Эгоист

Глава 21

Пикник на следующий день прошёл именно так, как и рассчитывал Уильям, сидя за длинным, накрытым угощениями, столом, слушая тихие беседы и…

И понимая, какая у него была пустая жизнь до всего этого. Жизнь, в которой могло быть так непомерно много.

Опустив взгляд на бокал с шампанским, который вертел в руке, Уильям поразился тому, что много лет отдал себя зияющей пустоте. Отчаянно надеясь, что пытается заполнить эту пустоту, тем самым он принес в свою душу мрак и обреченность. Потому что до последнего верил в то, что именно он обрек отца на смерть. Что отец умер от разочарования и… и предательства, которого Уильям так и не простил ему.

Но теперь, оглядываясь назад, Уильям вдруг понял, что сам не дал отцу прощения. Да, последние одиннадцать лет он ненавидел его. Ненавидел за то, что отец сделал на его совершеннолетии, потому что тогда считал себя достаточно взрослым, чтобы принять собственные решения, а отец взял и… развеял все его надежды, разрушил то, что могло бы быть у него. Но каким же глупым он был. Отец раскрыл ему глаза на величайший обман, которым пытались опутать его, а он… Вместо благодарности он проклял его. И хоть Шарлотта и пыталась убедить его в том, что это не так, Уильям все равно считал, что в смерти отца была и его вина. Отец умер от разочарования, от того, каким беспутным стал его единственный сын, на которого возлагал так много надежд. Который не оправдал его ожиданий. И собственных возможностей.

— Почему это мой брат такой серьезный? — послышался тихий голос Лидии, которая присела рядом с ним и накрыла его руку своей. — Что тебя может тревожить в такой солнечный, счастливый день?

Уильям поднял голову и взглянул сестру, затем его взгляд скользнул по столу и тут же нашел Шарлотту, которая беседовала с Эстер. Сердце его наполнилось щемящим теплом, когда он увидел, как улыбается Шарлотта. Ее присутствие давало ему то, чего он не ощущал никогда прежде. Будто он обрел то, что навсегда сделает его полноценным. Словно в нем было то, чем он мог быть достойным ее. Удивительно, как много могло ему дать одно ее присутствие, которым теперь он так дорожил и желал.

— Ничего меня не тревожит, — рассеянно произнес он, проглотив комок в горле.

Лидия, проследив за его взглядом, улыбнулась.

— Шарлотта всегда была мне преданной подругой. — И тут же вернула взгляд на брата. — Она замечательная девушка и…

Поморщившись, Уильям выпрямился на стуле.

— И не старайся, потому что я всё знаю без тебя.

Ее губы растянулись в лукавой улыбке. Она отняла от него свою руку и…

Вдруг сказала то, что перевернуло всю его жизнь.

— Ты уже сказал ей, что любишь ее?

Бокал едва не выпал из руки и не разбился.

Уильям не мог дышать, не смог даже моргнуть, оцепенев от слов, которые обрушились на него.

Улыбка Лидии стала шире.

— Просто скажи ей, как много она значит для тебя и покончи с этим!

Она встала, взъерошила ему волосы легким движением руки и удалилась.

Уильям сидел на месте, как громом пораженный. Его взгляд снова скользнул в сторону и нашел темно-серые глаза, направленные в его сторону. Шарлотта смотрела на него с легкой тревогой и бесконечной нежностью, а он… Уильям снова почувствовал, как небеса рушатся на него, а земля разверзается, обещая поглотить его. Но и снова с ним ничего не произошло. Его не только удерживал внимательный взгляд Шарлотты.

Уильям продолжал задыхаться, потому что осознал силу, которая всё это время стремилось перевернуть его сердце. Перевернуло окончательно и бесповоротно.

Он любил ее. Господи, он любил Шарлотту Уинслоу, подругу своей невыносимой сестры! Любил так, как только это было возможно. Любил так неистово, что сердце снова стало переворачиваться в груди, но только без угроз покинуть его грудь. Любил с такой силой, что задрожали руки. Любил до одури.

Уильям даже представить не мог, что может так любить. Считал, что любил когда-то, но это… То, что вызывала в нем Шарлотта, было столь мощно и неодолимо, что с этим не смогло бы справиться ничто на свете. И он не мог. Он всегда был беспомощен перед темно-серым взглядом, перед невольными прикосновениями ее пальцев, перед ней целиком. Без остатка его сердце принадлежало ей, а она… Шарлотта так и не сказала ему, что станет его женой.

Трясущимися руками поставив бокал на стол, Уильям вскочил на ноги, чувствуя, как от паники кружится голова. Господи, что он будет делать, если она откажется и уйдет и на этот раз?

У него было не так много дней, чтобы уговорить ее. Сегодня была суббота, а возвращаться в город они планировали рано утром в понедельник. У него был этот день и максимум завтра, и… всё.

Увидев, как Шарлотта нахмурилась, продолжая смотреть на него, и тоже встала, Уильям задрожал, и сделал шаг назад.

— Уильям? — тихим шепотом позвала его она, нахмурив тонкие брови.

Он сглотнул.

— Я… Мне нужно срочно кое-что сделать. Я скоро вернусь.

