Эпоха Мары

Глава 16 Петроград. Невский проспект. Кафе «Гуманист»

'Не плачь, дева, война добра. Потому что твой возлюбленный вскинул дикие руки к небу, а испуганный конь побежал один. Не плачь. Война добра ".

— Стивен Крейн, «Война добра».

Кофейня «Гуманист» всегда слыла, как прибежище людей либерального толка. Правда, в последние годы сюда начали хаживать и разного рода социальные экстремисты. Охранители природы от людей, сторонницы грядущего матриархата, адепты сто пяти гендеров и прочие маргинальные фрики. Но в основном в кафе все-таки собирались представители одной из древнейших профессий. Благо как раз неподалеку располагались редакции основных столичных изданий и новое здание телецентра.

Последнее не так давно стало ядром эпического скандала из-за сноса окружающих его исторических построек. Но стоило учитывать, что против олигарха Гольдмана подобная шумиха обычно не работала. Несколько заказанных на стороне исторических экспертиз, интервью с живущими в подлежащих сносу развалюхах бедолагами, которым вместо обветшалых в хлам коммуналок предлагали настоящие хоромы в новостройках.

Ожидаемо привычное словоблудие либеральной прессы закончилось очередным пшиком. Зато в центре столице появился ультрасовременный телевизионный пул размером с небоскреб. Он быстро стал Меккой для столичных туристов, ежедневно увеличивая доходы Мойши Гольдмана на энную сумму.

Сегодня в 'Гуманисте случилось особенно шумно. Бармены еле успевали обслуживать заказы, администратору заведения пришлось вызванивать из дома отдыхающий персонал и просить выйти их сверхурочно за хорошую доплату. Экраны практически всех телевизоров заведения были включены на новостные каналы, по которым чаще всего шли кадры боевых действий.

Разбитые в хлам дома, взорванная техника, горы трупов. Расслабляющийся пипл то ли из-за показа боевых столкновений в прямом эфире, или по причине пятницы активно заказывал спиртные напитки, делая хорошую выручку заведению. Администратор бара из-за этого был вынужден срочно выдвинуться в район запасного поставщика алкоголя. Ждать перевозчиков было некогда. Уже почти закончились «санкционные» напитки, а пиво он можно заказать по дороге в любом месте.

Среди общего гама и дыма в зале слышался визгливый неприятный голос:

— Это им просто так не сойдет! Поверьте, германцы обязательно ответят и жестоко ответят уже к концу сего месяца.

Между столиками бесновалась, разбрызгивая слюни и сопли, местная достопримечательность. Зубр либеральной журналистики Василий Телятин. По совместительству еще и поэт. С началом необъявленной войны он нежданно вспомнил свою настоящую национальность, но буквально через полгода вернулся обратно в столицу. Сказал, мол, братья по вере и крови не приняли его за своего. Хотя, скорее всего, произошел некий инцидент по причине его сволочного характера. Вот и сейчас непризнанный поэт пил в долг.

«Гуманист» — заведение не из дешевых. Но публика любила в нем задорно понтоваться. Зато на следующий день можно было в разговоре как бы невзначай обронить, что провел вечер здесь. В кафе среди заурядной или известной в узких кругах журналисткой братии запросто могли встретиться столичные богатеи или депутаты Госсовета. Ну а светские львы и львицы заезжали сюда еще чаще, вызывая восторженный интерес представителей желтой прессы.

— Да отсосут, Вася, твои германцы, как и в прошлый раз.

От расписной колонны отделился здоровенный детина. С длинной бородой, в расстегнутой тенниске он больше походил на староросского богатыря, чем на редактора известного в определенных кругах «почвенного» издания.

— Опять ты, Святогор, бесчинствуешь? Побойся Одина, Телятину же такого позора просвещенной Европы не пережить, — веселилась за столом еще одна известная персона. Скандальный депутат из фракции Национал-Патриотического союза Илья Бричкин выглядел радостным. То ли по причине утренних новостей с фронта или присутствия за столом целых двух барышень весьма юного вида.

— Илюша, да всем насрать на то, куда он с утра блевать будет.

— Я бы попросил! — завизжал толстый, как бочонок Телятин.

— Вася, мы все знаем, что со времен, когда ты с панками тусил, у тебя поэмы лучше с блевотиной выходят.

