Эпоха Мары

Глава 2 Черноруссия. Поселок Щорсово пятью годами ранее

Если ты ненавидишь — значит тебя победили.

Кун Фу-Цзы

Где-то неподалеку увесисто бабахнуло. Прятавшийся рядом с Сохатым ополченец из местных с вислыми пшеничного оттенка усами что-то пробормотал. Но судя по его виду, командир их отряда был откровенно растерян. А это крайне хреново. Растерянный командир — писец всей команде! Бывший гвардеец от души выругался:

— И чего дальше, баклан тупый? Наши где?

С той стороны поселка серьезным рыком огрызнулся пулемет. Никак броня жемайтов на околицу подкатила. Быстро они, черти полосатые! Или знали, или чернорусы ненароком наткнулись на боевое охранение какого-то серьезного падраздзяленне. Имеющийся боевой опыт Сохатого подсказывал ему, что дело пахнет керосином. На «поле боя» царил бардак. Поселок еще час назад и слыхом не слыхивал, что где-то рядом идет война. Даже скотину во дворы загнать не успели. Вон недалече коза пасется.

— Я помятаю, — вислоусый Батько показал рукой вдоль улицы, — шо наши туда ушли.

— Карта у тебя есть? А рация?

Командир пожал плечами. Все, как всегда. «Туман войны». Хуже нет, когда, оказавшись в огненном мешке, начинаешь понимать, что ни черта не понимаешь. Это только на штабных картах у полководцев все кажется простым и понятным для разумения. Красная стрелочка туда, синяя обратно. А ты в мешке посередине. Стоишь в говне и обтекаешь. На месте же зачастую не разберешь, где противник, а где боевые соседи.

Что обычно вспоминают о прошедшем бое новички? Бежал, упал, в нас стреляли, мы стреляли. Попал или нет, не знаю. Было страшно, но мы выбрались. Штаны опосля постирал. Зачастую лишь после боя начинаешь понимать, в какое дерьмо только что вляпался. Адреналиновую трясучку заливаешь водкой. И вроде снова все в порядке. Но не в понятках.

Это люди опытные или офицеры могут охватить поле сражения отчасти разбирающимся взглядом. Услышать, где гремит оружием противник, где огрызаются наши собратья. После боя, если получится, ты сможешь, смакуя детали, разобрать со случившимся. Но чаще всего не до того. Составить бы хоть как-то внятный рапорт наверх. Показав себя молодцом, а врага лохом. Да и гори потом все синим пламенем!

Когда-нибудь после войны бывшие офицеры опишут все красиво внятным слогом. Они перелопатят боевые донесения, архивы, переговорят с участниками, командирами и вышестоящими штабами. И все вмиг станет ясно. Кто и куда наступал, кого громил, а где отступал. Горячка боя со временем забудется, оставив сухие цифры потерь и наградных достижений. Эту прозу в литературе даже назвали «лейтенантской». Воевали молодцы лихие, а писали уже матерые мужики. Обычной махре совсем не до раздумий. Остаться бы живу!

Вот и сейчас Сохатый намечал пути для перебежки. Это лишь со стороны кажется, что все так просто. Ту всего пятьдесят шагов до забора. Но одно дело, когда в тебя целится снайпер, другое — пулеметчик. А если на той стороне бронемашина, то пиши пропало. Фугас не выбирает. Он кладет всех чохом.

«Етиушу мать!»

— Чего лежищь? Вперед!

Сохатый подарил командиру полный «благодарности» взгляд:

— Покажи пример, Батько.

Вислоусый отвел глаза:

— Мне треба обстановку оценивать.

— Тогда и помалкивай в тряпочку! Лайно из штанов вытряхай! Гришаня, — бывший гвардеец толкнул молодого пацана, — видишь ту канаву. Ползи кругом туда и дальше по ней, только задницу не высовывай. Она тебе еще пригодится. Дойдешь до столба, отсемафоришь нам. Затем все внимание в сторону хаты. Усек?

— Без базара!

Молодец строил из себя крутого перца. Но надо признаться, в отличие от многих труса не праздновал. Подучить малёхо, и будет хороший боец! Вот и сейчас он вполне грамотно откатился в сторону и быстро прополз к канаве. Сохатый перевел взгляд на целик прицела. Срань господня, каким старьем им приходиться воевать! Еле привел полученный в штабе ополчения автомат к бою.

— Соха, Гриша там! — раздался голос их пулеметчика, крепкого мужика с позывным Кирпич. Морда у него всегда красной была.

— Я пошел, ты за мной. Командир, дальше ты командуй.

Батько состроил недовольное лицо. Его авторитет в первой же серьезной заварушке был поставлен под сомнение. Но Сохатому нисколечко не улыбалось подохнуть из-за амбиций дураня черноруса. Он и его товарищи добровольцы уже заприметили, что в командиры почти всегда ставят местных. Особенность Чернорусского менталитета. Только вот годятся ли они на такую роль, еще вопрос вопросов. Сейчас же мысли бывшего гвардейца отдельного парашютного батальона занимал бросок к дому.

Что-то с той стороны улицы слишком подозрительно помалкивают. А он видел в бинокль несколько промелькнувших теней. Раз работают танки и «коробочки», то это кадровые. Мотивированные и весьма подготовленные перцы. Наверняка еще в погромах развала Империи участвовали. Так что голову ховаем и задницей не отсвечиваем. Он хоть и длинный, но суховатый. Живота нет, хотя ползти из-за набитой магазинами и гранатами разгрузки неудобно. Снять бы с жемайта дохлого импортную. Не успел боец оглянуться, как нырнул в дворик, заховавшись за кустами смородины.