Он развернулся и зашагал к дому, чувствуя, как дрожат колени. Сердце колотилось так неистово, что он едва мог дышать. Проведя рукой по волосам, он свернул к высокой каменной стене и застыл, не зная, что ему делать. Он мог вернуться назад, упасть перед ней на колени и попросить ее остаться в его жизни навсегда, но Уильям почему-то был уверен, что она и тогда откажется. Что бы он ни делал, она могла поцеловать его добровольно, но потом непременно уходила. И это… это поселило в душе такой беспредельный страх, что он… Уильям осознал, что не сможет удерживать ее силой, если она пожелает уйти. После всего, что они разделили друг с другом, она действительно могла уйти!

Он сжал в кулаки дрожащие руки. Господи, он любил ее, любил Шарлотту так, как не любил никого и никогда, даже Мередит, из-за которой поссорился с отцом. Но это… Как он мог решить, что любит Мередит? Из-за нее он превратил свою жизнь в ад, из-за нее он поссорился с отцом, а когда отец открыл ему глаза на обман и предательство Мередит, Уильям ополчился на отца и перенес всю свою ненависть и ярость на него. И жил своей никчемной жизнью, чтобы еще больше разозлить его. И это сработало, потому что отец умер. Из-за него.

Какой глупец! Господи, во что он превратил свою жизнь и жизнь ни в чем не повинной девушки, которая уже дважды пыталась спасти ему жизнь? Он преследовал ее, чуть ли не угрожал, пытался соблазнить на ночной террасе, пока их родные пили чай в гостиной. Боже правый, как она после всего этого не возненавидела его?

Но, Боже, он действительно любил ее. Так, что едва мог стоять на ногах. Едва чувствовал сердце, которое больше не принадлежало ему. Он хотел сделать ее счастливой, хотел, чтобы она была счастлива, пребывая рядом с ним. Хотел слышать ее смех каждый день, хотел обнимать каждую ночь. И показать, как бреется по утрам. Он так много хотел дать ей, так много показать. Рядом с собой он не представлял никого, кроме нее. В его сердце не было никого, кроме нее. И не будет.

Уильям знал это четко. Как и то, что если она попросит освободить ее от своих притязаний, он… не сможет настаивать и дальше, потому что не хотел больше причинять ей боль.

Боже правый, он не просто любил ее! Он любил ее так сильно, что мог отпустить, если она решит уйти!

Шарлотта хотела направиться за ним, но ее остановила Лидия, которая подошла и взяла ее за руку.

— Давай пройдемся возле озера, — с улыбкой предложила она.

Шарлотта хотела пойти за Уильямом, потому что после короткого разговора с сестрой, он так резко побледнел, что едва не свалился со стула. Что с ним произошло? И что сказала сестра, что так резко заставило его перемениться в лице? Настолько, что он встал и ушел.

Уильям был замечательным собеседником. Ей еще никогда не доставляло такого удовольствия беседовать с ним, как вчера за ужином. Он был остроумным и деликатным, много шутил, давал взвешенные советы, а когда хитро улыбался, Шарлотта забывала о том, что сидит за столом.

Никогда прежде она не видела его таким… расслабленным, счастливым, беззаботным, непривычно домашним, и полностью сосредоточенным на ней, потому что она видела, что каждое усилие за ужином, которое он прилагал, было направлено на то, чтобы удивить и порадовать ее. Поступок, который заставлял ее сердце с еще большей силой рваться из груди. Рваться к нему. Вчерашний ужин был самым волшебным временем, которое она проводила с ним. Время, которое она не хотела, чтобы закончилось.

Боже, кажется она была не только безнадежна. Она уже не могла заглушить голос сердца, который во всю орал ей в уши. Она любила его, настолько, что умирала от любви к нему. Умирала от страха обрести и потерять его одновременно. Он…

— Пожалуйста, давай прогуляемся, — настояла Лидия, а потом потянула ее за собой.

Хоть все ее мысли были заняты другим, Шарлотте не оставалось ничего, как вместе с Лидией пройтись вдоль берега озера, заросшего остриженной травой, которую колыхал легкий, теплый ветер. Солнечные лучи, отражаясь на водной глади озера, стремились ослепить их, но Шарлотта отвернулась.

— Я всегда думала, — начала Лидия, держа Шарлотту под руку, — что у меня самый безрассудный из братьев.

Что-то болезненно сжалось в груди.

— Лидия… — тихо прошептала Шарлотта, не в состоянии говорить об Уильяме ни с кем.

Лидия вдруг с серьезным видом посмотрела на нее.

— Он такой безрассудный, что без малейших колебаний взялся распутать дело с леди Хартли, даже не представляя, что это ему будет стоить.

Шарлотта так резко остановилась, что едва не упала и не потянула за собой Лидию.

— Леди Хартли?

Лидия с улыбкой посмотрела на нее, а потом подалась вперед и шепнула так тихо, будто раскрывала великую тайну.

— Мой муж пытается поймать шпионов, которые шантажируют леди Хартли и ее мужа.

Шарлотта была потрясена до глубины души. И хоть вчера Уильям обмолвился о том, что стрелявший в него человек был французским шпионом, услышать такое…

— Так его с ней связывает просто дело?

И тут же замерла, когда поняла, что выдала себя.