Бричкин не удержался и молодецки захохотал, указав жестом на свободное место рядом. Святогор упрямиться не стал и тяжело ухнул на пластиковый стульчик, тут же выразив свое неудовольствие.

— Разве подобным легковесным предметом мебели можно надрать недругам задницы?

Бричкин снова захохотал, а сидящая рядом с ним директор гламурно-бросового издательства Мария Арбатевич скривилась.

— Фу, о чем вы, мужчины, только можете рассуждать! Там творится такое… — она кивнула в сторону экрана, на котором люди в синих журналистских бронежилетах с жизнерадостным до странности прибабахом размахивали руками на фоне горы трупов и сгоревшей техники. Вот промелькнул крупный кадр с обгорелой человеческой грудиной. В сгоревшего на бронемашине мехвода вдобавок стукнул осколок крупнокалиберного снаряда, вывернув внутренности тела наружу.

Арбатевич после такой жесткой натуралистической сцены стало плохо. И она, размахивая руками, убежала в сторону туалета. Святогор, проводив фигуристую даму взглядом, кивнул на уткнувшихся в смартфоны молоденьких барышень и едко поинтересовался у депутата.

— Что, на старушек уже не стоит?

Но Бричкина было сегодня сложно смутить. Он разлил дорогущую выпивку по рюмкам, подал одну их них «почвеннику» и со смехом высказал:

— Не завидуй. Будем!

Выпив и закусив, бородач кивнул на богатый стол. Он был в курсе, что сейчас на нем было сервировано жратвы на среднестатистическую зарплату промышленного работяги.

— В честь чего гуляем? Только не говори мне о наступе!

— А почему бы и не поддержать наших доблестных в кои веки вояк?

— Илюша, ты как будто не знаешь, что армейцы здесь ни при чем?

Депутат согнал ухмылку с лица и нагнулся вплотную к бородачу:

— Ничего-то ты не понимаешь, Святоша. Скоро и у нас наступят решительные перемены.

Святогор молча кивнул в сторону бутылки и задумался. Этот хитрожопый депутатишка больше выплеснутого будто бы невзначай не скажет. Даже в пьяном виде. Это лишь со стороны Бричкин смотрелся веселым простофилей. Но многие из сограждан в прошлом сильно пожалели, что проявили дурость и захотели поиметь напускного весельчака.

— О чем говорим, мужчины? Опять обсуждаем ужасные убийства? Бедные поляки и германцы.

Издательница гламура и журналов дли пидарасов снова выглядела свежо и приподнято.

— А чего их нам жалеть, Машенька? Пусть сгинут!

Святогор выпятил вперед бороду, жадно озирая телесные богатства Арбатевич. Той было что показать в бюстье, да и дальше тоже.

— Так люди же!

— Вороги. На русской земле.

Мария приторно вдохнула.

— Это земля Жемайтии, дорогой вы наш патриот.

— Если быть точнее, то Чернорусье.

Мария обидчиво поджала губки. Но на самом деле её мысли в этот момент занимал совершенно иной вопрос. Она заметила явный интерес известного бородача и покорителя дамских сердец к ней. Из-за их разного по взглядам ближайшего окружения оба редко сталкивались друг с другом. Хотя некоторые дамы, что на словах яростные феминистки, рассказывали про Святогора такое…

«Отдастся или не отдастся? Вот в чем вопрос!»

— Я не географ. Но хотела бы прояснить у вас некоторые моменты. Мы можем сделать это сейчас?

— Всегда рад помочь красивой женщине.

Они тут же совершили рокировку с барышнями, упав вместе на узкий диванчик. Бричкин даже не успел удивиться их слаженности. Он же не знал, что почвенный «патриот» являлся поклонником дам с южной внешностью. С тех самых пор, когда застал соседку по коммуналке голой в душе и мастурбировал на нее долгие годы.

«Эта рука помнила о вас!»

— А я продолжаю настаивать, что вся Европа введет после преднамеренного убийства их солдат невиданные санкции!

— Сереж, боишься не попасть весной на Лазурный берег? Черные парни, небось, там тебя заждались?

— Попрошу без инсинуаций!

— Господа, о чем вы говорите! Там же сейчас умирают цивилизованные люди.