— Гриша, следи за Кирпичом. Я вперед.

То ли их пулеметчик оказался неуклюжим, то ли с той стороны кому-то надоело ждать. Но весельчаку Кирпичу не повезло. Ухнуло, бахнуло. Сквозь коричневое в разрыве мелькнуло красным.

«В задницу попали!»

Рядом фьюркнули осколки, безрассудным движением Сохатый схватил залипшего около столба молодого и понесся с ним к дому. Сложенный из кирпичей, под черепицей он хоть как-то мог противостоять напору вражеского огня.

— Ходу, Гришаня, в хату!

Дверь была не заперта, и через считанные секунды бойцы ничком на полу готовились к удару. Хуже не бывает, как, втянув голову, ждать неминуемого. И никто не знает — повезет тебе или нет. Станешь очередным призраком, которого изредка будут вспоминать. А может, и нет. 3

Бахнуло, застекленная веранда раздалась осколками и ошметками.

«Дверь не закрыли, идиоты!»

Пихнув Гришаню к углу, Сохатый на четвереньках поскакал в соседнюю комнату. Это была кухня со свежими следами пребывания людей. Пахнет тушеной капустой, в углу стоит большая миска с тестом. Никак хозяйка пироги планировала.

«Вот такие вот пироги!»

Молодой дернулся:

— Кирпич!

— Стоять, пацан. Ему не поможешь. Каску поправь. Осколок поймаешь и маме привет.

Хоть каски им выдали путные, пусть и ментовские.

Было тихо. Видимо, жемайты удовлетворились двумя очередями. Это чем они таким пуляли? Судя по разрывам 25 или 30 мм. «Бульдог» тевтонский, не иначе. Хорошую БМП германцы слерили. Черт побери, кто там на той стороне воюет? Их сейчас раздавят, как мух! Сохатый прислушался и облизал губы.

— Слышь, пацан. Патронов у тебя скока?

Видимо, деловой тон и не менее практический вопрос сбил градус паники, и Гришаня тут же отозвался.

— Шесть в рожках и пять пачек в ранце.

— Это голова у тебя в рожках. Армейское название — магазин. Запомни!

«Так, у меня банка на восемьдесят и тоже шесть магазинов по сорок. Не густо, но шанс есть!»

— За мной!

Они проскользнули в большую комнату, чьи окна смотрели на соседний двор. Что хорошо в Черноруссии, не дошла до нее «заборная болезнь». На чужой участок можно проскочить через кусты. Две слеги сверху и снизу, вот и весь забор. Пацан что-то почуял, обычно румянистое лицо с пушком враз побледнело.

— Валим?

— Валим, братела. И лучше втихую. Профи тут против нас працуюц. Разведка слажала. Значит так, молодой. Переведи планку сразу на одиночный огонь. Стрелять ты все равно не умеешь, — Гришаня порывисто вспыхнул, но тут же опал. — Так что огонь только по команде в указанную сторону. Остальное предоставь мне. Усёк?

— Ага!

«Пацан, пацаном и все туда же! В герои посмертно. Где же наши доблестные воины? Сука!»

Им везло. Шли быстро, но осмотрительно. Гришаня — пацан оказался правильный. Бдил, оглядывался, замечал. Там занавеска колыхнулась, домов через пять показался сверху сизый выхлоп от бронемашины. За общей канонадой боя шум техники можно и не услышать. А остатки Республиканского батальона «Раздолле» напористо давили огнем. Работала штатным вооружением техника, подоспевшие и самые страшные для пехоты минометы. Только пару раз шелестнули где-то гранатометные выстрелы. И лишь один раз крепко бумкнуло двойным разрывом. Пробило «броню», а потом разухабисто рванул наружу боекомплект.

Гришане после радостного «Ойка» тут же прилетело по загривку. Сохатый молча указал направо, отдав отслеживать самое легкое для человека направление. С обычной позиции держать левую сторону сложнее. Потому завсегда и закручивали егеря охоту за диверсантами по часовой стрелке. Создавая удобства себе и проблемы преследуемым. Неудобство в войне — это потеря времени и может быть жизни. Вот бы эту клятую истину вдолбить отцам командирам, что снабжали Имперское войско говенной амуницией, в которой не то что воевать, а бегать было неудобно.

Уже на околице они таки нарвались. Черт знает, что тут делали эти трое парней в импортном камуфляже. Разведка или хитрецы решили обойти с флангов. На северной стороне поселка располагалось старое пастбище. Неудобья, отданные для скотины. Рытвина, оставленная коровой или быком, и спасла ополченцев. Кто-то впереди от неожиданности чертыхнулся на не русском наречии. Видать, не заметил и попал ногой в ямку.

Сохатый раздумывать не стал, тут же полоснул прямо через кусты с рук из ручника и ломанулся направо, подтолкнув туда же пацана. Нет, из Гришани определенно выйдет толк. Не застыл, не начал заполошно палить, не побежал стремглав и ничего не замечая. Лишь хрипел от натуги, выкашливая прокуренные лёгкие. Но все равно бежал. И под ноги смотрел. Боец!

«Курить тебе надо бросать, Гришаня!»

Ляшский жолнёр только и успел вымолвить перед смертью — «Курва!»

Его два towarzysze broni умерли мгновенно. Все пули попали им в головы. А они как раз уставились в сторону источника странного шума. Так что ни хваленые франкские шлемы, ни зброя не помогли им. Ирония судьбы. Хоронить их будут в закрытых гробах. А ибо не хер!