Глаза Лидии удовлетворенно заблестели, но она продолжала оставаться серьезной.

— Боже, ты подумала, что у него с ней… — Она замолчала и покачала головой. — Он даже не знал о ее существовании, пока мой муж не попросил Уилла поехать на бал и привезти ее в надежное место, где они смогут работать с ней и дальше. — Лидия снова сокрушенно покачала головой. — У моего брата конечно не самая безупречная репутация… — Она исправилась, увидев скептический взгляд Шарлотты. — Хорошо, одна из самых скандальных репутаций, но он всегда честен с другими. В этом ему не откажешь.

Шарлотте было трудно дышать.

Она прижала ладонь ко лбу и отошла в сторону, строясь остановить сумасшедший бег сердца. Боже правый, он ведь говорил ей, что его с леди Хартли ничего не связывало, это она предпочла… Она так отчаянно хотела поверить ему, что побоялась сделать это до конца. А он был честен с ней. Всё это время. И да, хоть после того, как он заявил о своих намерениях жениться на ней, Шарлотта не могла поставить ему в вину попытки уйти с бала с другими женщинами. Но… но это как обычно могло затянуться не слишком долго. Ведь он всегда уходил. Вопрос времени. И всё же…

Обойдя ее, Лидия встала перед ней. Глаза ее были такими печальными, что Шарлотте стало не по себе.

— Знаешь, Уильям не всегда был таким… — Она вздохнула. — Много лет назад…

Шарлотту охватила паника, потому что стало очевидно, что ей хотят рассказать что-то очень важное.

— Пожалуйста, не нужно…

Лидия улыбнулась грустной улыбкой, не скрывая своих намерений.

— Одиннадцать лет назад, если быть точной, кое-что произошло в его жизни.

— Лидия, — взмолилась Шарлотта, понимая, что не уцелеет, если услышит то, что Лидия хотела рассказать.

Разумеется, Лидия не промолчала.

— Мне было тогда чуть больше четырнадцати, но я помню скандал, который разразился у нас дома в Холбрук-касле, когда мы жили в Дербишире. — Повернувшись к озеру, она обхватила себя руками. — Тогда Уильяму было двадцать один, он только стал совершеннолетним, и… Он влюбился в дочь нашего соседа, лорда Ширбрука. Она была вздорной и капризной девушкой и всегда добивалась своего. Она опутала его в свои сети, а потом сказала, что он соблазнил ее и что она ждет от него ребенка.

Шарлотта покачнулась, не ожидая услышать ничего подобного.

— Ребенка?

Лидия резко обернулась к ней. Глаза ее горели осуждением и гневом.

— Это был не его ребенок, нет! Мне кажется, она сама завлекла его к себе, чтобы выставить это в подобном свете. Наш Уильям, благородный до кончиков ногтей, верил, что это его ребенок. Пришел к отцу и заявил, что собирается жениться на ней. Но отец запретил ему это и сказал, что вся округа знает, что эта девица бегает только за их конюхом, от которого и был ребенок. Которого она с таким упорством пыталась навязать моему брату.

Сердце Шарлотты похолодело.

— И что сделал… Уильям?

Лидия грустно покачала головой.

— Он говорил, что любит ее и не отступится от нее.

Господи, Уильям любил? Любил настолько, что собирался пойти против отца?

— Они… они сбежали? — спросила Шарлотта, чувствуя, как что-то царапает ей горло.

Лидия с улыбкой покачала головой.

— Нет, он хотел сделать всё, как положено. Тогда отец взял его с собой и отвез на конеферму нашего соседа. Там и якшалась Мередит, которую и увидел Уилл своими глазами в объятиях другого. О, она тогда устроила потрясающую сцену, как мне потом рассказали наши слуги, которые собрали все сплетни. Она кричала, что ее соблазнили, что это насилие, что ее обманули, но на Уилла больше не произвели впечатление ни ее стенания, ни наветы. Эта дрянь разбила ему сердце, а потом стала причиной того, что он поссорился с отцом.

«Мы с ним ужасно поссорились, я назвал его последними словами, а потом проклял, и он умер…»

Господи, так вот, почему он поссорился с отцом! Вот, почему считал, что смерть отца лежит полностью на нём. Из-за какой-то девицы, которая не только разбила ему сердце, но… отравила ему всю его жизнь!

Голос Лидии снова ворвался в сознание, переворачивая все мысли.

— Он не смог простить отца за то, что он открыл ему правду. Оказывается, правда иногда может уничтожить человека. Как едва не уничтожила Уилла. Он был так дружен с отцом, но потом… Потом он пустился во все тяжкие, чтобы забыться, только человек не может убежать от боли, которую постоянно носит в своем сердце.

Шарлотта боялась дышать, потому что была уверена, что непременно разрыдается. Не только потому, что наконец поняла главную причину, по которой все эти семь лет он поступал так, как поступал у нее на глазах. И не потому, что он любил и у него было уникальное сердце.

Ее поразило то, что она сама любила его так сильно, что уже ничего это не могло изменить. Даже ее страхи снова увидеть, как он уходит, уходит к другой. Любила так сильно, что страх потерять его был гораздо сильнее страха собственного разбитого сердца.

