Из-за того, что в помещениях зиккурата всегда было темно, Мишек потерял ощущение времени. Снаружи менялись дни и ночи, но здесь, в пыльных коридорах за толстыми стенами, царили мрак и покой. Наверное, поэтому постоянно хотелось спать. После тяжелого перехода истощенное тело требовало отдыха как никогда раньше. И Мишек был рад предоставившейся для этого возможности.
Странный, но вежливый отшельник никуда не торопил, стараясь лишний раз не тревожить гостей. Наоборот, заботился о поддержке тишины и время от времени присылал безликого карлика с угощением. На подносе обычно стоял кувшин разбавленного вина и лежало что-то из еды – скудно, но достаточно, чтобы не голодать – сушеное мясо или лепешка из песчаного арахиса. Как жрец добывал еду и воду, Мишека не заботило. Вероятно, где-то в заброшенном городе все ещё имелись действующие колодцы. А если есть вода, то может найтись и пища. Возможно, муляки умеют охотиться или отшельник научил их выращивать растения. Тот же песчаный арахис, которому для выживания хватает одной-единственной поливки.
Гладколицые муляки, на которых поначалу трудно было смотреть без страха, оказались неопасными и даже послушными существами. Они исправно выполняли любые поручения своего господина, как правило простые – «принеси», «подай», «жди здесь» и тому подобное.
Отшельник назвался Захой. Имя, кстати, шарибадское, а разговаривает без акцента, прямо как имперский аристократ. Впрочем, сразу ведь заметно, что местный хозяин – человек ученый. Сумеет на любом языке шпарить так, что перед ним стыдно будет за собственное косноязычие.
С лордом Кевином они порой заводят такие разговоры, что попробуй вникнуть – голова лопнет. Проходили бы их беседы при дневном свете – может послушал бы. Но когда бубнят и бубнят непонятное в сумраке тёмного зала, то быстро начинает клонить в сон. Сознание уплывает, укутывается уютной пеленой. И сны приходят светлые, добрые – давно таких не бывало.
Так продолжалось уже долгое время. Однообразие расслабляло, убирало тревоги, предлагая отдохнуть мозгу и телу. Вместе с тем, засасывало, опутывало липкими щупальцами сонного покоя. Мишек беспрестанно зевал, не хотел ни о чем думать и никуда не стремился. Лишь беспокойство за судьбу Боришева сына не давало окончательно утонуть в расслабленной дрёме.
Спрашивал лорда Кевина, не пора ли разбудить младенца. Ведь добрались, наконец, до безопасного места, хозяин – человек учёный, готовый помочь. Что ещё нужно?
А тот отмахнулся неопределенно – дескать, не доверяет он отшельнику, так как не может прочитать его намерений. Вдобавок, кормить малыша всё равно нечем. Не сосать же новорожденному сушеное мясо. И не навсегда же тут оставаться – как только лорд закончит исследование здешних диковинок и вдоволь наговорится с Захой, то придётся продолжить путь. Потому пусть спит пока ребёнок, теперь он так и год проспать может, ничего ему не станет.
Однажды Заха пригласил лорда Кевина в библиотеку. Мишек, выспавшийся накануне, от нечего делать увязался за ними. Побродив в лабиринтах темных коридоров, мужчины вошли в большой зал с недосягаемо высокими потолками. Парочка ламп, зажжённых муляком, освещала лишь небольшую часть помещения, остальное скрывалась в густом мраке.
В позапрошлом году Мишек с Боришем посещали публичную библиотеку Орсии – по указу императора Александрикса подобные заведения открывались в каждом крупном городе. Полюбовались чисто выбеленными стенами, повдыхали запахи бумаги и типографской краски, с уважением посмотрели на сидящих за столами мудрецов, склонивших плешивые головы над книгами. И потопали, довольные собой, обратно, к делам домашним.
Но величественный зал, который Заха называл библиотекой, оказался совершенно другим, непохожим на орсийский. Здесь не было длинных полок с книгами, не было и читательских столов. Вместо этого в стенах, уходящих ввысь и теряющихся в темноте, виднелись тысячи одинаковых углублений, размером с ладонь. В каждой такой нише пряталась табличка с начертанными на ней непонятными знаками. Глинобитная, каменная, однажды даже золотая – Заха осторожно доставал их и, подсвечивая письмена лампой, показывал Кевину. Лорд с жадным интересом тянулся к табличкам, пытаясь прочитать написанное. Мишек не вникал в беседу, но слышал, что Заха порой задавал вопросы, а изумленный Кевин не мог ничего ответить. Вот тебе и всезнающий занебник. Лорд качал головой, то удивляясь, то сомневаясь. Иногда даже радостно вскрикивал, не сдерживая эмоций.
