Эпоха Мары

Глава 8 Великие думы. Предместья Новогрудка

Чем меньше та жертва, которую мы требуем от нашего противника, тем вероятно меньше будет его сопротивление. Но чем ничтожнее наши требования, тем слабее будет и наша подготовка.

Карл фон Клаузевиц

Сохатый еще раз осмотрел внутренности китайского броневичка и тяжело вздохнул. Даже карета частной Скорой не могла похвастаться подобным реанимационным набором.

— Ну как?

Серега, Вяткий волонтер довольно лыбился, оценивая реакцию фельдшера.

— Во вторую линию пойдет. Везти с перевязочной до медсанбата.

Лицо волонтера на раз вытянулось. Но опытному бойцу было все равно до его сантиментов. Главное на войне — эффективность!

— Да как так то?

— Серый, «Паляунич» его моментом догонит. И эта броня, — фельдшер постукал по кабине, — его не спасет. От мины спасет, от осколков снаряда, а от дрона нет. РЭБа на него почему не поставили?

— Так и не довезли.

— Вот в этом и беда. Одни не довезли, другие профукали, третьи пропили.

— Ты меня обидеть хочешь?

— Да мне посрать! Ты со своими поставщиками разбирайся.

Серега покраснел:

— Так это Державная контора, хрен чего с них стеребишь!

— Жалуйся в прокуратуру.

Волонтер подскочил.

— Ты серьезно?

— Вполне. Есть сроки, есть контракт. У тебя же в сети группа. Пусть каждый в личном кабинете жалобу оставит. Прокурорским придется жопу поднять.

Сергей смотрел уже более заинтересовано:

— И сработает?

— Не всегда, — хмыкнул Сохатый, — но тем пидарам хотя бы прилетит. Получишь моральное удовлетворение.

— Предпочитаю половое.

— Хватит дуться! Лучше найди мне квадроцикл. Мы его сами дооборудуем.

— Квадрик? Он же маленький!

— Двое подбитых вполне влезут. Зато быстрый и шустрый. Мы на него новую систему пеленгации летаков установим.

— Так-так?

Серый засуетился в нетерпении. Сохатый улыбнулся. Он уже знал, что этот вятский умелец тут же побежит в соседний цех. Все-таки это существенный плюс — ПВОшный «зонтик» над городом. Огромное облегчение для жителей Новогрудка, пять лет страдавшего от дальнобойных систем «змагарей». Стараниями еще имперской ВПК ПВО у росичей было лучшее в мире.

— Получилось, как парктронике. Сигнал, меняешь курс. У операторов «Паляуничей» крайне плохо с резкими поворотами.

— Слышал об этом. Но скорость у них зато приличная. Не убежишь.

— На этом, — Сохатый кивнул в сторону стоящего неподалеку спортивного мотоцикла, на котором он приехал, — можно.

— Сам опробовал?

Ополченец залыбился:

— Пришлось. Обосрался, но доехал.

— Годно. Достанем, через неделю привезем. А сейчас веди!

— Соха, тебе чай или кофе? — Гришаня возился на кухне, когда Сохатый вошел в дом. Здание принадлежало одному из известных ополченцев первой волны. Человеку не бедному, но любвеобильному. По этой причине имеющему несколько хат и квартир в городе. Здесь они обычно и останавливались во время командировок в тыл. Никаких комендачей и полицаев.

— Мне водки.

Тихий, до того спокойно грызущий свежую репу, тут же уставился на фельдшера.

— Ась?

— Тось. Махнул я китайский броневик на пять квадриков.

— Дело! — Гришаня только что не сплясал гопака. — Тогда я побежал?

— Куда? — остановил его республиканец, по обычаю небритый, с щедрой черной щетиной. — Сам схожу в подвал. Там у меня кедровка спрятана.

Гришаня тут же начал ловко, радостно пританцовывая сервировать стол. Пацан всегда был за любую движуху. Он поставил на газ сковородку, кинул туда домашних колбасок, затем нарезанных помидоров и щедро засыпал все нарубленной зеленью. На столе волшебным образом появились огурцы, домашний сыр и стаканы.

— Живем! — Тихий добавил к закусочному великолепию запотевшую литровую бутылку.

— Наш объемчик!

— Наша норма, Гришаня. Завтра дела.

Сохатый привычно начислил по стаканам до мерки. Взял с тарелки хрустящий огурчик и выдохнул:

— Ну, будем!