Лидия подошла к ней и с мягкой улыбкой коснулась ее бледной щеки.

— Ты думаешь, он постоянно водит к нам девушек и заверяет, что хочет на них жениться? — Улыбка ее стала шире. — Шарлотта, ты единственная девушка, на которой он захотел жениться после Мередит.

Лидия ушла, оставив потрясенную Шарлотту стоять у берега озера. Она задыхалась. У нее так сильно тряслись руки, что она боялась никогда больше не вернуть себе самообладание.

Боже правый! Уильям!..

Его не просто обманули! Разбитое сердце ужасно больно носить в груди. Шарлотта это знала. Но если в ее случае она сама порой разбивала свое сердце, Уильям же… Его обманули самым жестоким образом, разрушив не только всю его жизнь, но и лишив дружбы отца, который был ему так дорог.

Шарлотта ужасно хотела верить в то, что ее слова, сказанные тогда во время их второй прогулки хоть как-то переубедили его в том, что он ошибался, но ее поразило нечто другое.

Что не смотря на все это он продолжал…

«Шарлотта, ты думаешь, я могу целовать тебя, а потом пойти, найти другую женщину и целовать так же ее?»

У нее подгибались колени так, что она едва могла стоять на ногах. И боялась поверить в то, что… могло быть неправдой…

Господи, Уильям! Могло ли это быть правдой?

Ночь была теплая и лунная. Сребристый свет ночного светила падал на уснувшую землю, скрывая от глаз все изъяны и осветив волшебным мерцанием лишь безмятежную водную гладь озера.

Уильям сидел на скамейке недалеко от озера, вслушивался в ночные шорохи, которые складывались в странную тишину, и… и пытался дышать.

Вот и всё. Закончилось время, которое было отведено для этого выезда. Сегодня была ночь воскресенья, а завтра утром все они уедут в Лондон, и…

Он с трудом вернулся тогда к пикнику. С трудом высидел его до конца, заметив, как Лидия возвращается от озера, оставив там одинокую Шарлотту. Он хотел подойти к ней, но впервые не рискнул сделать это. Потому что знал, что просто падёт к ее ногам и уже никогда не сможет встать.

Она выглядела немного бледной, когда вернулась. И хоть он старался редко смотреть на нее, чтобы хоть как-то управлять своими чувствами, в какой-то момент Уильям обнаружил, что она делает то же самое. Это бы ужасно разозлило его, если бы он не был в таком скверном состоянии.

Впервые в жизни у него болело сердце так, что он не мог сосредоточиться ни на чем. Сердце, которое не болело так, даже когда он обнаружил обман Мередит. Даже когда потерял отца по своей вине.

Много лет назад Уильям думал, что любит, он искренне верил в это, когда смотрел на Мередит, но она лгала ему, лгала и даже не сожалела об этом. Момент, когда отец привел его в конюшню и заставил увидеть Мередит, был самым страшным в его жизни. В тот момент Уильям думал, что у него остановится сердце от боли. Он верил в то, что она и душой и телом принадлежит ему, что ее чувства и помыслы чисты, но… но даже тогда он услышал, как она смеется вместе со своим любовником и говорит, как же ей с легкостью удалось окрутить соседского сынка…

Уильям непроизвольно сжал руку в кулак, которым в тот далекий день хотел ударить ее. Впервые в жизни он хотел ударить женщину, хотел убить, но его остановил отец. Отец, который сделал с ним такое. Открыл глаза, но и… почти уничтожил его. Уильям хотел убить отца, хотел… Он ушел оттуда не оглядываясь, ушел, бросив им все в лицо проклятия, надеясь, что все сгорят в аду. Ему хотелось завыть, хотелось кого-нибудь убить, но он сам уже был мертв.

До тех пор, пока не встретил Шарлотту, до тех пор, пока она не пробудила его сердце и не показала, какой может быть настоящая, чистая, беспредельная любовь.

Сердце, которое на этот раз не вынесет, если Шарлотта уйдет.

Уильям вздрогнул и провел рукой по своим волосам. Кажется, он был близок к самому большому провалу в своей жизни. Он заставил себя сидеть в тот вечер на ужине, старался держать себя в руках. И хоть Шарлотта тоже выглядела непривычно притихшей, глядя на нее, он не мог перестать думать о том, что у нее еще много кавалеров, был этот невыносимый лорд Хамфри. И она должна сделать выбор. Но что сделал он сам, Уильям, чтобы она выбрала его? Он уже давно понял, что поцелуями и ласками не добиться ее. Да, она принимала их, могла поцеловать его в ответ с таким упоением, что он забывал обо всем на свете… Но он так и не завоевал ее сердце. Потому что не предложил ничего достойного.

Возможно, всему виной его скверная репутация, но… Бывали минуты, особенные минуты, когда Уильяму казалось, что он дорог ей. Как казалось и сегодня днем на прогулке, всей молодой компанией направившись к небольшим руинам старинного аббатства, которые находились недалеко от Эджуорт-парка. Шарлотта выглядела просто очаровательно в бледно-золотистом платье, поверх которого накинула кашемировую шаль, и в небольшой шляпке с золотыми лентами, которые подчеркивали переливающийся блеск ее волос. Уильям боялся дышать, боялся подойти и коснуться ее, потому что был уверен, что потеряет голову. И она, она так странно смотрела на него во время прогулки. Как будто пыталась понять, о чем он думает.