- Мишек, а вот, похоже, и твой артефакт, восьмой подтип, - обратился Кевин к Мишеку, показывая одну из табличек. – Глянь, о такой штуковине ты мне рассказывал?
Мишек подступил поближе, присматриваясь к изображению, на котором плясали отсветы масляной лампы. Среди нагромождения безумных каракулей, продавленных в глине, красовалось изображение черного штыря – того самого, который он недавно пытался разрушить.
- Да, это наш огров шиш, - подтвердил Мишек, - и что здесь написано?
- Трудно перевести дословно… Что-то вроде легенды о том, как эта штуковина открывала «третий глаз» мудрецу, медитировавшему у её подножия.
- Меди… что? И как это вообще – третий глаз… Уродцем стал что ли?
- Ого, какой ты любопытный, оказывается, - усмехнулся Заха, тем самым перебив собиравшегося ответить Кевина. – Если ты всю жизнь прожил рядом с обелиском откровений, то взгляни на это…
Заха убрал табличку с изображением знакомого штыря и вместо неё достал следующую, сделанную из ярко блеснувшего светлого металла.
- Можешь сказать что-нибудь на сей счет? – минуя Кевина, протянул табличку сразу Мишеку, - Что ты здесь видишь?
Мишек не успел даже разглядеть как следует, что изображено на табличке, как почувствовал приближение волны. Той самой, которая не раз уже захлестывала и уносила в океан безумия, показывая жуткие видения. Попробовал сопротивляться, но не сумел – выпуклый круг на табличке ожил, как когда-то оживал и вертелся вокруг собственной оси огров шиш. Круг стал диском, а потом шаром, вращаясь всё быстрее. Необычно изогнутые дуги, висящие в пустоте, завертелись в обратную сторону. Помещение библиотеки исчезло, а вместо него перед глазами начали появляться величественные картины прошлого. Словно все книги-таблички заговорили разом, пытаясь рассказать свою историю. Тысяча театров начала представление одновременно и каждый из них старался заинтересовать, показать что-то важное. Поток информации был настолько плотным, что разобраться в нём не представлялось возможным. Удавалось выхватить лишь отдельные сцены из безумного хаоса множества спектаклей.
Висящие в космической пустоте гигантские кальмары, размером с луну, а может водоплавающие грибы, сеющие споры… Не просто чудовища, а бессмертные души злых богов – почему-то Мишек знал это наверняка. Исходящий от них свет новой жизни, терпеливое взращивание плода, развитие и созидание. Но рядом с надеждой – голод, нетерпеливое возбуждение и жадное поглощение. Ложная радость и самопожирание в голом итоге.
Бактерии, микробы, черви, насекомые… Тошнотворная суета миллионов мелких тварей, которые при ближайшем рассмотрении оказываются людьми. Бездумные рабы, служащие злому древнему богу. Они заняты чем-то важным, суетятся как муравьи, облепляя мусором величественный артефакт Предтечей. Видеть подобные сооружения никогда не приходилось, даже лорд Кевин не упоминал о таких, но Мишек был убежден, что это именно артефакт. Сияющий, как маленькое солнце, спустившееся на землю, он постепенно гаснет и прячется, засыпанный землей и придавленный сверху пирамидой из огромных каменных блоков.
Бесконечный океан человеческих тел… Накатывает волна, наполненная красивыми, добрыми, прямо-таки идеальными людьми. Отхлынула, а на смену ей пришла новая – состоящая только из детей. Маленьких, новорожденных мальчиков. И у каждого из них лицо Боришева сына. Миллион одинаковых лиц – сморщенных, крохотных, невинных, спящих. И эта волна откатывается обратно, уходит за горизонт. А что за ним? Пасть, огромная всепоглощающая пасть чудовищного бога…
- Ну ты даешь, Мишек… - лорд Кевин поддерживал его за плечи, словно упавшую в обморок впечатлительную даму. – Хорошо, я успел подхватить, а то ведь мог и голову расшибить. А как кричал – я даже испугался. Что ты увидел такого?
Рядом с лордом стоял Заха, светил в лицо лампой и с явным интересом тоже ожидал ответа.
Голова трещала, словно по ней ударили кувалдой. В ушах звенело, глаза чесались и слезились. Обессиленный Мишек попытался что-то сказать - но не смог, опять провалившись в темноту.