— Таки-да. Разгром полнейший. Кто бы мог подумать, что сиволапые так лихо взгреют шляхтичей.

— Вы верите пропаганде?

— Да упаси боже, но трупы уже посчитали. Вторую бригаду ляхов как корова языком слизнула, как и Германскую роту обслуживания.

— Они не успели убежать.

— Как такое могло произойти? С той стороны против нас передовые технологии.

— Забываете, господа, о знаменитой росской смекалке.

— И что делать?

— Кац предлагает сдастся!

— Не пошлите, Василий. За наш счет, между прочим, пьете!

— Вы, Узбек Османович, лучше свою книжечку со вторым гражданством побыстрее используйте. А то потом поздно будет

Толстый мужчина восточной внешности был невероятно взбешен, но в этот момент его взгляд ткнулся в совершенно трезвые глаза столичного поэта. А ведь эта телячья сволочь много с кем в столице связан! С него станется нагадить. Редкостной мерзостью являлась былая надежда литературы!

События дня неоднократно отразились на то и дело вспыхивающих в зале заведения диспутах, а пару раз и непосредственно на физиономиях спорящих до ожесточения граждан. Охране пришлось разнимать вспыхнувшие драки, даже разок вызвать Скорую. В итоге управляющий переключил все экраны с текущих новостей на музыкальный канал. Тем более что там шел очередной попсовый фестиваль «Горячий Чуркостан».

Но сидевшие в зале журналисты, светская братия и просто случайной забредшие на тусу лица то и дело включали экранчики маленькие, жадно впитывая свежие новости. Не каждый же день росская армия так лихо уделывает зажравшихся европейцев. Алкоголь в «Гуманисте» лился рекой. Кто-то тушил им внезапно обрушившуюся напасть или собственный страх перед неясным грядущим. Остальные попросту праздновали победу Росского оружия. Пусть и не высказывались на публику. Не принято здесь поддерживать собственную страну в любых начинаниях.

— Вот вы где! — нагло подвинув худощавую девушку на диванчике, на него взбудоражено рухнул кучерявый паренек. Хотя двадцатипятилетнего оболтуса уже должно было звать мужчиной. Но здешней тусовке так было не принято. Ты оставался молодым до тех пор, пока не просаживал полностью печень или твой облик не становился предельно старческим. Ну, или заканчивались деньги на подтяжки и уколы.

— Стас, тебя, где носило? — девушка в строгих очках пригубила из трубочки, не отрывая красивых глазок от планшета. — Не видишь, что творится?

— Сейчас вижу. Это же, когда тут бывало столько народа? Дым коромыслом! Меня охрана в кои веки пускать не хотела, пришлось показать фотки с сыном губера.

— И как?

— Нашлись общие знакомые по клубу.

— Ты все еще ходишь дрыгать ногами и бить людей по голове? — удивилась девица с разноцветными волосами. Ей уже было явно под тридцать, но она старательно держала образ девушки-подростка с присущим им чудачествам.

Стас нахально иронично оглядел компанию переростков:

— Как видишь, нынче это помогло. Чего такие, вааще, хмурые?

— А чему радоваться? Завтра всех в законный выходной на работу вытребовали.

— Тебя-то зачем? Ты же о рыбках пишешь.

— О китах, идиот! Которых губят наши олигархи.

Девушка в очках, наконец-то, подняла глаза на вновь пришедшего:

— Стас, ты совсем дурак? А как же корпоративность?

— А с каких пор «зеленых» касаются военные действия.

— Ничего те не понимаешь.

— А чего непонятного! — самая страшная из девчонок оказалось и наиболее желчной. — Их штопаной редакции западные доброхоты финансирование уменьшат, и руководству придется решать — кого за борт, а кто останется шефу оральное удовольствие доставлять.

— Лида, ты совсем охренела⁈

Лидия злобно ухмыльнулась. Вот тебе зараза очкастая! А то вечно изображает из себя недотрогу!

— Считаешь, что у тебя губки самые сладкие?

Девушка в очках подскочила и выплеснула содержимое дорогого коктейля в лицо обидчице. Стас и еще один парень тут же встали между девушками.

— Брек! Вы чего, девчули?

— Стас, лучше отойди.