В конце прогулки она снова оказалась рядом с ним. Чувствуя ее так близко, Уильям едва не потерял связь с реальностью. И едва не произошло непоправимое, когда маленький Джонатан, который залез на особо высокую стену, едва не упал оттуда. Уильям успел подхватить его, потому что стоял ближе всего. И хоть Шарлотта выглядела перепуганной выходкой брата, потом она с не меньшим беспокойством подошла к нему и коснулась его плеча.

— Ты в порядке? — спросила она, заглянув ему в глаза.

Всякий раз, когда она беспокоилась о нем, Уильям чувствовал себя так, будто имел шанс завоевать ее. У него ныло и болело плечо, но больше всего болело его сердце.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Да, всё хорошо.

Он увидел по ее глазам, что она не поверила ему. Но… но даже не это поразило его. Когда они возвращались домой, Шарлотта шла рядом с ним. Уильям не смог удержаться и осторожно взял ее руку в свою. Она тут же сплела с ним свои пальцы и сжала в ответ. И Уильям потрясенно понял, что может потерять всё это. Потерять ее.

Если не найдет никакого способа отвоевать ее у всех тех поклонников, которые у нее были.

Ужин прошел в теплой, но немного натянутой обстановке, потому что завтра утром всем предстояло уехать домой, вернуться к прежней жизни, которая уже никогда не будет прежней. Особенно для него.

Одному Богу известно, каких трудов ему стоило усидеть на ужине, а потом пожелать всем спокойной ночи и уйти. На время выходных, пока в доме были гости, он уговорил мать отдать в его распоряжение отдельно стоящий флигель. Уильям знал, что не сможет спать под одной крышей с Шарлоттой. И вот теперь это.

Любовь, которую он не ожидал, обрушилась на него и больше не собиралась покидать его. Он и не хотел этого. Удивительно, что он не понял этого раньше. Не понял, потому что никогда не знал настоящей любви. Удивительно, но любить Шарлотту было так легко, так мучительно сладко. Всё в ней вызвало в нем восхищение и даже гордость. Она могла одним взглядом усмирить его сердце, а через секунду заставить его биться с таким отчаянием, будто собиралась вытащить его из его груди. И он бы с радостью отдал ей свое сердце. Если бы она забрала его себе. Если бы захотела этого.

Он не просто хотел ее. Не просто любил. Это было даже больше, чем он мог себе представить.

Уильям снова вздрогнул, когда позади раздался хруст ломающейся ветки. Он резко повернулся на скамейке и обомлел.

В нескольких шагах позади него в одной ночной рубашке и накинутом поверх шелковом белоснежном пеньюаре, с распушенными волосами, которые переливались серебристыми прядями, и обращенным к нему лицом стоял предмет всех его мечтаний.

— Шарлотта… — изумленно простонал Уильям, чувствуя, как сердце его замирает под ее пристальным взглядом. — Что ты тут делаешь?

Она встрепенулась, но не отвела взгляд, а обхватила себя руками и чуть ниже опустила голову.

— Я увидела, как ты пришел сюда, и… тоже захотела подышать свежим воздухом. Можно, я присяду рядом с тобой?

Волосы на затылке встали дыбом, едва он представил себе, как Шарлотта, едва одетая и с распущенными волосами, которые перекинула через правое плечо, подходит и садится рядом с ним.

— Да, конечно, — сказал он, и словно в тумане увидел, как она подходит, подходит невероятно близко. — С-садись…

Лунный свет падал на ее шелковый пеньюар, который облегал ее тело, как вторая кожа, обрисовав не только линию бедер и тонкую талию, но и высокую грудь с темными сосками, которые проступали сквозь почти прозрачную ткань ее ночного одеяния.

Боже правый!

Шарлотта присела рядом с ним, стараясь не смотреть на него, потому что боялась растерять все мысли, которые не давали ей покоя.

Ей не просто не спалось. Она места себе не находила не только с тех пор, как после пикника возле этого самого озера что-то изменилось. Вид встревоженного и напряженного Уильяма беспокоил ее гораздо сильнее, чем даже собственные переживания. Его будто подменили. Даже на ужине после пикника он вел себя скованно, мало говорил и почти все время молчал, погрузившись в долгие раздумья. Она испытывала желание прямо спросить его, в чем дело, но… не рискнула. Может, это она чем-то рассердила его?

Но нет, потому что на прогулке сегодня днем к руинам и обратно, он… Он все время был рядом с ней, а потом конец даже взял ее за руку. И сердце ее едва не упало к его ногам, когда стало очевидно, что не она отвратила его от себя. Это был единственный раз, когда он коснулся ее после того поцелуя, которым приветствовал ее в своем доме. Он больше не пытался найти с ней встречу, даже не пытался поцеловать. И это рукопожатие в конце прогулки… как будто дало ей слабую надежду на то, что она все еще хоть что-то значит для него. Значит даже после того, что ему много лет назад разбили сердце без права на исцеление.

