйдет, что это невозможно, неправильно. Откуда в ней эта убежденность? Откуда это неверие в то, что у них ничего не получится? Она даже не подозревала о том, насколько дорога стала ему. Даже не знала, что заполнила все его сны, все мысли собой.

Уильям закрыл глаза. Он должен был быть благодарным небесам за то, что произошло сегодня. Ему о многом нужно было подумать, еще больше сделать, но сейчас он просто хотел держать ее в своих объятиях и наслаждаться этими редкими, такими сокровенным минутами.

— Ты думала обо мне все эти дни? — тихо спросил он, почувствовав, как она потерлась щекой о мягкую ткань его жилета.

— Каждую секунду.

У него защемило сердце.

— А ты скучала по мне?

— Каждую секунду.

Он понимал, что поступает нечестно, безнравственно, беззастенчиво грабя ее, но только так мог узнать хоть что-то, что помогло бы ему понять ее. Что помогло бы зажить некоторые раны на его собственном сердце, что позволило бы залечить те же раны в ней.

И чтобы не быть полуночным грабителем до конца, Уильям сделал ответный дар.

— И я скучал по тебе.

Она вздрогнула.

— Правда?

Она не подняла голову, потому что та отяжелела, а шея ее ослабла. Такая ранимая, такая до боли желанная.

«Такая до боли моя…»

Уильям осторожно погладил ее по волосам.

— Чистая правда.

— А ты думал обо мне?

Он вдруг улыбнулся.

— Каждую минуту.

Никогда еще он не говорил таких слов другим женщинам. Прежде это привело бы его в полнейший ужас. Но с Шарлоттой все было иначе. С ней всё было естественно, правильно. Он мог говорить о том, что действительно чувствует и не бояться быть преданным. С ней он мог делиться своими мыслями, зная, что они будут в надежных руках.

Боже, с ней мир действительно казался другим, ярким, нормальным, реальным. Рядом с ней сердце не ныло от жгучего чувства вины, а грудь не болела от царившей в ней целых одиннадцать лет пустоты. Сейчас он не сожалел о том, что поцеловал ее в ту ночь. Сейчас он ужасался того, что мог потерять это волшебство, если бы не поцеловал ее тогда. Обнаружил то, что не хотел уже терять. Потому что Шарлотта действительно была удивительной девушкой. И должна была принадлежать ему. Только ему одному. Как и он ей…

Темнота ночи опустилась на них, но Уильям никогда не чувствовал себя настолько прозревшим.

— Шарлотта, кажется у нас нет другого выбора. — Он снова погладил ее по голове. — Шарлотта?

Но она так и не расслышала его.

Потому что крепко спала. Уснула прямо в объятиях человека, которому собиралась отказать. Которого минуту назад хотела поцеловать… Боже правый, как он мог отпустить ее?

Уильям мог бы сам отвезти ее домой, но не стал поступить с ней так. Поэтому взял ее на руки, такую легкую и доверчиво прижимающуюся к его груди, и шагнул к террасе, но так, чтобы его никто не заметил. Когда же появился лакей, он послал за родными Шарлотты, а когда те пришли и изумленно посмотрели на них, Уильям быстро объяснил произошедшее, погрузил безмятежно спящую, невероятно расслабленную и такую беззащитную Шарлотту в карету, и отправил ее домой вместе с ее матерью и сестрой.

Глядя им вслед он вспоминал, как уютно она устроилась в его объятиях, на его груди, как сладко спала, тревожа его теплом своего дыхания. Он хотел, чтобы она каждую ночь спала рядом с ним. Чтобы каждое утро просыпалась в его объятиях. И он будет только счастлив показать ей, как сбривает щетину, не трогая бакенбарды.

Уильям готов был отдать все на свете, чтобы это стало реально.