— Она уже свое получила, Анжела.

— Давай, Стасик, вдруг и тебе обломится с какой-нибудь стороны пристроиться!

— А я что? Я не против.

Анжела бросила на кучерявого нахала разгневанный взгляд:

— Ты долбанный сексист! Вам только одно нужно.

Сидевший в углу пухленький уютный паренек поджал плечами:

— И что в этом плохого? Все по итогу получают удовольствие.

— Ты откуда знаешь? — бросила Анжела в его сторону полный негодования взгляд.

Веселья добавила разноцветная Камилла:

— Так Пончик всех вызванных им проституток называет Анжелой.

За столом раздался гомерический смех. Настоящая Анжела пошла пунцовыми пятнами, а пухлый флегматично заметил:

— Не всех. Некоторых Камиллой.

— Ах, ты сука!

Остановил молодых людей окрик приятеля, что все время сидел за включенным планшетом.

— Хорош сраться, вы лучше сюда посмотрите!

Он воровато оглянулся и нажал что-то на миниатюрном гаджете. Висевший перед ними большой экран мигнул и вместо фестиваля начал показывать страшные кадры разрушенного до основания города. Камера медленно наплывала на бывший опорный пост жолнежов. Разбитый прямым попаданием блокпост, чадящая техника, лежащие вповалку трупы в камуфляже. И перед всем этим великолепием стоял молодой человек в военной амуниции, давая в камеру подробные пояснения.

— Сука, это же Митяй! Как он туда попал?

— И почему он в военной форме? Это же нельзя делать по конвенции.

— Камилла, ты совсем дура? Военкоры давно её не носят. В синих только те, что постановкой занимаются. Да и все равно Альянс и змагаря никогда не соблюдали конвенцию.

— Стас, пересмотрел пропагандонских каналов?

— Ты все-таки дура! У нас в клубе парни есть, что сами за ленточку мотались.

— Я так и знала, что ты ушел на темную сторону.

— Да мне по хрен, я там, где больше платят.

Анжела некоторое время мрачно пожирала глазами страшные кадры, затем резко скомандовала:

— Витя, выключай немедленно, в нашу сторону уже смотрят. Ты, вообще, где эти кадры взял?

— Чернорустрим, с утра катят. У Митяя новости быстрее всех остальных показывают. Ты лучше глянь, сколько у него новых подписчиков.

— Ничего себе!

— А как он договорился с республиканцами?

— Ша! Лучше не употребляйте здесь этого слова. Потом не пустят.

Анжела вернулась с новым стаканом выпивки, в нем сейчас был напиток подешевле. Она бросила на экран уничижительный взгляд и скривила красивые губки:

— Дурак он набитый!

Лидия оказалась с ней в корне не согласна:

— С чего это?

— Ему закроют все границы, а канал начнут банить.

— Так, все равно оттуда денег уже не получить. И хрен с ними!

— Ты, Лидка, всегда была дурой! Его же ни одно издательство больше не возьмет.

Виталий отложил в сторону планшет и потянулся за бутылкой:

— Вот здесь, Анжела, ты не права. Как раз с бабками у Митяя сейчас будет все в ажуре.

В глазах девушки промелькнули чертики.

— Пояснительную бригаду, пожалуйста.

— Ты незнакома с суммами, что с недавних пор уходят на приграничные районы?

— И что с того? Стреляют, разрушают, а потом восстанавливают. Обычный схематоз отмыва бабок.

— Да как бы ни так. На эти деньги можно целый город-миллионник построить. А где он?

— Витя, мы не канал околокриминального репортажа.

— Похоже, что дело вовсе не в откатах и взятках. Там делишки серьезней творятся.

— И ты не скажешь?

— Не скажу, — гадостно ощенился Виталий. — Такая корова нужна самому.

Все поняли, что Витек надыбал инсайд, и дружно загалдели.

Минут через двадцать бессмысленных споров, Анжела встала с места, накинула пуховичок и подошла к Стасу. Возле его уха раздался будоражащий юношескую кровь шепот:

— Не проводишь меня?

Стас не потерялся, и они незаметно ускользнули к выходу.

— Куда?

— Ко мне, — девушка уперлась рукой в его грудь. — И я люблю трах пожестче. Вызывай такси.