И вот теперь он сидел тут в полном одиночестве. Ушел после ужина, ушел так легко, будто их больше ничего не связывало.

Время пребывания в Эжуорт-парке неумолимо закончилось. Завтра она уедет домой и… И возможно, он закончит свою глупую затею, которая началась с таких невероятных событий. Она говорила, что должна будет отказать ему. Возможно, он придет, чтобы услышать ее слова, но Шарлотта пребывала в настоящем ужасе… Потому что не представляла, как откажет ему.

Ей отвели спальню, которую она делила с Прюденс. Сестра легла и уже блаженно спала, не ведая ни о какой мирской суете, а Шарлотта стояла у окна и не могла пошевелиться до тех пор, пока не увидела, как к озеру приближается одинокая высокая фигура. И только ткань белоснежной рубашки белым пятном выделяла его в темноте ночи, притягивая ее взгляд, как магнит. Поэтому она и пришла сюда. Не могла не прийти. Не могла больше делать вид, будто всё это не важно для нее. Очень важно, так важно, что она хотела понять, что с ним не так. И что ей теперь делать.

— Почему ты здесь? — осторожно спросила Шарлотта, украдкой взглянув на него и отметив, как ссадина и синяк на его лице полностью зажили.

Его густые волосы взлохматились и мягкими прядями падали на широкий лоб. Глаза мерцали, прикованные к ней. Лицо застывшее, суровое, будто высеченное из мрамора, и сосредоточенное. Льняная ткань расстегнутой на несколько верхних пуговиц рубашки, концами скрываясь в поясе черных бриджей, прилипла к его груди, будоража воображение и напоминая о том, что на самом деле скрывается под ней. К чему она прижималась несколько дней назад.

— Не спалось, — ответил он уклончиво, не спуская с нее взгляда. — А ты почему здесь?

Она откинулась на спинку скамьи и ответила так же тихо, как будто боялась звука собственного голоса.

Боялась, что всё это развеется, и она потеряет его.

— Не спалось.

Подняв лицо к небесам, она всматривалась в звездное небо, а Уильям не мог оторвать взгляд от ее профиля, глядя на губы, которые мечтал зацеловать до полусмерти.

Вздохнув, Шарлотта снова взглянула на него.

— Как твое плечо? И рука?

У него кружилась голова.

— Сносно.

— Не болит?

Болело, болело в другом месте.

— Нет.

Она снова перевела взгляд на небо и застыла, даже не догадываясь о том, какое потрясающее зрелище представляет собой.

— Я рада, что твои раны заживают, — тихо обронила Шарлотта, замерев на месте.

Сердце его колотилось так неистово, что Уильям снова стал задыхаться, но усилием воли откинулся на спинку скамьи и поднял лицо к небу.

— Всё хорошо? — тихо спросил он, опустив руку на гладкую деревянную поверхность скамьи.

И пораженно застыл, когда обнаружил там ее пальцы. Что-то дрогнуло в груди, а потом Уильям быстро взял ее руку в свою и сплел с ней свои пальцы. Как она сделала сегодня после прогулки.

Как и на прогулке, она тут же сплела свои пальцы с ним, будто не могла отпустить его.

— Не знаю. — Шарлотта вдруг повернула голову к нему. — Всё хорошо?

Он тоже не знал. Уильям боялся посмотреть на нее, но это было бесполезно. Он был уверен, что не выпустит ее руку, даже если вода в озере поднимется и поглотит его.

Стараясь дышать, Уильям поднял ее руку, притянул к себе и прижался губами к тыльной стороне ее ладони.

Шарлотту пронзила легка дрожь.

— Уильям?

Господи, как он любил, когда она называла его по имени! В ее голосе послышалось такое отчаяние, как будто… будто она впервые могла остановить его, даже не подозревая о том, как сильно нужна ему.

Уильям похолодел, поняв, что не сможет, ни за что не отпустит ее. Какая-то мука сжимала ему сердце. Он стал покрывать легкими поцелуями каждый ее дрожащий пальчик, и снова услышал, как она шумно вздохнула. Как будто собиралась сказать что-то еще.

— Шарлотта, — пробормотал он с неприкрытой болью, повернул ее запястье к себе и припал губами к отчаянно трепыхающемся пульсу. — Мне отпустить тебя?

Она задрожала, а потом он с потрясением обнаружила… ее вторую руку в своих волосах, которая погладила его по голове.

С ним снова что-то произошло. Что-то содрогалось и падало внутри него. Его истосковавшееся, измученное по ней любовью сердце.

Опустив ее руку, Уильям повернулся к ней. Она была нужна ему сейчас даже больше, чем он мог себе представить.

Глаза ее потемнели, губы дрожали. Ветер подхватил темно-золотистые пряди, пахнущие сиренью и жасмином, и бросили ему в лицо. Он не мог пошевелиться, но отчетливо увидел, как Шарлотта сама тянется к нему.

Мгновение, и она оказалась в его объятиях. Он прижал к себе. Ее руки обвили его плечи. Он больше не мог бороться с собой, не мог сдерживать себя, потому что его душила не только любовь к ней. У него было такое ощущение, будто отпустив ее, он просто растворится в пустоте и потеряет ее.

Не мог отпустить ее еще и потому, что она сама обняла его, обняла так, как будто хотела этого.

