Эхо Древних

Глава 31

Времени на долгие судебные разбирательства не было – солнце поднялось уже достаточно высоко. И вдруг ещё какому-то отряду южан вздумается зайти в деревню. Потому всё решали быстро.

- Главным над чёртовым капищем поставлен? Поставлен! Сам предложил дикарям наших детей отдать? Предложил! Что тут ещё доказывать, всё ясно!

- Так я ж не ради себя! Я остальных уберечь хотел! – испуганно верещал, оправдываясь, Чапчик. – Они вначале собирались всех забрать, от мала до велика, целую деревню! А я ведь спас народ!

- Ах ты, скотина! Спас, говоришь? – Клюша, с коротко обрезанными волосами и в мужской одежде неотличимая от прочих бойцов, рванулась к предателю, но её удержали.

- Да, спас! – со слезами на глазах кричал Чапчик. – Я напомнил им про храм, что, дескать, кто за ним смотреть будет, если всех уведут? Ихний бог ведь больше ценит молодых, так зачем всех угонять? И сработало ведь, альбинос прислушался, пощадил!

Ответом ему было угрюмое молчание. Чапчик счёл это за колебание и, надеясь переломить общественное мнение в свою пользу, продолжил убеждать:

- Вообще-то с чужаками первым стал Мишек сотрудничать. Это он забрал у Бориша новорожденного сына и понёс подарочек ихнему богу!

- Мишек? У Бориша? – пришла пора изумляться Шмелю. В то, что говорил Чапчик, поверить было невозможно – он хорошо знал обоих, дружил с ними. Как такое могло произойти? Что вообще несёт это отвратительное рябое насекомое?

- Бориш… Прошу, ну скажи хоть ты… - рыдал Чапчик, умоляюще протягивая руки к непривычно бледному и отрешенному Боришу. Тот глядел без сочувствия, безразлично, но всё-таки кивнул, подтверждая слова Чапчика:

- Он говорит правду. Мишек действительно это сделал. Предал первым. И принёс первую человеческую жертву – моего сына. А судя по сегодняшним воплям беломордого, даже это сделал плохо, потому и поплатилась остальная деревня…

Бориш казался спокойным, но Шмель знал, что это не спокойствие, а что-то другое. Словно надломился внутри самый важный стержень, опора всего существования. Будто бы душа его умерла вместе с женой и сыном, а осталась лишь пустая оболочка – без эмоций, без желаний, без радости жизни.

Шмель глянул на Клюшу – эта женщина нередко защищала Мишека в спорах, может и сейчас что-то скажет. Не исключено, что парень нравился вдове, хоть и был на десяток лет моложе. Однако на сей раз Клюша не произнесла ни слова. Не поддержала Бориша, но и не возражала. Просто стояла со злым осунувшимся лицом, сверлила Чапчика полными ненависти глазами.

Хоть и хотелось вступиться за старого приятеля, но сказать было нечего – Шмель беспомощно развел руками и посмотрел на Кабая.

- Однако судим мы не какого-то там Мишека, - отмахнулся сотник.

- Решайте, что делать с этим предателем, - указал на Чапчика, - не будь он вашим соседом, я б сам решил. Быстро и по-военному, не тратя времени на пустую болтовню.

- Значит, повесим? – предположил Шмель.

- Погоди, - внезапно вступил в разговор Томша, - дай-ка я вначале обращусь к народу.

Порубежник повернулся к собравшимся на площади местным жителям и громко, чтоб каждый слышал, произнес:

- Братья и сестры! Вначале захватчики снесли вашу молельню, потом приказали отдавать им ваших детей. Затем силой угнали из деревни всю молодежь. А что будет дальше? Неужели вы до сих пор верите, что сможете спокойно жить под их властью?

Народ задвигался, заворчал недовольно. Разумеется, никому не нравились последние события, но перспектив в неравной борьбе тоже никто не видел. А пришлый солдатик наверняка ведь намекал на это.

- Сегодня мы отомстили за ваших детей – три мертвых сволочи лежат в той хате, - продолжал Томша. – Хотелось бы сжечь поганое капище с проклятым черным мхом, но боюсь, что дым привлечет внимание раньше, чем хотелось бы. Враг слишком близко.

- А за мертвых чернолицых кому придется ответить? – из толпы донесся плаксивый женский голос. – Ох, боюсь, чтоб всех нас не извели за такие-то преступления…

- Преступления совершает враг! А мы только отвечаем по справедливости!

- Оно верно, только нам-то что с того? – не унималась женщина. – У них своя справедливость. А за покойников с нас наверняка спросят. Что мы скажем-то?

- Дело говорит старая! – поддержал ещё кто-то в толпе. – Надо трупы прибрать, как будто они сами ушли куда-то, а мы ничего знать не знаем.

- А кровь? Кровь-то? Ты видал сколько там её? Весь двор залит, крыльцо, стены обляпаны…

- Тогда давайте устроим всё так, как будто они перепились и сами друг друга порешили!

- А что? Хитро придумано!

- Для крестьянского глаза может и хитро, а для страшного попа беломордого…

- Эт точно, ежели красноглазый дознаватель мне в душу глянет, я ж обосрусь со страху – и всё как на духу выложу.

- Чапчик пусть им рассказывает, они его любят!

- Так его ж вешать собирались?

- Да погоди ты, какое вешать. Так, припугнуть чутка. Куда ж мы без старосты, он же над нами беломордым и поставлен.

- Молчать!!! – рявкнул Томша на раскричавшихся крестьян. – Слышу вас и стыжусь за соотечественников. Мозгов у некоторых, как у кур – и новую власть уже признали, и Чапчика старостой. Хочу предупредить таких умников, что при подобном раскладе век ваш не долог – если новые хозяева не сожрут, то мы сами вас накажем. Как предателей, по законам военного времени.

На этот раз никто не рискнул перебивать и комментировать. Крестьянская душонка трусливая, и страх для неё – куда более убедительная сила, чем все прочие.

- В общем так. Я тоже думаю, что убийство этих дикарей просто так с рук не сойдет. Как ни прячь содеянное – узнают, докопаются. И тогда уже всю деревню угонят, а не только молодежь.

- Так что ж нам делать-то теперь? Кто ж нас защитит-то?

Томша вскинул руку, утихомиривая вновь готовую раскричаться толпу.

- Я предлагаю уходить с нами всем, кто может держать в руках оружие. И мужикам, и бабам. Старикам же или больным, если таковые имеются, можно оставаться. Их не тронут – и рабы не получатся, и на вкус жестковаты.

Народ подавленно молчал, переваривая предложение. Томша продолжил:

- Вдобавок, так и быть, оставим жизнь Чапчику. Пусть показывает врагам, как он заботится о языческом капище. До поры, до времени. Раз оно для них так важно, то может ради него и пощадят оставшихся.

Не дожидаясь, что решит толпа, одетая мужиком Клюша подошла сбоку и встала рядом с Томшей. В руке она сжимала копьё южанина, которым накануне заколола одного из них. Женщина оперлась на древко и молча обводила серыми и холодными, как осеннее небо, глазами топтавшихся в нерешительности односельчан. От этого взгляда некоторые вздрагивали, не узнавая всегда спокойную и готовую помочь вдову, мать троих детей.

- Да что тут думать, всё ж понятно… - Бориш вышел из толпы и встал рядом с Клюшей.

И народ потянулся к ним, вначале по одному, а потом целыми группами.