Все степенно выпили и начали неспешно закусывать. Тихий на удивление эстетично работал вилкой и ножом. Разве что последний был не столовый, а из тех, которыми режут горло. Гришаня зацепился глазами за его действия и попытался повторить. Сохатый заметил это и чуть не уронил огурец себе в стакан.

— Чай не в ресторане.

— И что? Культура — залог всего. Нет культуры, нет человека и общества.

Тихий для многих в роте был человеком загадкой. На вопросы о своем происхождении обычно отмалчивался. Но ощущалась в нем некая внутренняя сила. Хотя подобное для батальона «Парсы» было как раз делом заурядным. «Парсы» — самое первое добровольческое подразделение в Чернорусской республике. Они во многом и определили ход истории в этой провинции бывшей Империи. И люди сюда приезжали далеко не простые. Наверное, нигде больше было не найти такое количество философов и ученых на одно воинское подразделение.

— Это ты к чему, Тихий?

Сохатый разлил по стаканам доставленный с далекой Сибири напиток. У них появился свободный вечер, так почему бы и не провести его в душеспасительных беседах. Многие из тех, кого они потеряли, остались в памяти благодаря высказанным в такие приятные моменты мыслям. Людей нет, а идеи живут. Тем и жив человек!

— К тому, что мы здесь и сейчас острие культурного наследия Росичей. Мы жесткая квинтэссенция того мыслительного процесса, что идет в обществе. Питательный бульон для будущих свершений.

— Да ладно? Что и Гришаня у нас культура?

— А что сразу я? Я, между прочим, гигиену соблюдаю. Чище руки — тверже кал!

Мужчины прыснули, затем не сговариваясь выпили.

— Ты меня понял, фельдшер. В горниле войны исчезает все наносное. Мы обтрясаем с тела сгоревший к херам шлак, выходим из огня чище и добрее.

— Вот тут не понял.

Тихий ухмыльнулся. Его темные глаза лукаво блеснули.

— Тогда вспомни, как Сахара в огонь метнулся, чтобы котят спасти. И как потом их по ротам раздавал. Приговаривая, что коты счастье несут.

Гришаня колыхнулся. Его глаза уже заволокло алкоголем.

— Котиков трогать низзя. Что мы нелюди какие?

— И это сказал наш лучший снайпер. Ты сколько людей в небытие отправил, малец?

Юный еще по существу пацан разом замкнулся. Убийство человеков ни для кого даром не проходит. Особенно если ты видишь супротивника в прицел или, что еще хуже в упор. А они были разведкой и частенько работали именно так. Как ты забудешь хрип умирающего, которому ты только что перерезал горло. Или ручьи крови, текущие из расстрелянной твоей диверсионной группой чужой машины. Запах горелого волоса будет преследовать тебя многие годы. Вывернутые наизнанку кишки, расквашенные в хлам головы. Втоптанные в мягкую землю гусеницами танков тела. Разбросанные вокруг воронки куски еще не так давно целого человека. Все это запечатлевалось на роговицах глазных яблок, как негатив и никуда из памяти не уходило.

— В самом деле, Тихий, ты чего-то не того…

— Того, Соха, того! Мысль должна пройти горнило ярости и гнева, прежде чем станет определяющей для миллионов. Если она не прошла испытание кровью и дерьмом, то ничего не стоит. Что мы можем предложить России? Только свое мужество и благородство. Нас некому и нечем упрекнуть. Мы уже по ту сторону Яви, идем по тропе Мары. Ты понимаешь?

Сохатый впитывал странные мысли заросшего черным волосом человека и холодел. Как так можно в нескольких словах объяснить немыслимое. Гришаня притих, зыркает исподлобья. Глядишь, пацан и умных мыслей наберется.

— Мара разве может привести к свету?

— Она пропитана лучами Черного солнца.

— Бррр! — фельдшер замотал головой. — Загадками говоришь.

— Уж как могу. Это новый уровень восприятия действительности. Кто не прошел огонь и кровь, тому не понять.

— Может быть. Осененные черными лучами. Поэзия! — Сохатый оглядел стол и поднялся. — У меня еще дела. А ты Гришаню спать уложи, пожалуйста.

— Не беспокойся. С утра будет как огурчик. Организм молодой, быстро переварит.

Тихий налил себе стакан и выпрямился, уставившись перед собой. Сохатый знал, что он может так сидеть с одним стаканом часами. Думать думы. Философ недоделанный! Но что-то в сердце бывшего фельдшера Скорой встрепенулось.

«Лучами Черного солнца! А ведь так и есть. Что-то их все равно согревает. Иначе их души давно бы превратились в пепел!»