Уильям нашел ее губы и поцеловал ее. Поцеловал так, как не целовал никого и никогда, потому что никого и никогда не любил до нее. Он погибал от этой любви, погибал без нее. И ничего не мог поделать с собой.

Шарлотта застонала, чуть склонила голову, и мир исчез.

Покоренный ею навечно, Уильям поднял ее и посадил на свои колеи так, что она обхватила его бедра своими длинными ногами. И приземлилась всей своей умопомрачительной тяжестью на его напряженные чресла так, что он едва не взорвался.

— Господи, — пробормотал он, потянулся к ней, зарыл руки в мягкий шелк ее волос и еще ближе притянул к себе, потому что умирал по ней. — Шарлотта…

Он запечатал ее губы таким яростным поцелуем, что она не смогла дышать. Шарлотта и не хотела. Господи, ей не нужно было дыхание, потому что… она думала, что навсегда потеряла его поцелуи, думала, что ему больше не хочется целовать ее. Он был так отчаянно нужен ей, что она больше не могла без него. Всё, что ей было нужно, находилось в ее объятиях. Всё, что она хотела, чтобы он никогда не останавливался, не переставал дотрагиваться до нее. Она не просто любила его. Шарлотта была уверена, что никогда больше в ее жизни не наступит такого волшебного мига, как этот. Никогда она не сможет целовать его так, как в это мгновение. Никого кроме него не сможет коснуться…

Возвращая ему жаркие поцелуи, она хотела быть к нему как можно ближе, хотела касаться его так, как не касалась до этого мгновения. И да простит ее Господь, но она хотела себе все его поцелуи, все до единого. Удивительным приключением было целовать его красивые, иногда твердые, а иногда ласковые жадные губы, которые он так хорошо научил ее целовать. Смертной мукой было быть вдали от него, не чувствовать его, не чувствовать собственного сердца, когда его не было рядом с ней.

Сейчас он был с ней, рядом с ней, и так пламенно целовал ее, что она стала задыхаться.

Сидя на нем верхом, Шарлотта замерла от смущения, когда почувствовала, как задирается подол ее ночной рубашки. Не могла не почувствовать, как напрягаются его бедра, и еще что-то, что прижималась как раз к тому месту, которое он ласкал в день очередного нападения на него. К тому месту, которое снова вспыхнуло, дрожало и болело все сильнее, пока он целовал ее, пробуждая в ней чувства, которые она уже и не надеялась ощутить вновь.

Опустив руки ей на плечи, он толкнул ее к своей груди. Без корсета и лишних слоев одежды, она так отчетливо чувствовала его, чувствовала, как ее грудь трется и вжимается в его напряженное тело, что у нее перехватило дыхание. Его губы терзали, исступленный поцелуй заставлял ее млеть и гореть. Даже ветер не мог остудить. И словно этого было мало, он скользнул руками ей на талию, сжал ее и… и усадил на свои колени так странно, что Шарлотта… Она ахнула и оторвалась от его губ, когда что-то твердое уперлось ей между ног как раз в то место, где горело больше всего.

— Не бойся меня, — горячо прошептал Уильям, покрывая поцелуями ее лицо, спустился по шее и с жаром прижался к трепыхающейся жилке, которая пульсировала в такт тому, что вспыхнуло в ней, когда он, обнимая ее за талию, качнул ее на себя так, что она потерлась своим жаром о его твердость.

Задрожав от изумления, Шарлотта выгнула спину и едва не ослепла, когда от этого мимолетного движения острый озноб прокатился по всему телу, заставляя ее трепетать так, будто она погибала.

— Господи! — задыхаясь молвила она, схватив лацканы его рубашки и уткнувшись ему в шею.

Уильям погладил ее по спине, а потом шепнул ей в самое ухо.

— Я хочу быть с тобой. — Он прижался губами к ее щеке и хрипло добавил: — Я до смерти хочу быть с тобой, Шарлотта. Пожалуйста, останься.

Она не только не могла ответить, Шарлотта не могла даже пошевелиться, такое оцепенение охватило ее. Дыхание медленно вернулось к ней. Она подняла голову, заглянула ему в глаза, которые в лунном свете пылали еще отчетливее, и смотрели на нее так, будто пытались заглянуть ей в самую душу, и поняла, что даже сейчас не сможет отказать ему. Никогда не могла. Никогда не могла перестать любить его. Это было сильнее ее. Даже, если он снова уйдет, она не сможет перестать любить его и тогда. Даже когда в прошлом Шарлотта пыталась уверить себя в том, что всё прошло, она просто обманывала себя. Как можно было перестать любить его? Как можно было просто задержать биение сердца?

Невозможно.

Подняв дрожащую руку, она коснулась его лба и с особой нежностью отвела от лица темную прядь назад. Луна осветила его застывшее, напряженное лицо. Она опустила взор на его губы, самые красивые, самые захватывающие губы на свете.

— Уильям, — пробормотала она, захваченная им навсегда.

И поцеловала его сама.

Ульям вздрогнул, а потом так крепко обнял ее и прижал к своей груди, что она едва не задохнулась. И тут же овладел ее губами агонизирующим, таким дурманящим поцелуем, что она снова вспыхнула. Еще и потому, что вновь обхватив ее за талию двумя руками, он толкнул ее к себе. Трение повторилось. Шарлотта задохнулась от накатившего на нее блаженного трепета, вцепилась ему в шею и не смогла сдержать протяжного стона, который сорвался с губ, но он не позволил ему вырваться на свободу, поглотив собственными жадными устами. Господи, она не просто тонула в нем. Уже имея некоторое представление о том, что может произойти, она все же не была готова к тому, что он делал сейчас. Опалял, ошеломлял, не оставлял в ней ничего, что принадлежало бы ей. Принадлежало ему.

Теперь между ними не было не только многочисленных слоев одежды. Впервые между ними не стояли горечь и боль. Она хотела раствориться в нем и остаться там навсегда. Потому что любила, потому что не представляла, как жить без него. Как она все эти годы жала и смотрела, как он уходит с другой? Уходит, чтобы заглушить боль разбитого сердца и потерю отца. Она отдала бы все на свете, чтобы исцелить его сердце, чтобы это сердце принадлежало ей. Но у нее были только эти мгновения, которые она не собиралась променять ни на что.

Да, прежде она любила его образ, а теперь она знала, каким он был настоящим. Не только огненным, внимательным и страстным. Он был самым необычным из людей. Даже во время этого глупого ухаживания, что она предложила ему, не отвернуло ее от него, ведь в какой-то степени она боялась обнаружить в нем того повесу, который всегда уходил. За это время она узнала то, что привязало ее к нему еще крепче. То, что делало его близость, его поцелуи до смерти необходимыми. Без которых она уже не представляла свою жизнь.

Его руки спустились на ее бедра. Шарлотта почувствовала прохладу ночи, когда ткань ночной рубашки и пеньюар задрались еще выше, обнажив ее ноги. Его руки согнули ее ноги в коленях настолько, чтобы она еще точнее опустилась на него, прямо на эту непостижимую твердую, как камень выпуклость. У нее перехватило дыхание. Его пальцы погрузились в мягкость ее бедер, он потянул ее на себя, и снова это умопомрачительное скольжение, которое вырвало из нее почти все дыхание. И снова по телу прокатилась такая мучительная судорога, что она обессиленно рухнула ему на грудь, не переставая дрожать.

А он не переставал целовать ее, держал за бедра и двигал в таком убийственном ритме, что потемнело перед глазами. Она не просто задыхалась. Шарлотта боялась потерять сознание от того, что в ней с пугающей стремительностью нарастала сила мощнее и пронзительнее, чем то, что нахлынуло на нее в прошлый раз.

Его движения не прекращались, в какой-то безумный момент он сам задвигался с ней, издав глухой стон, когда она особо тяжело опустилась на него. Шарлотта горела. Взяв его лицо в свои ладони, она поцеловала его с такой яростью и потребностью, какую никогда не подумала бы обнаружить в себе. Огонь внутри не просто нарастал. Она чувствовала, как дрожит Уильям. Будто все это действовало на него так же сокрушительно, как и на нее.

Реальность отступила, было только это захватывающее скольжение, которое возносило ее всё выше. В какой-то момент ей показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Она вцепилась ему в плечи, ощущая под тонкой материей рубашки его вздувшиеся, напряженные как камень мышцы. А потом ее обдало жаркой волной. Мышцы живота сократились. Ее тело содрогнулось, пронзительное наслаждение обрушилось на нее, захватив в плен каждую клеточку, каждый нерв. Она не переставал содрогаться, держа его лицо в своих ладонях, и не могла перестать целовать его, любя его всем сердцем и душой.

Когда все стихло, Уильям заглянул в затуманенные, самые завораживающие темно-серые глаза на всем белом свете, пораженный тем, что сумел вынести все это и не сойти с ума. Но снова, как и в прошлый раз, имело значение только ее наслаждение, только ее чувства. Он млел не только от того, с какой удивительной жаждой и ошеломляющей искренностью она шла им навстречу, расцветая перед чувствами, которых никогда не испытывала. Он снова был поражен тем, что сумел доставить ей удовольствие. Сумел подарить ей мгновения, которые они оба никогда не забудут. Что бы ни произошло.

Шарлотта перестала дрожать, погладила его по щеке, пройдясь пальцами по его бакенбардам, и в какой-то безумный момент улыбнулась ему. Как будто была счастлива.

Уильям был потрясён до глубины души. Такого он никак не ожидал, не думал, что действительно сумеет сделать ее счастливой. Но еще больше не ожидал, что сам испытает чистое, незамутненное счастье, когда смотрел на ее раскрасневшееся лицо, лучистые глаза и эту божественную улыбку. Господи, он не просто любил ее. Он сходил по ней с ума и знал, что от этого ничто не излечит его.

Уильям привлек ее к себе и поцеловал ее улыбку, а потом подхватил ее на руки и встал.

— Я говорил тебе, какая ты божественная?

Она залилась румянцем и покачала головой.

— Нет.

Он привалился к ней своим лбом и тихо шепнул:

- Тогда я сейчас же покажу это. И буду говорить всю ночь, пока ты не убедишься в этом.

И направился с ней в свой флигель, потому что больше не мог говорить.